XII
Мрак зимней ночи: глубина цвета, пространства и бесконечность. Небо низкое и движущееся. Река маловидных, мёртвых огней плывёт по мрачной выси плавно, позволяя чаровать собой наблюдателя. Виднеющиеся вдалеке светила погружённого во сон Нью-Йорка не вверяли ни о чём хорошем. Чуть ближе находились чёрные изломанные ветви деревьев, что ранее пестрили своей окрашенной в разные цвета листвой, но хладная зима не пощадила никого. Даже стоя за окном и являясь лишь наблюдателем, где-то внутри закрадывалось ощущение холода. Эта зима леденила душу, заставляла сердце покрываться плотным слоем льда и останавливать свою работу. Как ранее уже не будет и Ричард знал это, как никто другой. Стоя в незнакомой ранее мрачной комнате, тот терпеливо ждал чего-то, то и дело водя опустошённым взглядом по видам за окном. Он не желал оборачиваться, ведь за его спиной всего в паре шагов покоился тот, кто не прилагая усилий смог изломать все вершины, что достигались годами. В моменты казалось, что даже при сильном желании Тозиер не в силах будет отринуться от окна, это казалось самым безопасным местом в данный момент. Пребывая в самой пучине своих размышлений, на памяти так и восседали все минувшие краткие встречи, мрачные диалоги и реплики, что подобно дьявольским лапам подкрадывались к сердцу, сжимая и иссушая то.« —…Но таков нынешний мир и дабы изменить его… — Надо искоренить человечество »
Он был прав. Мир давно был отравлен умертвляющим души ядом пороков. Ни о какой морали и речи более не шло. Подобно животным каждый стал выживать, как только мог, прикладывая все усилия и порой начиная идти по чужим головам. Смея всё на своём пути ради достижения своих целей, человечество обратилось в нечто ужасающее, что медленно, но верно забывало истинные законы и рамки. Высшие органы давно перестали справляться с их деяниями, и Ричард знал об этом как никто иной. Побывав сам среди «низших» существ гнилого мира, тот убедился в правоте врага пуще прежнего. Добро умело побеждало зло лишь в давно позабытых детских сказках. Юноша давно вырос из этого возраста, и ныне вокруг царили животные реали одолеть которые в силах было лишь куда большее зло. Мир требовал кровавой, наполненной истошными воплями, реками слёз и наконец осознанности – революции. Свет по одну сторону плеча буквально кричал о разумном решении, но что если жажда делать зло станет сильнее? Обернувшись по левую сторону, взгляд смеркнувших карих глаз падает к завешенному полупрозрачными тканями ложе. Сквозь летящий от трупного сквозняка тюль проглядывался покоящийся образ «прокажённого»: точённые черты лица, что оказались изувечены гематомами, бледные с синеватым отливом губы сомкнулись в кривом положении, что говорило о сильной боли испытываемой в последний миг. Каштанового цвета волосы, чьи пряди на свету изредка отливали медовым оттенком, потускнели на несколько тонов. Большие, почти чёрные глаза укрыли тяжёлые веки, пытались избавить существо от мук, погрузили во вечный сон. Он не был похож на себя прежнего. Тот дьявольский лик, что пылал жизнью и жаждой переворота, ныне казался умертвлён. Болотного, мрачного цвета настенные панели, мраморный хладный пол, что в местах был укрыт коврами и огромное множество книг, которые оказались раскинутыми по каждому уголку этого места. На каждом окне были выставлены изящные, подобно лозам, позолоченные решётки. По своему простору комната лишь немного уступала виданным ранее величественным залам, невозможно было поверить, что ОН проживал здесь один. Собирал ли он здесь многочисленную группировку или всё переживал один? Это ещё предстояло узнать. Прошло около часа с момента прихода в эти покои, но тревога словно не желала покидать разума. Невозможно было дать точного ответа на вопрос «почему?». Либо от осознания, что брюнету придётся ещё какое-то время пробыть в заточении поместья Стоунов, либо же от нахождения один на один с бездвижным и хладным телом «прокажённого». Он не мог произнести его имени, даже в своих мыслях. Совершал попытки, но то подобно тяжкому кому застревало в горле и никак не хотело слетать с уст. От размышлений Тозиера отрывает лишь грохот распахнувшихся дверей и множество поспешных шагов за спиной. Обернув голову, тот застаёт троицу из уже знакомого Майка, Анны и Мурада у низа кровати на которой и покоился шатен. — Как это произошло?! И где вообще в этот момент были вы?! — Рокантен не могла скрыть смешанных внутри неё чувств. Оглядывая гематомы на лице Каспбрака, та с силой прикусывает нижнюю губу от тяготящей душу картины пред глазами и оборачивается лицом к парням. — Мы не могли предугадать всего, что могло произойти. Стоун отправил нас проводниками для гостей, а после и вовсе собрал весь персонал для выдачи заданий на ночь. — подобной вспыльчивостью обладала не одна Анна. Хан быстро подхватывает её агрессивный настрой, сжимая кулаки до боли в костяшках. — Вы выше любой прислуги в этом здании, так почему не в силах выполнить элементарного: остаться рядом?! Вы знали, что он был на нервах, наверняка первым и вступил в эту перепалку. — совершая рваный выдох, шатенка укладывает ладонь на грудь, пока второй опирается о талию. — Идиоты… — Рокантен, я могу и не посмотреть на твоё положение. Тогда тебе придётся поплатиться за всю желчь, что ты изливаешь на нас эти месяцы! — Мурад явно отбросил все приличия в данный момент и уже было стал делать враждебные шаги в сторону зеленоглазой, но того быстро перехватывает Хартманн. — Прошу вас, давайте обойдёмся без склок?!... — обеспокоенно оглядывая пару, Майк дожидается пока оба сбавят свой пыл и лишь после убирает руки с плечей друга. — Тем более всё уже позади. Благо Ричи вовремя нашёл его, я сразу созвал врачей. — Вот касаемо данного момента у меня больше всего вопросов. Кто вообще пустил сюда эту жабу?! — наконец обратив внимание на застывшего в стороне брюнета, Анна без всякого стыда с отвращением фырчит в его сторону и демонстративно закатывает глаза. — Попридержи свой змеиный язык за зубами. Я не собираюсь давать отчёта такой дряни как ты. — после едких реплик оппонентки юноша вспыхивает подобно спичке. — Всем в этой комнате ясно твоё отношение к нему, а в особенности к его деньгам. Не окажись я рядом, ты бы попросту пропала без него. — Скажи мне, Ричард, разве ты имеешь право судить меня? Бывший шериф, что потерял всё лишь от кратковременных помутнений. У тебя было столько шансов, но ты не смог уберечь ни несчастную Маргарет, ни целое династийное поместье. За мной же ни одного пробела. Пока ты стремительно летел вниз, меня же вознесли к небесам. — проходя вплотную к брюнету, девушка тянет на пухлых губах до жути отвратную, змеиную улыбку. Её слова являлись правдой. Всего за несколько месяцев пребывания на стороне дьявола, Рокантен, как и её семья, получили невиданное ранее щедрое прибавление в своё состояние. Сама же шатенка помимо богатств получила кров и беспрекословное исполнение всех её прихотей. Будучи с Денбро, той поневоле приходилось познавать все тяготы нескончаемых долгов и омута уныния, но ныне каждый день тешил кипящую в душе зеленоглазой спесь, что не могло не доносить великую усладу высокомерной натуре. Гордыня и алчность, животная жажда власти – это и являлось тем из чего и состоял пьедестал Рокантен. Закравшись в чистое сердце, эти качества подобно демонам водят хороводы вокруг мрачного эго девушки и не окончат торжества, пока своей рознью с реалью не сокрушат всего, что есть. Это болезнь, что проявлялась в эгоистическом стремлении манипулировать людьми и сочетать сие с харизматичной властью. На гордыне и основывался её ад. Сама Анна являлась истинным плодом мрака зла. Она признавала свой порок и гордилась им. Торжествовала, умея ловко пользоваться его «привилегиями». — Анна, прошу… — Майк осторожно тянет руку к Рокантен, но та в ту же секунду отмахивается, так и не разрывая зрительного контакта с бывшим шерифом. — Она права. Даже если он и помог, то почему до сих пор пребывает здесь? — неожиданно в дискуссию вступает русый, что сложа руки на груди, остановил прожигающий взор светлых глаз на Тозиере. — Если сюда нагрянет Стоун – беды не миновать. — В этом и проблема! Пока я не буду уверен в том, что его не заметят, я не в силах провести его отсюда. — тяжело вздыхая, Хартманн заглядывает в глаза друга. — Я беру все исходы этой ситуации на себя, просто доверься мне! — вскидывая брови домиком, шатен виновато поджимает губы и глубоко в душе начинает уповать на понимание. — Майк. — прорычав имя соратника сквозь зубы, Хан вместе с Анной переводит на того строгий взор. — Эта доброта и станет когда-то твоим концом…Делай, как посчитаешь нужным, но учти на будущее, что мы обещали стоять лишь друг за друга до конца наших дней. Он для нас – чужой. В воздухе заметно повисло напряжение. Пока все взгляды были направлены лишь на Харманна, тот в свою очередь уронил свой взор в пол. Плотно стиснув зубы, тот сознавал, что их взгляды с другом имеют заметную разницу, но принимать его порой бесчеловечной позиции тот не мог. Сложно было сказать, что именно чувствовал Майк в такие моменты: вину либо же обиду. Хотя второе подходило куда больше. Ощутив в горле горечь этого злостного чувства, шатен тяжело вздыхает и лишь мысленно провожает пару, что покидала комнату. — Тебе не стоило вступаться за меня. Этот…Мурад прав. — переходя на полушёпот, брюнет с сожалением оглядывает нового знакомого, после чего проходит ближе к нему. — Я сам виноват в том, что оказался в этой ситуации. Мне и нести наказания, какими бы они не были. — Не говори так. Конечно я и сам зол на тебя, ведь вход сюда был строго запрещён, но всё же…ты помог ему, а он мой друг. Так что я был в долгу перед тобой. — слабо улыбнувшись Ричарду, парень наконец поднимает свой взгляд, но следом сводит брови к переносице в неком замешательстве. — Только вот, что тобой движет? Тогда на помолвке, при поджоге поместья… — Я не в силах ответить на этот вопрос даже себе. Поэтому давай закроем данную тему. — Ты понимаешь, что он прав. — перебивая оппонента, Хартманн переводит взгляд на покоящегося друга, пока Ричард решает смолкнуть. Утверждение Майка являлось правдой, и бежать от этого ныне было бы глупо. В голове брюнета по сей день царили реплики врага, что подобно сильному яду парализовали мысли и дурманили рассудок. Истина быть может и являлась иной, но не для Ричарда. С недавних пор Тозиер предал свой былой путь и стремительно движился вниз к самой преисподние. Отныне он веровал в самого дьявола: в его тезисы, мысли и чувства. — Мне пора…ближе к утру я приду за тобой. — осторожно касаясь плеча знакомого, Майк тяжело вздыхает и наконец покидает комнату, вновь оставляя того наедине с его новым «предводителем». Каждому из нас при рождении выпадает великий шанс проживать свои дни в мире ума, а если быть точнее, то приобретать его с течением многих лет. Но каково же наше существо безрассудно, что временами способно с головой окунуться в омут мрака, грязи и рисков. Пороки властвуют, дьявол торжествует. Сие и являлось его главной целью – вознестись выше Божьих звезд и возглавить свой престол. Спустя миллиарды лет Денница достиг задуманного. Ныне каждый из нас обвязан прочным узлом того или иного порока, но выйти из него не решился никто. Почему? Нам критически не хватает разума. Мир заполнен безрассудством, а ежели и удастся встретить нечто поистине мудрое, то общество яростно станет отвергать его. Мы привыкли к своему положению, к тому, как загнивают сердца, отравляется разум. Для того, чтобы исправить трагичность ситуации, нужно приложить немалые усилия, но согласитесь, безмятежный полёт вниз, прямиком в пропасть куда легче. Ричард же являлся одним из всех тех, кто пожал руку дьяволу, ибо для него, как и для всех, присутствовал некий шарм в отношении «запретного». Всё то, что мы так отчаянно отвергаем от себя под предлогом противоречивого «нельзя», по итогу становится куда более желанным, нежели то было ранее. Сейчас, оглядывая точёные черты лица демона в тусклом свете свечей, он принимает факт того, что тот более не пустит его подоль от себя. Отныне они повязаны. До последнего вздоха. — Так ныне ты признал своё «падение»? — желанную тишину прерывает хриплый юношеский голос, в котором даже в эту минуту слышалась доля усмешки. — И как давно ты пришёл в себя? — казалось, что брюнет был вовсе не удивлён данному действу. Сложа руки на груди, тот нерешительно проходит ближе к подножью кровати, пытаясь более точно разглядеть лик собеседника. — Достаточно давно, дабы возненавидеть это пробуждение. — он был слаб, но не смел показывать жгучей боли в ребрах, что разъедала того изнутри. Пересиливая себя, Каспбрак поднимает тяжелые веки, дабы заглянуть в глаза напротив. Настоящий дьявол. Невозможно было сосчитать, сколько раз тот падал с острия ножа, сгорал в муках ада, но даже в этот день шатен пошёл наперекор судьбе. И ныне лёжа в казалось унизительном положении, Эдвард всё равно тянет ломаную ухмылку, дабы показать всё равнодушие к произошедшему. — По тебе и не скажешь. — Тозиер также не осмелился показывать своих истинных чувств. Пока внутри того волной парализовал страх, внешне парень лишь слабо хмурит брови в попытках показать свою «злобу». — Который раз по счёту ты должен был покинуть нас? — Такой, какой упустил ты восторжествовать над моим крахом. — хрипло посмеявшись над оппонентом, шатен слабо мотает головой и ухватившись за край кровати, совершает первую попытку приподняться. Замечая это, Ричард тут же ринулся к одной из сторон. Укладывая ладони на плечи противника, брюнет невольно славливает себя на волнении за противника, после чего быстро приподнимает одну из подушек, дабы позволить тому перейти в положение сидя. Оба в этот момент сталкиваются взглядами, и Эдди подмечает, что породилось в глазах напротив нечто иное. Каспбрак расценивает это действо с новой усмешкой и жестом руки приказывает тому отдалиться, пока сам впадает в размышления. — Ото всякого огня исходит свет… — взгляд глубоких карих глаз припадает к одной из свечей, что находилась поблизости. — Он – это некая истина, а вот огонь в любом своём проявлении весьма коварен. Ты можешь годами считать, что он освещает тебе путь, пока на самом деле тот испепеляет дотла. Так вот скажи, готов ли ты пойти на этот свет, где вдалеке тебе веют образы всех самых сокровенных желаний? — по-прежнему слабо улыбаясь, Эдвард вновь переводит взор на Тозиера, параллельно укладывая сложенные в замок руки на торс. Дьявол вновь тянет тому свою ладонь. Оказавшись загнанным в тупик данным вопросом, брюнет замирает. Остановив косой взор на Эдди, парень слабо смыкает губы. Комнату вновь обволакивает страшащая разум тишина, что лишь более угнетала Ричи. Обернувшись в сторону прохода от интересующегося, тот неожиданно возжелал уйти. Не важно, что с ним будет за дверями этих покоев, лишь бы не давать ответа на столь очевидный вопрос. — Глаза…они никогда не врут. — переходя на полушёпот, шатен растягивает широкую улыбку и слегка клонит голову вбок. У него была особенность, которая делала его не похожим на других. Лишь одним своим голосом Каспбрак мог околдовывать собеседника, чаровать каждую реплику, что так легко слетала с ядовитых уст, пока мрачные очи сверкали в адском пламени. — И что ты в них видишь?! — сорвавшись на крик, брюнет резко оборачивается лицом к противнику. «Прокажённого» было не удивить. Продолжая испепелять затуманенным взглядом Ричарда, тот клонит корпус ближе к нему. — Твою душу в этих руках, мой гордый Сизиф. — всё также смакуя каждое слово в полушепоте, Эдвард, смотря в глаза напротив, показывает Тозиеру свои ладони, после чего шершавые губы растягиваются в омерзительной ухмылке. Зима непреступна, хладна и коварна. Жестокая тишина безоблачных морозов поглощала город вот уже который день. Вечерние холода ещё сильнее сжимали недвижимый воздух и быстро умертвляли кровавые зори. Всё вокруг казалось печальней, чем обычно. Временами создавалось жуткое ощущение, что все зимы сливались в одну, бессрочную. Коварное время года всегда выдерживало свой характер до последнего, что даже самый чуткий нос не в силах был увеять приближение весны. Минувшие два месяца пролетели незаметно. Эдвард Каспбрак с детства познал, что означает время и никогда не терял того понапрасну. Он не имел к себе жалости, от того все полученные раны шатен вынашивал на себе с гордостью и не смел показывать проедающей до костей боли. Сумев как и прежде быстро «оправиться», юноша обратил всё своё внимание лишь на одно – мир сосредоточенный в его руках. После злосчастного «Бала Сатаны», что пеплом осел в сердцах высшего общества, Эдди и вправду без особых на то усилий смог подчинить себе все группировки. Неимоверные высоты, что казались тому сном, были достигнуты. Все 19 лет Каспбрак наблюдал пред своими глазами кровавые бойни двух главных всадников апокалипсиса. Это и оставило в раненом когда-то острием сердце, огромный шрам. Свою минувшую участь шатену довелось узнать ещё будучи ребёнком. В возрасте пяти лет сам Стоун поведал «сыну» о человеке с именем Антуан Денбро и во всех подробностях описал день гибели единых близких людей. В тот миг Юсефом был нанесён первый и самый меткий удар по Эдварду, заставив того всего за пару минут повзрослеть на миллиарды лет вперёд. Обычно, принятие люди познают в более зрелом этапе, но в жизни кареглазого всё с самого начала шло ровно наоборот. Так, ему впервые довелось заглушать свои чувства, мириться с злосчастной судьбой, но по-прежнему пребывать в пепле прошлого. Жизнь единственного выжившего из своего рода – далеко непосильная ноша, особенно, когда за ней пристально следит опытный наставник. Казалось, что Юсеф с первого дня встречи с Каспбраками возненавидел их. От того, горделивая натура не желала даровать ребенку второй шанс, но, как и во множестве решений, главную роль сыграла излюбленная супруга. Именно Махфируз в ту кровавую зимнюю ночь настояла на вызове всех служб. Именно она перевернула все медицинские учреждения. Именно благодаря ей последний из рода Каспбраков обрёл второй шанс. И пока в последующие годы женщина растила мальчика как родного, её супруг, подобно мрачной тени, наблюдал за всем со стороны. Лишь спустя пять лет «новой жизни», Стоун нашёл для себя выгоду в этом творении. Позабыв о родном ребенке, мужчина решил воплотить главную цель всей жизни именно в этом несчастном. Так, узнав о истинной судьбе своих родителей, маленький Эдди получил и второе известие: именно ему уготовано место наследника мафии Стоун. Мог ли он отказаться? Ответ на этот вопрос уже был и не важен. Хладнокровный нрав Юсефа оказался непоколебим, и если же решение было принято, то никто не имел такого права, как оспаривать его. Схватившись за возможность двумя руками, впиваясь в неё когтями, как самое злобное животное, Стоун принялся сам, без всякой помощи со стороны, обучать ребёнка дарованной жизни. За короткий срок став для того авторитетом и единственным, кого тот видел пред собой, мужчина с усладой наблюдал за тем, как на его глазах растёт подобный ему монстр. В ход обучения помимо школьной программы шли также: борьба, стрельба и даже бой на мечах. Брюнет изо дня в день выжимал из младшего все признаки человечности. Он сразу дал понять, что покой равен позорной смерти, которой того и пытались удостоить ещё до рождения. Закинув зерно вселенской злобы, Стоун годами помогал выращивать то в юноше и пристально следил за тем, чтобы Каспбрак не свернул с нужного пути. Взрослея, Эдвард довольно быстро научился самостоятельно осмысливать ситуации и выносить тем свои вердикты, что порой значительно рознились с выводами старшего. Это и вызывало пред глазами Юсефа позабытые образы умертвлённых Софьи и Роберта, что не могло не порождать в мужчине ярость. Страх того, что в один день Эдди станет подобным своим родителям, током парализовал брюнета и временами не позволял сна по ночам. К главной цели прибавилась новая ветвь: искоренить в воспитаннике всё, что могло напоминать о Каспбраках. Порой этого удавалось достичь словами, но радость старшего длилась недолго. Первое, что яро проявилось в шатене – тот самый пылкий темперамент Софьи. И если же Эдвард решал узнать больше о своих родителях, то он твёрдо настаивал на своём, что впоследствии сказывалось на том далеко не успехом. В памяти единственного из своего рода чётко въелись все снесённые удары, летящие в него ножи и яростный, животный крик брюнета, что готов был убить его, но никогда более не слышать той проклятой фамилии вновь. Так, в возрасте девяти лет, Каспбрак совершил попытку пойти на Стоуна с его же оружием – бурей. Мальчику удалось поднять на уши весь четвертый корпус поместья своим воплем и летящими с грохотом на пол предметами интерьера. Он требовал посвятить его в историю погибших, дать хоть какую-то наводку на то почему было совершено это деяние, но мужчина был непоколебим. Строгий лик не веял податливостью даже после многочисленных ударов ребенка по стану. Юсеф, не проронив ни единого слова в ответ, покинул комнату ребёнка в тот день, оставляя того с омутом вопросов наедине. Вечером этого дня Каспбрак направился в ванну пред грядущей бессонной ночью. Лишь несколько минут в тёплой воде доставляли тому долю приятных ощущений и могли избавить разум от размышлений. Как обычно погрузившись в воду, шатен проходит усталым взглядом по полумрачному помещению, которое освещали лишь несколько больших свечей. От воды плотной пеленой исходил пар. Температура во всём поместье никогда не была комфортной для жизни, но при этом ничто не могло исправить ту. Смирившись с прожитым днём, Эдвард прикрывает покрасневшие от пролитых слёз глаза и старается отвлечься, пока позади него слышаться тихие шаги. — Я здесь не надолго…пожалуйста, оставьте меня одного. — это было последним, что удалось проговорить ребёнку пред тем, как хладные руки опустятся на его плечи и заставят с головой уйти под воду. В страхе распахнув глаза, Каспбрак неосознанно пытается совершить вдох, но внутрь моментально поступает вода. Хватаясь за руки на своих плечах, шатен старается отцепить те от себя, параллельно с помощью ног пробуя поднять корпус, но всё безуспешно. Спустя пару секунд такой борьбы, противник сам приподнимает мальчика, дав тому возможность избавиться от попавшей в лёгкие воды. — Именно я даровал тебе шанс прожить эту жизнь. Без меня ни один из врачей и пальцем не пошевелил бы ради твоего спасения. Я и только я принял решение, что ты должен жить. — строгий, рычащий голос мужчины едва доходил до слуха младшего, что так и не мог прийти в себя. — Я твоя настоящая семья, мы – Стоуны и никто более. Если ты хоть раз забудешь об этом, то я обещаю, что все твои оставшиеся годы превратятся в нескончаемые и непереносимые муки ада. Ухватившись за борты ванны, Эдвард только придя в себя успевает лишь немного поднять взгляд застав над собой скалящийся лик Юсефа, после чего того вновь погружают под воду. И так ещё четыре раза, все они прочно засели в голове юноши, как и сказанные в тот день слова. В том возрасте ему ничего не оставалось, как принять свою судьбу и слушать единственного, кто однажды прошёл тот же самый путь. Так, начав прислушиваться всех советов, вынося нужные уроки и умело усваивая тактики боя, Каспбраку удалось получить высший на тот момент дар от своего учителя – пребывание на переговорах. Для Эдварда была оборудована специальная комната с маленьким, едва заметным окном, устланным плотной решёткой. Выходило оно прямиком в зал, где и происходили встречи с главными союзниками семьи Стоун. Пока глава мафии думал, что «сын» усваивает ведение «саммита», Эдди не упускал своего шанса помимо этого узнавать и о знаменитом Антуане Денбро, чья личность так волновала всех присутствовавших. Эта милость Юсефа радовала всех, ведь на какое-то время были прекращены оглушительные крики старшего, что в конечном итоге обращались в тяжелые раны на теле Каспбрака. Царил столь желанный покой, который терзал душу лишь одного человека в этом поместье, а именно – Мари. Единственный родной ребёнок, но им была дочь, которую и опасался Стоун. Мужчина годами возносил к небесам свою излюбленную супругу, но не имел никакого уважения к иным женщинам. В его понимании на месте главы мог оказаться лишь представитель мужского пола и никто иной. Данные предрассудки заметно сказались на его внимании к своей родной крови. Брюнет, подобно мимолётному ведению, лишь изредка появлялся в жизни дочери, но с появлением Эдди в роли наследника, Юсеф казалось, и вовсе позабыл о существовании белокурой. Мари с рождения была невероятно красива, за что и получила в детстве от отца ласковое прозвище: «моя роза». Белоснежный лик с аккуратным, алым румянцем на щеках заметно выделял ту на фоне остальных «красавиц», что только были виданы им. К сожалению, всё это являлось единственным её достоинством в глазах родителя. Казалось, что тот будто и не желал обращать внимания на острый ум девочки и её пылкое стремление стать единственной в глазах любимого папы. Как бы та не старалась вернуть былую любовь и внимание, Юсеф отрёкся от неё. Не смотря на то, что отец сам признавал факт столкновения девушки в пропасть отречения, та будто не желая принимать этого факта, сама определила виновника своих страданий. Позабыв о былом тепле, что царило меж ними, Мари объявила Эдди войну. В свои двенадцать лет, белокурая уже обладала отдалёнными чертами характера, что походили на её отца, но приоритетным из них являлась крайняя враждебность. Так, девочка, что была светлым образом в глазах всего высшего общества, приняла твёрдое решение избавиться от «предателя», которого та язвительно стала кличать «кукушонком». Она знала, что ни к кому иному в этом месте Эдвард не имел столь тёплых чувств, как к ней. Этим и решила воспользоваться Стоун, обратив единое святое в своё главное оружие. В одно утро, та позвала «брата» на совместный завтрак, после нескольких дней полного отречения от него. Сломя голову десятилетний парнишка летел по бесконечным коридорам, дабы вновь узреть светлый лик так крепко полюбившейся ему сестры. Лишь ей тот доверял все свои переживания, показывал истинные эмоции и отчаянно вверял всего себя, но для самой Мари ныне это было сравнимо с пустым звуком. Попросив подготовить стол заранее, сама белокурая смогла незаметно украсть из кабинета отца маленькую колбу со смертельной жидкостью. Обильно залив самые любимые блюда Каспбрака, та спрятала единственную улику и по приходу званого гостя, голубоглазая растянула на своём лице самую яркую, приветственную улыбку. Как и ранее не видя особой угрозы в единственном родном человеке, шатен быстро устроился рядом с той. — Моя несравненная сестра, ты вновь подобна самой изящной весенней розе. — Эдди знал обо всей истории взаимоотношений девочки с отцом, поэтому изо всех сил старался подарить ей то тепло, которого ей так не хватало. — Я так скучал по нашим встречам. Мне сказали, что ты слегка приболела, но мне было неспокойно за тебя. Все дни подготовки к первому удару, Мари пришлось врать дабы остаться наедине с собой и своим мерзким планом. — Не беспокойся, братик, я в добром здравии. Сегодня попросила приготовить всё то, что ты так любишь. В последнее время ты сильно исхудал. — умело изображая беспокойство, та заглядывала прямо в глаза напротив, что так ярко пестрили любовью и доверием к ближней. — Мои уроки нескончаемы…порой я попросту забываю о еде. — выдав грустную усмешку, Каспбрак опускает взгляд и в ту же секунду ощущает нежную девичью ладонь на своей хладной щеке, что заставила того приподнять голову выше. — Как будущий управляющий ты должен хорошо владеть собой, но и не забывать о здоровье. Поэтому скорее принимайся за еду, приятного аппетита. — трепетно огладив младшего по щеке, белокурая улавливает на себе благодарный взгляд. Не задумываясь более ни о чём, шатен быстро кивает и тут же переходит к трапезе. В те годы он был весьма неразборчив в еде. Всё, что только не положи пред ним, тут же с особой усладой оказывалось в его желудке, но только не в этот раз. Пока первое блюдо оказывалось уже на половину съеденным, юноша неожиданно для себя стал ощущать усиливающееся с каждой минутой головокружение. Уложив ложку обратно на стол, Эдвард устремляет размытый взор на сестру, параллельно чувствуя, как кожа начинает неприятно гореть от поднявшейся температуры. — Эдди? — прищурив лисий взор, блондинка, подобно своему отцу, без единой эмоции наблюдала за стремительно меняющимся состоянием «брата». Видя, как кареглазого внезапно начинает чуть ли не изламывать на пополам от острой боли в районе желудка, Мари сознаёт, что всё идет по плану. Невольно на розоватых губах растягивается слабая улыбка, пока голубые глаза буквально пестрили от ощущения приближающегося триумфа. — Мари…помоги. — это была его последняя фраза пред тем, как сорваться на истошный крик от испытываемой боли. С силой сжимая скатерть стола, шатен свободной рукой обхватывает себя за талию и сгибается пополам дабы хоть немного слабить мучения, но всё безуспешно. Контрастирующие меж собой ощущения лишь ухудшались с каждой минутой, заставляя Каспбрака пребывать в адском пламени ядовитых капель, чья доза оказалась смертельной. Пара мгновений и пламя неожиданно стихает. Выпрямившись, мальчик устремляет смеркнувший взор в пустоту и теряет сознание, заставляя сидящую рядом невольно содрогнуться. Наблюдая за тем как стремительно быстро бледнела его кожа, Мари распахивает зверский взгляд дабы от и до улицезреть момент смерти виновника своих бед, совершенно не замечая, что в распахнутых секундой ранее дверях появляется образ родителей. — Мари! — оглушающий крик брюнета тут же заставляет дочь встать со своего места и направить испуганный взгляд на супружескую пару, пока сам Юсеф застыв в проходе, буквально пожирал мрачным взором блондинку. — Эдди, милый! — сорвавшись с места, Махфируз тут же припадает на колени пред бездыханным телом ребёнка. — Душа моя, открой глазки, пожалуйста!...Юсеф?! Срочно созовите врачей! Похлопывая шатена по щекам, та не веровала в происходящее. Как можно крепче прижимая к себе тело сына, та дрожащей рукой стала оглаживать того по волосам, слабо покачиваясь из стороны в сторону, пока пред глазами стали всплывать страшные картины 2003 года и подобный этому бездыханный лик сестры и её мужа. Этот день стал поистине одним из судьбоносных. Пока Эдварду вновь удалось обмануть судьбу и отмахнуться от хладных лап смерти, Мари Стоун получила в свой адрес самые больные для неё слова об отречении отца. В то утро супруги оказались в покоях дочери лишь после долгих уговоров Махфируз о снисхождении к блондинке, но все её мольбы оказались как никогда напрасны. Дабы не приносить горькие вести супруге, Юсеф возложил вину за произошедшее на персонал кухни и собрав остальной состав, прилюдно убил каждого «повинного» в отравлении Каспбрака. Оставив всю правду лишь в своём сердце, мужчина навеки закрыл его для единственного родного ребенка, при этом усилив охрану над «сыном». Пройдя тяжёлую реабилитацию сроком в несколько месяцев, Эдди не стал ощущать себя лучше, ибо казалось, что здоровье медленно покидало того и дальше. При этом все окружающие были искренне рады возвращению ребёнка в былые ряды. Праздновали все за исключением «отвергнутой». Пребывая в одиночестве среди скопа прислуги, Мари отобрала себе лишь двух юных девушек, которые и стали её правой и левой рукой. Троица быстро сумела найти общий язык и в ходе бесконечных бесед, Стоун неожиданно для себя узнала, что отец одной из приспешниц состоит в главном составе группировки Юсефа. Попасть туда было нелегко, ибо среди всех лиц находились лишь те, кто был наиболее близок самому главенствующему. Поначалу белокурая упустила этот факт, но слыша радостные восклицания персонала о возвращении сводного брата в череду подготовки к управлению, Мари решает использовать свой последний шанс. Она знала, что первый состав никак не желал одобрять кандидатуры Каспбрака из-за непринадлежности к роду и возлагал все надежды лишь на неё. Это не могло не давать повод на зарождение кровожадных мыслей. Ум отца, вот что стоило бы подметить Стоуну в своей дочери ещё с малых лет, но это не случилось. От того девушка использовала тот далеко не в благоприятных целях. Тайно собрав первый отряд группировки, пятнадцатилетняя Мари, воспользовавшись своим положением среди мужчин, решилась организовать покушение и нанести сводному брату второй удар. В одну из осенних ночей, когда всё поместье отошло ко сну, первый отряд, что и сам недолюбливал выпавшего на их долю «подкидыша», перешел в наступление. Расправившись с прислугой ночной смены, те украдкой пробрались в самый охраняемый четвертый корпус. Быстро найдя нужную комнату, группа из десяти человек проникла внутрь. Пятеро первых окружили кровать спящего, пока остальная часть достала из задних карманов прочные верёвки и стала ожидать позади. Хладные руки только успевают протянуться к юноше, как тот в мгновенье распахивает глаза и застав пред собой скоп облаченных в черную экипировку мужчин, совершает попытку вступить с ними в бой. У него не было времени прийти в себя, осознать происходящее, пришлось действовать сразу и радикально – отбивать свою жизнь из рук смерти. Группа позабыла, что обучение Эдварду преподавал сам Стоун, от того в моменты было тяжело предугадать действия младшего, что стал отчаянно бороться за свою жизнь. Ему заламывали руки, волочили в лапы смерти, наносили размашистые удары в попытках сбить того с толку, но когда один из мужчин успевает закинуть толстую верёвку на шею младшего, тот всё же вырывается и мчится прочь из покоев. Ещё никогда ранее тому не приходилось мчаться по этим жутким коридорам с такой скоростью, пока под босыми ногами разливались реки крови от истерзанных тел персонала. Лишь тогда он стал осознавать, что всё происходит наяву и в данный момент дарованная жизнь находится лишь в его руках. Пробегая по бардовым лужам, Каспбрак пару раз поскальзывается и падает прямиком в них, но всё равно встаёт и с новой силой продолжает держать путь в корпус Стоуна, пока впереди начинает виднеться девичий стан, облачённый в просторное, белоснежное ночное платье в пол. — Мари! — срываясь на вопль, юноша набирает скорость и мчится к сестре, но неожиданно для себя замечает, как за её спиной появляется третья часть группировки в составе четырёх человек с факелами в руках. Эдди замирает в нескольких шагах от белокурой в окружении мужчин и наконец понимает в чём всё дело. Почти не дыша, юноша бегает широко распахнутым взглядом по затянутым тканью лицам и останавливает взор на лике блондинки, что как и прежде не выражала никаких эмоций. Смотря в глаза друг другу, стороны пребывали в кромешной тишине. Лишь шатену доводилось слышать бешенный стук своего испуганного сердца и тихие шаги, когда он поневоле стал пятиться назад. — Беги…беги. — Стоун уверенно произносит своё предупреждение, смотря на брата с животной искрой в голубых глазах и омерзительной улыбкой на губах. — Беги! После последнего предупреждения, под оглушительный смех «сестры» Эдди срывается с места и движется обратно, пока позади на него с такой же скоростью начинает движиться часть группировки. Всё происходящее напоминало ночной кошмар. Рассекая воздух, что веял грядущей смертью, шатен из последних сил добегает до поворота и сталкивается с первой десяткой, что успела прийти на подмогу. Мужчины хватают юношу под руки и приподнимая над полом, тащат того к напарникам. — Не смейте! Если об этом узнает Юсеф, то вы все лишитесь жизни! — сопротивляясь хватке мужчин, Каспбрак продолжает вопить от отчаяния, но те будто не слышали его. Швыряя младшего к стене, двое из состава лишь кидают друг другу язвительные взгляды после услышанного скулежа парня и следом крепко прижимают юношеское тело к хладной стене, не давая сделать лишнего телодвижения. — Не беспокойся, кукушонок, никто даже взгляда не кинет на твой пепел, что я оставлю от тебя. — строй окруживший Эдварда расступается, пропуская вперёд светлый образ младшей Стоун. — Мой отец настойчиво вбивает тебе в голову, что ты часть нашей семьи, но знай, я никогда не позволю тебе ей стать. Ты всегда был и останешься для нас чужим! — выплюнув весь яд в лицо сводному брату, Мари перенимает в свои руки один из факелов и с ломанной ухмылкой направляет тот огнём прямиком к шатену. — Немедленно расступитесь! — позади скопа разносится яростный юношеский крик. Пока вся группировка во главе с Мари оборачивается к русому с шокированными взорами, Эдди, пользуясь моментом, вырывается из цепкой хватки и тянет ладонь, дабы оттолкнуть от себя блондинку, но та, успев среагировать, обороняясь резко подносит факел к тянущейся руке, тем самым опаляя её. Каспбрак срываясь на нечеловеческий вопль, сгибается пополам от прожигающей боли, пока Мурад, что в туже минуту сорвался к другу, начал расправляться с окружающей шатена группировкой. — Мурад! Одумайся и прими верную сторону! — один из мужчин хватает русого под руку и тянет на себя, но почти сразу получает отпор в разы сильнее. — Советую одуматься вам, жалким тварям, что решили пойти на такое! Стоун уже направляется сюда…вы все сдохните. — заглядывая в полные ужаса глаза напротив, Хан звонко усмехается, после чего отшвыривает старшего подальше от себя. Слыша известие о приходе отца, Стоун пробегает взглядам по членам группировки, что в спешке стали покидать место бунта и сама принимает решение бежать, но стоит белокурой лишь обернуться, как ту сразу перехватывает Хартманн. — До чего ты дошла? — шатена переполняла злоба. Он не хотел верить в то, что Мари сама организовала это, но реали были пред его глазами. — М-Майк…пусти! — начав проявлять сопротивление, Мари пробегает испуганным взглядом по строгому лику юноши. — Майк, я увожу Эдди, ты направляешься к Юсефу…— взяв младшего под руку, Мурад переводит внимание на второго друга, но замечая смятение в его глазах, слегка сводит брови к переносице. — В чём дело? Хартманн вместе со Стоун переводят внимание на Эдварда, что прижав опалённую руку к груди, растягивал на губах нездоровую, дрожащую улыбку. — Быстро уведите её отсюда. Она не должна попасть на глаза к Стоуну. — говоря это с долей усмешки, шатен отстраняет Мурада от себя и опускает голову вниз. — О чём ты говоришь?! Ей кары Юсефа мало, а ты собираешься просто скрыть её? — будучи в шоке от услышанного, Хан изо всех сил старался не поднимать новой волны шума, но выходило это уж больно плохо. — Уведите её. — проговаривая это вновь, Эдди поднимает озлобленный взгляд на друга, после сталкиваясь им и с «сестрой». Более не проронив ни слова, Каспбрак быстро покидает место произошедшего и сам направляется к главе, оставляя троицу в полном недоумении. Друзья, прислушавшись к словам шатена, скрыли белокурую и в дополнение ко всему продумали той алиби, которое оказалось как никак к стати. В ту ночь Мари удалось избежать самого страшного и лишь благодаря тому, кого девушка пыталась безжалостно отдать в хладные лапы смерти. Сей поступок нисколько не улучшил отношений меж сводными родственниками, а лишь усугубил, искоренил всевозможные надежды на лучшее. Эдди не смог заснуть в ту злосчастную ночь. Сидя за рабочим столом, шатен устремил потухший взор во мрак ночи, посвящая тому свою душу. С этого момента он никому не говорил о своей боли, ни с кем не делил её. Каспбрак вырвал из своей груди все чувства, выбросил их, высушил сердце. На все угрозы и колкости в свой адрес юноша научился отвечать смехом. И вот, когда кончились слёзы, когда былая боль покинула его, а разум истерзала жажда мести, он стал чем-то совсем иным. Он стал дьяволом. Некогда иной ангел, что должен был продолжить светлый путь своих родителей, обернулся падшим. Уничтожил настоящего себя. Лишь во мраке ночей, тот позволял себе проявить слабину. Всё также сидя за столом и наблюдая за тьмой, которую рассеивали массивные свечи, Эдвард предавался мечтам об образе сильного и властного человека. Он представлял, как тот породит революцию в преступном мире, отомстит за его семью, не даст процветать животным натурам и подчинит себе порочное общество. Его сердце замирало от жажды мести, пока разум буквально вопил о перевороте. Тогда Каспбрак дал себе обещание, что не станет боле мириться с судьбой, пойдёт вопреки ей и сам станет той самой значимой личностью. Он будет следующим всадником апокалипсиса. Он будет войной. Всего за один год юноше удалось продумать свой новый облик до мелочей и в тот же момент начать подготовку. Он подобрал экипировку, обувь, что придавала тому рост, приказал пошить мантию и наконец - сконструировать маску. Предмет не должен был повторять истинных черт лица, но быть максимально приближенным к любому иному лику. Всё было выполнено строго по его пожеланиям из прочного и довольно тяжёлого метала. Только вот внешнего вида было недостаточно. Эдвард стал чаще посещать учения Стоуна, чем вызывал у того неподдельный шок, ведь ранее шатена охватывал ужас пред изнуряющей того борьбой и оглушающими выстрелами. Ныне парень с невиданным ранее упорством противостоял самому старшему на тренировках и с забавой пронизывал пулями мишени, с каждым разом всё лучше развивая свою меткость. В свободное от тренировок время, Каспбрак мог часами не выпускать из своих рук книг. В основном это было направление философии и психологии, которая и помогала тому выстраивать новую личность на кровавых обломках иного, умертвлённого образа. Он учился заново говорить, ходить, показывать свои эмоции лишь карими глазами, в которых сверкало уничтожающее всё на своём пути пламя. Юноша умело перебрал часть манер своего учителя, но казалось, что этого было мало. Ныне царила эпоха Денбро и дабы превзойти того, Эдвард стал чаще посещать переговоры и составлять благодаря ним психологический портрет мужчины. Совместив в себе образы двух минувших всадников апокалипсиса и добавив к ним свои личные доработки, Эдди удалось создать самое отвратное существо, что готово было вступить в бой. Более шатен не проявлял эмоций к стороне сводной сестры, но при этом с особой усладой наблюдал за тем, как раздражённые от слез, голубые глаза ненавидели его. Ныне он без стыда отнимал у Стоуна всё его свободное время, а где мог, то и вовсе увязывался за ним, чтобы вновь проходя мимо комнаты блондинки услышать полюбившийся ему звук нескончаемых рыданий. И пока Каспбрак с каждым днём всё больше терял человечность, Юсеф торжествовал, наблюдая за тем, как его планы постепенно становятся явью. Моментами его пугали столь резкие перемены в ребёнке, но все опасения мужчина отгонял мыслью о грядущем возвращении своего правления. Его будущее имя - прокажённый. Люди будут считать, что того поразила неизлечимая проказа, но на самом деле болезнь та была иной и умертвила она его сердце. Став воплощением самого дьявола он дал себе слово, что настанет день, когда все его враги падут ниц у его ног, как когда-то приходилось припадать ему в мольбах о лучшем отношении к себе. Он собирался стать огнём, чьё пламя обрушилось бы на каждого, кто приносил тому муки и всевозможные тяготы. Он собирался отравить каждый вздох тех, кто когда-либо заставил парня испытать горе. Он собирался править миром. Ему хватило года, дабы прийти к становлению нового себя, нового всадника – войны. Оставалось лишь дождаться подходящего момента, чтобы наконец предстать пред лицом аристократии в своём новом обличии. Тут судьба наконец пошла навстречу будущему вершителю судеб. В один из дней, пребывая на очередных переговорах, Каспбраку удалось узнать, что в ближайшие дни состоится величественное торжество династии Денбро, где будут собраны все члены семейства и приглашены лишь самые влиятельные группировки. «Они обязаны пасть в этот знаменательный день.» - подумал тогда Эдвард и принялся в кратчайшие сроки подготавливать себя к свершению задуманного. — Как ты собираешься уйти из поместья, в котором и шагу невозможно ступить незаметно? В самих корпусах охраны в двести человек и по периметру их не сосчитать. — сидя пред Эдвардом, что поспешно надевал заготовленную экипировку, Мурад пробегал взволнованным взглядом по юноше и никак не мог уложить в своей голове происходящего. — Это как ночной кошмар…У тебя есть время одуматься! Даже если тебе и удастся покинуть поместье, то там одному тебе точно не выстоять. Думаешь Денбро настолько глуп, дабы не снабдить охраной себя? — У меня спланирован каждый шаг. Отбрось излишние волнения. — казалось, что шатен и вовсе не слушал друга. Стоя пред зеркалом, Каспбрак закладывает себя оружием и не отрывает взора от глаз в отражении. — Но что если тебя поймают?! Все эти четырнадцать лет люди думают, что ты мёртв, а если Антуан увидит тебя, то сразу поймёт, что ты сын Каспбраков…он на месте разорвет тебя и направится к Юсефу! — складывая дрожащие руки в замок, Хартманн также не отрывал взгляда от соратника, лишь изредка переводя его на Мурада, что казалось утерял всякую надежду отговорить Каспбрака. — …Разорвёт? — надев на голову балаклаву, юноша надежно закрепляет ту к вороту мантии и замирает, взяв в руки тяжёлый металл. — Я буду действовать на опережение. Вот увидите, сегодня война ударит по самому больному…Он познает вкус утраты. — укрывая и без того скрытый лик маской, Эдвард вновь заглядывает в свои глаза чрез отражение и подмечает, как те меняются при кровожадной улыбке, что была скрыта от иных взоров. Он сдержал своё обещание. Преодолев все преграды, юноша пробрался в поместье Денбро и стал концом для нескольких поколений это династии, оставив напоследок самый лакомый для себя кусок, главного наследника – Джорджи. Узрев весь ужас в глазах девятнадцатилетнего Уильма, насладившись раздирающим глотку воплем несчастной Маргарет и с особой усладой погрузившись в несравнимый с иными приступ Антуана, дьявол оставил тех с истерзанными телами наедине и в свой последний миг там, одарил оставшихся своим звонким, безумным смехом. По возвращению в поместье, Каспбрак ощущал себя как никогда ранее прекрасно. Пламя внутри более не обжигало умертвлённое сердце, а лишь ласкало того своими ядовитыми языками. Проходя по мрачному коридору, что был наполнен безмолвием, в его голове до сих пор звучали ужасающие вопли и нескончаемые рыдания, которые породил в людях он сам. Это и была его первая победа. Восход дьявола на грешную землю и изгнание неверных – именно этим и запомнился сей день в истории всего преступного мира. Проходя в свои покои, шатен с нездоровой усмешкой смахивает с головы капюшон мантии и оборачивается, дабы узреть лица близких друзей, но то, что предстало перед ним, было нечто иным. Во мраке ночи у окна, сложа бледные руки за спиной, стоял сам Стоун, в паре шагов от него обеспокоенная Мари отчаянно пыталась привести в чувства Махфируз, что казалось утеряла рассудок от нахлынувшего страха вперемешку с горем. Майк и Мурад также находились в комнате, только ныне на лице Хана появилась пара гематом, которые тот вынашивал весьма стойко, не показывая тревожащемуся Майку всей боли. Как только Каспбрак прикрывает двери, весь собранный скоп тут же направляет свои взоры на него и уже через секунду белокурая женщина буквально налетает на того, сразу укладывая ладони на хладный метал и заглядывая в глаза ребёнку. — Эдвард?! Благодарю, Всевышний, ты избавил нас от утраты…— рвано вздыхая, женщина вздымает взор кверху, но после застаёт на своих ладонях алую жидкость. В ту же минуту руки охватывает жуткий тремор и Махфируз, теряя равновесие, стремительно падает в руки подоспевшей дочери, что тоже не скрывала ужаса от увиденного. — Мама! Господи…мама, ты слышишь меня?! — пробегая встревоженным взглядом по матери, Мари подмечает, как та не сводила широко распахнутого взора с мрачной фигуры, что была от и до улита не успевшей высохнуть кровью. — Это был ты… Удерживая на себе взгляды полные ужаса от женской половины семьи и от друзей, Каспбрак казался равнодушен ко всему происходящему, ведь их внимание было ничем, по сравнению со страшим, что по сию минуту не обращал на того своего взора. — Покиньте комнату…оставьте нас одних. — грубый голос режет повисшую тишину и тут же пронизывает холодом сердца присутствующих. Никто не смел противоречить приказам Юсефа, его слово было законом, который и нарушил сегодня Каспбрак. Спохватившись со своих мест, Мурад и Майк быстрым шагом проходят к женской половине и взяв обмякшую Махфируз под руки, молча покидают комнату. Лишь младшая Стоун, что с презрением оглядывала своего «кукушонка», не в силах промолчать приблизилась к младшему и тихо выразила тому свои мысли: — Ты монстр…— выплюнув злобу сквозь стиснутые зубы, девушка поджимая губы поспешно покидает покои. Они остались одни. Два всадника апокалипсиса – «отец» и «сын». Пока Эдвард был не в силах совершить лишнего телодвижения, Стоун наконец оборачивается к юноше лицом и не поднимая хладного взора, медленно проходит к нему. В мёртвой тишине грубые шаги раздавились эхом, что было сравнимо с неким отсчётом пред неизвестностью, которая так и настораживала Эдди. В этот вечер шатен перешёл всевозможные уставленные грани, переступил дорогу одному из минувших властителей и наконец, превзошёл его. Оказавшись пред Каспбраком, брюнет выглядел противоречиво спокойно, что наводило на младшего куда больший ужас, нежели тот был бы разъярён. Юсеф оглядывает облик шатена, после чего тянет руки к его лицу и снимает с того хладный метал вместе с балаклавой, дабы взглянуть на тот невинный ранее лик. Для него ныне он стал иным. Пока оба смотрели друг другу в глаза, Стоун подмечает, что нет боле в больших карих глазах страха, лишь неутолимая жажда крови и смерть, водящая торжественные хороводы с демонами. — Все наслышаны о твоём деянии. — отбрасывая часть экипировки в сторону, брюнет вновь складывает руки за спиной при этом не желая разрывать зрительного контакта. Он изучал, считывал дьявола, что убил былого Эдварда, который был ему знаком. — О каком же? — чуть вздымая подбородок кверху, Каспбрак поджимая губы сводит брови к переносице. — Ты мирился с их воплями и разливающейся рекой кровью, подобно скульптору, что мирится с летящей в его сторону пылью. Ты торжествовал, обволакивал безумием их рассудки и терзал души звонким смехом…Ты лишил его самого дорогого, отнял единственную причину жить далее. — немного склонив голову вбок, Юсеф на секунду слегка щурит хмурый взор. — И я не остановлюсь. — переходя на полушёпот, Каспбрак уверенно делает шаг к мужчине, становясь к тому вплотную. — И не надо. — вскидывая бровями, Стоун будто усмехается над упорством младшего, что сохранялось ровно до одного момента. — Но тебя ищут… Тут сама собой слетает маска уверенности. Опустив померкший карий взор, шатен прикусывает нижнюю губу и буквально грязнет в своих мыслях, позволяя старшему насладиться своим смятением. — Я помогу тебе, как и помогал ранее. Ты сотворил почти невозможное, вновь заставил содрогнуться сей «высший» свет. Стал могущественнее…— после своих реплик, брюнет неожиданно замолкает, но после тихо произносит. — Я горжусь тобой. Фраза охватывает пламенем обоих, зажигает вновь казалось бы потухшие, мёртвые сердца. Каспбрак в ту же минуту возвращает широко распахнутый взгляд к старшему и не веря в происходящее слегка мотает головой. Именно этих слов он ждал все четырнадцать лет, они являлись единственным, что могло бы заставить его двигаться дальше, они могли придать целый смысл всем минувшим годам, но получил он их лишь сейчас, когда всё было обернулось в прах. Спуская контроль с эмоций, Эдвард неожиданно всхлипывает и роняет пару горьких слёз, которые тот почти сразу стал смахивать с белоснежного лика. Резкая смена настроя младшего повергла в шок не только его самого, но и самого Стоуна, который тут же устремил на того настороженный взор. Слыша плач шатена, брюнет невольно сжимается от непереносимых чувств внутри, что раздирали душу того в клочья. Впервые сие происходило с ним, видя Эдварда в таком состоянии, это и вызывало страшные опасения. Оглядывая младшего, что бойко убирал признаки проступившей слабости, мужчина осторожно укладывает ладони на его плечи, после чего моментально укрывает воспитанника в своих хладных объятиях от мира сего. Прижимая дрожащего как можно крепче к себе, Юсеф, устремляя взгляд в пустоту, невольно вспоминает картины позабытого детства, где тот и сам нуждался в этих словах, как в единственном противоядии от яда окружения. Он воспитал второго себя, но не дал того, о чём молил всевышнего все пролетевшие мимо годы. Именно это спустя столько лет породило новую трещину в его сердце, но залечило одну из них в сердце Эдварда. — Тише…не для этого же ты стал самим дьяволом, чтобы после понапрасну проливать горючие слёзы? — поднимая одну из ладоней, старший укладывает её на волосы Каспбрака, начиная осторожно оглаживать парня по голове. — Ты окутаешь этот мир своей тьмой, заставишь их отмаливать грехи и взывать о пощаде. Тебе надо набраться сил. Грядёт твоя эпоха…эпоха дьявола.