***
Уэймара Ройса оказалось найти удивительно просто. Его группа исправно оставляла метки на деревьях, которые заканчивались там, где и должны были — возле его трупа. И трупа Уилла, второго дозорного из их группы. Бывший браконьер лежал на спине, раскинув руки, раскрыв рот в беззвучном крике. Ройс лежал чуть дальше, его богатый черный плащ скрывал почерневшую на морозе кровь. Меч, хорошая добрая сталь, лежал в снегу, разбитый, словно был сделан из стекла. — Перебили они друг друга, что ли? — сказал Джейме, взяв в руки обломок меча Ройса. — А третий сбежал. Бывший королевский гвардеец никогда не испытывал любви к своей службе на Стене. Да, поблизости больше не было психопатов, желавших сжечь все вокруг, но в Королевской Гавани по крайней мере было тепло, а ему не приходилось командовать десятком рекрутов в руинах, условно называвшихся Длинным Холмом. И как будто этого было мало, двое дозорных из Черного Замка умерли в Зачарованном Лесу, в то время как третий вышел к ним, повторяя лишь одну фразу: «они умерли». — Гаред-то? — Ульмер, бывший разбойник, обошел Уилла. Лучник оказался «старым знакомым» Джейме — впервые они виделись в еще Королевском Лесу, — Вы же с Куореном служили, сир? Вот он из таких же. Джейме кивнул. Первые годы в Дозоре он провел в Сумеречной Башне, подальше от занявших Черный Замок лоялистов Таргариенов. — Я все равно не знаю, что могло настолько напугать его, так что он разумом помутился. С другой стороны, главное, что мы этих нашли, — он указал на мертвецов. — Пусть и слишком поздно. — Но не одичалые же их убили. И не звери уж точно, — заметил бывший разбойник. — Лорда зарезали, Уилла задушили. Положим, сир Уэймар захотел Уилла придушить, а тот его ножом бил. А Гаред где был? — Не знаю. — Джейме махнул рукой, — это Мормонта люди, вот пусть он с ними и разбирается. У нас все равно мейстеров не имеется. Длинный Холм ничуть не изменился за время их отсутствия. Это был один из трех «новых» замков, восстановленных после войны, наряду с Каменной Дверью и Глубоким Озером. Впрочем, это и замком нельзя было назвать — две казармы, из которых восстановили лишь одну, кухня, кладовая, конюшня с парой северных коньков. Джейме расположился на втором этаже разрушенной башни. — Сир Джейме, ничего не произошло, пока вас не было. Гаред все так же молчит, — отчитался долинец со скорбным лицом. — Отлично, Эддисон, подготовь наших павших братьев к отправке в Черный Замок. — ВЫ ПРИВЕЗЛИ ИХ СЮДА?! — из кладовой раздался истошный крик, после чего послышался глухой стук удара о дощатую дверь. — ВЫ ПРИВЕЗЛИ ИХ СЮДА! Джейме распахнул дверь и увидел бывшего разведчика, десятки лет прослужившего в Ночном Дозоре, свернувшимся на полу между головкой сыра и мешком с репой. Гаред трясся, по его лицу текли слезы. — Уберите… уберите их… сожгите их, — шептал дозорный. — Мы их уберем. Но ты расскажешь, что произошло в лесу. Дозорный молчал. Он снова впал в то оцепенение, в котором находился с того дня, когда, оборванный, подошел к воротам их крепости. «С чего ему боятся мертвых?», подумал Джейме, закрывая дверь. Этот день был долгим и тяжелым, а завтрашний не обещал быть лучше. Ему предстояло отправиться в Черный Замок с двумя мертвецами и сумасшедшим. И видят боги, он бы многое отдал, чтобы оставаться подальше от своего бывшего собрата по плащу. Как можно дальше. Ему явно не стоило думать об этом. Ему явно, совершенно, абсолютно не стоило думать об этом. Посреди ночи его разбудили шорохи. Не стук в дверь, а шорохи, как будто кто-то, неспособный открыть дверь, пытался прорваться в его комнату. Думая о крысах, Джейме зажег медную лампадку и открыл дверь. Тусклый свет осветил молочно-белую кожу Уилла. Голова дозорного была запрокинута назад, руки вытянуты вперед, будто он пытался нащупать что-то. Не раздумывая, он ткнул лампадой в лицо мертвеца. Тоненький язычок пламени погас, погрузив комнату во тьму, после чего вспыхнул вновь, объяв пламенем голову мертвеца. Его почерневшие пальцы метнулись к лицу и огонь расцветал на них красными и желтыми лепестками, за которыми виднелись ярко-синие глаза. Этот мертвец удивительно хорошо горел. Не дожидаясь пока труп собьет с себя пламя, Джейме схватил кочергу и ударил его по голове. Бывший дозорный скатился по каменной лестнице, а Джейме бежал за ним, осыпая ударами. Только когда он обратился в тлеющую бесформенную кучу, Джейме Ланнистер, сын Тайвина Ланнистера, бывший королевский гвардеец, брат Ночного Дозора и помазанный рыцарь, закричал. — Вчера у нас было два мертвеца и сумасшедший. Сегодня у нас мертвец, два дважды мертвеца и два десятка сумасшедших, — подвел итоги ночи Толлетт. — Четту вспороли брюхо, Гренну пробили руку а Пипа он приложил о стену так, что у бедолаги все еще в глазах двоиться. — Четта сожгите. — Бедняга даже присяги не успел принести, а уже послужил государству. — Ты отправишься в Черный Замок и сообщишь о случившемся, — Джейме в очередной раз посетовал на то, что у них не было воронов, пытаясь выбросить из голову вид ярко-синих глаз мертвеца. — Я возьму оставшуюся лошадь и попытаюсь догнать Гареда. И оставалось только надеяться, что он найдет его раньше, чем северяне снесут обезумевшему дезертиру голову.От Дорна до Стены
9 июня 2023 г. в 16:40
Мейстер Мэрон стоял на вершине небольшой башенки, всматриваясь в полосу горизонта, которую изредка прорезали вершины отдельных утесов. Горы, ущелья, тропы и долины этой негостеприимной земли — все сливалось в единую черную массу под небом, лишь на пару тонов более светлым. Сейчас этот мир казался таким тихим, таким чистым и спокойным. Таким пустым. По-хорошему пустым, лишенным суеты и беспокойства, которого он натерпелся в родном Староместе.
И этот миг был обманчив. Скоро, солнце поднимется, и обитатели небольшой башенки будут вынуждены оставить площадку на ее крыше и искать спасения в прохладном погребе. На севере дневной сон считался признаком лени и праздности, здесь же, в Дорне, он был суровой необходимостью: ни одно живое существо не оставаться на улице в полуденную жару. В первый год своей службы здесь, Мэрон услышал версию старой легенду о Бейлоре Благословенном, короле-септоне, ради спасения двоюродного брата шагнувшего в яму со змеями. К северу от Красных Гор говорили будто святость короля-септона отвадила змей — здесь же, ответ мог разниться от настроения рассказчика. Дорниец, решивший припомнить собеседнику все беды и невзгоды, чинимые его родине северными королевствами непременно и с удовольствием расскажет, как искусавшие короля гадюки в итоге свели его с ума. Рассказчик, настроенный благодушно, упомянет безымянного крестьянина, научившего короля ступать ровно в полдень, когда гадюки прятались в тенях и щелях каменного мешка.
— Поднимается! — уютную тишину разорвал зычный окрик Норна. Сын невольницы с Железных Островов и неизвестного капитана, «милостиво» взятый на попечение Цитаделью, ему было тесно и пыльных аудиториях Цитадели, и в узких переходах «их» башенки. Слишком смышлёный, чтобы навсегда остаться в школярах, слишком грубый, чтобы обзавестись «полезными знакомствами» и слишком своевольный, чтобы быть отправленным в замок лорда.
— На полную пятую позже! — донеслось с лестницы. Это был Дюрвальд, мейстер из Речных Земель. Просторец Эрвин крутанул песочные часы, давая ход новому дню, и к мерному клацанью спускового механизма счетной машины присоединился едва слышный шорох песка. Боуэн, скрипя мелом, начертил на доске черточку, чуть короче остальных. Если показания машины подтвердятся, то записи перекочуют в журнал, который они вели с начала года. Пятнадцатый, с начала его службы в Дорне. Наблюдения за погодой, ветрами, восходом и заходом солнца едва ли могли заинтересовать хронистов, но мейстеры Цитадели рассчитывали найти в них ответ на один из старейших вопросов, мучивших всех ученых мужей Вестероса: тайну смены времен года.
Мэрон посмотрел на порозовевшее небо. Если окажется, что машина не ошиблась, то сокращение дня может означать только одно: приход зимы.
— Мы больше не можем игнорировать эти отклонения, Мэрон. — Дюрвальд поднялся на площадку, протирая испачканные жиром руки. — Весь последний месяц, солнце поднимается все позже.
— Осенних звезд еще нет.
— Еще не было видно, — с нажимом отозвался носитель латунной цепи.
— По крайней мере, небеса не ошибаются, в отличие от твоего грохочущего чудовища.
— Особенно в дождь, — не остался в долгу мастер.
Перепалки этих двух достойных носителей мейстерской цепи стали для Мэрона такой же данностью, как песок, жара, скорпионы и змеи. Испокон веков время определяли по солнечным, водяным и песочным часам. Реже использовались часы-свечи, дорогие из-за воска. Эти же часы приводились в движение раскручивавшимся канатом, который груз тянул к основанию башни. Барабан, в свою очередь, вращал шестерни, двигавшие по кругу единственную чугунную стрелку. Не зависящие от погоды или времени суток, эти часы, тем не менее, были шумными, громоздкими и далеко не всегда, точными. Раз в четыре дня — именно на столько хватало длины веревки, — канат нужно было наматывать обратно, при этом укладываясь в час. Требовалось постоянно смазывать детали, следить за тем, чтобы песок и прочий сор не задерживал их ход. Но даже при наилучшем уходе, этот новый механизм далеко не всегда был точен.
Мэрон тем временем смотрел в трубу, не обращая внимания на споры коллег. У него еще было время между «вспышкой» рассвета и самим восходом солнца. И именно в этот скромный отрезок времени он увидел ярко-красную точку, расположившуюся справа от края солнечного диска.
— Эрвин, — обратился он к просторцу, — посмотрите пожалуйста. Это ведь не странник? Справа от солнца, ярко-красный.
— Не в это время года, — ответил тот, прежде чем подойти к мирийскому стеклу, мигом забыв о споре.
— Метеор? — спросил Дюрвальд.
— Если красный, то вряд ли, — заметил Норн. — Они ведь чаще белые. Да и днем их не видно.
— Не могу определить, — пробормотал Эрвин. — Следа не вижу. Интересно, видят ли его в Староместе? И остальные?
— Он не очень высоко относительно горизонта, — сказал Мэрон. — Если не поднимется выше, то мы, возможно, останемся единственными, кто его увидит.
— Придется ждать, — Эрвин поскреб затылок. — Если исчезнет к полудню, запишем как метеор. Если же нет… то, посмотрим.
Время до полудня они провели среди старых записей, своих и чужих. Эрвин оказался прав: неизвестная точка на небе не была странником, блуждающей звездой. Не была она и звездой настоящей — таких ярких звезд, видимых в рассветном свете, никогда не было. В раздумьях о делах небесных, ученые спустились вниз, заниматься делами чуть более приземленными.
Кухня встретила их запахом лаванды, которую старушка Теора разбрасывала, отпугивая скорпионов. Пожилая дорнийка жила в этой башне со своим внуком, Симоном и они оба, в меру сил, помогали ученым по хозяйству. На массивном дубовом столе, рассохшемся от жары и времени, уже стоял горшок, от которого поднимался пар.
— Овсянка, мессиры, — возвестила экономка, ставя на стол глиняные миски.
— Было что-то интересное? — спросил Симон.
— Симон, не мешай ученым людям есть, — одернула того бабушка. — Ты-то спал, пока они трудились.
— Вообще-то было, — пробормотал Норн, подув на ложку, — Мэрон метеор увидел.
— Мы ведь еще не решили что это метеор! — Эрвин стукнул по столу.
— Это ведь что-то хорошее, верно? — робко спросил дорниец, несколько напуганный такой реакцией.
— Ешь, пожалуйста, — вмешалось Теора, и мальчик, «атакованный» с двух сторон, смиренно уткнулся в овсянку. Как оказалось, ненадолго.
— Но, если это что-то хорошее, — он взмахнул ложкой, — то, может, достанем изюм?
Норн прыснул, Теора закатила глаза, Эрвин с Дюрвальдом сделали вид, что их разворачивавшаяся драма не касалась. Полгода назад Хиль-водовоз продал им полфунта изюма. Сушеные ягоды, при должном хранении могли храниться практически вечно. Они были одним из немногих лакомств, доступных простому люду — мед и к северу от Красных Гор был доступен далеко не всем, а в лишенном лесов Дорне его и вовсе продавали за серебро — унцию к унции. Неудивительно, что для мальчишки, еще не видевшего зимы, этот изюм стал желанным лакомством. Желанный, но недоступный, холщовый мешочек висел у потолка, обернутый тугим кожаным шнурком, смоченным в воде. Простейшая защита от вора — раскрыть мешочек можно было только разрезав его. Чего, естественно, единственный потенциальный «вор» в округе, сделать не мог в силу роста и инстинкта самосохранения.
— Нет. И не думай об этом до дня Матери! — матрона воинственно взмахнула рукой, в которой, как знали ученые, в любой момент могла оказаться скалка, поварешка или же иной тупой и тяжелый предмет.
— Да, бабушка.
К полудню, они уже спустились в подвал башни. Это была круглая комната со сводчатым потолком. Толстые и крепкие стены надежно удерживали прохладу, защищая их от Пекла, в которое обратился внешний мир. Тишину нарушал лишь приглушенный треск часовой машины, едва доносившийся через приоткрытый лаз. Норн и Симон задремали сразу, затем Эрвин и Дюрвальд. Мэрон же никак не мог уснуть. Поднявшись с постели, он увидел Теору. Та сидела рядом с внуком и задумчиво водила рукой по его черным курчавым волосам. Дорнийка сочувственно кивнула старому ученому: с возрастом и ей сон давался с трудом. Мейстер сел, прислонившись к стене и закрыл глаза. Камень приятно холодил и вскоре он погрузился в долгожданный сон.
Из которого его довольно грубым образом вырвали, как ему казалось, мгновение спустя.
— Господин мейстер, господин мейстер, пойдемте, — Симон тряс его за руку.
«Должно было случиться что-то важное», думал старый мейстер, с трудом стряхнув остатки сна. Он был последним, кто вышел на площадку — даже Теора, никогда не интересовавшаяся их исследованиями, смотрела в небо. А посмотреть было на что. Маленькая точка, едва заметная рядом с солнечным диском, увеличилась почти в три раза. В мирийском стекле был виден и бледно-красный хвост.
— Комета, — заключил Мэрон.
— При этом новая, — заметил Боуэн.
— Надо будет написать в Цитадель, — сказал Эрвин, — Это мы думаем, что новая, а наши коллеги сейчас нам объяснят, что это комета Хугора или еще что.
— Причем, судя по хвосту, она еще и все небо пересечет, — добавил Мэрон. — Через, неделю или две, ее будет видно во всем Вестеросе.
— Но что это может значить? — спросила Теора, держа внука за плечи.
— Не знаю, — признался Мэрон, — Ученые тратят годы на изучение подобных явлений, но до сих пор никто не может ответить наверняка. Почему комету Хугора мы видим каждые сто лет, а иных можем ждать веками?
Это был не тот ответ, который ждала дорнийка. Кометы всегда считали знамениями, предвестниками грядущего. Но мейстер мог назвать лишь одно событие, которое, скорее всего, уже неизбежно.
— Вновь на долю пятую раньше, — Дюрвальд смотрел на темную стрелку, за которой блестели смазанные жиром шестеренки. — Итого, сорок минут.
— Мы сообщаем в Старомест? — спросил Мэрон.
— Это наш долг! — горячо воскликнул часовщик. — В конце концов, если у нас на юге расхождение в больше чем полчаса, то на Севере оно уже сильней! Если бы отклонение оставалось в пределах получаса минут, я бы согласился с Эрвином. Но сейчас, когда наука дала нам такое преимущество, было бы преступлением не воспользоваться им.
Мэрон задумался о том, а было ли у них это преимущество. Пока их ворон долетит до Староместа, пока архимейстеры обратят на него внимание, пока соберется конклав, пока несчастному Вальгрейву в очередной найдут замену, пока они дождутся сообщений с других вышек, пройдет время. Драгоценное время, за которое можно было бы заготовить хотя бы один лишний бушель зерна или один лишний стоун мяса.
Безусловно, это было нарушением протокола. Мейстеры обязывались извещать Цитадель, но право объявлять о начале осени было закреплено за Конклавом. Правда заключалась в том, что Мэрон никогда не был высокого мнения о многих своих коллегах из Староместа. Иначе бы не оказался в глуши, среди Красных Гор. В тот вечер из башенки вылетели две птицы. Одна была мейстерским вороном из Цитадели. Другая родилась и оперилась в ближайшем к их жилищу замке: Айронвуд.