Начать заново

      Такемичи помнит всё.       Абсолютно всё.       Хотя больше всего она мечтает вышибить себе мозги, лишь бы навсегда забыть вчерашний день.       Грёбаная, двадцатишестилетняя Ханагаки провела милейший вечер с ублюдком Кисаки.       Разумеется, он расспрашивал о ране на лбу и о том, почему она выглядит такой истощенной. Такемичи говорит ему лишь часть правды. Зато она, не скрываясь, рассказывает о боях и том, как сильно переживала за ребят.       Кисаки хмурится и заявляет, что ей нужно больше беспокоиться о себе, а затем идёт вниз и возвращается с аптечкой в руках. На её удивлённый взгляд он поясняет, что пластырь вообще-то следует менять каждые два часа, чтобы был хоть какой-то результат. Такемичи смущённо улыбается и отводит взгляд — она умеет заботиться о других, но только не о себе.       Но ей очень нравится, как Тетта прохладными пальцами проходится по месту ушиба, нанося мазь — руки Кисаки исцеляют лучше любого пластыря.       Кажется, ещё немного, и у личностей внутри неё произойдёт взрыв мозга. Такемичи и сама не замечает, как улыбается, но улыбка сползает, стоит заметить на носу Тетты пластырь — ему ведь вчера довольно сильно заехали.       В ответ на заботу о ней Ханагаки поступает аналогично — и уже ему приклеивает новый пластырь.       После этого Кисаки собирается домой, беря с Такемичи обещание, что она ляжет спать, как только он уйдёт. Уже стоя в дверях, парень ещё раз наказывает ей заботиться и о себе тоже, а не только о других.       В тот вечер Ханагаки засыпает невероятно счастливая — она вновь увиделась со своими друзьями и как минимум самой себе доказала, что Кисаки вовсе не плохой. Две её личности сидят тише мыши и почти не ощущаются — кажется, им нужно заново собирать своё мировоззрение.       Как бы сильно Такемичи ни хотелось умереть, она не могла позволить себе такой роскоши — у неё есть миссия спасти Хинату и наконец-то получить свой счастливый финал.       Как хорошо, что сегодня выходной и никуда не надо спешить, но так думает только Ханагаки, возможно, ещё Хината, но уж точно не те четверо, что сейчас сидят с понурым лицом, готовые в любую секунду начать просить прощения.       Первым не выдерживает Ак-кун — именно он всегда считал себя старшим и был готов нести ответственность за всех остальных:       — Пожалуйста, прости нас, Такемичи. Мы знали, что это опасно, но всё равно пошли туда. Я считаю, что мы понесли заслуженное наказание.       — Из вас четверых больше всего досталось Такуе. Хотя вы прекрасно знаете, что у него слабое тело, но всё равно втянули его в это! — Парни втягивают головы, пытаясь казаться меньше. Сегодня, как и всегда, они заняли комнату Такемичи, только сейчас никто не собирался прорешивать уравнения из домашней работы. Ханагаки в первые же секунды дала понять, что разговор будет серьёзный. Они даже стол убрали подальше, чтобы самим поместиться на полу лицом к Такемичи.       Стоявший рядом с ней — словно верный страж — Хината смотрел с укором и полным убеждением, что они получают по заслугам.       — Прости, пожалуйста, мы не думали, что ты будешь так сильно волноваться, — тихий голос Такуи был полон раскаяния.       — А ты вообще молчи! Больному положен покой! — несмотря на то, что Такемичи так сказала, Ямамото сидел на полу вместе со всеми. — Я не буду говорить о том, как сильно волновалась за вас, вам же всё равно, но в следующий раз хотя бы предупреждайте, куда и зачем идёте! Вы меня поняли?!       — Да, мамочка, — раздался нестройный гул голосов. Такемичи же лишь довольно улыбается — ей плевать, как они её называют, главное, чтобы сдержали обещание.       — Кстати, а как ты узнала, куда мы пошли? — Ямагиши — второй по уму, после Кисаки. Недаром он любит хвастаться своими мозгами. И пускай этот момент Такемичи не успела продумать, ответ находится быстро:       — Я просто пошла за вами. Видя, в какое место вы пришли, я заранее вызвала скорую и полицию. Вам стоит сказать спасибо отцу Хинаты, а иначе так легко бы не отделались! — Ханагаки подводит черту в этом разговоре. Почему-то в этот момент мелькает мысль о велосипеде, который она божилась вернуть, и чего, разумеется, не сделала.       Хорошо всё-таки, что у Кисаки сегодня дополнительные и он не пришёл — Такемичи смогла целый день провести с ребятами, совершенно не напрягаясь, а ненавязчивые ухаживания Хинаты и вовсе сделали его незабываемым.       Завтра уже воскресенье, а значит пришло время звонка от родителей и поступления новых денежек.       Признаться честно, звонка девушка ждала всё-таки больше.       В будущем родители Ханагаки погибли, когда ей было двадцать один. Это произошло зимой, под Рождество — тогда родители летели домой, чтобы отпраздновать этот праздник всей семьёй. Последнее сообщение, которое она получила, было: «Почти прилетели. Скоро приземляемся. Жди нас».       Но самолёт так и не приземлился — в него попала молния, уничтожив один из двигателей. Это произошло перед самой посадкой — из более чем двухсот человек выжило меньше десяти. Многие твердили про чудо.       Но для Такемичи чуда не случилось.       В этот раз Ханагаки была намерена либо заставить остаться родителей в США, что было маловероятно, учитывая, что виделись они дважды в год — на день рождения дочери и на Рождество, либо сменить рейс.       Что странно — Такемичи из прошлого не мог сказать, что было с его родителями, но, кажется, там не было таких трудностей. Здесь и сейчас он взял воспоминания Ханагаки из этого мира. И прекрасно понимал её желание спасти семью. Даже третья личность — что предпочитала только наблюдать, — была совсем не против.       Правда, до момента трагедии было ещё семь лет, и Такемичи пока не представляла, как именно изменить его — возможно, придётся пойти на контакт с Ханагаки из прошлого — девочка она не глупая и наверняка уже заметила провалы в памяти.       Единственный выход — это записки, а ещё лучше дневник, где девушки могли бы записывать, что произошло в тот или иной день — в этом случае пусть у Такемичи и будут провалы, но хотя бы в основных чертах она будет в курсе, что же произошло.       Чёрт!       И как Ханагаки не догадался сделать этого в прошлом. Хотя, будучи парнем, вечно нарушающим правила, он бы вряд ли пошёл на контакт и мог сделать всё ещё хуже — чисто из нежелания подчиняться.       Но в этот раз всё будет по-другому.       Больше не медля, Такемичи достаёт одну из чистых тетрадей и не зная, с чего начать, замирает с поднятой рукой.       Спустя несколько часов Ханагаки наконец-то закончила писать. Описывала она только основное: что пришла из будущего, где Хината мёртв, о своём желании спасти его и защитить друзей из этого времени. Написала, что в будущем один из мальчишек станет плохим парнем, из-за которого и погибнет Тачибана — но не стала говорить, что это Кисаки — девочка бы начала волноваться и могла наломать дров, а могла и вовсе не поверить.       Описала свои несколько дней, проведённые здесь, и строго-настрого предупредила не приближаться ни к кому из Тосвы. А лучше вообще не попадаться им на глаза. Ну и, разумеется, держать мальчишек подальше от каких-либо банд.       У неё ушло несколько часов и десятки листов, прежде чем она написала всё это более-менее связно — Такемичи очень надеялась, что никто кроме неё из прошлого не увидит это безобразие.       Остальное время до вечера девушка провела убираясь в комнате и погружаясь в воспоминания при нахождении какой-либо значимой для неё в прошлом вещи.       Часовая стрелка уже приближалась к восьми, когда Такемичи вышла из дома. Мама и папа всегда звонили в одно и то же время с восьми до девяти вечера, но для них это было с семи до восьми утра. Это время Ханагаки предпочитала проводить на улице, чтобы не чувствовать, как на неё давят стены дома от осознания того, что она одна. Находясь на улице, она любила представлять, что родители сейчас рядом и просто звонят поинтересоваться, когда же гулящая дочь соизволит вернуться домой.       Звонок телефона отвлекает её от непрошенных мыслей. Почти не замечая дрожь в руках, она принимает вызов и с замирающим дыханием подносит телефон к уху:       — Такемичи, милая, ну как ты там? — Голос мамы все такой же: мягкий и нежный.       — Привет, мам. У меня всё хорошо, а у вас? — голос Ханагаки звучит спокойно, будто и не было тех пяти лет одиночества и она действительно созванивалась с родителями каждую неделю.       — У нас тоже, милая. Папа вот недавно получил премию за проект. Я ему изначально говорила, что всё будет хорошо, но он продолжал нервничать, и доводить меня, пока не пришёл день сдачи… — мама всё говорила и говорила, а Такемичи просто наслаждались её голосом. Она забрела во двор и сейчас сидела на качелях, совершенно не замечая, как по щекам бегут слёзы.       Мама…       Мамочка…       Живая, здоровая и, как прежде, — энергичная. Услышать её голос после стольких лет казалось чуть ли не проклятием — словно насмешка над прошлым.       Но Такемичи была счастлива. За обычный разговор по телефону она была готова отдать многое, а когда с той стороны ещё и отец подключился, у неё и вовсе перехватило дыхание.       — ... Милая, ты нас слушаешь?       — Да, — Ханагаки всеми силами пытается скрыть дрожь в голосе, но всё равно едва заметно хрипит.       — Боже! Что с твоим голосом? Ты что, простыла? Наверняка опять на улице! Такемичи Ханагаки, отвечай, быстро!       — Да… то есть нет… прости, мам, — Такемичи чувствует себя жутко виноватой, из-за чего говорит ещё тише.       — Боже. Тебя же почти не слышно! Живо домой, юная леди! Вот мы с отцом приедем и хорошенько поговорим на счёт твоего поведения! И не думай, что, если я не сказала о звонке Тачибаны-сана, это не значит, что его не было! А сейчас марш домой. Я очень надеюсь, что на следующей неделе ты уже будешь в полном порядке, тогда я поговорю с тобой отдельно! Ты всё поняла?       — Да, мам… — из-за слёз почти ничего не видно, но это и не нужно. Несмотря на суровый тон родительницы, Такемичи понимает, что та просто волнуется — прежде девушка воспринимала подобное в штыки, если б её действительно любили, то они приехали бы, ни смотря ни на что. Но сейчас, даже такое проявление заботы было для неё счастьем.       Мы ценим только то, что теряем.       — Такемичи, милая, — голос матери дрожит, кажется, ещё немного, и она заплачет. — Прости, что мы не можем быть рядом с тобой. Мы отдали бы тебе всё, что пожелаешь, только, пожалуйста, береги себя. Я сейчас позвоню Микото-сан, попрошу, чтобы она приготовила куриный бульон и проследила за тобой. Только, пожалуйста… береги себя. — Ханагаки слышит с той стороны всхлипы, и ей хочется смеяться — вот уж действительно мать и дочь — довели друг друга до слёз буквально не из-за чего.       — Конечно, мама. Ты только не плачь, ладно? Тебе ведь ещё на работу идти, а так весь макияж сотрётся.       — Маленькая ещё, чтоб беспокоиться о таком... — бурчит мать, и Такемичи буквально слышит, как она стирает с себя остатки косметики. — ... Прости, малыш. Но ты же знаешь, как мы с папой переживаем, я тебе давно предлагала переехать к нам, будь ты рядом, мы бы так не волновались.       — Нет, мам, я никуда не поеду. И к тому же я совершенно не знаю языка, да и друзей бросать не хочу, — Такемичи уверена в своём решении. Только не сейчас. Она не может бросить всё, к чему так стремилась.       — Язык — это не проблема, милая, мы могли бы нанять репетитора, но раз ты не хочешь, то не будем настаивать. Но ты же знаешь, что если вдруг захочешь увидеть нас, мы всегда будем ждать тебя с распростёртыми объятиями.       — Да, мам… Спасибо. — Такемичи вытирает остатки слёз. Именно сегодня ей хотелось расстаться с родителями на хорошей ноте, а не топить их своими слезами и соплями.       — Иди домой, малыш, а то тут отец уже начинает волноваться. Береги себя и не простужайся. Хорошо?       — Обещаю. Пока, мам.       — Пока, милая. И не забывай тепло одеваться, а то знаю я вас, молодёжь…       — Обязательно, мам, — Такемичи тихонько смеётся и сбрасывает звонок — со своими наставлениями мать могла затянуть разговор на несколько часов.       Ханагаки облокачивается на поручни, внутри неё пустота — разговор с матерью буквально выжал из неё всё, но она счастлива, как никогда прежде.       Но всю эту видимость идиллии нарушает насмешливый голос сзади:       — Так-так-так. Это и есть маленькая мышка, из-за которой повязали половину нашей банды?