А ты в настоящем

Когда Кавех проснулся, он обнаружил аль-Хайтама рядом с собой. Тот сидел на постели и держал его за руку. «Нет, он не просто держит за руку, — понял Кавех через несколько секунд. — Он меряет пульс». Солнце уже садилось за горизонт. Значит, блондин проспал весь день. А вот под глазами секретаря залегли еле заметные тëмные круги. Губы архитектора тронула слабая улыбка. «Какая прелесть, — думал Кавех, чувствуя, как в груди разливалось приятное тепло. — Сидел весь день рядом со мной? Быть влюблённым в меня тебе к лицу, аль-Хайтам». Он всë ещë не заметил, что Кавех уже проснулся. Его голова была опущена, брови чуть нахмурены, губы напряжённо поджаты. Он убрал большой палец с пульса, нежно сжал хрупкую ладонь в своей. Затем аккуратно, будто величайшую драгоценность в мире, поднял еë, поднëс к своему лицу. Сухими губами оставил поцелуй на бинтах. Затем ещë раз. И ещë. Уже на коже Кавеха, на его тонких пальцах. Аль-Хайтам, прикрыв глаза, долго целовал руку возлюбленного. Что-то скорбное было в выражении его осунувшегося лица. Архитектор удивился тому, насколько легко он заметил это. На холодном лице секретаря обычно трудно было прочитать хоть какую-то эмоцию. Но сейчас аль-Хайтам будто бы слишком устал, чтобы держать свою маску. Сердце Кавеха болезненно сжалось. «Это из-за меня? — подумал он, бесшумно прижав свободную руку к своей груди с левой стороны. — Он так сильно переживал из-за меня?» — Не веди себя так, будто бы я умираю, — выдавил из себя Кавех. Его голос прозвучал тихо, даже слишком, но аль-Хайтам тут же встрепенулся и посмотрел на него. — Я тебя разбудил? — в бирюзовых глазах снова зажглась потухшая было искра, когда их взгляды встретились, но в голосе отчётливо слышалось волнение. Кавех, отвечая на его вопрос, отрицательно помотал головой: он только сейчас почувствовал сухость в горле. — Хочешь пить? Есть? — Да, — с трудом сказал Кавех. — Помоги мне сесть. Блондин всë ещë чувствовал лёгкую слабость, хотя он проспал около двенадцати часов. Возможно, в этом и была причина. Его мучила жажда, а ещë он не ел около суток. Аль-Хайтам помог ему сесть на кровати так, чтобы можно было опереться спиной на стену. Затем налил Кавеху воды в стакан из кувшина. Он сел рядом, потому что блондину до сих пор было трудно удержать что-то. Кавех всë равно упрямо схватился за стакан, и секретарь положил поверх его дрожащей и слабой руки свою руку. Архитектор жадно глотнул воды, но почти тут же закашлялся. — Пей медленно, — терпеливо сказал аль-Хайтам, отстранив стакан от его губ. — Если ты не хочешь, чтобы я напоил тебя, конечно. — А если я хочу? Щëки Кавеха покрылись лëгким и очаровательным румянцем. Он до сих пор не мог уложить в своей голове тот факт, что они с аль-Хайтамом так страстно и отчаянно целовались в какой-то забытой Архонтами пещере на краю пустыни. Да ещë и в таких обстоятельствах! Ему просто… нужно убедиться, что это было взаправду: и поцелуи, и пылкие признания аль-Хайтама. Нужно убедиться, что губы у него такие же, какими он их запомнил. Аль-Хайтам самодовольно хмыкнул, но набрал воды в рот и послушно припал к губам Кавеха. Ох… Такими темпами архитектор может навсегда отказаться пить воду обычным способом. Аль-Хайтам целовался потрясающе, чëрт возьми. Не то чтобы Кавех мог сравнить его с кем-то, но ему было так приятно. Он млел, млел от каждого прикосновения губ, сдавленно стонал от языка, сладко и властно проникающего в рот. Кто бы мог подумать, что от поцелуев многоуважаемого секретаря Академии так легко потерять голову? «Он теперь именно так и будет выигрывать в спорах, — подумал вдруг Кавех. — Просто заткнëт меня поцелуем. И я не буду против». — Когда вы уже друг от друга отлипните? — раздался вдруг чей-то голос, и они тут же разорвали поцелуй, будто ошпаренные. У двери стоял Тигнари. Он сложил руки на груди и раздражённо махал хвостом из стороны в сторону. Кавех закрыл своë пылающее лицо ладонями. Ужасно! Вот так быть пойманным на горяченьком с мужчиной, на чей невыносимый характер ты жаловался всем своим знакомым! Кавех вдруг вспомнил, как он, мучимый лихорадкой, рассказывал Тигнари, который готовил для него противоядие, о том, что аль-Хайтам признался ему в любви. От стыда архитектору хотелось провалиться сквозь землю. Но сначала поесть. — Аль-Хайтам, ты мне сегодня весь день на нервы действуешь. «А это нормально, что он так долго спит?» «Кажется, у него температура поднялась». «Его пульс немного ниже нормы», — ядовито сказал Тигнари, изображая интонации аль-Хайтама. — Очень мило, конечно, но зачем ты первым делом полез к нему целоваться, когда он очнулся? Человек, наверное, пить и есть хочет. Ладно, гляжу, вы уже попили, — ухмыльнулся лекарь, глядя на почти пустой стакан в руке секретаря. — Я как раз хотел сходить к повару, — вот и всë, что аль-Хайтам сумел сказать в своë оправдание. — Вот и иди давай, романтик, — насмешливо фыркнул фенек. В том, что он назвал аль-Хайтама романтиком, виноват был тоже Кавех. «Это было так романтично! — говорил архитектор, пока Тигнари мял в ступке грибы-звëзды для противоядия и боролся с желанием сказать, что это не было бы так романтично, если бы Кавех всë-таки умер. — Он меня спрятал от песчаной бури! На руках нëс! И яд высосал! И поил! Изо рта в рот… И признался мне в чувствах!» — А я пока осмотрю больного. Аль-Хайтам не стал с ним спорить (может, он и рад бы поспорить, но учëный из Амурты сильно не любил, когда ему мешали делать его работу) и вышел из домика. — Он и правда так сильно за меня переживал? — тут же спросил Кавех, отбросив в сторону былое смущение. — Ещë как переживал, — хмыкнул Тигнари. Он поставил Кавеху градусник и принялся самостоятельно мерить ему пульс. — Вы с ним примерно в пять утра заснули, но аль-Хайтам уже через четыре часа и сам встал, и всю Гандхарву на ноги поднял. Сайно в город смотался, лишь бы его не видеть. Сначала долго от твоей кровати не отходил, потом всë-таки отходил, и начиналось: у Кавеха то, у Кавеха это. Потом к тебе возвращался — вся деревня выдыхала. И так по кругу. Весь день. Нормальный у тебя, кстати, пульс, — раздражённо добавил Тигнари. — Отвлёкся я что-то. Как себя чувствуешь вообще? — Нормально, только голова побаливает, — тихо ответил Кавех. — Просто переспал, ничего страшного. Сейчас дам таблетку. Архитектор был полностью погружëн в свои мысли. Неужели он действительно заставил аль-Хайтама так сильно переживать за себя? Такое произошло в первый раз? Или аль-Хайтам и раньше, бывало, не находил себе места от волнения за Кавеха? Просто… Сам Кавех этого не замечал? Ему стало плохо от такой мысли. Конечно, аль-Хайтам привык держать всë в себе, однако блондин считал, что научился понимать его, ведь они провели вместе так много лет. А сейчас он вдруг осознал, как слеп был к чувствам возлюбленного. Неудивительно, что они так долго не могли сойтись. Не то чтобы Кавех совсем не замечал особого отношения аль-Хайтама к себе, но никогда не был уверен во взаимности. Признания секретаря в пещере стали настоящей неожиданностью. Теперь же Кавех не мог не подумать о том, что мог бы заметить проявления любви аль-Хайтама и раньше, если бы был более внимательным к нему. — Температура нормальная, — донёсся до него голос Тигнари. — Поешь, выпьешь таблетку, а потом можешь ехать в город с аль-Хайтамом. Я распоряжусь, чтобы приготовили повозку и вьючного яка. Кавех рассеянно кивнул и поблагодарил его, а затем Тигнари покинул дом, оставив архитектора в одиночестве. Он подтянул колени к своей груди и обнял их, уставившись в пол. Ему так хотелось прижаться к аль-Хайтаму прямо сейчас… И… пожалеть его, наверное? Кавеху тоже всë это время нелегко было думать о том, что влюбился он не взаимно. Но архитектор, по крайней мере, мог пожалеть себя, а вот секретарь никогда этого не делал. Раньше Кавех был уверен в том, что и от других людей гордый и независимый аль-Хайтам не примет никакой жалости, однако теперь он не сможет остановить его! Блондин для счастья возлюбленного сделает всë! — Твой очень поздний завтрак готов, — дверь снова распахнулась, и на пороге появился тот, о ком Кавех так усердно думал. В одной руке он держал поднос со свежей едой. — Что случилось? Плохо чувствуешь себя? — спросил аль-Хайтам, зайдя в комнату и заметив то, в какой позе Кавех сидел. Он до сих пор не мог скрыть волнение в своëм голосе. — Нет-нет, всë в порядке, я просто задумался! — Кавех, пододвинувшись ближе к краю кровати, опустил босые ноги на мягкий коврик. — Тигнари сказал, что всë хорошо, можем вернуться домой. Домой. Кавех только сейчас вспомнил, что живут они вместе. Их отношения начались только вчера, но развивались так быстро… Должны ли они теперь спать в одной кровати? Или пока нет? Слишком сложно… Но Кавех хотел бы… — Хорошо, — удовлетворённо кивнул аль-Хайтам. Он сел рядом с Кавехом и аккуратно поставил поднос ему на колени. В роли основного блюда выступал мятно-фасолевый суп, на второе были креветки в соусе карри. Не обошлось и без питы, самого любимого блюда лесных стражей. Но особым вниманием Кавеха завладели креветки, конечно же. Однако… — Сначала суп, — безапелляционно заявил аль-Хайтам. Кавех обиженно надулся, но спорить не стал. Ложку в руке архитектор удержать всë-таки сумел. Еда, на удивление, не была горячей: видимо, аль-Хайтам озаботился тем, чтобы остудить еë. Супы Кавех не любил. Каждый раз он вспоминал, что у мамы это блюдо почти всегда получалось безвкусным и несытным. Супы аль-Хайтама, впрочем, были неплохими. С приправами и кусочками мяса. Они не шли ни в какое сравнение с супами из голодного детства в пустыне, так что Кавех изредка ел их. Тем не менее, он никогда не думал, что и без мяса тоже может получиться что-то хорошее. Однако в мятно-фасолевом супе повара из Гандхарвы было много овощей, а вкус у него такой нежный, что блюдо буквально таяло у Кавеха на языке. Креветки и пита всë равно ему понравились больше. — Я отнесу, — сказал аль-Хайтам, когда Кавех закончил с трапезой. — Подожди, потом, — он отставил поднос с посудой на край кровати, а затем положил голову на плечо аль-Хайтама и обнял его руку. — Посидим немного, ладно? Хочу насладиться тем, что теперь могу обнимать тебя в любое время, — промурлыкал Кавех. — Как будто раньше ты не мог, — скептически сказал аль-Хайтам, глядя на то, как Кавех взял его за руку. — Обнимал меня по любому поводу, — напомнил секретарь, поглаживая кожу архитектора указательным пальцем. — Вот именно, раньше нужен был повод, — Кавех чуть повернул голову, чтобы поцеловать плечо аль-Хайтама. Еле заметная дрожь, покрывшаяся мурашками кожа и сбившееся дыхание в ответ на такой простой любовный жест привели блондина в неописуемый восторг. Они ненадолго замолчали, наслаждаясь близостью. — На самом деле тебе никогда не нужен был повод. Просто я об этом не говорил, — вздохнул аль-Хайтам, собравшись с мыслями. — Говорить о своих чувствах — это не самая сильная моя сторона, ты знаешь. — Ого, аль-Хайтам признаëт свои недостатки, — ребячливо хихикнул Кавех, но затем поднял голову, чтобы посмотреть в бирюзовые глаза, и снова стал серьёзным. — Но ты мой самый близкий человек. И я бы хотел знать, что ты испытываешь, чего желаешь. Между прочим, это совсем необязательно — использовать для выражения своих чувств сложные обороты речи и думать о том, насколько это сейчас уместно. Просто… Чего ты сейчас хочешь, Хайтам? Аль-Хайтам чуть помедлил, прежде чем дать свой ответ. Он смотрел на Кавеха, и глаза его сияли, а губы изогнулись в лëгкой улыбке. Блондин замер. Ох… Взгляд секретаря был таким нежным и влюблённым. И как Кавех умудрялся не замечать этого в нëм? Но аль-Хайтам не дал ему возможности подумать на данную тему. Губы его обхватили мочку уха блондина. От неожиданности он вздрогнул и прерывисто вздохнул. Аль-Хайтам прошептал: — Сядешь ко мне на колени? Абсолютно бесстыдная просьба. Кавех не понимал, как не умер от смущения. И кто его за язык тянул? Аль-Хайтам самодовольно ухмыльнулся и, наверное, захотел от своих слов отказаться, сдать назад, притормозить для Кавеха, замаскировав повисшую между ними неловкость какой-нибудь необидной поддёвкой («Ничего страшного, если такому прославленному архитектору это не под силу»). Кавех не позволил. Он оседлал его быстро, не давая себе передумать, руками обхватил широкие плечи. Близости с аль-Хайтамом ему хотелось до одури. Даже если щëки горели от стыда. Он ведь мечтал об этом так долго… — Ты правда решил исполнять мои желания? — тихо спросил аль-Хайтам. — Опасную же игру вы затеяли, господин архитектор… Я ведь могу и обнаглеть… — Да ты уже давно обнаглел, — фыркнул Кавех. — Поверь, ещë нет. Большая рука аль-Хайтама опустилась на поясницу Кавеха, и та податливо прогнулась под ней. Свободная же ладонь нырнула в светлые пряди, мягко сблизила их лица. Секретарь втянул его в развязный и мокрый поцелуй. Кавех пытался отвечать, но быстро сдался, позволяя аль-Хайтаму вылизывать свой рот. Его манера целоваться до сих пор казалась ему какой-то… дикой? Кавеху нравилось, конечно, однако он за ним совсем не поспевал. Архитектор старался не думать о том, что аль-Хайтам учился так целоваться на ком-то. Кавех помнил, как сложно ему было говорить об этом. Понимал, что он не лукавил, и этот поступок действительно тяготил его. Вероятно, аль-Хайтам не всë ему рассказал. Но Кавех не будет поднимать эту тему. Если аль-Хайтам захочет свой рассказ дополнить, он выслушает. Ревности в нëм не было. Еë Кавех подавил ещë вчера, в пещере. Было лишь желание заставить аль-Хайтама забыть о том эпизоде его жизни. — Как же мне нравятся твои робкие попытки отвечать на поцелуй. Очаровательно, — одурманенно прошептал аль-Хайтам ему в губы, когда чуть отстранился, позволяя Кавеху глотнуть воздуха. — А руки твои, я погляжу, совсем не робкие, да? — ухмыльнулся он. Кавех и сам не заметил того момента, когда его руки сползли на грудные мышцы аль-Хайтама, чувственно сжимая их. А что ещë он должен был сделать? Возможность дотронуться до его груди у него отсутствовала так долго, а ему так этого хотелось, что теперь руки сами легли на упругие мышцы. Ощущалось даже приятнее, чем он себе представлял. Так что Кавех оправдываться не собирался. Носом он провëл по скуле аль-Хайтама и поцеловал его в щëку. Прошептал: — Жалко тебе, что ли? — Ох, нет, — хмыкнул аль-Хайтам. — Трогай на здоровье. Ладонь секретаря скользнула выше по его позвоночнику и проникла под рубашку через вырез на спине. Затем Кавех снова ощутил приятную тяжесть руки аль-Хайтама на своей пояснице, но теперь ткань не выступала в роли преграды между ними. Спина блондина покрылась мурашками, и он, весь красный, уткнулся носом в плечо возлюбленного. Пальцами одной руки аль-Хайтам вырисовывал известные лишь ему одному узоры на пояснице Кавеха, пальцы другой массировали кожу его головы. — Хочешь знать, что я чувствую прямо сейчас? — низкий голос аль-Хайтама был таким влекущим… — Да, — приглушëнно ответил Кавех, вжимаясь в него сильнее. — Сексуальное желание, — его прямота поразила Кавеха до глубины души. — Заводишь меня с пол-оборота… Каждый твой жест, каждый взгляд, каждое касание… Я так хочу тебя, Кави… Кавех не знал, что ему следует ответить на подобное заявление. Он замер, будто бы оцепенев, дрожь предвкушения прошлась по его телу. Нельзя сказать, что ему не хотелось аль-Хайтама в ответ… Но, вероятно, вот так пускаться во все тяжкие на второй день отношений было не очень хорошо. Подумать на эту тему как следует ему не дали: кто-то постучал в дверь. Кавех тут же слез с аль-Хайтама и встал на ноги. Наверное, не стоило делать это так резко, потому что блондин пошатнулся и чуть не упал. Секретарь благодаря своей быстрой реакции поднялся следом и придержал его. — Вьючный як и повозка готовы, можете возвращаться домой, — послышался голос Тигнари за дверью. Видимо, он уже был научен горьким опытом и поэтому не заходил в домик, в котором аль-Хайтам и Кавех остались наедине. Ох, чëрт. Они ведь до сих пор были не у себя в квартире, а в доме для пациентов в Гандхарве. Кавех густо покраснел. В объятиях аль-Хайтама он так расслабился и совсем забыл об этом. Как ему теперь смотреть в глаза Тигнари? Хорошо ещë, что они не зашли дальше… Судя по тому, как аль-Хайтам нахмурился, он думал о том же самом. Кавех робко взял его под локоть, и тот, поняв значение этого жеста, повëл его прочь. Они сели в повозку, не проронив ни слова. В дороге до города они тоже не разговаривали. Кавех, не сдержавшись, положил голову на плечо аль-Хайтама, а он в ответ обнял его за талию так, как будто только этого и ждал. Лесной страж (кажется, Амир), который сидел впереди них и управлял вьючным яком, держась за вожжи, не обращал на пару абсолютно никакого внимания и даже не оборачивался к ним. Безразличие он проявлял или тактичность — Кавех не знал и знать не хотел. Все его мысли занимал аль-Хайтам. Как ему теперь стоит вести себя с ним? Если бы архитектору пришлось признаться честно, то, разумеется, он сказал бы, что влечение секретаря он разделял. Но кроме вполне очевидного и справедливого опасения торопить события существовало ещë кое-что (если хорошо подумать, то они, по сути, даже не торопятся, а, напротив, навёрстывают упущенное, ведь оба испытывали друг к другу взаимные чувства уже на протяжении нескольких лет, а нашли в себе смелость признаться только вчера). Кавех боялся… разочаровать аль-Хайтама? Он понимал, что сексуальный опыт секретаря был достаточно горьким. Однако Кавех всë равно опасался не превзойти его предыдущую пассию. У него самого за плечами были только теоретические знания, но он прекрасно понимал, что теория и практика — это разные вещи. Кавех действительно боялся сделать что-то не так… И именно тогда, когда он был погружен в свои тревожные мысли, аль-Хайтам вдруг поцеловал его светлые волосы. Кавех неосознанно прижался к возлюбленному ближе. Вчера, когда аль-Хайтам нëс его на руках, блондин жался к нему точно так же, ища в нëм защиту. Когда они доехали до Сумеру, аль-Хайтам поднялся на ноги первым и, обойдя телегу, подал руку Кавеху, помог ему слезть. Они попрощались с лесным стражем, поблагодарили его. Архитектор неуверенно сделал шаг вперёд. Аль-Хайтам предложил: — Можешь взять меня за руку. — Я могу идти самостоятельно, спасибо, — мягко отказал Кавех. — Я знаю. А тебе разве обязательно нужно не иметь возможности идти самостоятельно, чтобы взять меня за руку? — вскинул одну бровь аль-Хайтам. — Ты… ведь понимаешь, что в городе мы можем встретить наших коллег из Академии? — слегка опешил Кавех. — Понимаю. Это проблема? — Нет… Для меня — нет, — покачал головой Кавех. — Для меня тоже, — аль-Хайтам подставил локоть для него. — Тогда хорошо, — улыбнулся Кавех, тут же воспользовавшись подставленным локтем. — Ты такой милый. — Ох, нет, не говори такое, — проворчал аль-Хайтам, но глаза его улыбались. Кавех рассмеялся. Тяжëлые мысли отступили. Они шли по городу, он довольно прижимался к аль-Хайтаму. Архитектор заметил ошарашенно смотрящую на них студентку из Академии, которая на прошлой неделе строила глазки секретарю, когда приносила ему на подпись отчёт об успеваемости еë академической группы. Возможно, сам аль-Хайтам эту девушку уже и не помнил (он не проигнорировал еë и сделал замечание о том, что ей не стоит забывать о субординации, на этом всë и закончилось, поэтому, скорее всего, секретарь уже забыл о ней), но Кавех, ставший невольным свидетелем данной сцены (он как раз сидел в его кабинете и ждал завершения рабочего дня), помнил. Очень даже хорошо помнил. Он довольно ухмыльнулся. Идиллия. Когда они оказались за закрытыми дверями их квартиры, идиллия как-то слишком быстро порушилась. Аль-Хайтам, не проронив ни слова, прошёл на кухню, налил себе воды в кружку, отпил. Кавех смотрел ему в спину, стоя в дверном проëме. Не то чтобы аль-Хайтам отличался разговорчивостью (разве что на работе, когда того требовала ситуация, или в спорах с одним конкретным архитектором), но блондин знал, что так он молчал только тогда, когда что-то было не так. Кавех вздохнул. Затем подошёл к нему, обнял за талию, прижался к его спине. Аль-Хайтам замер ошарашенно, как показалось Кавеху, будто бы не ожидал от него ничего подобного. Руки его легли поверх рук блондина как-то неуверенно. Если раньше тишина между ними была неуютной, то теперь она стала ещë и неловкой. — Тебе не следует молчать об этом, Кавех, — глухо проговорил аль-Хайтам, всë-таки решившись заговорить первым. Кавех поморщился: нежное и трепетное «Кави» из уст секретаря ему нравилось больше, но он не стал заострять на этом внимание и сильнее вжался в его спину, чувствуя мускулы на ней даже через одежду. — Если ты считаешь, что я повëл себя предосудительно, то тебе лучше прямо об этом сказать. Вот только этого Кавеху и не хватало. Нет, он так не считал и не желал, чтобы аль-Хайтам себя накручивал. Но в то же время ему не хотелось говорить на данную тему. Архитектор понимал, что с его стороны это несколько малодушно и эгоистично. Однако он смог бы отмолчаться только в том случае, если бы аль-Хайтам сделал точно так же. Теперь же Кавех ясно осознавал, что увиливание от ответа только ранит чувства возлюбленного. Он аккуратно, кончиками пальцев погладил живот аль-Хайтама и чуть вздрогнул от того, насколько крепкими ощущались мышцы его пресса. — Я не считаю, что ты повëл себя предосудительно, — выдавил из себя Кавех. — Если опустить тот факт, что мы тогда были в Гандхарве, конечно, — хмыкнул он. — Просто… не знаю… это было… неожиданно, пожалуй. — И это всë? — сказал аль-Хайтам таким тоном, по которому сразу стало понятно, что Кавеху он не поверил. И правильно сделал. Конечно, это не всë. — Просто неожиданно? Ты даже не скажешь, что я как минимум тороплю события, а как максимум оскорбил тебя? — Хайтам! — Кавех так возмутился, что даже перестал вжиматься в спину секретаря и поднял голову, хотя руки с его талии так и не убрал. — А ну повернись ко мне. Аль-Хайтам чуть помедлил, затем всë-таки послушался. Убрал руки с рук Кавеха (слегка погладив его ладонь напоследок) и развернулся к нему лицом, заставил себя посмотреть ему в глаза. — Обними меня, — настырно сказал Кавех. Сам он всë ещë не выпускал аль-Хайтама из объятий, а вот руки возлюбленного безвольно повисли вдоль туловища. Секретарь замялся на пару секунд, затем обхватил большими ладонями плечи архитектора, притянул его ближе к себе. — Так-то лучше, — довольно сказал Кавех. Аль-Хайтам выполнял все его капризы, как тут быть недовольным? — А теперь послушай меня. Ты меня не оскорбил. Я что, по-твоему, невинная барышня, падающая в обморок, когда мужчины смотрят на неë? — Аль-Хайтам вопросительно приподнял одну бровь. Кавех вспомнил, что сам вчера признался ему в своей невинности, и вспыхнул. — И нечего на меня так смотреть! Я уж точно не барышня! — А что, по-твоему, мужчины не могут падать в обморок, когда на них смотрят другие мужчины? — не удержался от безобидного поддразнивания аль-Хайтам. — Не перебивай меня! Никакого уважения к старшим! — осадил его Кавех. — А насчёт того, что ты торопишь события… — уже не так уверенно проговорил он. — Спорить не буду, возможно, так и есть… Но… — Но? — подначил его аль-Хайтам. — Ты правда считаешь… — нервно сглотнул Кавех и отвëл глаза в сторону, не выдержав прямого взгляда аль-Хайтама. — Что я ни разу… Не думал о тебе в таком ключе? Я полагал, у тебя всë в порядке с самооценкой. Даже слишком в порядке. И я ведь сказал, что ты мне давно нравишься… Повисло молчание. Опять. Кавех напряжённо ожидал реакции аль-Хайтама. Тот ничего не говорил, а блондин не решался на него посмотреть. Лишь спустя пару минут архитектор вздохнул и всë-таки перевëл взгляд на секретаря. Он, кажется, глубоко и серьёзно задумался. Но аль-Хайтам, будто почувствовав внимание со стороны Кавеха, тут же посмотрел в его алые глаза и произнëс: — Хочешь сказать, что испытываешь ко мне сексуальное влечение? Кавеха его прямота смутила, но он коротко и уверенно кивнул. В следующую секунду ему в губы впились страстным поцелуем. Блондин в шоке замер с раскрытыми глазами, зрачки расширились. Одной рукой аль-Хайтам убрал его волосы в сторону и обхватил горло. Не сжал, в нежных пальцах не ощущалось и намëка на давление. Просто положил ладонь на бархатную кожу шеи Кавеха, языком проник ему между губ. Архитектор невнятно промычал что-то, всë-таки закрыл глаза, отвечая на поцелуй, приподнялся на носочках. Его руки скользнули вверх по торсу аль-Хайтама, по его груди, схватились за широкие плечи. Отстранившись, он жадно глотнул воздуха, затем внезапно поменял их местами, зажав Кавеха между собой и кухонной тумбой. — Хайтам, — с придыханием прошептал Кавех, когда аль-Хайтам потянулся за новым поцелуем, — может, не надо?.. — лицо его раскраснелось, а кое-что в штанах, вопреки словам, которые он произнëс, начинало реагировать на происходящее. — Всë-таки нет? — тяжело выдохнул аль-Хайтам и слегка нахмурил брови. Рука его, тем не менее, спустилась с плеча Кавеха и по-хозяйски обняла его за талию. — Я слишком настойчив? — Мне нравится, что ты такой, — возразил Кавех прежде, чем успел подумать над тем, что ему следует сказать. — Я… — нервно сглотнул он. — На самом деле я хочу этого… Правда… — Почему тогда не надо? — аль-Хайтам только сильнее нахмурился. — Ох, а у тебя всë так просто, да? — Кавех не смог скрыть досаду в голосе. — Взаимное желание — вот и всë, что тебе нужно? И взаимные чувства, хорошо, не смотри на меня так! А ты хоть представляешь, сколько мыслей у меня сейчас в голове? — возможно, он несколько вспылил, поэтому сдержать язык за зубами не смог. — А вдруг тебе не понравится? Разве я могу не думать об этом? Я никогда раньше не делал ничего подобного, а в тебя я так сильно влюблëн, как я могу не бояться того, что облажаюсь? Вдруг я вообще покажусь тебе легкодоступным? — несмотря на то, что он несколько повысил голос, губы его задрожали, к горлу подступил ком, а к глазам — слëзы. — Кави, перестань себя накручивать, — аль-Хайтам уже двумя руками стиснул тонкую талию Кавеха и нежно поцеловал его в щëку. — Во-первых, как я могу считать тебя легкодоступным? — секретарь говорил тихим и успокаивающим голосом, блондин готов был слушать его вечность. — С моей стороны это было бы как минимум нелогично, — данная фраза заставила Кавеха мысленно усмехнуться: даже в такой момент аль-Хайтам оставался аль-Хайтамом. — Во-вторых, я прекрасно отдаю себе отчёт в том, с кем я собираюсь лечь в постель, — на секунду Кавеху показалось, что он увидел смятение в глазах возлюбленного. «Возможно, — взволнованно предположил архитектор, — Хайтам хотел сказать: «Я отдаю себе отчёт в том, с кем я собираюсь лечь в постель на этот раз»? Ох, вероятно, предыдущий опыт был для него хуже, чем я предполагаю…» — Я готов взять на себя ответственность. Я сделаю всë. Для удовольствия нас обоих. Дрожь возбуждения и предвкушения прошлась по телу Кавеха, колени предательски подкосились, но аль-Хайтам удержал его. Он сам втянул секретаря в новый поцелуй. Кавех до одури хотел его. Хотел так сильно, что ноги слабели, казалось, с каждой секундой. Он бы точно упал, если бы аль-Хайтам не стоял прямо здесь и не служил ему опорой. В какой-то момент архитектор ощутил сильные руки на своих бëдрах, и его резко приподняли, усадили на тумбу, не разрывая поцелуя. Кавех отстранился сам, изо рта вырвался сдавленный писк. В следующее мгновение губы аль-Хайтама опустились на беззащитно открытую шею блондина, язык широко лизнул нежную кожу. От неожиданности Кавех громко и судорожно вздохнул, его пальцы вцепились в короткие серебряные волосы, притягивая возлюбленного ближе, ногами он обхватил поясницу. Аль-Хайтам оставлял на шее поцелуй за поцелуем, засасывал кожу, будто бы пытался запомнить еë вкус. Архитектор несдержанно простонал, грудь часто вздымалась и опускалась. Секретарь неожиданно рыкнул — Кавех вздрогнул от этого звука — и снова подхватил его под бëдра. На этот раз одной рукой, сказав лишь одну фразу: «Держись крепче». Блондин, повисший на его шее, поразился силе аль-Хайтама. В другую руку он что-то взял — Кавех не увидел, что именно — и понëс блондина в спальню. У Кавеха от желания кружилась голова, ноги были словно ватные, и он точно не смог бы сейчас куда-то пойти. Когда аль-Хайтам уложил блондина на постель (на его постель, архитектор быстро осмотрел окружающую обстановку, потому что в личное пространство секретаря ему не так часто удавалось попадать), тот наконец-то смог увидеть, что возлюбленный принëс с собой с кухни. Это была бутылка оливкового масла. Аль-Хайтам, всë ещë стоящий на ногах, как раз поставил еë на пол возле кровати. Кавех несколько растерялся, неосознанно сдвигая ноги: — Зачем оно тебе? Пожалуй, к проникновению он ещë готов не был. К взаимным ласкам — да, о чëм свидетельствовал колом стоящий член, натягивающий ткань штанов. Аль-Хайтам, к слову, тоже к происходящему равнодушен не был — кое-что пониже пояса заметно и внушительно выпирало. Очень заметно и очень внушительно. Кавеху это кое-что пока не довелось увидеть, но он сильно сомневался, что смог бы принять… — Расслабься, проникать не стану, — сказал аль-Хайтам, заметив, как плотно Кавех свëл ноги. — Нет ни смазки нормальной, ни защиты, — на эту мимолётную, как бы между делом пророненную фразу Кавех почему-то обратил внимание, но пока не понимал, почему. — Да и вообще я не стал бы делать то, чего ты не хочешь. — Зачем тогда масло? — Кавех расслабился, но удержать любопытства всë равно не смог. — Увидишь, — сказал аль-Хайтам, а затем — Кавех глазам своим не сразу поверил — подмигнул ему и улыбнулся. Потом, будто этого было мало, чтобы удивить архитектора, он снял с себя «наушники» — слуховой аппарат, на самом деле — и передал их ему в руки. — Подержи пока, — и Кавех сумел только кивнуть (впрочем, слов сейчас секретарь всë равно бы не услышал, а для перехода на язык жестов архитектор был слишком взволнован). Блондин знал: аль-Хайтам свою врождённую глухоту считал слабым местом. Из-за этого недуга детство он провëл в Бимарстане (поэтому, предполагал Кавех, и не любил данное место). Глухота лечению не поддавалась, к слуховому аппарату пришлось привыкнуть. Потом аль-Хайтам вырос и стал человеком, который свои слабости показывать не любил. По пальцам одной руки можно было пересчитать людей, которые знали о его глухоте, и Кавех в их число входил. Такое доверие со стороны секретаря не могло не тронуть архитектора за душу. При нëм аль-Хайтам довольно часто снимал слуховой аппарат, а всë равно блондин каждый раз волновался, как в первый. Впрочем, в данный момент мысли обо всëм этом как-то быстро улетучились из головы Кавеха. Потому что аль-Хайтам снял с себя водолазку, обнажив торс. Затем и перчатки слетели на пол, открыв ему вид на сильные руки аль-Хайтама. Кавех от его стальных мышц не мог отвести восхищённого взгляда, а секретарь этот взгляд поймал и усмехнулся. Он властно раздвинул в стороны колени архитектора и сел между разведёнными ногами, навис над ним, оперевшись на постель, снова поцеловал. Порыва Кавех удержать не смог. Отложив в сторону слуховой аппарат, он дотронулся до ушей аль-Хайтама. Тот неожиданно вздрогнул, но отстраняться не стал, позволил. Чувствительное место, значит. Кавех так и думал. Аль-Хайтам же вдруг принялся одной рукой расстёгивать пуговицы на его рубашке. Когда они разорвали поцелуй, секретарь тут же взглянул на полуобнажённого Кавеха. Он был стройным и подтянутым, даже немного хрупким (однако нельзя позволить его внешнему виду обмануть вас, Кавех рос в пустыне и дрался, как пустынник: яростно, не жалея ни себя, ни противника). Мышцы у него присутствовали только на руках из-за того, что блондин отдавал предпочтение клеймору, но не бугрились, как у аль-Хайтама. Секретарь грудью прижался к его животу, однако не навалился на него, перенëс вес на руки. Контакт кожа к коже был приятен. — Верни на место, — аль-Хайтам рукой указал на слуховой аппарат, и Кавех послушался, надел устройство на его голову. И аль-Хайтам тут же припал губами к его твëрдым соскам. С губ сорвался новый стон, потом ещë один, ещë… Каждый стон делал лицо секретаря всë более довольным, видимо, поэтому ему и нужен был слуховой аппарат. Он как будто отыгрывался за свои чувствительные уши. Аль-Хайтам долго лизал и посасывал его соски, чуть оттягивал их зубами, потом цепочкой щекотных поцелуев покрыл живот. Приподнялся, руки легли на ремень. — Сначала ты, — кое-как выговорил возбуждённый до предела Кавех, подавив жгучую волну смущения. Ему хотелось посмотреть на член аль-Хайтама, чего уж греха таить! Кавех готов был поклясться, что в стенах Академии не он один об этом мечтал, однако шанс представился только ему. Конечно, архитектор не забыл о существовании некой женщины, с которой секретарь когда-то спал. Но, во-первых, аль-Хайтам к ней никаких чувств не испытывал, а к нему, Кавеху, ещë как испытывал. Во-вторых, не так уж и важно, кто был до него. Важно то, что отныне и впредь в постели аль-Хайтама будет только Кавех. Секретарь, приняв его условие, до колен спустил свои штаны вместе с нижним бельëм за несколько быстрых и рваных движений, выпустил на свободу стоящий колом член, с губ сорвался едва различимый вздох облегчения. Архитектор посмотрел… прямо туда. Алые глаза округлились, дыхание спёрло. Он был больше, чем Кавех себе представлял. Не только длинный, ещë и широкий в обхвате, с заметно выделяющимися венами, идеально гладкий, без единого волоска. Любопытство пересилило смущение, и блондин сел, рукой осторожно дотронулся до органа аль-Хайтама. — Смелее, он не кусается, — не смог удержаться от комментария обладатель этого внушительного члена. Кавех одарил его осуждающим взглядом из-под ресниц, но рука легла увереннее, убрала крайнюю плоть, обнажила головку. Сжав ладонь в кулак, архитектор провëл до основания, кончиком пальца коснулся яиц. Волновался, руки дрожали, глаза робко следили за реакцией аль-Хайтама. Тот позволил судорожному вздоху сорваться со своих губ. — Сухо, — глухо сказал аль-Хайтам и деликатно отстранил его руку. — Не люблю, когда сухо. Ложись. Я же сказал, что всë сделаю. От его властной интонации у Кавеха по спине пробежали мурашки. Он рухнул на подушку, аль-Хайтам же, напротив, поднялся с постели, стянул штаны и с него. Кавех от стыда зажмурился, вцепился пальцами в простыни. Ноги с трудом оставил раздвинутыми, позволяя любовнику жадным взглядом осмотреть промежность. Аль-Хайтам был таким страстным, и Кавех хотел разжигать в нëм это желание всë больше и больше. Через свои брюки, спустившиеся на пол, он переступил, взял в руку бутылку оливкового масла и снова сел между длинных ног блондина. Он приоткрыл глаза, когда услышал звук вынимаемой пробки. Аль-Хайтам выливал масло себе на руку. Затем отставил бутылку, растëр жидкость между ладонями. С пошлым шлепком его маслянистые руки опустились на бëдра Кавеха, пальцы чувственно растирали нежную кожу с внутренней стороны. Взгляды их встретились. Архитектор смутно догадывался, что аль-Хайтам задумал. Щëки его и без того беспрестанно пылали, теперь румянец тронул и шею. К изнывающему члену хотелось прикоснуться, но он не был уверен, что сможет сделать это под пристальным взглядом секретаря. Тот же как будто прочитал его мысли: всë ещë влажная ладонь удобно обхватила твëрдый орган. Собственный член на фоне большой руки аль-Хайтама (и на фоне его же крупного мужского достоинства, конечно же) показался Кавеху… миниатюрным, хотя раньше такие мысли ему в голову не приходили: он думал, что обладал пенисом среднестатистического размера, вот и всë. Но зависти архитектор не испытывал. На член аль-Хайтама он смотрел с восхищением и вожделением. — Такой аккуратный, — прошептал вдруг секретарь. Рука его продолжала надрачивать Кавеху дразняще медленными движениями. — Хочу увидеть, как твой милый член кончает. Кавех подавился воздухом: к таким откровенным словам он готов не был. Впрочем, их занятие в данный момент тоже являлось довольно… откровенным. Последнее слово за аль-Хайтамом он оставлять не привык, поэтому неуверенно ответил: — Только вместе с тобой… Аль-Хайтам лишь хмыкнул и, убрав руку, перевернул его на бок. Кавех был готов к такому и не готов одновременно. Возлюбленный пристроился сзади, стянул рубашку, голой грудью к спине прижался. Член толкнулся между бёдрами, плотно сжатыми и влажными от масла. Блаженный стон вырвался из горла аль-Хайтама. Одна рука вернулась на член Кавеха, другую он просунул под его тело. Сделать ничего не успел: блондин эту ладонь перехватил своей, переплëл их пальцы. Кавеху никогда ещë не было так хорошо. Горячий член аль-Хайтама он чувствовал между своих бëдер, рука аль-Хайтама нежно ласкала его собственный орган, губы аль-Хайтама покрывали россыпью поцелуев плечи и шею. Их тела так тесно переплетались друг с другом, дышали они в унисон. Пошлые шлепки кожи о кожу разносились по комнате. Почти с каждым толчком член секретаря, проскальзывая между бëдер, касался члена и яиц архитектора, принося ему не только дополнительную стимуляцию, но и какое-то непонятное пока моральное удовольствие. Можно сказать, аль-Хайтам прямо сейчас почти трахал его. И Кавех находил это возбуждающим. Он повернул голову, чтобы поцеловать возлюбленного. Тот встретил его губы на полпути. Пожалуй, они всë ещë были на взводе. За эти два дня им обоим пришлось пережить многое: и смертельную опасность преодолеть, и признаться друг другу в чувствах. Так что долго они не продержались. Кавех с пошлым стоном излился в руку аль-Хайтама, тот почти сразу после этого обильно кончил на его бëдра. Они лежали, прикрыв глаза, дыхание у обоих было тяжëлое. Удовольствие Кавех чувствовал каждой клеточкой своего тела. Оно, впрочем, не помешало тревожной мысли появиться в его голове. «А ему тоже понравилось?» — подумал блондин, разлепляя светлые ресницы. Он перевернулся на другой бок. Аль-Хайтам уже лежал на спине и, увидев, что Кавех сменил положение, приподнял руку, безмолвно приглашая в свои объятия. Архитектор тут же прижался к нему. — Хайтам, — неуверенно сказал Кавех, — тебе понравилось? — Опять ты об этом, — вздохнул аль-Хайтам и погладил Кавеха по светлым волосам. — Понравилось, конечно. Как мне могло не понравиться? Я полагал, у тебя всë нормально с самооценкой, — вернул он Кавеху его же слова. — Тебе всë-таки есть, с чем сравнивать, — выпалил Кавех в качестве оправдания, однако о своих словах он тут же пожалел. — Есть, но не напоминай мне об этом, — свободной рукой аль-Хайтам закрыл своë лицо. — Прости! Я не упрекаю тебя за это, правда, — он мягко погладил возлюбленного по груди. «Защита, — вспомнил вдруг Кавех. — Он сказал, что не станет брать меня без защиты. Но зачем ему это? Я здоров, он тоже. Ведь так? Или…» — мысль эта поразила архитектора, словно молния. Но он заставил себя прикусить язык. Кавех волновался за аль-Хайтама, однако давить на него не хотел. Аль-Хайтам тем временем ещë раз громко вздохнул, затем убрал руку от лица, взглянул в карминовые глаза. Притянул Кавеха ближе к себе. Потом сказал: — Ладно, спрашивай. — Нет, я не хотел… — начал было отпираться Кавех, но быстро сдался из-за скептического взгляда аль-Хайтама и собственного любопытства, к которому теперь примешалось ещë и волнение. — Хорошо… Я просто не знаю, как поделикатней сформулировать этот вопрос. — Просто спроси, я не обижусь. — Ты… не использовал защиту? С той женщиной? И заразился чем-то от неë? — через силу выдавил из себя Кавех. — Защиту использовал. Но презерватив порвался. Быть точнее, она порвала, но я это заметил уже позже. И да, я подцепил от неë какую-то дрянь. К счастью, быстро вылечился, сейчас я здоров. Можно сказать, отделался лëгким испугом. Конечно, ещë была вероятность, что она забеременеет, но всë обошлось, — выдал как на духу аль-Хайтам. Кавех подумал, что, вероятно, он даже был рад поделиться этим с кем-то. — Бедняжка, — Кавех приподнялся, поцеловал аль-Хайтама в уголок губ. — Даже боюсь себе представить, что ты испытывал в тот момент… — едкое чувство вины снова захлестнуло его. Но… — Всë это уже в прошлом, — уверенно улыбнулся аль-Хайтам. — А ты в настоящем.