«Когда тщетна мягкость, тогда насилие законно»
Пьер Корнель (1606–1684 гг.)
— Йэ ыт, миеенм исар акорна сэнтера, аньвозис т буиер роиуеж! — выкрикнул бородатый воин в капеллине, смотря на замершего в нерешительности Абеларда. Его угрожающий тон не оставлял места для фривольного трактования. Говоривший замер перед лицом Всадника, а его товарищи встали по бокам. Абелард почувствовал себя зверем, которого настороженные охотники загоняют в клетку, чтобы продать богатею подороже. — Я не причиню вам вреда, друзья! — Абелард постарался расслабить напряженное лицо и искренне улыбнуться. Он действительно не собирался вступать в какой-либо конфликт с местными пока не освоится. Оставалось лишь надеяться, что они каким-то чудом поймут его речь или хотя бы оценят доброжелательные интонации. — Волк напал на меня в лесу и загнал на холм, я оказался здесь случайно, клянусь богами, — Абелард медленно повернулся к туше волка и махнул в ее сторону рукой, а затем приложил ладонь к груди, как бы в доказательство искренности своих слов. Пальцы легли на порванную когтями бешеного животного ткань рубашки. Кровь уже перестала идти и рваные раны уже начинали потихоньку зарастать. Пройдет совсем немного времени и они скроются за слоем ожоговых рубцов. Даже самый большой и страшный серый волк не чета пламени звезды. Над головами сгущались тучи. Об капюшон плаща разбивалось все больше капель, делая его черным. — Огиорв оп-юлксид, лаи осесвм енаргтынйом? — лицо бородача неприязненно сморщилось. От речевых особенностей ли языка Тирбрана, или от того, что с незнакомцем не выйдет быстро договориться. Но вот что мешает запугать? Тем более, что их трое, а он один. Уж язык силы одинаково известен всем людям. — Рбайос емч ан езюлм, усйич ывркодо, рбайос сеил ижьт охьшеч! Улыбка быстро исчезла с все еще худого, но благородного лица. Дружелюбие Всадника, словно потоком ветра, обошло местных жителей, даже не задев их отвратительных неухоженных бород. Требовательный жест, направленный на его Закат, Абелард узнал и без слов. Ничего хорошего ему ждать не приходилось, особенно без меча. В ответ на угрозу пальцы лишь сильнее сжались на рукояти, а тело приготовилось к одному решительному удару. Война в небесах Тирбрана многому его научила: бей первым, бей без вопросов и раздумий, бей быстро и насмерть. Эти люди не хотели слышать его доброты и явно угрожали ему. Он не мог просто уйти — повернуться спиной к трем воинам, вооруженным топорами и алебардой было бы преступной небрежностью. Война отучила его быть небрежным и неосторожным. Либо они сейчас поймут его немое предостережение и отойдут — либо будут убиты. Абелард не отдаст им то, что принадлежит только ему. Воин в капеллине нахмурился, обернулся к своему высокому конному начальству, но быстро вернул взгляд на незнакомца, будто бы оценивая его. Очевидно что-то быстро прикинув в уме, мужчина сделал резкий шаг назад и направил на замершего Абеларда лезвие своего оружия. Также поступили и двое его товарищей, которым даже отступать не пришлось, ведь они и так стояли на расстоянии удара своими длинными топорами. Вперившись в Абеларда взглядом из-под нависшего шлема, с которого ручейком полилась вода, он сквозь зубы прорычал: — Ч етяб рпудеалждепр, дитои. Ч рпеунси олудр сэнтеру втюо огувол, аз енееинвионвпо гео овел. Время будто замерло для Всадника. Его яркие зеленые глаза быстрыми движениями охватили всю картину происходящего. Прямо как на войне. Вот они, новые враги, взявшиеся из ниоткуда. Какая насмешка судьбы. За что так испытывал его Тир? Но если они его враги — к ним не может быть жалости. Решение пришло быстро. Замершее тело выстрелило давно скопившейся за долгое время безделья энергией. Легко вскинув Закат, Абелард взмахнул им, будто стряхивал дождевые капли. Не дожидаясь, покуда головы воинов с топорами свалятся с плеч, Всадник метнулся к замершему от такого внезапного убийства алебардщику и вонзил Закат тому прямо в грудь. Черное лезвие словно и не заметило стальной кирасы, пронзив доспех, как бумагу. Древко алебарды упало в дождевую грязь одновременно с телами двух топорщиков, головы которых уже укатились в противоположные стороны. Их открытые, удивленные собственной неожиданной смертью рты наполнились грязной водой и кровью. Главный из тройки судорожно ловил воздух, словно рыба, выпуская кровавые пузыри на нечесанную бороду. Не желая испачкаться еще сильнее, Всадник оттолкнул труп, освобождая Закат от бренного тела. — Авйаяксирил тсьла… — с хриплым шепотом мужчина свалился на землю и задергался в агонии. Разобравшись с первой угрозой, Абелард обратился к стоящему невдалеке отряду. Местные воины занервничали. Они кричали, показывали в него пальцем, особенно старался всадник с плюмажем. Он что-то приказывал второму всаднику, очевидно натравливая его на Лоргона. Изгнанник Тирбрана думал было взять в руки упавшую алебарду, но оценив риски, не стал этого делать. Местный рыцарь, судя по седым усам и выправке, опытный воин, тренировавшийся с копьем и лошадью почти всю жизнь. Каков шанс у Абеларда, пусть и бессмертного воина с бездной опыта в бою мечом и магией на драконе, противостоять с местным оружием неизвестного качества в пешем строю такому опытному воину? Учитывая весьма ощутимые перспективы продолжения битвы чуть ли не с целым вооруженным отрядом, допустить даже минимальный риск серьезного ранения рыцарским ланцем Абелард никак не мог. Отбросив идею с алебардой, мужчина пригнулся к убитым, раскинув руки в стороны. Мертвая кровь смертных на его нынешнем уровне была пригодным инструментом, особенно для быстрого одноразового использования. Она потекла к его пальцам, формируя из себя острый продолговатый снаряд из двух половинок. Времени было очень мало, и когда рыцарь перешел на галоп, достигнув минимальной дистанции, Абелард поднялся во весь свой высокий рост и выбросил вперед правую руку. Перед этим он соединил две половинки снарядов в одно тонкое и длинное кровавое копье. — Умри! Сопровождаемый криком конструкт сошел с ладони Абеларда и на молниеносной скорости влетел в нагрудную пластину рыцарского доспеха, пробив тело и выйдя из плаща на спине, разлетевшись широким веером кровавой пыли вперемешку с частичками внутренних органов и костей. Старый рыцарь проехал мимо Абеларда, выронив свое оружие. Он был уже мертв. После такого заряженного удара кровавой магией, пробившего доспех в одной маленькой точке и направлено вырвавшегося с другой стороны куда более широким потоком, у смертного не было и шанса. Лошадь замерла на отдалении от убийцы своего наездника, а труп свалился в траву, застряв сабатоном в стремени. Абеларду же пришлось, уперевшись в колени, ловить ртом воздух. Слишком быстро он поверил в вернувшиеся магические силы. Такой избыточный удар на одного завернутого в обычнейший доспех смертного — перебор. К сожалению, ему не дали возможности привести в порядок дыхание. Над полем раздался гул боевого рога и в его сторону, повинуясь новым командам «Плюмажа», пошел десяток воинов. Они хотели взять его в полукруг, загораживая щитами все пути к своему командиру. Остальной отряд схожим строем двинул на селение. Абелард не знал, нападает ли местный лорд на шахтеров или просто исполняет какие-то договоренности, к которым они могли прийти во время переговоров. Ему это было сейчас абсолютно не важно. Как не было подобное рассуждение важным и для местных жителей, на ворота которых сейчас с явной враждебностью наступал вооруженный отряд во глав с двумя конными. Идут на нас с оружием — значит уже враги. Видимо, так и подумал ополченец на дозорной башне, выпустивший первую стрелу. Причем стрела имела очевидное судьбоносное призвание, не пролетев мимо и не воткнувшись перед вторженцами. Она по самое оперение вошла в рот мальчишке-знаменосцу. Какие бы не были договоренности между двумя лидерами, в это же мгновение они перестали существовать. В немом шоке Плюмаж проводил взглядом завалившийся труп своего спутника, прежде чем гневно вскочить в седле и указать мечом на замерших в недоумении ополченцев и шахтеров. Новый рык боевого рога решил судьбу десятков человек с той и другой стороны. Но все это происходило вне поля зрения Абеларда. Он старался не дать себя окружить и все время уклонялся от превосходящего количества противников. Он был намерен как можно дольше держать магию козырем в рукаве. Было опасно открывать свою сущность в неизведанном мире. Никаких магов даже в таком неплохом рейдовом отряде он не увидел, и не мог пока предположить, какой эффект произведет его прилюдное колдовство. Уж не сплотило бы оно против Абеларда оба лагеря, так удачно для тирбранца принявшихся рубить друг друга. Большинство его ловких и быстрых ударов приходились на щиты, выбивали щепы и оставляли сколы с царапинами, но кое-где удавалось ранить и воинов их держащих. Они планомерно загоняли Абеларда, вооруженные топорами, мечами и булавами, вкупе с уверенностью в численном превосходстве и крепости щитов. Были бы они более слаженными, и Всадник действительно должен был бы полностью положиться на магию в проломе стены щитов. Но они не только мешали друг другу, шагая не в ногу, но и не решались активно атаковать, не желая открываться для ловкого противника. Первым погиб щетинистый мужик с края полукруга. Имея преимущество в большей длине клинка и подвижности, Абелард выцепил его на одно мгновение, но и этого оказалось достаточно. Самым острием он раскроил врагу незащищенное лицо от левого уголка губы, до уха. Закат не разбирал плоть и кости, а потому противник осел на землю, зажимая наполовину отвалившуюся челюсть. — Усак, но ораниб були! Оставшиеся противники рассвирепели и стали наступать на Абеларда еще активнее. Конечно, он мог бы их оббежать, но подставлять спину девятерым было бы слишком беспечно с его стороны. Бежать в лес тоже было бессмысленно, он уже вступил в конфликт и побег не только его не решит, но и усугубит. Победи Плюмаж, и он точно станет искать убийцу его людей. И ресурсы у него будут немалые, судя по богатству доспеха и снаряженности отряда. Победят шахтеры, и новости о подозрительном бродяге разойдутся далеко. Да и мало что еще могут наговорить выжившие. Поэтому из вынужденного боя необходимо было взять максимум, а так как противник у него пока что один — Плюмаж, то и пробиваться сквозь его людей нужно будет как можно быстрее и по направлению к единственному потенциальному союзнику — деревенским. Решив это для себя, Абелард с рыком бросился в бой. Уклонение перешло на второй план, так как у смертельно раненного бойца он смог отобрать щит, как только достаточно поводил за собой девятку щитовиков. Глаза одного из них ему особенно приглянулись. Они были полны какого-то затаенного страха в отношении Всадника. Словно этот человек каким-то образом ощущал весь убийственный потенциал бывшего члена Ордена Длани. Этим слабым местом Абелард и решил воспользоваться. Вооружившись щитом, он со всей бессмертной дури врезался в крайнего слева, повалив его на землю. Сосед потянулся было защитить лежащего союзника, но неверно оценил намерения Всадника и не успел ни атаковать его, ни защитить себя. К собственному сожалению он понял это, лишь когда ощутил ужас охватившего его смертельного холода. Лезвие Заката быстро вышло из ключицы подставившегося врага, а убийца резко толкнул умирающего на разворачивающихся противников, после чего одним уколом пронзил череп поднимающегося на ноги. Осталось семеро. Нужны были еще двое. Холодный и жестокий взгляд зеленых глаз остановился на воине, занявшем центр поредевшей линии щитов. Тот испугался и чуть было не отвел взгляд, но быстро пришел в себя, ощутив поддержку товарищей по оружию. Вот оно, нужное Абеларду слабое место. Осталось только подтолкнуть. Всадник откинул уже ненужный щит и встал в атакующую стойку, направив Закат параллельно земле прямо в направлении лица морально слабого противника. А затем сделал мощный удар. Но не руками и не телом. Он атаковал его сознание через кровь. Конечно, Абелард не мог взять его под контроль или тем более вскипятить содержимое вен и артерий. Но вот внушить единственную мысль, потратив куда больше духовной энергии, чем пришлось бы в Тирбране? Безусловно. Грубо, но эффективно. Обезумевший от ужаса воин немедленно бросил меч и щит. Растолкав поддерживающих его соседей, он развернулся и со всех ног припустил в строго обратную от Абеларда сторону. Всадник не думал даже гадать, что этот бедняга мог увидеть в пораженном ужасе воображении. Мозг смертных был весьма восприимчив к таким примитивным атакам. Строй распался, а больше ему было и не нужно. Змеей он метнулся вперед, нагибаясь к земле и пропуская над головой взмахи ближайших противников. Двое соседей сбежавшего все еще приходили в себя после резкого бегства товарища, а потому пропустили промчавшегося мимо них Абеларда. Пробегая мимо двух щитовиков, он чуть замедлился и махнул руками. Всадник уже удалился от шестерых выживших, когда двое из них повалились безвольными куклами оземь. И если на шее правого виднелся толчками кровоточащий тонкий разрез, то вот от чего умер левый было загадкой. Лишь из маленькой точки на его морщинистом лбу текла струйка густой темной крови, да седые волосы под нашлемником все покраснели. Понеся такие потери, четверо оставшихся не решились преследовать убегающего в сторону поля боя неизвестного противника. Слишком страшным врагом он был. Простые ополченцы и наемники могли лишь благодарить своих богов за то, что им повезло выжить и оказаться так далеко от своего лорда. Коротко переглянувшись, они обменялись несколькими фразами и быстро зашагали к лесу. Для них поход был закончен. Абелард уже забыл об оставленных за спиной новоявленных дезертирах, когда нагнал сбежавшего противника. От того за версту разило страхом и дерьмом. Видимо, Всадник перестарался, когда наводил на него ужас. Движимый внезапной жалостью к бедняге, Абелард не стал его убивать, лишь стукнул рукоятью Заката по затылку, пробегая мимо. Пусть полежит под дождем, глядишь не умрет от залившейся в глотку дождевой воды. А после боя, если Всадник выживет, то и обделавшемуся поможет. Вернет ему, чистое имя. От этой мысли Абелард улыбнулся. Тир учил прощать. Избавившись от «охотничьей» команды, Абеларду предстояло сделать следующий шаг. Благо, он успел определиться со стороной конфликта, которой хочет помочь. И пусть во главе шахтеров стоял отвратительный толстяк, которого уже не было видно, но селение защищали простые люди, вооруженные вынужденно. Его защищал рыцарь, который сейчас и объединил вокруг себя всех способных сражаться стражников. Бран побери, да за спинами этих людей наверняка прятались дети и женщины, которых не ждет ничего хорошего от солдат Плюмажа. На последнем и сосредоточился острый взгляд Абеларда. Война была хорошим учителем, а он способным учеником. Убей лидера и его армия побежит. Простейший, но от того не менее действенный закон. Он сработал с Лайшаром, сработает и с Плюмажем. Как бы не было иронично сравнивать Архипредателя с этим местечковым тираном. Абелард был пока не замечен ни аристократом, ни его людьми. Они были заняты боем и вряд ли их командир мог предположить, что десятка вооруженных до зубов бойцов не хватит на одного дерзкого бродягу. Потоки дождя хорошо скрывали его серую фигуру, а плащ так намок, что давно перестал быть серым, став почти что черным. Пригнувшись ближе к земле, он тенью заскользил все ближе к цели. Плюмаж не торопился лично вступать в бой, оставаясь за спинами своих подчиненных, окруженный пятеркой воинов и горнистом. Он нервно теребил рукоять клинка в ножнах, а его взгляд не отрывался от звенящего сталью поля боя. — Тоонилч, ым жуе рпиьсобли аз оватор! — Плюмаж склонился поближе к стоящему у стремян горнисту. — Опйад исалгн — упьтс ен ащядт ингоко. Щее учьт-учьт т нои опгутеб! — конник нервно, даже истерично рассмеялся. — Упьст рпястучя а всихо ашахтх, сеил ен охття опьтнза нгве одам сэнтеров! Горнист послушно поднес рог к губам и троекратно проревел в дождливое небо. Аристократ довольно кивнул и обернулся к тому месту, где оставил десяток человек против убийцы его верного защитника и наставника: — Дге енйыодмев онитс тэхи елевнт… Договорить он не успел. Светлые голубые глаза расширились в ужасе, когда на него, конного и одоспешенного, практически из травы метнулась тень змеи, чей тонкий и длинный язык поблескивал черной сталью. Кончик острого языка метил мужчине прямо в перекошенное страхом лицо. Чудо это или удача, но Абелард, подобравшийся настолько близко, не смог убить всадника с первого удара. Один из охранников Плюмажа обладал просто невиданной для смертного реакцией, он не только раньше своего господина заметил угрозу, но успел метнуть свое копье во Всадника. Листовидный наконечник вонзился тирбранцу прямо в лодыжку, пригвоздив его к земле. Будучи уже в воздухе, у того не было шансов увернуться. Зарычав от боли, Абелард упал на землю. Нужно было немедленно прийти в себя, иначе он будет быстро окружен и зарублен, как животное на охоте. Сцепив зубы, он выдернулся из левой ноги копье и тут же откатился в сторону, уворачиваясь от удара мечом. «Аб!» Фьёда. Она была так далеко и одновременно так близка. Драконица почувствовала яркую боль, злобу и усталость своего спутника. Сейчас ее зов звучал тихо, отдаленно, но Абелард понимал, не получив ответа, она прилетит сюда. Но он не мог ей ответить, стоит ему сейчас сконцентрироваться на ответе с такого расстояния, как он станет легкой жертвой. Позже, он сможет ответить ей позже. — П ыт ижчув! — Плюмаж успокоился и вернул на лицо маску гордого повелителя положения. Но по его бледному лицу и бегающим глазам было видно, какой страх он пережил, взглянув в острое лицо смерти. — Буйете гео анцекон! Тко тоуитбр огуовл — опичулт осюнт озыхтол! Глаза пятерых воинов блеснули жадностью. Доспехи их были надежны, а оружие остро, для того чтобы не бояться раненого противника в одном плаще и рубашке. Абеларду было больно, очень больно, но ему приходилось стоять, опираться на ногу, насквозь проткнутую копьем. Если бы не магия крови, которая уже зарастила волчий подарок, а сейчас принявшаяся сводить края колющей раны, он бы не протянул так долго. Аристократ гордо возвышался за спинами пятерых защитников — последней преграды перед Всадником и его целью. Мужчина зло сплюнул и встал в защитную стойку, ожидая жадных до смерти врагов. Замах. Парирование. Укол. Шаг в сторону. Удар. Контратака. Абелард будто вернулся на то горное озеро, вернулся к тренировке с Тенями. Но в этот раз он сражался не с идеальными воинами, в совершенстве освоившими опыт всех Всадников династии Дарахегал, а с простыми смертными, чей опыт и умения не превышали срока их собственной жизни. Враги набрасывались на него впятером, больше мешая, чем помогая друг другу. Абелард не позволял им зайти к себе за спину, держа на расстоянии удара Закатом, а потому им приходилось топтаться в передней полусфере, где и ударить-то двоим одновременно было тяжеловато. Удар следовал за ударом, а укол за уколом. Ни один из них не находил своей цели, пока Абелард кружил в грязи, стоически терпя боль в ноге. Как же он благодарил Тира за то, что копье не попало в кость. Первый противник потерял глаз на исходе минуты непрерывного боя. Он протяжно взвыл и вывалился из строя наседающих воинов, бросив оружие и закрыв лицо руками, пытаясь поймать вытекающую глазную жидкость. Развивая успех, Абелард решил воспользоваться магией, благо они сражались за спинами основной массы людей, а Плюмаж с горнистом были первыми в списке после этой четверки. Он понимал, что продолжать бой в таком темпе ему не попросту не позволит ослабевшее тело. Остановив незаконченное исцеление ноги, Абелард сделал шаг назад, рассекая запястье. Не обращая внимание на замерших от неожиданности врагов, он взмахнул руками, формируя атакующий конструкт. Голова заходилась болью, а перед глазами появился туманная пленка, но завершить магический удар получилось. «Кипящая плеть» обрушилась на остановившихся людей. Тела первых двух, с которыми она соприкоснулась, плеть разрубила надвое, да с такой силой, что верхние их половины взлетели в воздух, заливая кровью и внутренностями стоящих чуть позади выживших. Тем тоже недолго оставалось размазывать кровь товарищей по лицу. Ослабшая плеть опрокинула их на землю, где их, оглушенных, уже настиг Абелард, перерезая глотки. Склонившись над последним противником, Всадник втянул в ноздри запах свежей крови и против воли облизнулся. От боли новых и старых ран, от усталости и частого использования малого запаса магии в его разуме медленно, словно после спячки, пробуждался монстр. Огромная бесформенная масса плоти, полная хищных пастей. Кровавое безумие Дарахегал. Испуганный крик почти вернул ему осознанный контроль на собой. Взгляд голодных зеленых глаз поднялся к кричащему. Плюмаж выхватил из ножен богатый клинок и направил его на замершего над трупом Абеларда. Отвратительный человечишка достоин худшей участи. Если бы не он, Абелард мог спокойной вернуться в леса и закончить восстановление в тишине. Он направил к нему тех троих, а за ними и всех остальных. На убой отправил, прячась за спинами. Он должен получить заслуженное наказание. Так учил их Тир. Абелард метнулся к дрожащему аристократу, а горнист, без команды своего господина заголосил отход. Наверное пытался позвать на помощь победивших в битве с шахтерами воинов. Но слишком поздно. Небрежным касанием стали Абелард раскроил тонкую шею горниста. Но его кровь не привлекала Всадника. Она была бесполезна. А вот Плюмаж мог ему пригодиться. Да, наказание должно быть полезно. Будто бы вспомнив, что под ним стоит лошадь, аристократ дернул поводья, пытаясь сбежать, но умная лошадка, ощущая подле себя источник голода и злобы, встала на дыбы, скидывая ездока. Плюмаж с хрустом приземлился на мокрые камни, успев только поднять клинок в попытке защитить себя, когда на упавшего напрыгнул Абелард. Изящно украшенный меч погрузился в живот мужчины, тогда как его белоснежные зубы вонзились в покрытую испариной шею молодого полководца. Горячая солоноватая кровь попала в его рот, окутала язык и полилась в горло жадными глотками. С каждой новой каплей заволакивающий туман в голове Абеларда расходился в стороны. Чужая жизнь поглощалась Всадником, а энергия жертвы превращалась в его собственную энергию, обильно наполняя источник. Безумие Дарахегал спадало, но многострадальный разум не остался в покое. Происходящее полностью совпало с необходимыми условиями «Испития разума», магического ритуала, позволяющего магу частично усвоить память жертвы. Обычно Дарахегал применяли его на погибших, когда допрос либо не удался, либо не принес нужных результатов. Применение же Испития на живых созданиях строго запрещалось — это не только сводило жертв с ума и мучительно убивало, но и пагубно сказывалось на адекватности Всадника, чей мозг мог пропустить сквозь себя как месяц, так и десятилетие жизни жертвы. Это сейчас и происходило с разумом Абеларда, впервые применившего Испитие, и сразу на живом человеке. Если бы не помутнение рассудка, он бы никогда так не поступил. Но свершенное раз было уже не исправить. Сейчас сквозь впитываемую кровь в голову Всадника проникали смутные картины прошлого Карона Эстрена, второго сына лорда Эстрена из замка Виндхолл. К сожалению или к счастью, юный аристократ был недостаточно образован и слишком мало знал, чтобы свести с ума столетнего Всадника, но его знаний хватило, чтобы донести до Абеларда основы главного местного наречия — «общего языка». Если бы только он понимал его раньше. Пронизываемый болью, в который раз за последнее время, тирбранец оторвался от быстро похолодевшего и побледневшего Эстрена, чтобы найти себя окруженным множеством вооруженных мужчин. Тут были как деревенские, так и эстреновские ополченцы и даже несколько шахтеров. Как будто все, кто не успел попасть в занимавшееся огнем от грабежа селение, пришли на последний зов горниста, чтобы найти знатнейшего из местных в объятьях незнакомца, который буквально на глазах у этой толпы осушил еще дергающегося в конвульсиях молодого мужчину до состояния зимнего трупа. — Проклятый колдун! — Сжечь его! — Видели, он пил кровь Эстрена! Множество гневных голосов обрушилось на едва вернувшего сознание под контроль Абеларда. Но кроме злобы и ненависти в этих голосах слышался страх. Он витал во влажном воздухе вокруг замершего на коленях мужчины, по подбородку которого текла свежая кровь, а из груди торчал меч, совершенно не мешавший ему. — Я вам не враг, — медленно проговорил Абелард на непривычном языке, находя единственным преимуществом своего срыва обретение частичного понимания местного диалекта. Он осторожно встал. Клинок Эстрена самостоятельно выпал из раны, благо она была не слишком серьезной. — Давайте поговорим… — Поговори со своей мамашей-дьяволицей, кровопийца! — с этим криком подобравшийся сзади ополченец воткнул копье в бедро здоровой ноги колдуна. — Рубите его, мужики! С гневными воплями толпа, подбадривая себя, набросилась на зарычавшего от боли Абеларда, когда высоко в дождливом небе, разрывая на части темные тучи, раздался громоподобный рев. Люди замерли в страхе, мигом забыв о завалившемся набок колдуне. На селение опустилась тень. Алый дракон пронзил тяжелую небесную твердь и, не медля ни секунды, обрушил на селение волну всепожирающего пламени. Мгновение назад грозные палачи, а ныне испуганные насекомые, они пытались было в панике разбежаться, бросив свою жертву лежать на сырой земле, но разъяренный дракон нырнул прямо в эту толпу, круша их тела когтями и клыками. В воздухе повис запах жаренного мяса и звуки предсмертных криков. «Фьёда…» Сознание раненого Абеларда не могло больше выдерживать происходящее, погрузив Всадника в спасительную тьму. Иногда драконья ярость — лучшая колыбельная.