Сучонок

Проснулся я от шевеления под боком: мой гость вертелся, поворачиваясь на живот и устраиваясь поудобнее, а рука моя сползла в аккурат на кругленькую задницу, которую я вчера так звонко отшлепал. С довольной улыбкой я провел ладонью по гладким ягодицам и только потом открыл глаза: тусклый свет января лился в окно сквозь полупрозрачные занавески, освещая красивый профиль на подушке рядом. А так и не скажешь, что сучонок, ласково подумал я; просто молодой, красивый мальчик, которому нравится, когда его хватают за волосы и шлепают по попе. Бред, конечно. Он же меня совсем не знает. Может, ему это и не обязательно? Может, он так разгоняет тоску после расставания с девушкой? Что ж, по крайней мере, парни ему тоже нравятся. В этом я вчера убедился из первых рук. Кожа под моей ладонью была мягкой и горячей, а томный вздох, который он издал, просыпаясь, заводил. Я склонился над ним, касаясь губами затылка, шеи, плеч, спины, дразня пробегал кончиками пальцев по бокам, ягодицам и бедрам. Он тихо застонал и приоткрыл глаза; губы со сна выглядели еще мягче и пухлее, чем вчера. — Я б поцеловал тебя, — прошептал я, проводя по нежным губам большим пальцем и слегка надавливая, — но зубы пока не почистил… Он приоткрыл рот и обхватил мой палец, скользнув горячим языком по подушечке; возбуждение молнией прошлось по телу. — Зато я могу тебя вылизать, — я уже почти лежал на нем, чувствуя, как он елозит подо мной, — хочешь? Сережа распахнул глаза — и сразу же уткнулся лицом в подушку; потом еле заметно кивнул. Какой же ты… Я снова вспомнил, как отшлепал его вчера. Как он мне разрешил, толком меня не зная. И как он после этого стесняется. Странный мальчик. И чертовски горячий. Целуя его плечи и спину, я спустился ниже, укусил за обе аппетитные булочки и раздвинул ему ноги пошире. Он был мягким, податливым и чувствительным; прогибался, дрожал и громко стонал, заглушая свой голос подушкой; заводился от любого прикосновения, а когда я ласкал его языком, вскрикивал, как в моих вчерашних фантазиях, только в разы сексуальнее. Сучонок… Я хотел его. Так ему и сказал. — Хочу тебя, — прошептал я, когда он уже весь дрожал и ерзал на постели; поднявшись выше, я поцеловал его между лопаток. Он снова кивнул, не отрывая головы от подушки. — Что, даже не посмотришь на меня? — я мягко взял его за волосы и потянул, так что ему пришлось приподнять голову. Красные щеки. Зажмуренные глаза. Веки и ресницы мокрые. Он всегда плачет, когда ему хорошо? Ему же было хорошо? — Тебе хоть понравилось? — на всякий случай спросил я. — Да… очень, — прошептал Сережа. — Помнишь, что можешь меня остановить? — Помню. — И хочешь пойти дальше?.. — Да, — выдохнул он и, как только я его отпустил, снова зарылся лицом в подушку. Я уже почти сдался: так возбудился, что на дальнейшее обсуждение еле хватало силы воли. Снова скользнув рукой вниз, я крепко сжал его ягодицу, а он всхлипнул и глухо прошептал: — Мы ведь будем предохраняться? — Конечно. Что за вопросы. Это ты запасную резину не возишь, а я все свое ношу с собой. — Хорошо… И… — он колебался. Я терпеливо ждал, лаская его бедро с внутренней стороны. — Я раньше никогда такого не делал. Поосторожнее, ладно? Меня как ошпарило. Соскочив с него и мысленно шепнув «декларация», чтобы привести себя в чувство, я улегся рядом и, взяв его за плечо, развернул к себе лицом. Он все еще жмурился. И губу покусывал. — Открой глаза, Сережа, — попросил я. — Пожалуйста. Он послушался. Медленно поднял ресницы. Красивые голубые глаза блестели от слез, возбуждения и… чего-то еще. Я погладил его по голове, желая успокоить, растрепал и без того лохматую челку. — То есть… никогда? — Никогда, — выдохнул он, смаргивая влагу с ресниц. — Получается… — я подыскивал слова. — Ты еще не был с парнями? — Ну… был пару раз. Так, по пьяни. Еще когда учился. Мы далеко не заходили. — Вот оно как… Значит, пару раз по пьяни в студенческие годы — и вдруг, на тебе, с ходу секс с незнакомцем? — Сережа, — я не мог удержаться от укора, — где твои мозги? Сначала поехал непонятно к кому, а теперь готов отдаться первому встречному? — Сам творил со мной всякое, а теперь про мозги говоришь, — он хотел отвернуться, но я помешал, положив ладонь ему на щеку. — Не обижайся, — попросил я, — конечно, я-то творил… Ты красивый мальчик, и когда ты смотришь такими глазами и говоришь «да», тут и святой не устоит. Но… Я не знаю, на моем месте мог оказаться кто угодно. Тебя изнасиловать могли, понимаешь? — Я добровольно с тобой в постель лег, — упрямо ответил он, и в тоне его я уловил те самые нотки, что когда-то чуть не довели меня до белого каления в налоговой. Теперь они лишь заставили меня покачать головой и обнять его. — Так я не про себя говорю. Я бы ни за что не стал тебя принуждать. Просто… ну, представь, Сережа, какие отморозки могли попасться на пустой трассе? Что за мальчик! Запаску не возишь, к незнакомцам домой — запросто, да еще и на ночь глядя… — Отшлепаешь меня за это? — он, наконец, улыбнулся. — С отморозком я и не поехал бы. Я ущипнул его за щеку: — Ты же не знал, что я не отморозок. И сейчас не знаешь. Вдруг у меня полный подвал красивых глупых мальчиков? — А у тебя есть подвал? — Да так, погреб небольшой. До ума довести надо, а то пока я даже продукты не рискую там хранить… — А ты считаешь меня глупым? — Странным, скорее, — пожал плечами я, — наивным и безрассудным. Нельзя так, Сереж. Пообещай, что больше не будешь делать этого. — Вот еще нотации мне почитай. Ты бы сам все сделал. По собственной инициативе. Если бы я не брякнул… — И хорошо, что брякнул. То есть… Спасибо, что сказал мне об этом. — Будто что-то изменилось бы. Какая разница. Фактически — никакой. Но у меня в голове разница была преогромнейшая. — Или ты только с опытными спишь? — Не дуйся на меня, Сережа. Давай договоримся так: если мы решим встретиться снова и если ты все еще будешь этого хотеть, тогда мы сделаем это. Что пожелаешь, то и сделаем. Я думал о том, что он уедет сегодня — и я, вероятно, его больше не увижу. Не у себя дома. Разве что в налоговой, где он сможет сделать вид, будто мы незнакомы. Понимал, что очарование странной январской ночи улетучится, и мальчик, вероятно, пожалеет обо всем, что произошло между нами. Праздники закончатся, и он вернется к своей обычной мелкочиновничьей жизни. Найдет себе новую девушку, которая будет хватать его за волосы и шлепать во время секса. Или нет. — И перед этим неплохо бы познакомиться поближе. Пухлые губы растянулись в улыбке — и Сережа рассмеялся: — Куда уж ближе! — Ну, некоторые говорят, что постель — не повод для знакомства, — улыбнулся я в ответ, — хотя я не могу с этим согласиться. Мне всегда приятнее знать, с кем я сплю. — Ты уже знаешь, как меня зовут, где я работаю, на какой машине езжу. Про девушку тоже знаешь. Ну, и кое-что про парней. Это гораздо больше информации, чем я мог бы выдать первому встречному. — Я рад. Если бы первые встречные знали про некоторые твои кинки… Я подмигнул ему, и он, не прекращая улыбаться, зарумянился. — Про некоторые я и сам не знал. Блин… Неловко даже. Не подозревал, что меня так поведет. — Предупрежден — значит, вооружен. Я бы не хотел, чтобы тебя так вело с первыми встречными. Вспомнив, что я пока еще тоже первый встречный, я добавил: — Про меня ты тоже многое знаешь. Боря, добросовестный налогоплательщик, владелец диджитал-агентства, Аутлендера и этого дома. Гей. Сейчас один, ни с кем не встречаюсь. — А… — он помедлил, но все же спросил, — твой бывший… ну, чья пижама… вы вместе жили? — Нет, но он частенько приезжал. У него здесь и пижама была, и другие личные вещи. Что-то забрал сразу, как мы расстались. Что-то я выкинул. А про пижаму вот только вчера вспомнил. — Почему расстались? — голубые глаза глядели настороженно, словно он сомневался в уместности вопроса. — Я много работал, а он много гулял. В том числе налево, — теперь говорить об этом было совсем не больно. История осталась далеко в прошлом году. — А я так не могу. Или со мной, или свободен. — Ясно, — пробормотал Сережа, и я, не удержавшись, ткнул его пальцем в кончик носа. Он смешно поморщился, но палец мой не убрал. — А ты? То есть, вы? Почему расстались? — Да вот… Не выходят у меня отношения с девушками. Постоянно что-то не так идет. Сначала по мелочам ссоримся, потом нарастает, как снежный ком. Не знаю. Сложно все это… — Отношения — сложная штука, — согласился я. — И так работаешь каждый день по много часов, а приходишь домой — еще и над отношениями работать надо. Вот так и проводишь всю жизнь в трудах. Сережа тихо рассмеялся — и смущенно умолк, когда живот его громко заурчал. Улыбнувшись, я скользнул рукой вниз по его груди: — Голодный? Ты вчера так толком и не поел. Пойдем, что-нибудь навернем. У меня, правда, только прошлогодние сыр и ветчина в холодильнике. Но они по-прежнему годные. Кофе зато есть хороший, аромат мертвого на ноги поднимет. — Люблю нарезку, — с энтузиазмом кивнул он, — и кофе тоже. Блин… В сервис еще ехать. Колесо подкачивать… — И к бывшей, — напомнил я, и он подскочил в кровати: — Ох… Я же забыл ее предупредить! Я бы тоже на его месте о чем угодно позабыл в свете вчерашних событий. А Сережа выскочил из постели в чем мать родила и помчался в гостиную. Через несколько секунд прибежал с телефоном, вновь забрался под одеяло и, свернувшись калачиком, принялся сосредоточенно тыкать пальцем в экран. — Она звонила… Беспокоилась, наверное, — бормотал он, — конечно… зимняя дорога, вечер, и человек непонятно где пропадает. Ну я даю… Нечего было гнать парня зимним вечером, раздосадовано подумал я. Тогда бы и беспокоиться не пришлось. Настрочив сообщение, он положил телефон рядом и вздохнул. — Написал, что из-за погодных условий на сегодня перенес. Автосервис далеко? — Нет. Но я поеду с тобой, а то вдруг заблудишься. — Зачем, ты ведь и так… — Не спорь. Одевайся и пойдем завтракать. За столом он выглядел задумчивым, почти грустным. Не выдержав, я отодвинул стул, подошел к нему и обнял за плечи: — Что киснешь? — Не кисну. Просто думаю. — О чем? — Так… Обо всем. Мне еще долго все это переваривать. И я не о прошлогодних сыре и ветчине. — Не жалеешь? — Нет, совсем нет. Я даже рад, что так получилось. И… ты классный. Чуть помолчав, он добавил: — Спасибо за все, Боря. Прекрасно… «Ты классный», «спасибо за все» — сами по себе хорошие слова. Но вместе я предпочел бы их не слышать. — И что, — решился я, — если снова увижу тебя в налоговой, ты предпочтешь сделать вид, что мы не знакомы? — Снова? — он вытаращил на меня свои прекрасные голубые глаза, и я только головой покачал: — Говорил же тебе вчера: всю кровь мне выпил… — А… Я думал, ты вообще про налоговую. Не конкретно про меня, — удивленно пробормотал он, поставив чашку на стол. — Получается, ты узнал меня на дороге? Поэтому остановился? — Сначала остановился, потом узнал. Но, если что, я повез тебя к себе не с целью интима, — на всякий случай сообщил я, — интим у нас вообще спонтанно случился, как ты уже понял. — Ну дела, — он в изумлении покачал головой, — бывают же совпадения! — Бывают. И чертовски обидно, что ты как следует попортил мне нервы и при этом совершенно меня не запомнил. А еще я удивлен контрасту: ты такой вредина в конторе — и такой милый за ее пределами. Там у вас что-то в воздухе распыляют? — Вот оно что, — тонкие пальцы затарабанили по столу, — слушай… извини. У меня на работе тоже нервотрепка бывает. Тяжелые дни, особенно в период сдачи отчетности. Много посетителей, не со всеми все гладко проходит… Блин. Это, значит, из-за меня ты такого мнения о налоговой. — Много на себя берешь, — усмехнулся я, — знаешь, сколько раз я к вам приходил за все эти годы? Мое мнение уж как-то и без тебя сформировалось. И я предпочел бы все вопросы решать удаленно, без личных визитов. Так оно спокойнее. — А-а-а, — протянул он. Разочарованно. Это воодушевляло. — А личные встречи я хотел бы проводить с глазу на глаз. Если ты, конечно, не против. Может, обменяемся номерами? — Может, — улыбка снова выглянула на его лице. Солнце из-за облаков. — Только… Сережа, сначала мне надо сказать тебе одну серьезную вещь. Он снова напрягся, и я успокаивающе погладил его по загривку. — В качестве запасного варианта или площадки для экспериментов я не подойду. Понимаешь? Конечно, я бы с удовольствием помог исследовать твои кинки. Но если ты просто хочешь попробовать с парнем, прежде чем снова найти девушку, или встречаться с девушкой, а в свободное время открывать дивный новый мир в тихом загородном доме… Вот так не выйдет. Со мной — значит, со мной. Если не готов — не стоит даже начинать. — Я никогда не бегал на сторону, — в голосе его звучала обида, — даже когда мы ссорились, я не изменял. Думаешь, между нами что-то случилось бы, если б я не расстался с девушкой? Ну уж нет. — Ничего такого я о тебе не думаю, — склонившись, я потерся щекой о его волосы, лохматые, неуложенные. — Просто озвучиваю свои правила. Со мной так. — Хорошо, — легко согласился он, — так — значит, так. — Умница, — я поцеловал его в выбритый висок, — ешь давай. После завтрака мы не спеша собирались — не очень-то хотелось выходить на улицу в этот холодный пасмурный день. Ну, хотя бы безветренно и без осадков: больше шансов доехать без проблем. Навигатор обещал отсутствие пробок. Идеально. — Свитер тебе давать бесполезно, утонешь, — решил я, глядя на Сережу в тонкой водолазке и пальто, — а шапку возьми. И шарф. — Я ведь в машине буду, — запротестовал он, — не замерзну. — Пока колесо подкачаем, пока салон прогреется, пока в сервисе подождем, пока на заправку заскочишь… Не капризничай. А то уши отморозишь. Сережа мотнул головой, глядя на мою шапку, и я, усмехнувшись, схватил его за лохматую челку и потянул. Он охнул и запрокинул голову назад, подставляя шею поцелуям, а я обнимал его за талию, прижимая ближе, и старался контролировать себя, чтобы не оставить засосы. Мне нравились вкус и запах его кожи. Нравилось то, как обалденно он на меня реагировал. И то странное и удивительное, что между нами начиналось. Надев на Сережу шапку и замотав толстый шарф вокруг его шеи, я поцеловал его в губы и, взяв за руку, повел в гараж. Машину это чудо в перьях действительно не поцарапало. С автосервисом все получилось быстро. В тот день мы оказались первыми клиентами, и покрышку быстро залатали. И вот мы стояли рядом со своими машинами и не знали, как распрощаться. — Аккуратнее в пути, хорошо? Не гони. На дорогу смотри. — Я и не гоняю, машина не та, — улыбался он. Несмотря на шапку и шарф, нос его снова покраснел от мороза. Коснуться бы его теплыми губами… — И не притирайся к обочине. Вдруг опять на какой-нибудь саморез напорешься. Я представил, что он снова стоит где-то на трассе, а рядом с ним останавливается какая-нибудь добрая душа… И меня осенило. — Слушай, мне же все равно в Москву. Поехали. Доберемся вместе до города — а дальше по своим делам. И если что по пути случится, я буду рядом. Мне представилась возможность все как следует обдумать, только когда я вернулся домой темным вечером, разгрузил багажник, разложил продукты в холодильнике, поставил запекать куриную грудку в духовку, уселся за кухонный стол и плеснул себе немного коньяку из початой вчера бутылки. Я встретил Сергея Юрьевича пару недель назад — и сразу же посчитал его вредным сучонком. Имея для этого основания. Полагаю, все время до Нового года ему неслабо икалось. Наша новая встреча произошла вчера — и перевернула все с ног на голову. Сережа, мой вредный сучонок, глупый мальчик, срывается в ночь без запаски, чтобы забрать какие-то дурацкие вещи, соглашается переночевать у незнакомца, а потом сладко стонет, когда этот незнакомец хватает его за волосы и шлепает по заднице. И ладно бы оказался эдаким разбитным парнем, знающим толк в извращениях, — так нет же. Неопытный пацан. Случайным сексом не увлекается — да и вообще сексом с парнями. Хотя ему явно этого хотелось. Может, давно хотелось, просто свою потайную сторону он пока толком не исследовал. И при этом спокойно воспринял все, что между нами произошло… Аж не по себе делалось. Это его ко мне так потянуло? Или это такая волшебная ночь, запоздалый новогодний подарок? Или просто он так молод, что в голове ветер? Сколько ему, вчерашнему студенту, сегодняшнему бюрократу? Двадцать два или около того? Может, поэтому он стал таким раскованным, таким смелым и нескромным, стоило между нами вспыхнуть искре? А что самое интересное, он мне реально понравился. Хоть он и сучонок из налоговой. Поэтому мне самому не помешало бы побольше смелости. Было боязно, чего греха таить: придет в себя, одумается, вспомнит о наших фривольных играх и о своем собственном безумии, оценит незамутненным страстью рассудком — и решит, что нафиг ему это не надо. Жил ведь спокойно все это время. Его собственные предпочтения в постели с девушками — всего лишь безобидный кинк, который практикуют многие традиционные пары. А несерьезные эксперименты с парнями — давно и неправда, и их можно списать на алкоголь и на отвязную студенческую юность. Я же дал ему понять, что хочу большего. Все эти отвязные эксперименты в моем случае — давно пройденный этап. Испугает ли это Сережу, когда он останется наедине с собой и прогонит в памяти наши совместные вечер и утро? Я покачал головой, сам себе удивляясь: такое и опытного могло бы испугать. Первый встречный, с которым был случайный секс и который после этого захотел отношений… Как минимум чудак. Как максимум псих. Когда я в последний раз предлагал парню такое, ставил условия после первой совместной ночи? Ох… давно. Да, нам было очень хорошо вместе. То, что мы делали — странное, необычное даже для меня, — заводило так, что мозг отключался. Возможно, со мной в постели ему было лучше, чем с бывшими. Значит ли это, что он будет готов рискнуть? Вовсе нет. Слишком быстро у нас завязалось. Слишком легко он согласился. Слишком просто на моем месте мог оказаться другой. Сережа ставил опыты над собой. А я был лаборантом в его экспериментах. Пожав плечами, я сделал глоток. — Ладно, — сказал сам себе, — если у нас все получится, в этом году поможет мне заполнить декларацию. А если нет… Этот мальчик зацепил меня. Попытаться стоило. И ближе к ночи я позвонил ему. — Управился? — Ага. Вещи забрал. Уже дома. Теперь, когда Сережа жил один, он снимал квартирку между последней станцией метро и МКАДом. — Голос грустный. Ты как? — Да все в порядке. Мы нормально поговорили, нормально попрощались. Просто… ну, мы почти два года встречались. И почти год жили вместе. Как-то все… не знаю. Наверное, это действительно грустно. — Понимаю. Я когда-то жил с парнем. Вроде и давно было, а все равно, как вспомнишь — будто вчера. Расстались по обоюдному согласию, но когда он съехал, такая тоска навалилась. После этого я только ночевать домой приходил, практически жил в офисе. Знаешь, помогло. В сложных ситуациях работа спасает. — Меня до конца праздников не спасет, — усмехнулся Сережа, — но мне уже не настолько плохо, все-таки время прошло. Просто сегодня снова увиделись, ну и… Ладно, к чему говорить об этом. Что было, то было. Я вот чай новый купил, сейчас заварю. — А я коньяк пью. Тот самый, которым ты мне вчера пол помыл. — Да ладно тебе, — прыснул он, — там в бокале оставалось-то три капли. — Все равно, зато звучит шикарно. — Слушай, — вдруг воскликнул он, — а у тебя еще бокалы есть? Коньячные? Просто я подумал, раз разбил, может, купить новые? Вроде подарка на Новый год? — У меня есть идея подарка. Давай ты ко мне приедешь? Завтра я снова в офисе, а послезавтра… Как раз Сочельник, а там и Рождество. Отметим вместе. Я могу индейку приготовить. — О… Ух ты. Круто. Никогда Рождество не отмечал. У меня семья не религиозная. — Да я вроде как тоже. И, поверь, я тебе не на службу идти предлагаю. — Ага… Верю. — Приедешь? — Приеду. Так подарить бокалы?.. — Бокалов у меня хватает. Себя подари. Можешь ленточкой перевязать, — хмыкнул я, надеясь, что такие шутейки — не перебор для наших едва завязывающихся отношений. — Ладно, — на полном серьезе ответил он, — во сколько? — Знаешь, я передумал. Нет, не насчет Рождества, а насчет приехать. Нечего тебе мотаться без запаски. Я сам за тобой заеду. Будь дома во второй половине дня шестого января и скинь мне свой адрес. Пятого января я позвонил ему днем из офиса, а вечером из дома. Он сразу принимал вызов, двух секунд не проходило. В мой обеденный перерыв мы проговорили час, после ужина — больше двух часов. И когда я слышал его голос, мне было легко: легко не думать о том, о чем так навязчиво думалось; легко общаться с ним обо всем на свете; легко верить, что наша непосредственная беседа так же приятна ему, как и мне. Теперь, когда Сережа вновь вел холостяцкий образ жизни, его рабочие будни проходили неспешно и были наполнены обычными повседневными ритуалами: пробежка в парке по утрам, работа в конторе, занятия английским по вечерам, книги и фильмы. Он не любил готовить и делал это только по необходимости, чтобы не питаться одним фастфудом, зато любил бегать в любую погоду, на его счету уже была пара полумарафонов, и он постепенно, без фанатизма, готовился к марафону морально и физически. Я с удивлением узнал, что его любимый режиссер — Уильям Уайлер, а любимый актер — Лоренс Оливье, да и английский он начал учить после фильма «Грозовой перевал»: очень хотел прочитать роман в оригинале. Много чего можно было прокомментировать по этому поводу. Вот только я воздержался: слишком уж хрупким было то незримое, эфемерное создание ночи с третьего на четвертое. Да и я ничуть не был похож на Лоренса Оливье. Какие там комментарии. С самого утра шестого я прибирался дома, занимался украшательством и кулинарией: вычистил комнаты до блеска, постелил свежее белье, отдраил кухню, смахнул пыль с гирлянд, расставил подсвечники, достал красивую посуду, которую я специально держал для гостей, замариновал филе индейки и приготовил холодные закуски. А под елку поставил подарки. К четырем я был у него во дворе и уже собирался позвонить. Но тогда он просто выйдет из дома — и мы отправимся ко мне. А мне было интересно взглянуть, как он живет. Где проходят его нерабочие дни. С рабочими-то все было понятно. Сережа суетливо открыл дверь, когда я поднялся на восьмой, суетливо встретил меня, суетливо пригласил войти. Нервничал, что ли? Нашел время — как раз когда я решил не нервничать… С досадой отбросив мысль о том, что он мог колебаться, я скинул обувь и куртку и прошел за ним из тесной прихожей в тесную кухню. Догнав, обнял со спины и поцеловал в шею у самого уха. Он вздрогнул и остановился, сразу откидывая голову мне на плечо. Парень, ты нечто… Если я в чем-то и мог быть полностью уверенным, так это в его физической реакции на меня. Она-то сомнений не оставляла. — Не кипишуй, — я погладил его бок, там, где тонкая ткань водолазки обтягивала тонкую талию, — сейчас поедем. Только надень что-нибудь потеплее. Холодно на улице. Пальто в машине всегда можешь снять. Он даже спорить не стал: кивнул и отправился в единственную комнату. Осмотрев кухню — маленькую, заставленную бытовой техникой, но чистую, — я присоединился к нему. Кажется, комната меньше двадцати квадратов. Слева от входа — раскладной диван, сразу за ним — зеркальный шифоньер, и вот уже окно. От окна по другой стенке — компьютерный стол и кресло на колесиках, а рядом — книжные полки, где взгляд выцепил темно-синий корешок «Wuthering Heights». — Все-таки прочитал в оригинале? — Читаю. В час по чайной ложке, пока тяжеловато идет, — признался Сережа, — но когда осилю и когда подтяну английский, перечитаю снова, уже все сразу, не спотыкаясь каждую минуту. — Упорный, — похвалил я его. Хотя, если вспомнить нашу первую встречу, я уже тогда не сомневался в его упертости. Правда, не в хорошем смысле этого слова. Книги книгами, а обстановка у него нехитрая, даже елки нет. Хорошо, что я его к себе позвал. — Не скучаешь один? — Какое там, — переодевшись, он показал личико и синий шерстяной свитер с белыми и голубыми снежинками на груди. Мило. — В рабочие дни не до того, а в воскресенье и праздники только и успевай выполнять те планы, на которые в будни времени не хватает. Кстати, спасибо тебе, — Сережа взял с полки аккуратно сложенный шарф и шапку, — не замерз. — Оставь. Можешь сейчас надеть. Тебе идет. Странно приятно видеть его в своих вещах. — Да неудобно как-то… — Опять ты со своим неудобно. Мы что, мало неудобного сделали? Считай, что это подарок. — О… тогда спасибо, — что-то вспомнив, он вновь поспешил на кухню и вынес подарочный пакет. — А это подарок тебе. Ты же любишь армянский коньяк. Судя по тому, что мы пили тогда. В пакете оказался десятилетний Арарат в подарочной упаковке. Я одобрительно кивнул. — Люблю. И теперь это мне неловко: потратился ты на меня. — А я на эвакуаторе сэкономил. Ох, Сережа… Притянув его к себе, я горячо поцеловал пухлые губки, с удивлением понимая, как сильно по ним соскучился. — Спасибо, — прошептал я, нехотя прерывая поцелуй, а он смотрел на меня потемневшими глазами. Ничего. Скоро приедем. Освещенная трасса черным зимним вечером, сугробы у отбойников и легкий снегопад напоминали мне момент нашей встречи и все, что за ним последовало. Сережа сидел рядом и рассеянно улыбался, глядя вперед сквозь лобовое стекло и иногда переводя взгляд на меня, мы вели неторопливую беседу обо всем и ни о чем, и мне было одновременно легко и тяжело. Легко от ощущений настоящего момента и мыслей о ближайшем будущем. Тяжело — а потому что нечего задумываться о долгосрочных перспективах и пытаться включить стратегическое мышление, когда наслаждаешься компанией красивого парня, который тебе нравится и который не против близкого знакомства. Но я все равно задумывался. Сначала о Сереже. Хороший (хоть и налоговик), правильный (почти) мальчик. Живет обычной жизнью, служит в конторе, встречается с девушками. Ну, встречался. Надо ли ему то, что предлагаю я? А, собственно, зачем? Ради новых острых ощущений? Это я ему, безусловно, могу дать; это он, безусловно, хочет от меня получить. Обстоятельства сложились так, что над подобным решением он долго не думал. И у меня были все причины опасаться мимолетности наших отношений: зачем всерьез встречаться с геем, когда у тебя есть выбор не встречаться? Или, по крайней мере, не всерьез. Так, как он мог бы; так, как я бы не хотел. Потом о себе. Хотя начинать, по-хорошему, всегда следует с себя. Почему меня так волнует возможность провала этого начинания? Возможно, потому что я никогда не поддерживал идею открытых отношений. И уже давно, со времен шальной юности не стремился к одноразовым связям. Случалось, конечно, но… Но все же я предпочитал устойчивое долгосрочное партнерство, как в работе, так и в личной жизни. Когда я ссорился с любимым человеком, мне было плохо. Когда любимый человек изменял, мне было плохо. Я словно терял опору, падал и больно ушибался, пытаясь заново нащупать надежную руку и не всегда ее находя. Не лучше ли одному, чем так? Да, я мог быть один — но не хотел: мне нравилось осознавать, что рядом есть свой человек; что я могу дарить ему любовь и заботу, рассчитывая на верность и поддержку. Именно так, обыденно, банально, старо, как мир. С Сережей вариант одноразовой связи просвистел мимо стремительно порывом северного ветра, я даже подумать о таком толком не успел. Вжух — и мальчик уже нравился мне, так что я не пытался задавать себе вопросы, что я в нем нашел. А вот что он нашел во мне — пытался. Что я могу сделать на данном этапе, чтобы не стать для него всего лишь пробой?.. Только быть самим собой. По-другому все равно не получится. Прорвавшись сквозь легкие предрождественские заторы в Подмосковье, мы, наконец, добрались до дома. Я усадил его за стол на кухне, поставил замаринованное филе индейки в духовку, достал шампанское и закуски. — Будет готово через сорок пять минут. Пока перекус. — Круто, — он восхищенно смотрел на стол, заставленный тарелками с рулетиками, канапе, тарталетками, нарезкой. — Сам? — Сам, — не без гордости ответил я, — ты, наверное, подумал, что я полуфабрикатами питаюсь? Просто я отмечал Новый год не здесь, а какой смысл заготавливать всякое, если дома есть не планировал. А вообще я очень люблю готовить. — Это еще одно твое хобби, кроме спортзала? — Точно. С залом могу сделать себе поблажки в праздники, а вот с кулинарией у меня без осечек. Вкусная и полезная еда — это святое. — Я бы подумал, что ты ЗОЖник — с твоим-то телосложением, — если бы не коньяк. — Во-первых, коньяк ЗОЖу не помеха. Во-вторых, комплимент заценил. Значит, я в твоем вкусе? — я растрепал его челку, решив пока не тянуть и не дергать: рано. Надо хотя бы шампанского выпить за встречу, поесть чего-нибудь… — Очевидно же, — удивленно ответил он, — иначе с чего бы я в тот раз… Он умолк, и я, скользнув пальцем по нежной мочке его уха, вернулся к шампанскому. Не ЗОЖ. Но настроение создает соответствующее. Особенно если включить тихий джаз фоном, а свет, наоборот, выключить. Зажечь свечи в подсвечниках и гирлянды в виде звезд под оконным карнизом. — О… В голубых глазах тоже зажглись огоньки, а пухлые губы округлились. — Так красиво, — прошептал он, — невероятно. — У нас ведь свидание, — я протянул ему шипящее шампанское, — да еще и праздничное. — Ты обычно водишь парней на свидания к себе домой? — Сережа поднялся со стула, чтобы встать лицом к лицу и поднять бокал. — Идеально же. Обстановка интимная, а готовлю я лучше, чем в ресторане. Он тихо рассмеялся и коснулся моей руки тонкими пальцами, поглаживая: — Знаешь, за мной никто так не ухаживал. Обычно это я сам… Ну, ты понимаешь. У меня не было свиданий с парнями. — И как тебе? Нравится? — Ага. Очень, — его пальцы переплелись с моими, — мы с тобой только второй раз видимся, а ты уже столько всего открыл. Для меня и во мне. — Третий раз, — напомнил я. Но не стал говорить, что последующие разы произошли, по сути, благодаря нашей первой встрече и моему желанию сделать что-то с сучонком из налоговой. И ведь теперь могу. Сделать что-то. Сделать что угодно. — Ну да. Третий, — он смотрел прямо мне в глаза, ничуть не робея, несмотря на новизну атмосферы и своего положения. — Давай за позитивный опыт. Мы звякнули бокалами и отпили по глотку. Пузырьки пощипывали язык. И я вдруг невыносимо захотел ощутить, как это будет с нами обоими: отпив еще, я склонился к нему и, привлекая к себе, поцеловал, лаская его рот языком. Так покалывало еще сильнее. Головокружительно. А когда он тихо застонал, я подтолкнул его к холодильнику, прижал к прохладной серебристой поверхности, навалился всем телом и поцеловал глубже, так, что он дернулся и крепко обхватил меня свободной рукой за шею, почти повиснув на мне. Духовка у меня с автоматическим отключением. Ничего с индейкой не случится, решил я. С закусками тем более. — Возьмем шампанское в ванную? — предложил я, покусывая покрасневшее ушко. — Сауну не обещаю, но джакузи организую. — Ты решил устроить мне сказочное первое свидание? — его голос сел, а кончик розового язычка пробежал по нижней губе. — Чувствую себя принцессой. — Я больше по принцам. Проходите вперед, Ваше Высочество. Знаете, где ванная. А я свечи погашу, чтобы дворец ненароком не спалить. Как быстро я взял разгон от «сучонка» до «высочества». Зато придерживаюсь плана быть собой и делать то, что люблю делать: готовить вкусную еду, создавать романтическое настроение, заботиться о своем парне. К тому же это своего рода дело чести: во-первых, показать мальчику, какими могут быть классные свидания и каково это, когда ухаживаешь не ты, а за тобой; во-вторых, завершить превращение гадкого налоговика в прекрасного принца. Я его всю ночь превращать буду. Раздевая его, я обнаружил, что сюрпризы сегодня устраиваю не только я. Чуть ниже пояса джинсов, чуть выше резинки боксеров узкие бедра обхватывала красная атласная лента. Завязанная бантиком. Я взглянул сначала на нее, а потом в голубые глаза, со смесью изумления, недоумения и желания. — Ты говорил, чтобы я себя подарил, — он покраснел, но взгляд не отводил, — ну, вот. Скользнув ладонью по плоскому животу, я задел гладкую ленту пальцами, отвлекая себя ладным, стройным, сухощавым телом от почти готовых сорваться с языка слов о том, что у Сережи есть все данные для соблазнения парней. Наверняка не только парней, но это уже вне моей сферы экспертизы. И в случае с ним это ведь даже заигрыванием не выглядит: все так естественно, непосредственно, почти невинно. Может, так оно и есть. Я ведь наверняка первый парень, с которым он все это вытворяет; я был уверен, что Сережа не врал (а смысл?) насчет своей неопытности и что в студенчестве «по пьяни» он не обвязывал себя подарочной ленточкой, преподнося кому-то. Ладно. Я его явно привлекаю. Это безусловный плюс. Но что если в тот вечер на моем месте оказался бы другой? Или не в тот вечер, а в любых других удобных обстоятельствах? — Знаешь, Сережа, — развязывая ленточку, я чмокнул его в щеку, останавливая поток сознания, который вообще-то сам должен был остановиться от такого зрелища, — ты очень красивый и сексуальный. Будь он покрупнее, нам бы пришлось потесниться. Но изящного Сережу оказалось так просто разместить у себя на коленях, пока струйки воды массировали нас со всех сторон. — Офигеть, — сказал он, когда я вручил ему бокал, — у меня слов нет. Ты всегда так за парнями ухаживаешь? «Если это тебя впечатляет, я готов так ухаживать за тобой всегда». — Ну, не всем это по душе. А мне нравится. Должна же быть какая-то романтика в жизни, а то работа и рутина затянут с головой. — С тобой не затянут, — он откинул голову мне на плечо и сделал небольшой глоток, — учитывая нашу первую встречу, рутина нам не грозит. — Не грозит, — красивая шея прямо у меня перед глазами так и притягивала, и я не стал противиться: скользнув по ней языком, сомкнул зубы на нежной коже. Там, где воротничок все скроет. На такие стоны подсесть можно. С пол-оборота заводят. И меня, и его. Умопомрачительные ощущения: лежать так в горячей воде, пока тебя ласкают гидромассажные струи, а горячий мальчишка прижимается к тебе, подставляя шею поцелуям-укусам, и бессовестно стонет, и вы оба уже возбудились, но не спешите что-либо делать по этому поводу. Можно забрать у него бокал, поставить на пол, а потом, наконец, схватить его за волосы посильнее, чтобы он заскулил и заерзал у тебя на коленях, а ты прижал его крепче, чтобы не дергался. Стук сердца отдавался через его спину мне в грудь, и я держался до последнего — он уже не мог, нетерпеливо выстанывая мое имя, когда я кусал его сильнее. — Сейчас… потерпи немножко, — шепнул я ему на ушко, — какой ты у меня огненный мальчик… — Ты обещал, — выдохнул он, прикрыв глаза и прижимаясь ко мне спиной и ягодицами, — если мы встретимся снова… если я все еще буду хотеть… — А ты хочешь? — я чуть отстранился, чтобы посмотреть в голубые глаза — теперь почти черные от расплывшихся во всю радужку зрачков. — Да. Хочу. Ни капли сомнения в голосе. Хорошо. Потому что я тоже хотел его. Очень. Наскоро растершись, я подал ему полотенце и пушистый халат: — Вытирайся — и в спальню. Осторожно. Я усмехнулся: когда помогал ему выбираться из ванны, у него дрожали ноги. А Сережа глядел на меня так, что я порадовался отсутствию презервативов здесь, в ванной комнате. Иначе мог бы не найти повода делать несколько досадных шагов. В спальне я тоже не стал включать верхний свет — только свечи и гирлянды на окнах. Подумав, решил обойтись без музыки. Так лучше услышу его голос и звуки, которые он будет издавать. А он их будет издавать. В изобилии. Уж я об этом позабочусь. Когда я обернулся, он уже стоял в дверном проеме, белый-пушистый, с влажной лохматой челкой, пылающим румянцем на щеках и возбужденным блеском в глазах, и переводил взгляд с моего лица на полотенце у меня на бедрах, которое, в сущности, мало что скрывало. Я молча ждал, не приглашая и не сводя с него взора. Сережа, переступив с ноги на ногу, все же сам направился к кровати и, встав лицом ко мне, принялся развязывать свой пояс. В следующую секунду он уже лежал на постели, а я осыпал его пылкими поцелуями, сдирая с него халат. Ноги и бедра, которые я ласкал и сжимал, подрагивали, стискивая мои бока, его руки шарили по моей спине, и тонкие пальцы оказались сильными и цепкими. — Как хочешь? — я навис над ним и потянул за волосы, чтобы услышать, как он сладко вскрикивает. — Как тогда, — хрипло ответил он, прикрыв глаза, — продолжи… где остановился. Пока я не сказал… — Понял, — шепнул я, — повернись. Покусывая нижнюю губу, он лег на живот и, когда я уперся коленом между его бедер, послушно раздвинул ноги. Огладив круглые ягодицы, наслаждаясь ощущением атласной кожи, мягкой и влажной, я отвесил ему хороший, звонкий шлепок. Сережа громко ахнул, вздрагивая всем телом, и сразу же получил второй. По другой половинке. Прогнулся в спине, беззвучно умоляя. Нет, Сережа, на сегодня достаточно. Я уже сам на взводе. — Помнишь про «декларацию»? Он оторвал голову от подушки, глядя на меня через плечо безумным взглядом, явно не догоняя, о чем я. — Сережа… Если будет сильно больно, если захочешь сделать паузу или прекратить, останови меня, хорошо? Он кивнул. А я понял — не остановит. — Хотел бы я пообещать тебе, что все будет безболезненно, — я поцеловал его в ухо, — но не могу. — Ничего, — выдохнул он, распластавшись подо мной, — мне понравится. Я долго подготавливал его. Так долго, что от его стонов рассудок чуть было не помутился. Так долго, что он сам уже подавался мне навстречу. И когда я — наконец-то! — взял его, он заскулил и вцепился зубами в наволочку, а я, замерев и пытаясь успокоиться, запустил пальцы ему в волосы и прошептал: — Сережа, можешь кричать, если захочешь. Преимущества частного дома. Соседи не будут стучать шваброй по батарее. Я хотел, чтобы он кричал. Чтобы не сдерживался. Чтобы я понимал, как ему. Сережа кричал. Стонал. Хныкал и всхлипывал. И когда я, встревоженный, остановился, вцепился мне в бедро и выдохнул: — Сильнее… Тут уже настала моя очередь подчиниться. Как я мог ему перечить?.. Простыни мы знатно угваздали. Чтобы их заменить, мне пришлось осторожно подвинуть Сережу, который лежал в прострации, с мокрыми ресницами и высыхающими дорожками слез на щеках, и блаженно улыбался, раскрасневшийся и горячий. Потом, уже на чистой постели, я обнимал его и ждал, пока он придет в себя: хотелось, чтобы он глядел на меня; хотелось узнать, как он. Когда Сережа, наконец, посмотрел на меня осмысленным взглядом, я чмокнул его в нос и погладил по щеке: — Как чувствуешь себя? — Хорошо, — прошептал он, поудобнее устраиваясь в моих объятиях, — с тобой так… — Как? — невозможно было его не гладить. Руки сами собой скользили по желанному телу, теперь легко и успокаивающе. — Так, как и представить не мог, — он задумчиво вел пальцами по моей груди, вырисовывая лишь ему ведомые узоры. — Знаешь, Боря… Я уже давно думал о том, каким мог бы быть секс с парнем. И с тех пор, как эта мысль впервые появилась у меня в голове, иногда возвращался к ней. В общих чертах… я бы так и хотел. Только с тобой получилось гораздо лучше, чем в воображении. — Значит, ты давно хотел секса с парнем, да? — решился я. — Я думал об этом, — повторил Сережа. — Но не стал бы делать такого, если бы оставался в отношениях с девушкой. — Даже если подозревал, что тебе понравится? — Мне бы не понравилось ей изменять. А это важнее… опыта. Он меня одновременно воодушевлял и без ножа резал. Я очень ценю верных людей. Но он ведь говорил про девушку… — Да. Согласен с тобой. Сережа… а ты мог бы хранить верность парню? И хотел бы? — Ты чего? — он приподнялся на локте, встревоженно глядя мне в глаза. — Боря? Я вздохнул. Скажу. Что уж теперь. — Понимаю, что мы знакомы-то без году неделю, но… Я ведь уже знаю, что ты всегда встречался с девушками, и не совсем понимаю, нужны ли тебе отношения с парнем. Что тебе в них? Секс? Сережа, мы многое можем попробовать, но когда попробуем — что дальше? Готов ли ты вообще к тому, чтобы… быть со мной? Постоянно? Как с партнером? — Боря, — теперь в голосе его слышалось изумление, — ну ты даешь… Это ты всегда так после секса загоняешься? Знаешь, моя бывшая любила покурить после этого. Я не одобрял, сам-то некурящий, но через какое-то время привык к ее привычке. Но к такому вот, — он красноречиво указал на меня, — привыкать не хотел бы. В постели обниматься надо, а не разбираться. — Так я обычно после секса не разбираюсь и не загоняюсь. Это я впервые так. — Мне радоваться надо, что я твой первый? — он забавно выпятил нижнюю губу. — Боря, послушай, мы только-только начали встречаться — а у тебя уже такие мысли. Ну, нет у меня опыта отношений с парнями, и что теперь? Значит, буду получать. С чего-то надо начинать; с чего-то все начинали. Я понятия не имею, получится у нас или нет — но это я про любые отношения мог бы сказать. И ты, полагаю, тоже. Тут с ним сложно было поспорить. — А раз так, зачем думать о ерунде, когда мы только делаем первые шаги? Жизнь может сложиться как угодно. Нам не дано знать — и слава богу. Так оно интереснее, разве нет? — Да, — я крепче обнял его, словно извиняясь, — ты прав, Сереж. Просто не могу отделаться от мыслей еще с того дня… Вечера. Ты мне очень понравился. А я первый встречный и не Лоренс Оливье. Улыбка его была такой красивой, что хоть картину пиши. — Ну вот, понравился… Мне так приятно это слышать, Боря. Потому что ты мне тоже понравился. Никакой ты уже не первый встречный и хорошо, что не Лоренс Оливье, потому что в моих глазах он божественный актер, но не предмет ночных фантазий. И вообще, не упоминай его всуе. — Ладно, не буду, — пробормотал я, чувствуя себя невероятно глупо и все же надеясь, надеясь. — А я, получается, предмет? Фантазий? — Ага, — он насмешливо прищурился, — с первой нашей ночи. Я потом, когда домой приехал, а потом еще с тобой по телефону поговорил, такие сны видел… Ну, Боря, правда, ты чего! Ты же сам понял, что захватил мое внимание. Что я хочу тебя. И не только… Ты очень привлекательный и интересный, с тобой легко и приятно, ты умеешь готовить и красиво ухаживать. И колесо подкачивать. И агентство у тебя классное, и дом, и машина, и ёлка, и вообще. Конечно, мне не хотелось бы одного лишь секса. Я не такой. Он рассмеялся, а мне с каждой секундой его смеха становилось все легче. — А если я загоняться начну? — продолжил он. — Мол, ты красивый, умелый в постели, взрослый, опытный, состоявшийся и состоятельный; по сравнению со мной так вообще завидный мужик. Вот нафига я тебе сдался? Особенно если учесть, как ты относишься к налоговой. И это я должен тебя спрашивать, как тебе сейчас со мной было. Мне-то не с чем сравнивать в этом плане, а тебе… — Я не сравнивал, Сереж, — я с благодарностью погладил его по голове, — я чувствовал. И было феерично. Ты очень горячий, чувствительный, отзывчивый. Смелый. С тобой хорошо. — Ох, я прямо вздохнул с облегчением. А ты ж еще не хотел. — Я хотел. Очень. Сразу же. Но, Сережа, так, как получилось в итоге, все же лучше, чем отдаваться первому встречному? Правда? — Ну, мы, по крайней мере, выяснили, что ты уже не попадаешь под определение первого встречного. — Так и есть. Ты слишком многое знаешь про меня, чтобы я все еще оставался таковым. А теперь, помимо прочего, тебе известно, каков я в постели и как я готовлю. Это уже серьезно. — Ну, про готовку я знаю только, что выглядит красиво. — Намек понял. Пойдем ужинать? Индейка ждет нас, красивая и румяная. Сережа повернулся в постели и поморщился: — М-м-м… Полежу еще немножко. Ох, не знаю, как завтра поеду… — Зачем завтра? Побудь у меня еще немного, а в последний день праздников отвезу тебя домой. Или, если хочешь, сразу на работу доставлю. Я предпочел бы больше не ездить в налоговую. Но ради него готов был сделать исключение. — Да я не знаю… даже сменку не взял, — он опустил глаза, позволяя мне любоваться темными ресницами, — и зубную щетку забыл, засуетился что-то, как ты приехал… — У меня с последней поездки, той самой, по которой ты мне налоговый вычет обломал, остался дорожный набор. Выдали в поезде. Так что за щетку не переживай. А сменка… Спойлер: под елкой новая пижама. Покупал на глаз, надеюсь, угадал с размером. — Боря… ты нечто, — мягкие губы ткнулись мне в шею, — спасибо… Тогда я не буду торопиться. — Вот и не надо. Я так-то планировал завтра с тобой «Грозовой перевал» посмотреть, а то до чтения всех этих Бронте, веришь или нет, ни разу в жизни руки не доходили. Да и на Оливье твоего взгляну. Праздники все-таки. Не салат, так Лоренс. Он снова рассмеялся. Мне чертовски нравился его смех. — Завтра — хорошо. Но вот прямо сейчас я бы салат предпочел. — Мои закуски и индейка в сто раз вкуснее. А на праздниках можно и в постели поесть, — я откинул одеяло и сел, потягиваясь. — Сейчас принесу. Лежи, отдыхай, не дергайся. Я вернулся, умудряясь держать в руках одновременно четыре тарелки, поставил их рядом с кроватью, сбегал в ванную за бутылкой шампанского, к которому мы едва прикоснулись, и уселся на пол возле Сережи. Он все это время лежал, раскинувшись на постели, едва прикрывшись одеялом, и наблюдал за моими хлопотами. Отрезав кусочек от запеченного филе, я наколол его на вилку и поднес ко рту Сережи. — Скажи «а-а-а». — Ты меня с рук кормить собрался? — он улыбнулся и открыл рот. — Конечно. Чтобы удостовериться, приручил ли тебя. — Не боишься, что укушу? — пережевывая кусок, он блаженно зажмурился. Лучший комплимент повару. — Не боюсь. Даже если укусишь. Сережа посмотрел на мою шею, где оставил засос еще в нашу первую встречу. — Укушу. Но тебе понравится. Хотя, знаешь, я предпочитаю, чтобы меня кусали. — Теперь знаю. Ешь давай, налегай. Вкусно? — Обалденно. Ты делаешь все, чтобы я в тебя влюбился. Его слова вновь заставили меня улыбнуться, широко и глупо. — Было бы неплохо. В меня давненько не влюблялись. — А… твой бывший? — поколебавшись, спросил он. — Ну, если изменял, значит, не особо-то и был влюблен. — А ты в него? — Я — да. Серьезные отношения, на мой взгляд, без этого вряд ли получатся. Одно дело — перепихон без обязательств, другое — роман. А у нас с ним был роман. Просто… ну, вот так вышло. — Значит, сейчас ты уже нет?.. — Нет, это в прошлом, — свободной рукой я потянулся к его кисти и ободряюще сжал тонкие пальцы, — меня ничто не держит, если ты об этом. Ни какие-либо невыполненные обязательства, ни прежние чувства. Можем начать с тобой с чистого листа. Было бы желание. А у меня оно есть. — Да, — он кивнул, гипнотизируя взглядом наши сцепленные руки, — у меня тоже. Никто из нас не знал, куда выведет снежная дорога, начавшаяся в тот вечер на пустой трассе. Но я был уверен, что вместе с ним ехать по ней, по крайней мере, интересно. Мой вредный сучонок, оказавшийся милым мальчиком, крепко зацепил меня; я и сам не заметил, как это произошло. Но уже произошло. Теперь мы могли только пробовать, открывать, узнавать друг друга. И, быть может, приступать к новой, сложной и увлекательной совместной работе. *** Я не звонил ему в контору, понимая, что он занят; да и у меня самого не было времени на личные разговоры. Начало года оказалось динамичным, как всегда, и мы беседовали лишь поздними вечерами. Иногда отправляли друг другу сообщения в течение дня. Но я соскучился по нему. Надеясь, что Сережа все-таки примет вызов, я набрал его номер в обеденное время. Он ведь обедает? Пусть только попробует не обедать. — Боря? — он говорил тихо. Значит, не один. Конечно, не один… — Здравствуйте, Сергей Юрьевич. Он фыркнул, и я улыбнулся, представив его лицо. — Сережа. Как ты? — Все хорошо. Обеденный перерыв. Сейчас, — он куда-то шел, и вскоре я услышал звуки улицы и сигналы машин. — Ты что, вышел? Иди обедай, я перезвоню. — Нет, я уже пообедал. Есть время еще. Ты сам как? — В раздумьях. У меня к тебе очень серьезный вопрос. — Какой?.. — Скажи мне, Сергей Юрьевич, если я заявлюсь к тебе на работу с цветами, конфетами и бутылкой коньяка, это будет считаться взяткой должностному лицу? Он смешно хрюкнул в трубку. — Будет, конечно. Побегаешь потом у меня! — Черт. Какая досада. Я уже купил цветы, конфеты и коньяк. Что мне теперь делать со всем этим добром, а, Сергей Юрьевич? — Ты сам говорил, что с налоговой предпочитаешь иметь дело удаленно, а личные встречи проводить с глазу на глаз. Ну и? — Может, я хотел увидеть тебя в форме. — Извращенец, — прошептал Сережа, — и это, значит, у меня кинки? — Мы друг друга стоим. Приезжай ко мне сегодня, убедишься. — Я уже убежден. Цветы мне еще никто не дарил. — Подарю при одном условии: будешь в униформе. Давно хочу разделаться с одним вредным налоговиком. — Развратник… Я приеду. Сразу после работы. — Но если я выясню, что ты ездишь без запаски, или без домкрата, аптечки, аварийного знака, список смотри в ПДД, я тебя всерьез накажу. — Обещаешь? — Хм. Нет, все наоборот. Узнаю, что в багажнике чего-то не хватает, — не накажу. Даже не надейся. — Боря… Конечно, у меня есть все. Иначе ты же занудишь до смерти. — Кто бы говорил, — хмыкнул я, — бюрократ. — Ах, так? А ты, субъект МСП, нашел себе бухгалтера? Или тебя тоже наказать? Камеральную проверку устроить? — О боже! Лучше отшлепай. — Лучше ты меня. Борь… мне бежать надо. Я тогда, правда, как выйду, к тебе рвану. Ты сам-то будешь дома, не задержишься? — Нет, я пораньше сегодня… Скучаю по тебе, Сережа. Останешься на выходные? Он помолчал, потом выдохнул в трубку: — Ага. Голубые ирисы, синие эустомы и белые альстромерии оказались к лицу моему голубоглазому мальчику. Особенно одетому в серо-бирюзовую, когда-то столь ненавистную униформу, которая вдруг стала мне ужасно нравиться, даже когда Сережа, едва успев ответить на поцелуй, с порога начал говорить что-то про нововведения по единому налоговому платежу, — прежде чем уткнуться носом в букет. Похоже, ему и делать ничего не придется, чтобы я в него влюбился. Похоже, я уже.