Forget-me-nots

      Сизое небо, укрытое волнами голубо-серых туч, тяжело нависало над глубоко зеленым лесопарком отеля, спускающимся почти что до самого моря, неспокойно колеблющегося у отвесных скал. В воздухе ощущался свежий, колющий ноздри запах приближающегося дождя, который уже собирался в низинах громоздких облаков. Коричнево-черные скукоженные слизни расползлись по каменистой дороге, ведущей в город, у её обочин уже мелькали бежевые, полосатые панцири улиток, а меж камней затесались дождевые черви. Голубовато-пепельный оттенок неба коснулся почти всего, что было заключено под его раскинувшейся плоскостью, солнце же превратилось в выгоревшую белую дыру, размыто зияющую чуть выше горизонта.       Отельное такси лениво скользило между черными стволами мрачно-изумрудных деревьев, чьи ветви сплетались между собой в причудливые узоры. В его окнах то и дело отражалась серебристая листва, смешивающаяся с полупрозрачными облаками. - Вы же знаете, что музей-то закрыли? - Бесцветно спросил таксист, мельком взглянув на пассажира через салонное зеркало. Получив в ответ сдержанный кивок, он зачем-то продолжил: - Раньше туда школьников водили на экскурсии, знакомили с нашим прошлым, а что сейчас? Скоро совсем от традиций уйдём, вон уже, детей совсем ни история, ни культура не интересует, им всё прогресс да прогресс... Вот дочка у меня говорит, мол, книжки скучно, лучше в кино схожу или на дискотеку, а знания-то она откуда будет черпать? В школе-то всему не научишь... - Говорил он будто бы сам с собой. - Я когда ребенком был очень к знаниям стремился, читал всё подряд, а она... Ну оно ладно, может подрастёт образумиться, но сердце болит за то, что культура стирается с этим прогрессом... У вас-то дети есть? - Бесцеремонно поинтересовался таксист, оборачиваясь через плечо.       Оторвав глаза от окна, Джотаро взглянул на его оживленное лицо и глубоко вздохнул: - Есть. - Процедил он, натягивая фуражку на глаза.       Таксист продолжил что-то рассказывать, но звук его голоса смешался с монотонным шумом машины, подскакивающей на каменистой дороге. Вчера Джотаро звонила жена. Телефонная трубка тихо прогудела около 11 вечера - Наоко же всегда засыпала не позже десяти. О чем она говорила? Вспомнить было сложно, она никогда не говорила по существу. Спрашивала стоит ли ей покрасить волосы. Нет, не стоит - черный ей к лицу. Спрашивала как докторская - почти готова, скоро закончит. Когда он вернётся тоже пыталась узнать, ведь Джолин скоро пойдёт в школу, нужна семейная фотография. К осени вернётся, обещал.       Голос Наоко, казалось, всё ещё присутствовал где-то рядом с ним - мягкий и спокойный голос, который, казалось, только и делал, что что-то спрашивал. Говорила ли она о чем-то ещё? Кажется, да. Говорила о Джолин. Говорила, что она скучает и что беспокоится, насколько может беспокоиться ребёнок, чувствующий напряжение между отцом и матерью. Говорила, что за время его отсутствия она поменялась - стала резкая и грубая, как будто бы характер успел проявиться. Под конец Наоко как бы шутку спросила, не появилось ли у него любовницы - не появилось, пусть не переживает.       Той же ночью раздался второй телефонный звонок - около трех часов ночи позвонил Норияки, сказал, что поехать в город не получится - машину с баннерами угнали, везти нечего. Договорились откинуть формальности и встретиться у него дома, около часу дня. - А вам-то туда зачем, раз музей закрыли? - Вновь поинтересовался таксист, ерзая на сиденье. - Друга навестить. - Только и ответил Джотаро.       Свои же слова отчего-то пронзили его насквозь, словно длинное медное копьё проходящее вдоль позвоночника. Норияки всё ещё казался ему не живым, не живым казалось и всё вокруг, будто бы он заснул где-то под пеленой собственных фантазий, так естественно смешавшихся с реальным миром. И его тело, и похороны Джотаро помнил настолько явно, что казалось, когда машина подъедет к минке, то встретит лишь полуразрушенное здание, заросшее диким плющом и мхом.       Что он помнит с того дня? Свежая, пустая яма около двух метров в землю, пахнущая сырой землей и металлом. Прямоугольное пространство, в котором свет и воздух тут же нашли новую глубину. Казалось, всё существо сплелось где-то на её дне, безмолвно осев на утрамбованную почву. В небе тогда распускались орхидеи из отрывистых, скучкованных облаков, разорванных сильными порывами ветра. Кроме родственников на похоронах никого не было. Гроб опускали пустым и, казалось, каждый присутствующий из последних сил пытался найти в происходящем хоть какой-то смысл - найти в этом "ритауле" мёртвое тело, которого никто никогда не видел и не увидит больше никогда.       Гроб глухо стукнулся о землю, и Джотаро невольно отвёл глаза, надеясь найти на старом семейном кладбище что-то кроме пустоты ямы, которую вскоре зароют. Выходя с кладбища, он невольно взглянул в глаза его матери. Может, мой дорогой читатель вряд ли поймёт меня - подобный взгляд можно понять, лишь увидев его вживую. Глаза её были пусты, совсем стеклянны, словно два безжизненных шарика, на губах же расплылась тонкая, почти безумная улыбка, всё же исполненная нежности. Лицо её было бледно и почти ничего не выражало, кроме теплого, какого-то мягкого слабоумия, пробирающегося изнутри через это странное искривление рта. Она хотела было что-то сказать, но губы её, разлепившись на мгновение, снова сжались в непонятной ему полуулыбке и она тут же отвернулась, пытаясь скрыть выступившие слёзы.       Нащупав в кармане штанов белый платок с зелёной вышивкой, Джотаро хотел было протянуть его женщине, но рука его словно бы омертвела, застыв в незавершенном движении. Спустя несколько дней он нашёл силы подойти к дому Норияки - шторы в его комнате были распахнуты, словно бы он сейчас был там, и всё же дом казался Джотаро мрачным пятном на карте города, темнеющий всё больше с каждой минутой.       Дверь ему открыл отец Норияки. Ничего не сказав, он лишь осмотрел школьника с ног до головы и, развернувшись, ушёл вглубь дома, тихого как могила с пустыми гробом. Скользя, словно тень, по коридору, Джотаро пытался измерить тишину, заледеневшую в его стенах, измерить эту потерю, но такие вещи объять невозможно. Смерть, казалось, наполнила всё, что имело физическую форму.       Осторожно приоткрыв дверь в комнату Норияки, Джотаро замер, боясь зайти внутрь - это казалось настолько неправильным, что всё его тело сковало в печальном исступлении. Всё там оставалось таким, каким это оставил Норияки. Выгоревшие от летнего солнца постеры игр бледнели на деревянных стенах, на столе лежали тетради и учебники, сложенные в строгие стопки. На полу валялась пижама, не застеленную кровать освещал дневной свет, будто бы тупящийся, проходя через окно. На шкафу были неровно пригвозженны старые рисунки, и всё будто бы говорило о том, что скоро раздадутся неслышимые шаги Норияки, медленно испаряющиеся из комнаты. - Вы были знакомы? - Внезапно раздался из-за спины дрожащий, но спокойный и тихий голос. - Вы его знали? - Обернувшись через плечо, Джотаро встретился глазами с его матерью. Казалось, та улыбка с похорон так и не ушла с её лица и намертво закрепилась на нём, вместе с неживым, слабоумным взглядом.       Почувствовав беспомощность собственного рта, Джотаро лишь протянул ей платок и, натянув фуражку на глаза, тут же направился вглубь коридора, ведущего к выходу из дома. Тень женщины, казалось, тут же рассеялась в стенах той комнаты, вместе с шагами Норияки и последнее, что он услышал был мягкий, но звонкий вой, какой, казалось, может издать только зверь.       Поразительно, насколько человек близок к зверю, когда дело касается вещей настолько архаичных как смерть или рождение. Этот вой, этот посмертный скулёж, пожалуй, выразил бы куда больше, чем всё, что может описать человеческий язык, но он не передаваем и абсолютно неописуем, к счастью или к моему, как автора, сожалению.       Машина скользила меж домов, приближаясь к выезду из города. По крыше барабанила мелкая морось, которая, казалось, продлиться до самой ночи, колёса то и дело утопали в крошечных лужах, скопившихся в провалах дороги. Вскоре перед Джотаро раскинулся пустырь - огромный кусок иссушенной земли, обрамленный рисовыми полями с одной стороны и лесом с другой. У подножья плантаций темнела уже известная моему дорогому читателю минка, размытая и заволоченная дождём. Сёдзи её были настежь распахнуты, впуская в гостиную свежий, пропитанный влажностью воздух. Лениво высаживаясь из машины, Джотаро зачем-то прикрыл козырек белой фуражки рукой и, сняв ботинки, проскользил внутрь.       Норияки стоял у кухонной стойки, и не оборачиваясь пробубнил: - Рад видеть! Слышал, как ты подъезжал. - Наконец обернувшись, он натянуто и быстро улыбнулся, ставя на низкий стол две тяваны, наполненные ароматным, терпким кипятком. - Кроме чая, к сожалению, предложить ничего не могу.       Стянув с себя белый плащ, Джотаро осторожно повесил его на стоячую вешалку и шагнул вглубь дома: - Разве эти чаши не для церемоний? - Да... - Отозвался Ноияки, ставя кулаки по бокам. - Но, честно, у меня больше нет посуды. Что-то не успел помыть, что-то просто-напросто разбилось пару дней назад... Короче, осталось только то, что принадлежало музею.       Удовлетворенно кивнув, морской биолог опустился на колени перед столом. Какёин выглядел, впрочем, как и в прошлый раз, достаточно живым. На бледном, по-коренному японском лице, выступали красные пятна от пара чайника, одет он был так же с иголочки - кожаные пепельно-болотные штаны, того же цвета кожаный топ без рукавов и несколько золотых брошей, только на колени он опускался как-то слишком нелепо и тяжело. - Всё в порядке? - Невзначай поинтересовался Джотаро, поднося к носу чашу. - Выглядишь как-то... не очень.       Норияки только кивнул и тут же зачем-то проверил карман: - Просто странно видеть тебя вот так. - Ответил он, сдержанно и деловито стряхивая несуществующие крошки со стола. - Вообще видеть тебя очень странно.       Куджо усмехнулся и, сняв мокрую фуражку, положил её у ног: - Взаимно. - Процедил мужчина, ставя чашу на стол, так и не пригубив её. - Ты же понимаешь, у меня ещё много вопросов... - Не получив никакого ответа, он продолжил: - Кто-то ещё знает?       Взглянув на него исподлобья, Норияки спрятал губы в сцеплённые кулаки и отвернулся к распахнутым сёдзи. Дождь разрастался, стекая мелкими струями на пустырь. - Жан знает. - С бесцветной виной в голосе промычал он в ладони и тут же глубоко вздохнул, опустив руки на колени. Глаза его так и блуждал по пустырю. - Понятно. - Только и ответил мужчина, прослеживая за его взглядом. - Отчего мне не сказал? - Выдержав достаточно долгую паузу, спросил Джотаро.       Норияки только качнул головой и опустил глаза на татами, словно бы сокрушаясь о том что японский язык слишком ограничен, чтобы выразить то невесомое, что он хотел бы сказать. Уловив это странное, молчаливое настроение, Джотаро поднёс тяван к губам и мельком оглянул гостиную, совмещённую с небольшой кухней. Всё здесь казалось обыкновенным, кроме одной крошечной, но яркой и броской детали - на столешнице, рядом с раковиной, высилась витиеватая арка, выстроенная из того же материала. Причудливая форма этого дефекта показалось мужчине до абсурда знакомой, что-то затрещало внизу его сознания, желая вырваться наружу. - Не обращай внимания. - Проследив за его взглядом спокойно сказал Какёин. - Прислали с дефектом, решил оставить как есть. Для губки как раз.       Склонив голову вбок, Джотаро сощурился: - У тебя недавно были "гости"? - Серьёзно спросил он, переводя взгляд на мужчину. - Я знаю эту форму.       Не в силах сдержать хитрую улыбку, Норияки скривил губы, и вперился глазами в лицо Куджо. - Джоске? - Спросил он, сдвинув брови. - Джоске. - Какёин тяжело выдохнул и полуулыбнулся сам себе. - И даже не один. - Сколько? - Все четверо.       Выпрямившись, Джотаро качнул головой и тут же глухо стукнул пиалой о стол. - Я отчитаю. - Отчеканил мужчина, поджимая губы. - Надеюсь, они не принесли много бед. - Как сказать... - Норияки вновь оглянул пустырь и потёр ладони о колени. - Но главное, что все по итогу живы.       Биолог что-то неразборчиво промычал в ответ и тут же поднял глаза: - И как они тебе?       Притупив глаза о стол, второй мужчина выпятил подбородок, пытаясь подобрать нужные слова: - Джоске неплох, правда... Он быстро раскрывал все уловки, активно атаковал, в целом, правда, неплохо... Голова-то рабочая, но он как будто боится своего стенда. - Растянул он, медленно потирая подбородок подушечками пальцев. - Может, он правда убивать меня не хотел, но защита у него тоже была слабовата... Кто меня правда напугал, так это девочка. - Юкако? - Удивленно уточнил Джотаро, озадаченно хмуря брови. - Да, она самая. В ней очень много злости, даже через стенд это чувствуется. - Говорил Норияки, всматриваясь в глубину чашки. - Быть может, это иза-за того, что она подросток, но... Не знаю, есть в ней что-то такое диструктивное, чего стоит опасаться. Бьёт бездумно, напролом, оттого даже не знаешь чего ожидать. - Кивнув самому себе он продолжил: - Ещё один мальчик был, Окусяу вроде. Совсем головой не думает, даже сказать ничего не могу. - Развёл руками он и тут же добавил. - Он слишком полагается на Джоске, тебе бы вместе их тренировать, чтобы хоть как-то друг друга компенсировали.       Джотаро качнул головой и, проведя языком по зубам тут же парировал: - Рано им ещё. Пусть сначала учатся отвечать за себя, потом уже напарников разбирают.        Подбирая слова, Норияки слегка прикусил язык. Насколько же очевиден ему был исток этих слов, и насколько не очевиден был ответ. Хотел он было начать говорить, как вдруг Джотаро встревоженно поднял голову: - Запах. - Отрезал он и тут же решительно уставился на Какёина.       Прислушавшись к запахам в доме, Норияки настороженно выпрямился и глубоко вобрал воздух в легкие.