Forget-me-nots

      Сигаретный дым поднимался к потолку серой, вьющейся лентой и рассеивался на полпути, не успев коснуться белой штукатурки. Несколько толстых бычков догорали в пепельнице тусклыми огоньками, тихо мерцающими в застывшей темноте ночи, тревожимой только редкими звездами и блеклым полумесяцем, развёрнутым вправо. Все фонари на территории отеля были потушены, позволяя иссиня-чёрному небу соприкоснуться с влажной землёй, пропитанной свежей прохладой. Глухой шум поднимающегося ночью моря пробивался сквозь открытую форточку номера отеля и заполнял собой всё пространство комнаты. Из ванной проскальзывала узкая полоса холодного, голубого света, слегка задевая белые брюки сидящего за столом мужчины.       Развернув деревянный стул к окну, Джотаро не моргая вглядывался в чернеющий горизонт, словно отдаляющийся от него с каждой секундой. Порой, глубоко вздохнув, он притягивал ладонь к лицу и делал длительную затяжку, чувствуя как терпкий вкус сигареты разливается по его языку.       Каким он был раньше? Неуверенные воспоминания замялись где-то на пороге сознания, словно боясь войти внутрь. Он был живым. Эгоистичным, озлобленным - все эти чувства, казалось, питали его тогда, как ток питает электрический фонарь. Грубость, низменность, детское желание получить своё любой ценой бурлили нём словно штормовое море, заливаемое непрекращающимся дождём. Природный нигилизм затмил его ещё не состоявшееся сознание и позволял ему бросаться подобным отношением в людей, которые смогли его принять. Горьковато-приторный стыд внезапно рассыпался по его телу гусиной кожей, заставив передернуться от неприязни, которая сидела в нем скрытая, словно замурованная в бетон. Оборачиваясь назад и мысленно рассматривая ландшафты их путешествия, Джотаро до боли в груди сожалел о том, кем он был и думал лишь о том, как бы всё могло измениться, будь он другим человеком.       Лицо Норияки всплыло перед его глазами словно призрачное сновидение. Прижав тыльную сторону ладони к глазам, Джотаро оперся на колени и постарался собрать бисер рассыпавшихся мыслей.       Какой была их последняя встреча? Мужчина сделал глубоких вдох и, вновь откинувшись на спинку стула, вгляделся в чернеющий потолок, будто бы медленно приближающийся к нему, готовый и вовсе раздавить.       Та ночь могла показаться обычной - на улице шумели люди, сувенирные лавки, бары, клубы - все работали почти до утра. Сияющий диск луны переливался и мерцал на черном как смоль небе; воздух был пропитан духотой и пряным запахом специй с уличного рынка. В окно пробивался оранжевый свет, иногда задеваемый миганием неоновых вывесок над дверьми дешёвых забегаловок. В отличие от оживлённой улицы, комната в которой они находились была погружена в мрачное, отягчающее молчание, залившее номер в отеле, словно вода. Какёин неподвижно стоял у окна и, сложив руки на груди, задумчиво вглядывался в крыши Каира, почти не моргающим взглядом. На каждый шорох в номере отеля он отзывался привычным ему отрывистым поворотом головы, словно был готов атаковать в любой момент. Не обнаружив в комнате никого, кроме Джотаро, он вновь отворачивался к окну, будто бы тут же забывая о его присутствии.       Он нечасто рассказывал о том, что происходило в особняке. Уклончиво отводя взгляд, Норияки рассказывал о холодном воздухе, словно застывшем в пространстве мрачной усадьбы, о тёмных коридорах, ведущих во всепоглощающую пустоту, о беспросветной темноте, которая поселилась там вместе с Дио; он рассказывал о резком запахе алкоголя, смешавшимся с мягким ароматом ладана, о старинных книгах на древних языках, среди которых покоились дорожки кокаина, но никогда не говорил о Дио напрямую. В один из вечеров, проводимых в дешевых, облупившихся мотелях, Джотаро осмелился задать несколько вопросов о нём - как выглядел, как вёл себя, какой у него был характер - хоть что-то, что могло подготовить их ко встрече с Дио. Но Норияки лишь отвернулся и, натянув на плечи прохудившееся одеяло, выключил единственную в номере лампу.       Итак, почти не двигаясь, Норияки вглядывался в улицы Каира, погрузившись в пучины собственных мыслей. На подоконнике мялся ещё только зарождающийся, синеватый рассвет. Джотаро тяжело встал из-за письменного стола, за которым провёл почти всю ночь, и неуверенно приблизился к стоящему у окна юноше. Не отрывая взгляда от окна, тот повернулся к нему лицом и вскоре перевел болезненно сощуренные глаза на его губы. Лица их находились так близко друг от друга, что Джотаро мог почувствовать на своей коже его медленное, почти неслышимое дыхание. Его тело вдруг пробила фантомная, несуществующая дрожь, в груди что-то взволнованно затрепетало и по пальцам прошли незаметные разряды тока, растворившиеся где-то в теле. Быть может, прошло несколько минут, быть может чуть больше, но не смея наклониться ещё ближе, Джотаро лишь глубоко вздохнул и, в последний раз взглянув в окно, отчеканил фразу о том, что им пора выходить.       Мужчина мучительно вытянул очередную сигарету из пачки и, отвлеченно глядя в ночной лес, поджег её. Наивная, болтающаяся в воздухе вера в то, что Норияки жив то возрастала в груди Джотаро, подобно сияющей в небе радуге, то таяла, словно Арктический рельеф. Даже если он и жив, даже если он и дышит, и ходит по земле, и говорит, как все живые люди, даже если так, то что он сделает, подойдя к порогу его дома?       Проведя ладонью по ещё влажным после душа волосам, Джотаро взглянул на телефонный аппарат, глядящий в него из темноты комнаты серым пятном. Подняв трубку с гладкой подставки, Джотаро уже был готов набрать застывший в памяти номер, как осёкся.       Он ведь только начал забывать. Забывать всё, что произошло в Каире, произошло во время путешествия, даже их первая встреча не отдавалась в нём так гулко, как раньше. Сейчас у него есть почти всё, о чём он может просить - жена, дочь, роскошная квартира в престижном районе Токио, есть деньги, за которые он может удовлетворить свои небольшие, человеческие желания, есть всё, и тем не менее, он вновь рвётся получить ещё больше чем это.       Цокнув языком, мужчина всё же поднёс телефон к уху. Из его динамика раздалось несколько потрескивающих гудков, а затем звучный щелчок, за которым тут же последовал немного раздраженный, высокий голос: - Доброй ночи. - Сдержанно произнёс человек на том конце с небольшой отдышкой. - Кишибе Рохан. - Доброго времени суток. - Вторил ему постоялец отеля. - Это Джотаро Куджо, прошу прощения за поздний звонок. - Я понимаю, ночь - время бесцельных действий. - Чересчур вычурно процедил мангака. - Что-то важное?       Джотаро провёл пальцами по козырьку лежащей рядом кепки, словно пытаясь подобрать нужные слова. Внизу живота вновь поднималось неприятное, вязкое чувство. - В общем-то да. - Наконец процедил он, сжав кепку между пальцами, словно спасательный круг. - Хотел расспросить тебя о человеке, с которым ты был сегодня в "Deux Maggots".       В трубке повисло молчание и Джотаро уже был готов извиниться за неуместный вопрос и забыть об увиденном мужчине, как Рохан громко выдохнул. - Судя по голосу и времени звонка, что-то важное... - Не дав мужчине ответить, мангака тут же отчеканил. - Жду завтра у себя в два часа. - Спасибо. - Куджо уже был готов положить трубку, как добавил: - Просто так я эту информацию не получу, как я понимаю. - Доброй ночи, Джотаро-сан. - Только и ответил мужчина на том конце, как в трубке раздались монотонные гудки.