Письма

      05.12.1899.       Наш Сочельник выпадает на воскресенье — надеюсь, проклятые министерские чинуши не вызволят тебя на службу в праздничный выходной. Я прибуду в пятницу вечером с помощью Летучего пороха. Посчитал, что так будет удобнее для нас обоих, нежели использование портключа. Никогда не был в вашем министерстве, но рассчитываю на то, что твой Отдел расположен не слишком далеко от Атриума с международной каминной сетью и ты сможешь меня встретить. Через две недели, к слову, возвращаюсь в Мюнхен (хотя бы для того, чтобы смыть въевшийся в кожу запах навоза): у меня остались неразрешённые дела, которые систематически дают о себе знать даже здесь, в Трансильвании, а после я сразу же отправлюсь к тебе. Сейчас мне сложно представить, как я мог прожить без нашей корреспонденции два месяца: чем меньше времени осталось до встречи в Лондоне, тем более длинными кажутся дни; время же, проведённое в ожидании ответа, просто-напросто убивает.       Минувшие выходные я ораторствовал в пивной. Не могу сказать, что публика осталась в восторге: то ли они по-прежнему не могут выбросить из головы прецедент, случившийся в таверне, то ли ничего не поняли, потому что немецкий здесь понимают хуже, чем итальянский, в связи с плотным контактом с магглами. Но выступил я блестяще, можешь не сомневаться. Ближе к ночи, когда толпа кутил начала рассасываться, я познакомился с юношей — так, ничего не представляющий из себя слизняк, но мне нужен противник для практики дуэльного искусства, и я сошёлся с ним на том, что мы будем встречаться с приходом сумерек, если я никуда не уеду в ночь. Скука. В отрыве от тебя мне постоянно скучно.       Лестно, что ты печёшься обо мне, Альбус, и я понимаю, как некоторые стороны моего характера могут вызывать в тебе беспокойство. В последнее время я смотрю на наши отношения куда более трезво и допускаю, что происходящее летом останется там навсегда — нам нет смысла имитировать модель из прошлого, потому как изменения, понесённые с тех пор, могли затронуть наши ум и сердца, но не смели лишить душевного родства. Ты — единственный, кому я доверяю и ради кого готов идти на уступки, жертвуя личными интересами, но в таком случае я должен быть уверен, что и ты ставишь меня и поиски Даров на первое место. Ты бесконечно прав, когда говоришь, что мы должны слышать и слушать друг друга, и я изо всех сил буду стараться не разочаровать тебя своим скупым пониманием человеческих чувств и смирением, которого, кажется, был лишён от природы. Поэтому меня настораживает тон твоих последних писем: он депрессивен, ты не стесняешься говорить о боли. Я совру, если скажу, что мне понятны причины, но экзистенциальная мрачность выглядывает меж строк явственнее, чем ты, быть может, того хотел бы. Альбус, осталось немного: скоро мы будем вместе — так, как и должно быть. Посему прошу, не вгоняй меня в праведную запальчивость; она, сродни твоему гневу, который питает страх за мою жизнь, стремится выйти из-под контроля в охранительной попытке растормошить уже тебя самого.       Поговорим же о великом. Мне импонирует твоя мысль о символике Даров, и я согласен, что каждый из них, скорее всего, несёт за собой сакральный мотив. Сказки глупо трактовать экслипицитно, всё-таки это фольклор. И если с Мантией всё понятно (какой-то бесполезный Дар, как мне кажется, что он может дать?), то Камень и Палочка оставляют меня в немом вожделении — пусть и в разных целях.       Любая палочка всегда выбирает хозяина, и лишь тот, кто достоин взять на себя ответственность за предложение, способен совладеть с ней. Ты помнишь, что материал — это не менее важно, чем сущность потенциального владельца; без нужной характеристики палочки, скажем, из осины — капризного, но невероятно сильного дерева — не поддадутся напору условного Аберфорта, но легко лягут в руки мне и скорректируют мощь заклинания. Думаю, Старшая Палочка работает схоже. За всю историю, которую мы можем проследить, на неё покушались люди, малоподходящие идее самого Дара. Они воровали и убивали, алчность душила их, а власть развращала. Никто не стремился к помощи и задействовал силу понапрасну. Иными словами, владельцы Старшей Палочки не уважали её мощь в полной мере, поэтому она всегда уходила к другим. Мне представляется, что Старшую Палочку можно заполучить, но ею невозможно овладеть — абсолютная сила Дара раскрывается лишь в умелых руках. Таких, как ты и я. Собственно, исследование палочек — это то, чем я занимаюсь здесь, поэтому, присоединись ты к изучению теории, я был бы признателен тебе за любую полученную информацию.       Согласно легенде, Кадм смог вернуть свою жену — да, она была всего лишь тенью, не живым человеком, но мы не можем быть уверены, пока не попробуем. Неужели в тебе нет стремления испробовать всё, что возможно, чтобы иметь шанс увидеть их? Мы можем опираться лишь на материал из сказки, пока Камень потерян в хрониках истории, но, если существует вероятность помочь тебе и исправить виток судьбы, я намерен держаться за неё до последнего.       Ты не рассказал мне о себе.       Всегда твой,       Геллерт       P.S. Альбус, ты скромничаешь, когда говоришь о юном возрасте, потому что даже это не является препятствием к пониманию мира таким, какой он есть. Упомянутые волшебники могут сведать что-то в иррациональном, но они не видят элементарных социальных проблем под собственным носом. А ты видишь. И ты лучше их всех.       P.P.S. Ты не написал ничего в ответ на второе письмо. Ауч.