Сид и «весёлые старты»

Наверное, если бы его тело сохранило чувствительность ниже той незримой красной линии, внизу живота сворачивался бы тягучий ком. Сид отрывается от чужого лица, его выдох дрожит, пока сам он тонет в слабой, остаточной неловкости и кайфе от этой очень тёплой, почти горячей тактильности. У него не было «голода» по подобным вещам потому, что полупьяный Сал — первый, с кем у него происходит что-то подобное. Обычно Сид сам тянулся к его прикосновениям, но здесь инициатива явно разделилась практически поровну между ними. Сида слегка потряхивает, скорее внутренне, чем это смог бы заметить Салли, который развязно и немного небрежно целует его, опираясь ладонями на подлокотник дивана позади. Кристофер так и не решил для себя, что больше ему заходит, когда нижнюю губу прикусывают или когда чужой язык, о боже, касается его собственного. Прядь светлых распущенных волос неудачно попадается между, от чего Сид незаметно для себя пытается смахнуть её. Мокро. Тёплая ладонь Сала отрывается, чуть сбивая его равновесие, и немного грубо заставляет приподнять голову. — Открой шире. Новая волна подрагивающей теплоты скользнула по телу после этой фразы. Сид не хочет думать, откуда Сал понабрался всего этого и делал ли так с кем-то ещё. Наверное, да. Ему хорошо, несмотря на белеющие, грубоватые следы от пальцев на собственной щеке. Хотя и привкус алкоголя не ощущался, как бы слащаво это не рисовалось в голове, но по движением можно понять, что Сал здорово приложился к бутылке вечером. Осмелевший. Волосы Сала вьются, скользя с его плеч и немного щекоча шею, но Сид старается не думать об этом ощущении, ибо оно крепко цепляется за сожаление, что он может «чувствовать» только верхней половиной своего тела. Как будто бы уже всё равно, но иногда внутри где-то болит. Сал снова целует его совершенно не стесняясь слюны, беспорядочно, но достаточно медленно, все так же немного развязно, одним словом — алкогольно-вызывающе. И Сид позволяет себе смелость еле слышно подать звук, в эфимерном довольстве, похожий на стон. Глаза Кристофера закрыты, плотно-плотно зажмурены, наверное, до цветных кругов, но внутри всё наоборот будто, распалившись сильнее, вырывается наружу бесконтрольным теплом. Сал всерьёз думает, что его имя — Кристофер — крутое и вкусное. И что его волосы, волнами спадающие вниз, мешают им обоим, но Сид снова заправляет их пальцами за ухо. Конечно, если бы в крови не было промилле, то это было бы довольно неловко. Всё было бы довольно неловко. У Сала горечь во рту. Он наклоняется ниже и трется своей щекой о чужую, ощущая мелкое покалывание щетины. Не чувствует стыда, не существует в моменте ничего кроме «вертолётов» в голове и физической теплоты рук, которые обнимают его. Так странно приятно и так не хочется открывать глаза. Утыкаясь в шею, Сал задерживает дыхание, проводя по ней языком. Он чувствует больше пространства кожи, как Сид приподнимает подбородок, проявляя мнимое согласие на этот разъёб. Сал уже не догоняет, зачем он заходит так далеко и делает это. Где-то глубоко в мыслях кажется, что Крис начнёт плавиться под ним от переизбытка тепла и эмоций полувозбуждения. Сид дышит прерывисто и кажется совсем потерялся. Так, хватит. Сал приподнимается на локтях, довольно неуклюже и дерганно, постепенно вставая с дивана, выдыхает с некой надменностью и говорит невнятно, что сейчас вернётся. Сид не совсем понимает, что происходит, пока мокрый след на шее все ещё ощущается прохладным. Таким контрастным с ладонями Сала. Боже. Угомонись уже. Сид не смотрит вокруг, он трёт переносицу, убирает спавшие на глаза пряди, слыша как поодаль на кухне зашумела вода в раковине. Салли умывает лицо двумя руками, затем пьёт воду прямо из-под крана. Он немного семинит ногами в разноцветных носках по ковру и падает обратно на диван рядом с Сидом. Оба какое-то время смотрят в тёмную пустоту комнаты, которая иногда освещается полосками света на потолке от проезжающих машин, потому что никто так и не удосужился включить свет. Молчание затягивается, становясь понемногу менее комфортным для обоих, но Сид думает, что сейчас все чувства неловкости у Сала откючились, как будто система сигнализации с пультом. Он мысленно усмехается от такого сравнения. Сид очень хочет видеть его настоящим. Алкоголь весьма хорошо раскрепощает. — Прости, я перепил, видимо. Сид усмехается уже вслух. — Знаешь, — начал полушепотом Сал, — сегодня я уделал того мудака на скользкой дороге, — его язык немного заплетается. — Правда, этого Ларри? — Сид садиться поудобнее в полоборота. — Да, — Сал постепенно расползается в поддатой улыбке — Хотя, «весёлые старты» это довонл. довольно тупое название… будто для школьников. Оба слегка сопрекасаются коленями, но практически не видят друг друга. Фишер, как алкогольная балонка, мало контролирует себя, но старается не ляпать лишнего. -Весёлые… Старты. Я бы представил, как Роберт или ты, кхаха-ха, прыгаете в мешках мимо оранжевых конусов. Выходит не очень. -Я? В мешке? Сал резко и коротко засмеялся от возникшей в голове тупой картины. — Чел, я бы сказал, для чего тебе нужны мешки, точнее мешок, но боюсь мне прилетит от тебя за это. — Знаешь что, вот сам и сри в свой мешок. Сид решил перевести тему. — Старты на скользкой дороге… Наверняка опасно, можно улететь с трассы и даже без ног остаться — он закатывает глаза на последних словах. — Чел, ну тебе, кажется, нравится, когда мокро. Кристофер скосил взгляд, но решил промолчать, где-то вглубине слыша удары собственного сердца. — Мокрые-мокрые… Нет, блять, сухие. Специально так сделали, чтобы старуха Гиббсон поскользнулась и упала. Сид старается сдержать смешки, но подрагивающие плечи выдают его. — Серьёзно, Крис. Ох, боже. Надеюсь она и Бена прихватит с собой, чтобы вместе ебнуться. Ненавижу эту вшу. Сид уже в голос смеётся — Салли, правильно вошь, а не вшу. — Да я ебу как правильно? Вошь, вш… Вшу, вша-а-ы-ы. Кристофер окончательно теряет нить разговора, про себя додумывая, что видимо с вшами миссис Гиббсон Сал и разделил праздничную бутылку после удачного, судя по его виду, крайне удачного заезда, с продолжением. — Ты такой, ты как ребёнок иногда, Сал, но этим мне и нравишься. Фишер разворачивается лицом к нему, силясь что-то разглядеть в темноте помимо силуэта. — Сид? — Да? Сал тянется рукой перед собой, натыкается на мягкие волосы, в попытках убрать их за ухо, прикасается к щеке Кристофера. В последнее время это стал их общий, личный некий негласный жест, акцент нежности, пусть и возможно со стороны это выглядело немного приторно. — Ответь мне… У тебя же нет вшей? — Дурак что ли?! — Сид резким движением убирает от себя руку Сала в сторону и слабо смеётся теперь уже вместе с ним над глупостями, которые, по всей видимости, он сочиняет прямо на ходу и на «мокром» сладком алкоголе внутри. Сал и правда как ребёнок. — Ладно, я понял. А лобковых? Пусть и не совсем маленький. За это Фишер уже получает внезапный «укол» пальцем под рёбрами. У Сида шершавые сильные руки, которые всегда ловко охватывают оси инвалидной коляски. И Сал съеживается, но продолжает смеяться, — Прекрати. Хватит щекотаться, меня сейчас вырвет! Сид даже сказал бы, что как тот ребёнок с обложки «Nevermind». Только вместо купюры скорее всего был бы медиатор. Да. Его довольный пьяный смех, который так близко, казалось, что можно дотянуться рукой, как будто оживает по-настоящему, когда после нескольких часов посиделок Сид наконец ложиться в постель, накрывается одеялом с головой и прокручивает этот день ещё раз. — Мокрые-мокрые… Нет, блять, сухие. Специально так сделали, чтобы старуха Гиббсон поскользнулась и упала. Сид старается сдержать смешки, но подрагивающие плечи выдают его. — Серьёзно, Крис. Ох, боже. Надеюсь она и Бена прихватит с собой, чтобы вместе ебнуться. Ненавижу эту вшу. Сид уже в голос смеётся, — Салли, правильно вошь, а не вшу. Пауза. — Смотри, Кристофер, — лицо Сала расползается в колючей улыбке с приоткрытым ртом, — я обезьянка. — Что? — Сида слегка подергивает от некомфортной картины, — Сал, хватит. — Не хватит. Зря ты бросил камень. Придурок. Сид перевернулся под одеялом на другой бок. В последнее время он вполне явно цепляется за возможность видеть Сала чаще. Сид утопал в своей тихой радости от того, что это происходит именно с ним. Пускай он и достаточно мало знает о его жизни, будучи человеком, с которым сложились, так сказать, явно не простые дружеские отношения. Старт их общения был действительно весёлый. Сид будто закрыт в своём маленьком теплом мирке, коробке из сайдинга и условий удобной эксплуатации коляски. Это понемногу давило на него, как с нечувствительностью нижней части тела. Он хотел бы, чтобы сложилось иначе — прогуляться куда-нибудь на своих двоих, пробежаться, посмотреть на Сала сверху вниз. А ещё эта дурацкая ревность. Она скользила то тут, то там, как будто чёрные круги, которые видятся неаккуратно боковым зрением от недосыпа. Все знают это ощущение. Неприятно, но метко перед глазами мелькало, как Сал делал это с кем-то ещё. С хорошенькой девушкой, которая бы слезая со своего мотоцикла, строила глазки, хихикала от неловких подкатов Фишера. А через час сипло стонала в его комнате, пока её тело сводило тёплой, финишной судорогой от резких непрерывных толчков. Да и хер с ней. Даже если так и было, Сид не имел возможности как-то это изменить. Хотелось, чтобы Сал был рядом. Сида немного напрягала это маниакальная некоторая тяга обладать и не отпускать от себя далеко. Не дальше, чем до кухни — умыться и выпить воды. В любом случае, пищи для фантазии у Сида всегда остаётся сполна. В основном, конечно, нечто притягательно-безобидное, внимание к деталям, хорошая память на слова, улыбки, в особенности прикосновения, наиболее — к волосам. Реже — до мысленого транса, очертаний Сала меж рук, упирающихся в тёплый ковёр, выгибающейся спины, и чисто похабного взгляда глаза в глаза. Весьма открыто, будто бы пили оба. Сид не наделяет истоки инициативы в этом чем-то важным — нужно действовать так, как чувствуешь в данный момент и как подсказывает тело. Но с огурцами это так не работает. Он ненавидит этот момент и старается не вспоминать о дурацкой идее. Он бы выкинул все огурцы в окно на и так мокрый от вчерашнего дождя асфальт, чтобы и Гиббсон и Бен и все-все в этом пригороде поскользнулись и как в детских мультиках улетали куда-то далеко на огурцах, а не на банановой кожуре. Огурец на огурце и огурцом погоняет! Чтобы никого не осталось кроме Фишера. Такие контрастные мысли вызывают невольную улыбку, по ощущениям похожую на приятный ветерок от работающего пылесоса. Сид, хватит думать о какой-то херне. Не связанные между собой картинки снова заняли его внимание. Как-то Сал притащил траву, но Сид зассал пробовать. Он непослушным и медленным языком рассказывал, что эффект похож на опьянение, только круче и в несколько раз сильнее. Крис поверил, только вот не знал, что делать с закинутыми на него ногами. Верил и тогда, когда разморенный и полностью расслабленный Фишер лежал на его плече, полузакрытыми глазами в темноте пяля в телевизор, тихонько посмеиваясь с чего-то своего под кайфовом. Несколько дней спустя Сиду показалось, что он смог нечаянно пошевелить пальцами правой ноги. С мокрой после душа головой и ошалелым чувством, он более получаса не оставлял попыток к движению, сидя на одном месте, непрерывно и внимательно вглядываясь вниз. Всё таки, ему показалось. Салли умеет смеяться там, где наоборот витает серьёзность. Он отличается от всех других друзей Криса. И дело вовсе не в крупном шраме на лице, будто стягивающим, сшивающим меж собой кожу. Это нечто внутреннее, как послевкусие приятного впечатления, когда происходит первая встреча взглядами. Сал нравился девушкам и знал об этом. Пусть иногда он и ведёт себя странно, но это не для впечатления, не напоказ, а действительно, по-настоящему. И это круто, считает Сид, ведь Сал не притворяется, ведёт себя, как хочет, говорит то, что думает. В каком-то смысле он свободен. Свободен физически явно намного больше, чем Сид. Ему нравились их глупые диалоги, чаще всего прерываемые смешками или ругателствами одного из них. Они были некой отдушиной, когда время от времени нависало внутри чёрным грозовым облаком желание спросить, почему некоторую часть собственной жизни Сал будто бы неловко прячет, заслоняет собой. Как маленький ребёнок перед внезапно вернувшимися родителями осколки нечаянно разбитой вазы. Если сказать более резко — не пускает Сида туда. В ту часть своей жизни, которая начинается за входной дверью дома Криса. Он вздыхает, положив обе руки под голову. Сон совершенно не идёт. Послезавтра у них снова репетиция в гараже, плавно перетекающая в домашнюю посиделку с пивом и просмотром случайных фильмов на DWD. Сид не любит одиночество в своём доме. Роберт, Дэв, Зи, ему нравится наблюдать со стороны, как они что-то обсуждают между собой, спорят, смеются — как будто открывается второе дыхание. Он думает, что Сал догадывается об этом, потому и уходит самым последним уже ближе к часу ночи, наверное. Крис любит думать о будущем, воображать их новые дни, смешные моменты, возможно, контакты с другими лейблами. Но он старается не думать о будущем с Салли. Даже если что-то изменится, пусть, может быть и не в лучшую сторону — пусть. Сид будет наслаждаться моментом. Это большая часть его настоящей жизни, где он ненадолго забывает, что не может ходить. В любом случае, ему нравится. Пусть всё остаётся, как есть.