𝐏𝐱𝐚𝐧 𝐥𝐢𝐯𝐮 𝐭𝐱𝐨 𝐧𝐢'𝐚𝐰 𝐨𝐞 𝐧𝐠𝐚𝐫𝐢

Аонунг проснулся раньше обычного. Полный сил в обычные дни, сегодня сын вождя чувствовал себя просто отвратительно, поэтому, вместо того, чтобы заняться своими делами, парень качался в своем гамаке, разглядывая пестрый потолок маруи. Что ему делать? Как себя вести? Стоит ли ему вести себя так, словно ничего не произошло, или лучше подойти и поговорить с ней? А что он ей скажет? Идиот. Возможно, если бы он осознал все сам, ему было бы легче принять решение, но теперь, после того, как собственный тулкун буквально ткнул его носом в такую неожиданную для него вещь, все, что он мог сделать — судорожно пытаться сообразить, как ему поступить дальше. По спине парня прошла неприятная волна мурашек, когда он осознал, что если его симпатию тулкун почувствовал практически сразу, то что говорить о его друзьях и знакомых. Почему тогда они молчат? Аонунг тяжело вздыхает и принимается массировать переносицу. Столько мыслей и вопросов, от которых хочется лезть на стену и выть, словно раненный илу. Он никогда не думал, что будет чувствовать себя так из-за девчонки. Особенно лесной. Лесная. Что скажут родители, если узнают, что вместо меткаинки Куцати, которая была выбрана ему в пару советом старейшин, он выбрал девушку, для которой чужда водная стихия? Будущий Оло’эйктан прекрасно понимал, что никакой океан, насколько бы прекрасным он ни был, не сможет заменить ей родной лес. Ее душа и сердце остались там, где-то далеко за океаном. Мысленно Моран все еще бродит среди ветвей многовековых деревьев, так высоко, что можно докоснуться до облаков рукой. Раньше наследник клана Меткаина даже представить себе не мог, что такое вообще возможно. Они слишком разные. И дело здесь уже даже не в условиях обитания, а в народе, который их окружал. Народ Моран был другим, более самобытным, как ему казалось. Она была более дикой, и это выделяло ее среди спокойных девушек его клана. Более резкой и импульсивной. Возможно, именно жизнь в лесу сделала ее такой. Сам он практически не спрашивал девушку о ее доме, да и она не так охотно делилась с ним историями из своего прошлого, что зачастую заставляло Аонунга задуматься о причинах ее переезда. Изначально обитательница леса казалась ему подозрительной и, возможно, даже опасной. Не может один на’ви, тем более лесной, оказаться так далеко от дома просто так. На всё должны быть причины, но девушка продолжала упорно молчать, заставляя его снова и снова перебирать в голове все возможные варианты. — Ma Eywa… oeru pelun? — очередной вопрос в пустоту. Иногда парень ловил себя на мысли, что, возможно, Великая Мать решила просто посмеяться над ним, послав эту девушку. Сначала она в прямом смысле слова падает на него с неба, затем его заставляют возиться с ней, обучать тому, к чему она не приспособлена, затем они становятся друзьями… вроде как… Будущий вождь и сам не был уверен, можно ли назвать их друзьями или стоит остановиться на хороших знакомых. А потом… Наследник клана Меткаина раздраженно дергается, отгоняя от себя эти странные мысли. Где-то над головой застучали мелкие ракушки, заботливо сплетенные сестрой в красивое, но замысловатое украшение. У него бы не хватило терпения сплести такое самому. Аонунг снова прислушивается к утренней тишине. Все еще спят. Тем лучше. Парень аккуратно выбирается из гамака и тихо крадется к выходу. Плетеный пол маруи приятно холодит ноги и издает едва слышный треск, стоит ему сделать очередной шаг, но этого недостаточно, чтобы разбудить остальных. Соленый океанский воздух проникает в легкие, и Аонунг расслабляется. Океан всегда его успокаивал. Парень зарывается ступнями во влажный, только начавший прогреваться песок, и чувствует, как мелкие осколки ракушек едва ощутимо впиваются в кожу. Утренние лучи отражались от небольших волн и неприятно слепили глаза, из-за чего юноша был вынужден прикрыть их рукой. Его взгляд невольно цепляется за белые полосы, явно выделяющиеся на фоне светло-голубой кожи. Аонунг старательно игнорировал их все утро, но теперь это делать было гораздо труднее. Воспоминания о прошлой ночи накатывают с новой силой, и он чувствует, как начинают теплеть щеки. Нет, это не нормально. Так не должно быть. Принц клана Меткаина недовольно дергает головой и срывается с места. Нагретая на солнце кожа тут же покрывается мурашками, стоит ему дойти до кромки воды, но парень не обращает на это внимания, с каждым шагом все больше и больше погружаясь в прохладные воды океана. Где-то недалеко раздались голоса, заставившие Аонунга вздрогнуть, словно он сделал что-то плохое, и его вот-вот поймают. Нарушителями его спокойствия оказались рыбаки, беззаботно устроившиеся чуть дальше на пляже. Несколько юношей на’ви сидели на выступающих из воды камнях и, свесив ноги в воду, проверяли свои сети перед охотой. Аонунг мало их интересовал, и его это не могло не радовать. Однако, счастье его продлилось недолго. — Ну же, — шипит парень, пытаясь оттереть белые полосы с рук, но они, как на зло, едва поддавались, и в какой-то момент Аонунгу даже показалось, что узоры от трения становились все ярче и ярче. — Дырку не протри, — наследник клана Меткаина снова дергается от неожиданности, когда на его плечо ложится теплая крепкая рука, — ты уже близок к этому. Ротхо. Аонунг как-то по-своему любил его, как самого близкого друга, но так же люто ненавидел его за талант появляться тогда, когда это совсем не нужно. Этим даром наградила его Великая Мать, и Аонунг считал это еще одним издевательством с ее стороны. Пока он злился, Ротхо сделал круг и, рассмотрев товарища со всех сторон, невесело присвистнул. — Даже не пытайся, — разговаривать не было ни сил, ни желания, поэтому парень молча выгнул бровь, намекая на то, что ждет объяснений, которые не заставили себя долго ждать. Ротхо задумчиво прищурил глаз, еще раз оценивая масштабы повреждения, а затем запустил руку в волосы и неловко почесал затылок, — оно хорошо смывается только пока не высохло. Помнишь, как Коён один раз шлепнул меня этим по спине, а я сразу и не смыл, думал, потом успею. Я потом несколько дней ходил с его отпечатком на спине. Аонунг вспомнил. Раздражение подкатило к горлу, образовав неприятный ком. В этой ситуации всё против него. Абсолютно. Он никогда не мог назвать себя на’ви, которому очень везет, но ситуация, в которой он оказался сейчас, затмила собой все предыдущие, которые он только мог вспомнить. — С тобой всё хорошо? — Ротхо снова сощурился, пристально вглядываясь в порозовевшее лицо своего друга, — у тебя жар? Он протянул руку, чтобы коснуться лба Аонунга, но тот лишь скривился и слегка шлепнул друга по руке, всем своим видом показывая, что лучше ему этого не делать. — Мне надо проверить илу, — голос Аонунга стал настолько хриплым, что он сам себя не узнавал. Ротхо удивленно приподнял брови и уже собирался что-то сказать, но будущий вождь бесцеремонно развернулся, шипя из-за незаживших ран под тугой повязкой, и быстрым шагом устремился вглубь деревни, оставляя товарища в одиночестве и без каких-либо объяснений. — Ma Eywa… — Ротхо знал, что Аонунга в таком состоянии лучше не трогать. Та’кук любил говорить, что в такие моменты их друг очень похож на голодную налютсу, встречи с которой боится каждый житель Ава’алту. И речь не о морском существе. Если у Аонунга плохое настроение — оно будет плохим у всех, кто попадется на его пути, поэтому парни между собой уже давно договорились, что если сын Оло’эйктана зол — его лучше не трогать, он сам разберется со своими чувствами и мыслями, а потом вернется, когда успокоится. Однако, только Великой Матери известно, сколько времени ему потребуется на этот раз. *** — Он точно ничего тебе не сказал? — Да точно! Цирея нервно перебирала тонкие стебли трав длинными пальцами, то и дело бросая на меня виноватые взгляды. Девушка призналась, что вернулся Аонунг вчера в маруи совершенно никакой, и она не знает, с кем или чем это связано. Чувство неопределенности не отпускало меня до сих пор, и мне хотелось как можно скорее от него избавиться, но Аонунг не был бы Аонунгом, если бы не исчез в самый нужный момент. — Может, ты знаешь, куда бы он мог уйти? — Откуда я могу знать? — Он твой брат, Цирея! — Ну и что, — девушка откладывает травы в сторону и принимается массировать виски, явно устав от моих вопросов, — он мне ничего не рассказывает, Моран, спроси у Ротхо, он про него всё знает. Точно, Ротхо. Как я сама не догадалась. Несмотря на кровное родство Аонунга и Циреи, близкий друг знает его намного лучше, чем родная сестра. Они, конечно, любят друг друга, но не в характере будущего вождя показывать другим свои чувства, если это, конечно, не неприязнь. Тут он точно молчать не будет. Цирея права, если я хочу найти Аонунга, то первым делом мне нужно найти Ротхо. Я не знаю, сколько времени потратила на поиски парня, но они тоже не увенчались успехом. Скорее всего, они бродят где-то вдвоем. Но где? От долгой беготни по Ава’алту ноги предательски ныли, и я не смогла отказать себе в удовольствии наконец-то присесть на теплый золотистый песок. — Думай, — я принялась выводить пальцем незамысловатые узоры на песке, попутно пытаясь вспомнить, какие места я всё же могла пропустить, но в голову ничего не приходило. Казалось, я обошла всю деревню вдоль и поперек, но ни Аонунга, ни Ротхо не было видно. Внезапно на только что выведенные моей рукой узоры падает тонкая тень, заставляя меня обернуться. Нарушительницей моего спокойствия оказалась Алира. — Kaltxi, — мастерица явно пребывала в хорошем настроении. Трудно было не заметить в ее руках большую круглую плетеную корзину, из щелей которой то и дело выглядывали небольшие кусочки чего-то бледно-розового. В воздухе запахло чем-то сладким, и я была уверена, что она снова ходила в лес на сбор каких-то очередных фруктов, — смотри, что я нашла. Девушка неловко плюхается на песок и с довольным видом ставит передо мной корзину, позволяя познакомиться с тем, что находится внутри. Содержимым корзины оказались вовсе не фрукты, а крупные розовые цветы с большим количеством лепестков и бледно-голубой серединкой. Поднеся один из них к носу, я убедилась, что так сильно пахли именно они. — Красивые, зачем тебе столько? — Для церемониальных масел, — сказала Алира шепотом, словно это был какой-то очень большой секрет, который она мне почему-то решила доверить, — Тса’хик Ронал всё ещё надеется, что Аонунг согласится выбрать Куцати, но у него, кажется, другие планы. Последняя фраза вызвала у меня неприятную волну мурашек. Уши невольно дергаются в брезгливом жесте, и я начинаю хмуриться, словно это поможет мне избавиться от неожиданно нахлынувших мерзких ощущений. Наблюдающая за мной Алира хитро улыбнулась, явно довольная произведенным эффектом. — О чём ты? — каждое слово тупой болью отзывается где-то в горле, словно я проглотила рыбью кость. В ответ девушка подвинулась ближе и широко раскрыла глаза, словно мой вопрос сильно удивил её. — То есть, ты хочешь сказать, что просто так носишь ожерелье сына Тоновари? — Алира опускает взгляд ниже, и я машинально прикрываю тот самый клык, в один момент ставший таким большим и тяжелым, — Или же он просто ради тебя убил налютсу и сделал похожее? Острые грани зуба больно впивались в ладонь, но я и не думала разжимать руку, продолжая с силой сжимать клык, словно от этого зависела моя жизнь. Мои щеки резко потеплели и, я была готова поспорить, очень сильно порозовели. Алира ждала объяснений, и мне очень хотелось сказать хоть что-то, хоть как-то оправдаться, но все слова предательски застряли в горле, из-за чего я была похожа на выброшенную на берег рыбу, то открывающую, то закрывающую рот в надежде не задохнуться от собственной беспомощности. — Тебе повезло, — она снова хитро улыбнулась и провела пальцем по моему плечу, очерчивая синие линии, оставленные Аонунгом прошлым вечером на празднике, — наш будующий вождь очень своеобразный, ни одна из девушек Ава’алту не может похвастаться такого рода вниманием с его стороны, гордись собой, — слушать её было просто невыносимо, и я слегка шлепаю ее по руке. Девушка запрокидывает голову и начинает заливисто смеяться, привлекая внимание сидящих неподалеку на’ви. — Прекрати. — Да ладно тебе, — Алира берет меня под руку и садится вплотную, прижимаясь ко мне теплым боком, — я видела вас вчера, вы так мило сидели… Мои нервы сдают, и я подскакиваю, словно меня в хвост ужалила оса. Хотелось уйти, нет, убежать, спрятаться в маруи и больше не вылезать оттуда до конца своих дней. Я сделала пару больших шагов и резко остановилась, вспомнив о первоначальной цели своей вылазки. Делаю глубокий вдох и на пятках разворачиваюсь к продолжающей хихикать Алире. — Ты не видела сегодня Ротхо? — девушка мягко улыбается и утвердительно кивает. — Он прибежал с утра к Та’куку, они долго о чем-то шептались, а потом вместе ушли куда-то, — Алира прищурила левый глаз, делая вид, словно пытаетсяя что-то вспомнить, — Аонунг, насколько я помню, сегодня весь день проторчит в хижине старейшин, если тебе интересно, дальше по пляжу… — Спасибо, мне не интересно, — судя по лицу меткаинки, получилось очень неубедительно, но ситуация с каждым разом становилась все более и более неловкой, вынуждая меня спасаться бегством. *** Аонунг медлит, стоя перед входом в хижину старейшин. Целый день он будет там, под пристальным взглядом трех мудрых на’ви, которые в очередной раз будут читать ему нотации и рассуждать об обязанностях Оло’эйктана. Парень делает несколько глубоких вдохов в попытке успокоить сердце, которое так и норовило выпрыгнуть из груди, подобно выскакивающему из воды илу. Нельзя в таком состоянии идти к ним, они сразу заподозрят что-то неладное. Он снова опустил взгляд на свои руки, изрисованные замысловатыми узорами, которые будующий Оло’эйктан никогда не видел раньше. Скорее всего, это что-то из родного клана Моран. Губы сами по себе расплылись в горькой усмешке. Кого он пытается обмануть, они в любом случае увидят все сами. — Вот ты где, сын Тоновари, — как бы бесшумно не двигался Аонунг, огибая большие плетеные корзины и многочисленные тыквенные сосуды с различными ритуальными приспособлениями, его появление не смогло укрыться от слепого Онанту, — сегодня дольше, чем обычно. В подтверждение его слов Нера’нак пару раз укоризненно ударила хвостом о пол хижины, пребывая, как обычно, не в самом лучшем расположении духа. Ее цепкий взгляд прошелся по изрисованному телу будущего вождя, и женщина тут же недовольно поджала губы. На что он надеялся? — Как чувствует себя Отто? — снова прорезал тишину голос Онанту. Шаман держал на коленях небольшую глиняную миску, в которой монотонно растирал какие-то темно-синие семена. Возможно, Аонунгу про них рассказывали, но он, как всегда, не слушал. — С ним все хорошо, спасибо, Онанту, — мужчина довольно кивнул и опустил невидящий взгляд в миску, словно оценивая степень помола загадочных семян. — Навести его сегодня, вам явно есть, что обсудить, — внутренности Аонунга неприятно сжались, но он изо всех сил старался сохранить спокойный вид, хоть и знал, что это уже бесполезно. — О чем Вы, Онанту? Я чего-то не знаю? — Страх и неуверенность убивают Оло’эйктана. Не слушай же никого, делай так, как считаешь нужным, — Аонунг бросил беспомощный взгляд на Нера’нак, но та лишь раздраженно дернула ушами и ощетинилась, косо посматривая в сторону своего старшего товарища, но мужчина, казалось, не обращал на нее особого внимания, продолжая увлеченно измельчать в ступке семена, — начнем же. Наследник клана Меткаина еле сдержался от того, чтобы вздохнуть с облегчением, когда осознал, что его странное поведение и не менее странный вид старейшины решили не комментировать. Парень слегка попятился и уперся спиной в шершавое деревянное бревно, которое держало на себе всю конструкцию. Древесная кора приятно холодила кожу, помогая Аонунгу прийти в себя хотя бы ненадолго. *** Маруи, успевшее стать мне домом, встретило меня тишиной и прохладой. В несколько больших шагов достигаю импровизированной кровати и сажусь, прижимаясь спиной к холодной плетеной стене жилища. В попытке хоть как-то успокоить сердце, которое колотилось, как у загнанного в угол нантанга, обхватываю колени руками и обнимаю себя хвостом. Не помогает. «Ни одна из девушек Ава’алту не может похвастаться такого рода вниманием с его стороны, гордись собой…» Нет. Быть такого не может. Нервно вскакиваю и принимаюсь мерить шагами хижину, то и дело натыкаясь на держащие конструкцию бревна и корзины с вещами, заботливо оставленные Циреей для дружеских посиделок «без мальчишек», как любят говорить девочки. Единственным «мальчишкой», который мог заглянуть к нам во время таких посиделок, был Ротхо, и то его мало интересовали наши разговоры, он приходил лишь с одной целью — узнать, куда ушел Аонунг. И снова Аонунг… Тяжело вздыхаю и упираюсь лбом в несущее бревно, а в голове вихрем проносятся воспоминания, связанные с моим новым домом. Спас меня? Аонунг. Учил меня? Аонунг. Помогал, хоть и не хотел? Аонунг. В маруи — Аонунг. На пляже — Аонунг. В воде — Аонунг. В лесу — Аонунг. Опасно? Аонунг. Проблемы? Аонунг. Страшно? Аонунг. Казалось, не было ни одного момента, когда его не было рядом. Изначально он сильно невзлюбил меня, но все равно находился где-то поблизости, обучал и направлял, шел за мной туда, где опасно и никогда не бросал, даже если много раз грозился сделать это. Снова прикладываю руку к груди, цепляясь пальцами за шершавую острую кость. Зуб налютсы, как сказала Алира. Он нашел этот зуб на пляже? Убил налютсу в первой охоте? Я даже не поинтересовалась историей создания этого украшения. Сестра всегда говорила, что это очень важно, ведь о на’ви говорят именно его вещи. Ожерелье стало теплеть в руках, напоминая своего хозяина. Тот точно так же быстро закипает, такой же острый на язык и не такой послушный, каким должен быть по мнению родителей. Тяжелый вздох. Может, все же поговорить с ним, выяснить все? А если Алира ошиблась? Будет очень глупо. Может, он сам решит поговорить, если ему это будет нужно? Нет, Моран. Ты взрослая девочка, надо самой решать свои проблемы. «Никогда не жди помощи ни от кого, кроме Великой Матери!» — мой Энток всегда любил так говорить. Хоть клан Анурай и пронизывала та самая семейная связь, он всегда готовил меня к тому, что когда-то мне придется идти по жизни самой. Возможно, он всегда что-то знал, поэтому так заботился о моем воспитании. «Слабый воин погибает сразу, сильный воин идет дальше!» — придется идти дальше, даже если очень неловко и страшно. Это решено. *** Аонунг почти засыпал под монотонные речи Онанту, который, казалось, даже не замечал скучающего вида своего ученика. Единственное, что сдерживало будущего вождя от того, чтобы окончательно уснуть — сидящая напротив Нера’нак, которая все это время пристально разглядывала его и, казалось, даже не моргала. Аонунг даже и не думал поворачиваться к ней, ему хватало того, что он видит ее периферийным зрением и кожей чувствует этот неприятный, пробирающий до самых костей взгляд. — Оло’эйктан и выглядеть должен подобающе, — мужчина прошелся по нему невидящим взглядом, словно оценивал, насколько тот соответствует своему будущему званию предводителя Меткаина. — Выглядит, как ребенок, — проворчала женщина, и Аонунг краем глаза заметил ее хвост, недовольно бьющийся из стороны в сторону, так и наровя задеть стопку мелких чаш, стоящих неподалеку, — что это на тебе? Сын вождя вопросительно приподнял брови, изо всех сил делая вид, будто понятия не имеет, что могло так возмутить Нера’нак. К сожалению, если о белых рисунках на его теле забыть было сложно, то о подарке Моран, предательски стискивающем его шею, словно удавка, он вспомнил только сейчас. Это были самые простые невзрачные каменные бусы, которые смотрелись абсолютно нормально на худой, как рыбья кость, Моран, но на нем они действительно выглядели весьма странно. — Украшения должны подчеркивать статус вождя, его величие и силу, — Муката впервые за весь день подал голос, заставляя Аонунга удивленно повернуться в его сторону, чем и решила воспользоваться Нера’нак. Женщина облокотилась на левую руку и подалась вперед в попытке ухватиться тонкими сухими пальцами за не менее тонкую леску, плотно усеянную шершавыми камнями. Аонунг дернулся, пытаясь избежать нежелательного прикосновения, но было поздно. Пальцы Нера’нак соскользнули с его шеи, а бледно-голубые глаза закатились так далеко, что старая женщина почти ничем не отличалась от слепого Онанту. Тело сына Тоновари прошибла крупная дрожь. Она что-то увидела. Муката тут же оказался рядом, чтобы придержать падающую Нера’нак, но Аонунг этого уже не видел. Ноги сами вынесли его из хижины старейшин. Он и сам не помнит, как выбежал на темный вечерний пляж, помнит только, как остановился у края моста, откуда прыгали рыбаки Меткаина, отправляясь на охоту. Он согнулся и уперся руками в колени в попытке отдышаться. Нера’нак все видела. Это очень плохо, ведь теперь она все знает, она обязательно расскажет обо всем родителям. Они не одобрят выбор сына. Разве он уже выбрал? — Аонунг? — ему не нужно было поворачиваться, чтобы понять, кто его звал, но он все равно это сделал. Тонкая бледная фигура Моран сильно выделялась на фоне темного, едва начавшего светиться леса. Вот они и встретились. Тем лучше, сейчас он ей все скажет. *** Девушке потребовалось полдня, чтобы придумать, что ему сказать, а потом ровно столько же, чтобы найти его. Теперь, вот он, стоит перед ней, но все слова предательски выскочили из головы, заставляя ее краснеть, как нашкодившего ребенка. Слава Великой Матери, что на пляже темно и он ничего не видит. — Моран, — как же все не вовремя. Цирею расстроило сегодняшнее настроение Моран, поэтому она решила собрать девочек и посидеть в ее маруи, чтобы хоть как-нибудь развеселить подругу. Лесная девушка поворачивается и видит Куцати, весело шагающую ей навстречу, — пойдем, нас уже ждут! Всплеск воды. Она снова поворачивается в сторону моста, но натыкается лишь на темноту, словно там никого не было и быть не могло. Неожиданно для себя, она облегченно вздыхает и расслабляется. Она обязательно поговорит с ним, но позже. *** Соленая вода проникала под туго стянутые бинты и щипала еще не зажившие раны, но сейчас это все казалось таким неважным. Идиот. Аонунг еще какое-то время вслушивался в ночную тишину и, убедившись, что никого нет, дал волю эмоциям. До боли закусив нижнюю губу, сын вождя болезненно жмурится и откидывает голову, ударяясь затылком об одно из бревен. Физическая боль притупляет шквал эмоций, но лишь на мгновение. Он струсил. Сбежал. Испугался какой-то девчонки. Наконец, он немного успокаивается и поднимает глаза к полному звезд небу. Ему нужен Отто. Срочно. И плевать, что сегодня он очень поздно вернется домой.