Other dancers may be on the floor
Dear, but my eyes will see only you
Only you have that magic technique
When we sway, I go weak
(c) Sway - Dean Martin *
Она часто слышала о нем. Еще с тех пор, как приняла участие в чемпионате Кентукки. Его невозможно было не знать. О нем говорили все. Как только Бет вошла в мир больших шахмат, это имя, такое странно-звучащее, такое грозное, рычащее, словно таящее в себе опасность, оказалось у нее на слуху. Боргов. Василий Боргов. Конечно, все знали, что советская шахматная школа — одна из сильнейших, что Советы готовят шахматистов по особой системе, используют командную тактику, изучают труды великих гроссмейстеров прошлого, как Морфи, Капабланка, Ласкер. Имена всех выдающихся русских шахматистов, Алехина и Ботвинника, что находились на олимпе десять и двадцать лет назад, и современных, Лаева и Лученко, были известны каждому, так же, как и их дебюты, эндшпили и излюбленные виды атаки. Но имя чемпиона СССР и мира стояло особняком. Боргова ставили в пример, им восхищались, впадая в трепет от одного его имени. И Бет, с ее амбициями и желанием показать всем, насколько она сильна, сначала втайне, а затем и открыто, стала думать о том, как увенчать свою шахматную карьеру победой над ним. Она задумала побить Боргова. Это стало ее главной целью. Увидев мельком у одного из ребят-участников чемпионата Кентукки книгу «My life in chess» за авторством Боргова, Бет захотела ее прочитать. Однако в тот момент найти свободный экземпляр не представлялось возможным. Выпущенный в США тираж был ограничен и мгновенно разошелся по библиотекам заядлых шахматистов, следивших за страной-лидером шахматного мира и ее лучшими игроками. Поэтому Бет не оставалось иного, как запомнить название и зеленую обложку с фотографией автора и ждать возможности приобрести желаемую книгу, заказав из другого штата или выкупив у кого-либо из владельцев редкой монографии. В возрасте четырнадцати лет, во время турнира в Цинциннати, Бет впервые всерьез заинтересовалась игроками из Советского Союза и сразу же разработала далеко идущий план. По возвращении в Лексингтон, она записалась на курсы русского языка при колледже и тогда же решилась рассказать Альме о своем желании в скором времени сразиться с шахматистами из Союза. Обычно слушавшая ее вполуха мачеха встрепенулась, когда речь зашла о русских: — Как интересно! — воскликнула она в своей всегдашней снисходительной манере. — Я слышала, русским игрокам и спортсменам дают специальные лекарства, таблетки, которые доводят человека до состояния машины, превращают в бездушного монстра… — Лекарства?.. Бет невольно вздрогнула. — Да, — подтвердила Альма. — Какие-то психотропные препараты… — Но ведь они притупляют… — поспешила вставить Бет, знавшая, что на других любые транквилизаторы оказывают отупляющее воздействие, замедляющее работу мозга. — Ничего подобного! — бесцеремонно пресекла ее возражения Альма. — Они создали такие, которые лишь усиливают умственные способности, но начисто лишают человека каких-либо чувств! Поэтому их спортсмены, которых показывают в новостях, все похожи на равнодушные деревяшки или роботов! Пристально посмотрев на приемную мать, Бет подумала: «Неужели Боргов, как и я, принимает таблетки?..». Мороз прошел по коже от одной этой мысли. Такой поворот многое объяснял. Однако Бет не спешила делать выводы из слухов и «разоблачительных» статеек в третьесортных околоспортивных журналах. Она решила, что должна сосредоточиться на себе самой и на своей игре, чтобы оказаться сильнее. Таблетки или нет, а этот непобедимый Боргов ей по зубам. «Я справлюсь с ним! — сказала себе Бет. — Я всегда справляюсь!». С этой мыслью в начале шестьдесят шестого Бет прибыла на открытый чемпионат США, проводившийся в Лас-Вегасе. Здесь, как ожидалось, соберутся почти все сильнейшие шахматисты из многих штатов. Перед схваткой с Борговым, согласно ее планам, Бет предстояло стать самым сильным игроком Америки. Это почти автоматически обеспечивало ей приглашение на состязание с русскими в Москву. Войдя в здание элегантного отеля, в котором проводился турнир, Бет, полюбившая одеваться в дорогие стильные вещи из магазинов высокого уровня, чувствовала себя превосходно. Она озиралась по сторонам, рассматривая со вкусом обставленный и декорированный интерьер просторного, залитого солнцем холла, когда внезапно столкнулась с Таунсом, знакомым по чемпионату Кентукки, побитым ею в числе многих других, но занимавшим особое место в ее мыслях. — Хармон! — радостно приветствовал он, выбежав ей навстречу словно из ниоткуда. Бет слегка растерялась. Она становилась немного рассеянной в его присутствии. После дежурных приветствий и расспросов выяснилось, что Таунс прибыл на турнир в качестве корреспондента, чьей миссией было освещать событие на страницах лексингтонской газеты. Вскоре их разговор зашел о советских шахматистах. — Ты можешь стать игроком мирового класса, настоящим профи! — восторженно восклицал Таунс. — Я начала учить русский! — похвасталась Бет. Таунс, казалось, воспринял ее слова с энтузиазмом и загорелся идеей написать о ней статью для Lexington Herald-Leader. Бет было плевать на статью, но ей очень льстило, что Таунс не сводит с нее восхищенного взгляда. А потому она, после некоторого колебания, приняла его приглашение проследовать в гостиничный номер, чтобы сделать несколько снимков для газеты. — У меня фотокамера в номере, — белозубо улыбаясь, сказал Таунс. — В номере? — зачем-то переспросила Бет, уставившись на него непонимающим наивным взглядом семнадцатилетнего подростка. Он не хотел сходить за фотоаппаратом, но явно желал уединиться с ней в более интимной обстановке. Бет понимала это, но не понимала, чего хочет она сама. — И доска есть, — продолжал искушать ее Таунс. — Можем сыграть… — Ладно, — кивнула Бет, и они отправились в комнату, находившуюся на втором этаже отеля. Таунс с первой их встречи привлек внимание Бет своей приятной, мужественной внешностью и яркой харизмой. Ей нравились высокие обаятельные брюнеты с хорошей спортивной фигурой. А еще ей доставляло удовольствие видеть интерес к себе в глазах привлекательного мужчины. Это вызывало в Бет сладостное волнение, которое можно было сравнить разве что с предвкушением скорой победы над очередным противником. Ее почти подростковое тщеславие получало заслуженную награду в виде мужского интереса и внимания. Но только от Таунса она хотела того особенного интереса и внимания, какое оказывают красивой и очаровательной женщине, а потому ее разочарование было велико, когда в самый неподходящий момент в номер ворвался некий Роджер, накаченный блондин с развязными манерами и голливудской улыбкой. — О! Привет! Я не помешал? — осведомился он, нагло улыбаясь и глядя на смешавшуюся Бет, а уже в следующую минуту беспардонно запрыгнул под душ. Вместо желанного поцелуя и объятий на широкой постели Бет и Таунс принялись неловко изображать шахматную партию. Бет чувствовала себя круглой идиоткой, пожираемая стыдом, разочарованием и раздражением, вызванными ее же собственным детским заблуждением. Расставляя на доске фигуры, она решила, что с Таунсом у нее все закончилось, не начавшись. В тот вечер Альма разрешила ей попробовать пиво. Бет выпила сразу две бутылки, осушив их почти залпом. На следующий день начался турнир. В конце напряженного дня Бет делилась с мачехой подробностями своих шахматных побед. Они сидели за уютным столиком в ресторане отеля. Альма потягивала красное вино, а Бет говорила. — А как там выступает тот парень? — после второго бокала спросила Альма. — Ты говорила о нем… Бобби или как его там?.. — Бенни, — поправила Бет. — Бенни Уоттс. Не проигрывал. Одна ничья. Вокруг него всегда толпа…. — Еще бы! Он — чемпион США! — заметила мачеха. Бет внимательно следила за Бенни. Она читала о его партиях, сыгранных еще в те годы, когда Уоттсу было восемь и тринадцать лет. Действующий чемпион страны заслуживал ее внимания. Конечно, выглядел «лучший игрок в США со времен Морфи» необычно. Впервые увидев Бенни на турнире в Цинциннати, Бет нашла его забавным. «Чемпион Америки с лицом подростка, одетый в карнавальный костюм ковбоя, выкранный из секс-шопа…». — Он мне кого-то напоминает… — улыбнулась Альма, выслушав рассказ об эксцентричном Бенни Уоттсе. — В девять я играла с мистером Шейблом в подвале, — парировала Бет, поняв, что мачеха намекает на сходство между ней и Уоттсом. — Бенни — сильный игрок. Но в любом случае, я его не боюсь… Нет, она не боялась Бенни. Он был слишком похож на фигляра и слишком много кривлялся. Бет не любила позерство и, в отличие от Уоттса, никогда не допускала его в отношении других игроков. — По-моему, ты никого не боишься! — не без гордости за нее заявила мачеха. Бет на мгновение задумалась. Она боялась только одного игрока, да и то лишь заочно. — Один игрок меня пугает, — откровенно призналась она Альме. — Кто? — удивленно спросила та. — Русский. Боргов. Между тем Уоттс, против ожиданий, доставил Бет немало неприятных минут на том турнире. Сначала он бесцеремонно указал ей на ее ошибку в партии с Гарри Белтиком на чемпионате Кентукки. И откуда только этот самодовольный проныра узнал, как она проходила? Этим он смог выбить Бет из колеи, вселив в нее сомнение в собственных силах, как если бы говорил: «Ты вовсе не так хороша, как думаешь, Бет Хармон…». А затем Уоттс смог победить ее в финальной игре турнира. Нет, это не была легкая победа. Ему понадобилось почти сорок ходов. Стоявшие слева от Бет часы раздражающе тикали у нее в голове, пока она прокручивала в уме возможные дебюты. Она была зла на себя и на Уоттса, который посмел унижать ее и ставить под сомнение ее игровые способности. Поначалу он двигал вперед одни пешки, и могло показаться, что он осторожничает. В то время как игравшая белыми Бет изощрялась как могла, отправляя в атаку коней и слонов. В какой-то момент она запаниковала. Ей показалось, что Бенни разгадал ее план, что он слышит отчаянное биение ее сердца. Бет отступала, а противник продолжал давить. Он был осторожен и поступал жестоко, планомерно разнося в пух и прах ее защиту. Его можно было понять — Бет и сама поступала так с очевидно слабыми игроками. Но в те ужасные минуты ей хотелось выть. На миг перед глазами возникло лицо мистера Шейбла — «Сдавайся!». И Бет пожала Уоттсу руку. Она проиграла. В конце концов, по сумме результатов всех игр призовой фонд и чемпионство были разделены между Бет и Бенни Уоттсом. Бет считала это унизительным провалом и жаждала мести, реванша. Она была чертовски зла на Уоттса, хоть и не желала себе в этом признаться. А еще Бет поняла, что не умеет проигрывать. Признать поражение было слишком больно, терпеть такое — выше ее сил. В довершение всего, Таунс дополнительно разозлил ее своей жалостью. — Хармон, я сожалею… Я знаю, как ты хотела победить… Будет еще шанс… — потерянно пролепетал он на прощание. — Это не важно! — с горькой усмешкой бросила ему Бет перед тем, как юркнуть на заднее сиденье такси, увозившего их с Альмой в аэропорт. Она ненавидела, когда ее жалели.