Алое знамя

      Короткое интервью Основателя неминуемо превратило школу в гудящий улей. Слизеринцы не упустили случая позубоскалить над вечными противниками, в чьи ряды традиционно поступало больше всего маглорождённых. Учителя и деканы сбивались с ног, разнимая стихийно вспыхивающие драки.       Замок наводнили письма разгневанных родителей и читателей Ежедневного Пророка, магическая общественность бурлила, грозя захлебнуться сама в себе.       — Вот теперь я верю, что Поттеры произошли от Гриффиндоров, — ядовито цедил Северус, глотая обжигающий чёрный кофе в учительской. — Шутка, достойная Мародёров.       — Какая уж там шутка, — вздохнул Филиус, — если всё, и правда, так было, история открывается с совсем иной стороны.       — И теперь из-за этой истории общество рискует захлестнуть новая волна конфликтов на почве статуса крови, — Минерва раздражённо поджала губы, отложив свитки с непроверенными работами четвёртого курса. — Никогда бы не подумала, что Основатель моего факультета!..       Женщина резко вздохнула и расстроенно отвернулась к жарко растопленному камину. Постепенно становилось холоднее, и в замке прибавили отопления.       — Но и его можно понять.       Помона вдохнула ароматный пар травяного чая, грея руки о пузатую чашку в своих ладонях, и с сочувствием посмотрела на вздрогнувшую коллегу. Красивая легенда вдруг обернулась страшной сказкой, с которой не знали, что делать.       Основатель львиного факультета явно не испытывал угрызений совести за мимоходом озвученные факты своей прошлой биографии. Вряд ли его, конечно, стоило за это винить, но относиться легче, не получалось.       — Если ученики переубивают друг друга из-за его откровений, разбираться с этим придётся нам, а не ему, — прошипел Северус.       Кофе у него был горький, без единой крупинки сахара, что хоть как-то помогало смириться с происходящим.       — Альбус, почему ты молчишь? — Минерва требовательно посмотрела на молчащего с самого начала педсовета директора. — Это же катастрофа! Я не помню таких столкновений даже в самый разгул Его влияния! Детей не останавливает даже наличие в замке гостей! Что нам со всем этим делать? Неужели нельзя поговорить с ним?       — О чём с ним можно поговорить, Минерва? И как? — грустно вздохнул старый маг. — Я его найти-то в замке не могу. Где он живёт, для меня не меньшая загадка, чем для всех остальных.       — В подземельях он живёт, — мрачно отозвался зельевар.       Взгляды коллег тут же обернулись к молодому мужчине, вынуждая вздохнуть и отставить недопитую чашку на стол, чтобы переплести пальцы.       — Встретил его там на днях, — нехотя ответил Северус. — На мой вопрос, что уважаемый основатель там забыл, он сказал, что там его покои. Видите ли, Салазару Слизерину, врачевавшему его раны, в какой-то момент надоело таскать болезного друга в башню после каждого эпизода, и комнаты перенесли поближе.       — Удивительно, — покачала головой Помона и, помолчав, добавила. — Должно быть, он скучает. По своим друзьям. И, может быть, поэтому не хотел возвращаться в Хогвартс.       — И всё же судьба привела его обратно, — задумчиво проговорил Альбус, смотря куда-то вглубь себя.       Мысли его одолевали тяжёлые. Поговорить с Гриффиндором было очень важно. Назревающий разговор жёг мысли, смешивая жажду знаний и неуверенный страх. Привыкший всё контролировать на своей территории с появлением одного из основателей Дамблдор лишился привычного равновесия и уверенности.       Наивно было бы думать, что Основателя Хогвартса можно будет заговорить, как простого обывателя. С того момента, как Гриффиндор появился в замке, Альбус бросился собирать информацию по всем каналам. О нём действительно знали. В гильдиях магов, не склонных распространять сведения без прямого запроса — да и то, не слишком подробно. В старых анклавах, молчащих, что могильный камень о тех, кого признали… если не своими, то не чужаками. Николас Фламель тоже знал.       Давно Альбус не чувствовал себя таким беспомощным в том, что касалось осведомленности. И уже не в первый раз за последнее время, он с тревогой вспоминал слова старого наставника.       — По старой памяти и дружбе, Альбус, — вновь прошелестело предупреждение Николаса, твёрдо решившего больше не продлевать жизнь Напитком из Философского камня. — Не пытайся вертеть им, как своими учениками и цыплятами. И в душу к нему не лезь, не пытайся воспитывать, и бога ради, не заводи разговоры про твоё любимое Общее благо. Про добро и зло тоже не упоминай. Не буди спящего дракона. Этот девиз не просто так на щите вашего замка.       Бывший учитель редко позволял себе давать столь прямые указания, но в этот раз предупредил.       — Хорошо, — наконец, выдохнул он, ровнее садясь в кресле и расправляя плечи. — Я поговорю с ним. Северус, покажешь старику, в какую сторону в твоих владениях шёл Годрик? …Быть может, он сжалится над старым человеком и не будет держать меня на пороге…              Держать на пороге его действительно не стали. Даже больше. Стоило Альбусу спуститься в подземелье, его неожиданно встретил домовик Хогвартса и сопроводил в незнакомую часть лабиринтов. За учебными зельеварнями открылось ещё одно крыло жилых помещений.       — Я ждал вас раньше, — сказал вместо приветствия Лорд Гриффиндор, сидя в кресле рядом с камином с тяжёлой книгой на коленях.       Второе, развёрнутое к нему лицом, пустовало, явно в расчёте на посетителя.       Это была большая и просторная комната, рассчитанная на прием гостей. Полы устилали персидские ковры, пушистые и узорчатые, выдержанные в тёмно-медовой гамме, а стены закрывали гобелены, деревянные рельефы и тяжёлые бархатные ткани, прикрывающие каменные стены.       Несколько массивных шкафов с одной стороны от камина были заполнены древними книгами и свитками, перевязанными плетёными шнурами с тяжёлыми кистями; с другой - стоял дубовый стол с графином воды и парой кубков. Мебели в комнате было очень мало.       И никаких растений, если не считать большой кадки с засохшим и облетевшим тоненьким деревом, конечно… Белый, словно выбеленная пустынным солнцем кость, ствол тянулся ввысь, раскинув тонкие белые мёртвые ветви, и решительно не напоминал Альбусу ничего знакомого.       Пахло временем и почему-то шалфеем.       — Если бы я знал, что меня ждут, пришёл бы раньше, — подчинившись приглашающему жесту, Альбус опустился в кресло напротив.       — Вы всё равно пришли бы, раньше или позже. Мне просто было интересно когда, — Годрик бережно перевернул тонкую страницу книги у себя на коленях. — Я поспорил сам с собой и проиграл. Но это не так уж и важно.       — И заставили старого человека себя искать, — Альбус сверкнул очками-половинками, привычно сбиваясь на мягкий упрек.       — Не так уж Вы и стары, директор. Сколько Вам, чуть больше ста? Не смешите. Разве для магов это возраст?       — Для современных — немаленький, — он откинулся на спинку кресла, переплетая пальцы.       — Современные маги для меня притча во языцех, — иронично ответил Гриффиндор. — По крайней мере, в Британии. Так и не смог определиться, смеяться мне над вами или плакать. Решил игнорировать. Может быть, собственноручно набитые шишки помогут вам поумнеть.       — Вы поэтому дали такое интервью? — спросил Дамблдор, сверкнув заострившимся, потяжелевшим взглядом. — Простите, я не верю, что это было случайностью.       По губам основателя скользнула улыбка. Сейчас он казался почти обычным подростком с очень спокойными, умными глазами. Альбус не любил говорить вот так прямо и без возможности увильнуть, но разумеется, умел. И кажется, тем самым несколько улучшил мнение древнего мага о себе.       — Хорошо, что не верите. Мне нравится.       — Вы обострили конфликт, который уже почти потух в нашем обществе. Зачем? Если Вы решили нас игнорировать, как говорите.       — Считайте это моей маленькой местью, — усмехнулся Гриффиндор и прямо посмотрел на Альбуса. — Стоило думать прежде, чем использовать кровь Джеймса Поттера, чтобы вынудить Гарри Поттера появиться на сцене политического театра.       — Вы знаете, — вздохнул Альбус.       — Догадаться было несложно. У кого ещё могла быть его кровь? Кто вам её дал? Сириус Блэк? Или Мастер Снейп? Говорят, злейшие враги ближе друзей. Вы решили таким образом найти и вернуть своего Героя. Ваше право, — Годрик качнул головой. — Глупо, конечно. Если бы у Джеймса Поттера были бастарды, вы привели бы сюда кого-то из них и загубили ни в чём не повинного человека. Но впрочем, это дело вашей совести.       — Вы думаете, у меня её нет? — спросил его Дамблдор. — Я знал, что у Джеймса не было и не могло быть других детей.       — То есть, Гарри Поттера вы невинным не считаете?       Альбус поджал губы. Неприятно было чувствовать себя мальчишкой перед… даже не учителем — прокурором. Или даже судьей.       — Вы не всё знаете…       — О чём? — резко и остро оборвал его Гриффиндор. — О том, что потомок Салазара сделал глупость и настрогал якорей? Право, это заметно даже мне, не слишком глубоко копнувшему эту дурно пахнущую историю. О том, что он пытался сохранить жизнь ребёнку и перевести его из разряда врагов в союзники, поместив в него частицу своей души? Увольте. Не заметить в своих костях лишнее довольно сложно, — изумрудно-зелёные глаза опасно блеснули. — Но и то, и то, легко или не очень — зависит от того, как именно — лечится. Больно, но не страшно. И это отнюдь не лишает ребёнка невинности.       Вот теперь Альбус был потрясён. Поражён до глубины души. Он потратил десять лет на то, чтобы понять, что именно Том с собой сотворил, и лишь два года назад стал понимать доподлинно, в какое безумие шагнул глупый мальчишка.       — Вы…       — Я всё это знаю, господин директор, — отрезал Основатель, смотря на него тяжело и пристально. — И от всего этого у меня болит голова. Но я не втягиваю в свои интриги детей и просто посторонних. Вам бы давно определиться, чего вы хотите больше — учить детей или заниматься политикой. Одно с другим смешивать нельзя, оно всегда неизбежно пересекается.       Гриффиндор опустил взгляд обратно на книгу и бросил коротко, но уже не зло:       — О маглорождённых не беспокойтесь. В школе никого из них не убьют, и даже не сильно поколотят, если выпячивать обиженное эго не будут. А за пределами школы уже готовят подходящий законопроект, который утихомирит консерваторов и умиротворит реформаторов. Оставшиеся за бортом радикалы обоих лагерей подчинятся или найдут время остудить горячие головы.       — Вы явно плохо знаете современных людей, — не согласился директор, откладывая в голове информацию.       — Я хорошо знаю боевые подразделения и Совет Родов.       Альбус вздрогнул.       — Они собираются созвать собрание?       — Уже, — ответил маг, не отрываясь от книги. — Ещё пять лет назад, когда я вошёл под их свод и объявил о желании разобраться в происходящем с моим родом.       От этих слов из Альбуса словно выпустили весь воздух. Вот так, значит… Совет Родов являлся не той силой, с которой можно было тягаться. Построенная на зачатках старой, родоплеменной формы, организация в отличие от Визенгамота, опиралась на законы и Магию, с которыми нельзя было договориться. Магию, как воплощение природы, не получится подкупить, как не получится откупиться золотом от урагана. К этой мере не прибегали уже несколько столетий.       Даже когда Гриндевальд попытался подмять мир под себя, его в итоге судили по светским законам, а не по законам Магии. Побоялись, что несмотря на все бесчинства, Магия не сочтет его преступление достаточно серьезным. С жестокостью этих законов, как и с их неумолимостью поспорить было невозможно.       А ещё опасались, что накажет Магия не только его. Но об этом говорить не принято.       — Что же ты наделал…       — Если назовёте меня “мальчик мой” и заикнётесь о тьме — спалю до хрустящего пепла, — очень ровно и очень спокойно предупредил его Гриффиндор.       Альбус проглотил рвущуюся с языка речь.       — Но последствия!..       Годрик снова поднял взгляд от книги.       — Как сражаться с Гордиевыми узлами, всем нам рассказал Александр Македонский, — он снова очень тихо усмехнулся и криво, самым краешком губ с сочувствием улыбнулся. — Вы умный человек, Альбус, в чём-то, конечно, романтик, но умный. Мне вас в чем-то даже жаль. Но жизнь не состоит из красивых жестов, поэтому попытку оставить меня на улице в ноябре под дверью, я не оценил. И те люди, не оценили бы тоже. Потому что красивый жест за счёт испорченного чужого благополучия таковым быть перестаёт. Дети магов не должны жить среди простых людей.       — Но могут, — упрямо отозвался Альбус.       — Могут, — согласился Основатель. — Если резерв позволяет не привлекать внимания, а родичи лояльно относятся к странностям. В ином случае, участь детей незавидна. Если же в окружении есть опасные или попросту враждебные для магов взгляды, получится, как со мной, — помолчав немного, он признался. — Своего убийцу я выучил сам. И меня он убивать не хотел. Он хотел меня защитить от пагубного влияния Салазара, потому что носители парселтанга в его картине мира представляли собой истинное зло.       — Это было много лет назад.       — Ой, ли? — юноша насмешливо откинулся назад. — Не говорите мне, что не воспылали к потомку Салазара предубеждениями только от того, что он признался в разговорах со змеями.       — Вы его не знали, не видели, каким он был в приюте Вула, — нахмурился Дамблдор.       — Мне знакома концепция выживания в среде озлобленных зверей. Напугай, сделай больно, докажи, что сильней — или склонись и терпи то, что с тобой сделает толпа. Такое лечит одно из двух — железная дисциплина или безоговорочное доверие. Вы же не довели до конца первого и не дали второго. Чему вы удивляетесь?       Альбус смерил Гриффиндора хмурым взглядом.       — Вы слишком осведомлены о том, чему не были свидетелем.       — Свидетелем был замок. Он мне и рассказал.       — И я не смогу вас убедить в ином?       — Меня не нужно убеждать, директор. Вы убедите себя для начала, что были правы в отношении Тома.