Письма

      29.11.1899.       Я хранил молчание неделю, потому что, как ты мог — и, полагаю, сделал — догадаться, меня обуяло безумие. Во многом по той причине, что ты оказался прав, как всегда, и мне потребовалось время, чтобы принять это. Я больше не ребёнок, и с моей стороны было величайшей глупостью пойти на поводу у гнева (по меньшей мере, не с запальчивостью Аберфорта). Ярость душит и утомляет, не в моей кондиции растрачивать энергию на занятия, недостойные воспитанного чародея. Теперь, когда коммуна пренебрегает мной, надежда на то, что я смогу войти в доверие старейшины, ничтожно мала, и отныне меня душит идея о том, что я вернусь в Мюнхен без новых зацепок.       Альбус, я много думал о нас в эти дни. Исписав ворохи пергамента, я рвал и жёг письма — они были искренними, но злыми, сиюминутными и невнятными. Меня трясло, как в лихорадке, и я крушил комнату, не жалея сил, потому что ненавижу твои менторские нотки, а ещё больше — собственную слепоту. Это болезненно — осознавать, что без тебя я едва справляюсь и тебе приходится объяснять мне простые вещи. Я не умею держать себя в руках, и раздражителен до крайности, особенно сейчас — в непогоду и обществе людей, которых привык презирать. Но ты прав (кто бы сомневался!): не важно, к какому классу относятся эти люди, главное — они волшебники, а любая кровь, наделённая волшебным провидением, бесценна; в конечном итоге, когда мы найдём Дары и изменим мир, магические сообщества наподобие брашовской получат достойное образование, защиту и кров и перестанут испытывать потребность жить в тесном кругу, боясь убого прописанной буквы закона. Признаться честно, только эта мысль удержала меня на месте и помешала рвануть назад, в отчий дом.       Есть ещё кое-что, чем мне бы хотелось поделиться. После затянувшейся вспышки гнева я впал в состояние, близкое к апатии: не выходил из комнаты, что-то писал и изучал отроги за окном. Смею предположить, в это настроение меня свела болезнь (твою настойку я так и не выпил — из упрямства), а сегодня утром, когда я открыл глаза и понял, что недомогания больше нет: ни физического, ни морального, я начал это письмо. Одиночество хорошо тем, что даёт массу времени на размышления; ты, наверное, знаешь это лучше меня. У меня была неделя, чтобы остудить голову и собраться с мыслями, а если быть точным, принять правду: мы с тобой совершенно разные. Дорогой друг, меня терзает мысль, что во время грядущей встречи в Лондоне мы не узнаем друг друга — и нет, я ничуть не изменился внешне, разве что вытянулся на пару дюймов, и по-прежнему предпочитаю колдовать без палочки, но события минувшего лета наложили на нас обоих неизгладимый отпечаток. И чем больше мы находимся врозь, тем сильнее эти метаморфозы. Это — корень всего. Между нами стоит труп твоей сестры, невысказанные обиды и мои внутренние демоны. Считаю дни до нашей встречи и одновременно боюсь той минуты, когда мы сможем понять, что наши реальности боле не совпадают. Альбус, не думаю, что скажу это ещё раз, но ты нужен мне. События последних дней лишь подтверждают это.       Что вновь возвращает нас к разговору о должности в Отделе Тайн. Я не могу изменить свою точку зрения, даже понимая, насколько тебе интересна карьера Невыразимца. Ни одна должность в мире не способна изменить наше отношение друг к другу, это правда, но постоянные умалчивания и недомолвки лишат нас обоих доверия — если оно вообще ещё есть между нами. Меня злят твои подозрения и агрессия, но я приберегу назревающий скандал для личной встречи — о, я уже предвкушаю эту встречу, Альбус, помяни моё слово, она будет незабываемой. В случае, если тебе важно моё мнение, я выступаю против твоей работы в Отделе, и готов поменять его, только если тебе удастся обойти клятву Невыразимца, гениальный выпускник Хогвартса.       Здесь я вынужден поставить точку.       Геллерт       P.S. Со скепсисом выражаю сомнения относительно теоретической базы Идеи об Общем Благе. На практике анархистские элементы действительны: власть должна устраняться властью, насилие — насилием, свершение революции производится путём кровавым и резко радикальным. Обществу понадобятся Вожди, но не в структурной парадигме, как было раньше; в конечном итоге это приведёт к самоуправлению уже метаобщества, где волшебники будут преобладать над магглами; по принципу нашей избранности в глазах людей, избранность = магические способности. В остальном — магсообщество должно жить по закону Общего Блага (магглы, за их тягу к разрушениям и геноцид волшебников, в правах будут стеснены), но свободно, не ограничиваясь в этом относительной свободой не-магов.       P.P.S. Мне невыносимо читать о твоей поездке. Клянусь, что найду тебе Воскрешающий камень, но для этого мне понадобится помощь, понимаешь, Альбус? Мы должны быть вместе, ты дополняешь и гармонизируешь меня. Только тогда я смогу отыскать камень и вернуть твою семью. Напиши мне, как ты себя чувствуешь и что произошло за эту неделю.