Bastille | DNF

Фил лежал в постели, прикрыв рукой глаза, его тело было совершенно неподвижно. Он чувствовал себя мёртвым, у него точно не было мотивации должным образом позаботиться о себе с тех пор, как появился Уилбур. Чувство вины съедало его, и он не знал, как с этим справиться. Единственное, что он поклялся сделать годы назад, это быть хорошим отцом. И он не очень хорошо справлялся с этим. Двое его старших сыновей испытывали такую глубокую обиду друг на друга из-за плохо исполненного преступления. И его младший сын... Томми тоже двигался в этом направлении, Уилбур был прав. Но это всё равно было больно слышать. И что больше всего ранило, так это то, что он ничего не мог с этим поделать. Некоторое время назад Томми связывался с некоторыми ростовщиками, в основном он воровал у них что-либо, отказываясь возвращать им деньги. Вот за что Фил попал в тюрьму. Они пригрозили убить Томми, если он не заплатит им в течение следующих 24 часов, и именно тогда Фил понял, что больше так продолжаться не может. Поэтому он взял всё в свои руки. Под этим он имел в виду, что похитил и пытал двоих из них, чтобы показать им, что они не должны связываться ни с ним, ни с его сыном. Это было опрометчивое решение, не очень хорошо рассчитанное, но он ожидал, что на этом все и закончится, просто два парня, которые связались не с теми людьми, за что получили по заслугам. Чего он не ожидал, так это вмешательства полиции. Это до сих пор удивляло его, поскольку то, чем эти парни зарабатывали на жизнь, наряду с тем, что они угрожали сделать с Томми, было определенно незаконным, и он не был уверен, откуда у них хватило смелости вызвать полицию. — Они должны быть чертовски хорошие адвокаты, — подумал он. Тем не менее, он не мог заставить себя сожалеть о том, что решил ситуацию одним из самых простых способов, вместо того, чтобы заставить одного из своих парней сделать это за него. Нет, это было чем-то личным. Однако он сожалел о том, как он поступил с Уилбуром. Это было несправедливо, теперь он знал это, но тогда, когда он сказал Томми не навещать его, это казалось справедливым наказанием. Он также не ожидал, что Томми будет подчиняться этому правилу. Также казалось, что Филу и Техноблэйду тоже нужно поговорить наедине, поскольку, по словам Уилбура, его сын что-то скрывает от него. Он не хотел строить никаких догадок относительно того, что он мог сделать, чтобы это считалось чем-то более опасным чем взрывоопасные преступления Уилбура, но он знал, что должен простить этот поступок, каким плохим он бы не был. Он даже не злился на Уилбура в первую очередь, он никогда не злился на него. Он просто хотел, чтобы тот усвоил урок. Он никак не мог ненавидеть кого-либо из них, независимо от того, что они сделали или же сделают. Они были его любимыми мальчиками, он любил их больше, чем звезды на небе, больше, чем сам воздух, которым он дышал. Они были абсолютно всем миром для Фила. И он сделал с ними что-то ужасное, он заставил их страдать. Они стали такими из-за него. Он навсегда останется виновным в том, что приобщил их к преступной жизни, причем в очень юном возрасте. Он навсегда останется виноватым в том, что создал впечатление, будто это была нормальная жизнь. Он никогда не мог позволить своему разуму копаться в этом слишком долго, потому что он всегда начинал думать о том, что могло бы быть, если бы всё сложилось иначе. Насколько другими могли бы быть его сыновья, если бы их не воспитывала грёбаная мафия. Как иначе они бы относились к миру, и как иначе мир относился бы к ним? Больно. Было больно осознавать, что он виноват. И этого он никогда не мог себе простить, и никогда не простит. Но теперь он остался гнить в своем страдании, и это было полностью его собственным желанием. Он не ходил в туалет часами, в тот день пропускал каждый прием пищи, слишком подавленный, чтобы заботиться о собственном благополучии. Единственное, что вытаскивало его из постели, — это обязательные работы, которые он должен был выполнять. Так что после быстрого подметания пола он мог вернуться в свою камеру и позволить себе продолжить страдать. Глядя на скучный серый потолок, Фил услышал, как дверь его камеры открылась с медленным скрипом. Ему было все равно, кто это, он даже не удосужился проверить. Если бы кто-то собирался ударить его ножом, он бы сказал, что это было заслуженно. — Фил... — он услышал убитый горем голос своего самого близкого друга, Бэда, раздающийся из камеры. Фил поднял глаза, едва приподняв голову на секунду. Краткий проблеск опечаленного лица Бэда заставил его почувствовать себя еще более несчастным. — Ты не можешь продолжать делать это с собой, — его голос был мягок, но с примесью печали. — Я не призываю тебя отказываться от этого, но тебе нужно хотя бы что-нибудь съесть, если ты не пойдёшь сегодня на ужин. Он не сдался. Ему просто нужен был перерыв. Эмоциональный. Каждый день после карантина Фил выходил на то место посреди двора, где сходились три проволочных забора. Они были связаны друг с другом толстыми цепями и замками, не давая им открыться. По крайней мере, на данный момент. Это было единственное место, где он мог встретить их двоих одновременно. И он не был привередлив, ему было все равно, кто из его сыновей появится первым, он просто хотел увидеть их снова, чтобы иметь возможность извиниться. Излишне говорить, что ему не повезло в общении с его детьми. Он знал, что им обоим, вероятно, нужно время, но всё равно было больно быть вдали от них и осознавать, что это его вина. Но он также не мог позволить себе причинить вред своему другу, из-за отсутствия инстинкта самосохранения. Поэтому он позволил Бэду затащить его в столовую как раз к ужину. Он знал, что не ожидает хорошей еды, но почему-то все равно был разочарован жирной слизью, испачканной на его подносе. С самого начала у него не было особого аппетита, так что ужин просто всё испортил ещё больше. Тем не менее, он собирался съесть хотя бы немного, чтобы облегчить заботы своего друга, потому что он научился на своих ошибках. Вы должны показать людям, которые важны для вас, что вы цените их, пока можете, потому что следующее, что может произойти, это то, что они откажутся разговаривать с вами, и вам остается ждать, пока они вернутся. А Бэд был для него очень важен. Он был его правой рукой во всём, пока их не разделили тюремные блоки. Фил чувствовал себя ответственным за то, что привел его сюда, потому что так оно и было. Бэд был для него как советник, он по-прежнему считался частью его семьи, а значит, и частью их мафии, но он не был из тех, кто связывается с незаконными вещами. Однако, когда Филза пошел за парнями, которые угрожали Томми, и, в свою очередь, был главным подозреваемым в похищениях, Бэд попытался избавить его от неприятностей, солгав про него полицейским, когда его забрали на допрос. Однако, без его ведома, Филза уже признался в своих преступлениях, поэтому Бэда тоже забрали за препятствование судебному преследованию. Так что, как оказалось, Филза обидел всех, кого любил. Бэду не нравилось слушать, как он извиняется за это, а Филзе приходилось уже тысячу раз, но он определенно всё ещё должен извиниться перед своими сыновьями, и не только перед ними... Он должен был принести им миллион извинений. По крайней мере, Бэд провел в тюрьме всего один год. Однако его сыновьям придется нести бремя своих действий, за которые Фил чувствует косвенную ответственность до конца жизни. И из-за этого Фил никогда не сможет простить себя.