Буран

                                  Пошел мелкий снег – и вдруг он повалил хлопьями.       Кратос подхлестнул Спеки и Сванну, направляя волчиц ближе к горам, чтобы укрыться от сильного ветра.       – Не успеем домой? – Атрей приподнялся на санях и постарался приблизиться к отцу на расстояние вытянутой руки, чтобы не повышать голос.       Отец утвердительно кивнул, ласково надавив на его плечо, заставляя опуститься на настил саней, беспокоясь, чтобы сын не выпал.       – Хоп! – волки беспрекословно послушались Кратоса, увеличивая темп, пробираясь сквозь снежную стену, что с каждой секундой продолжала увеличивать свой напор.       Выбравшись с равнины, где ветер настигал их со всех сторон, лишая видимости, Атрей стал обустраивать волков, помогая им закапываться в снег, сооружая пещеру. Спеки благодарно лизнула его руку, а Сванна тонко заскулила, прижав лохматые уши, припорошенные снегом.       – И я буду скучать, – прошептал Атрей ласково, потрепав чужие холки, быстро заполняя пространство между животными и снежным покровом.       – Атрей! Внутрь.       Кратос подозвал его взглядом, уже успев соорудить палатку над санями, крепко прикрепив колья к замерзшему снегу.       На Мидгард опустилась темнота, и только семена Иггдрасиль, что отец всегда носил с собой, давали им мерцающий приглушенный свет внутри их укрытия.       Места было совсем мало, но они удобно устроились, сбросив верхнюю одежду, подложив ее под шкуры, чтобы с земли не было так морозно.       Снег стал идти чаще, засыпая хрусталем землю, наполняя ее сугробами.       Предвестники бурана бушевали задолго до его начала. Отец прекратил охоту решительно, но они отошли от границы дома довольно далеко, чтобы вовремя вернуться до самого погодного ненастья.       – Хорошо сейчас Мимиру, – выдохнул Атрей и Кратос бархатно рассмеялся, с будоражащей хрипотцой, помогая мальчишке снять колчан и кожаные ремни с наплечников.       – Думаю, он рад побыть один, – Атрей толкнул отца в плечо, смешливо фыркая, покорно подставляясь под широкие ладони, пока Кратос оглаживал его кожу плеч, оставшуюся голой, на радость промозглому ветру, что обходил их настил стороной, но нет-нет, да пробираясь в щель. – Скоро все закончится. Вернемся в дом на утро, – мужчина бережно растёр его предплечья. – Там согреемся.       – Мне холодно сейчас, – проскулил Атрей, сразу прерываясь стоило Кратосу с наслаждением провести по его пояснице, на что мальчишка шустро забрался отцу под бок, удобно устроившись под чужой широкой грудью.       Кратос довольно хмыкнул и укрыл его своим телом, накинув на них свою шубу. – Поспи немного.       Атрей сладко мурлыкнул, сонно прикрывая глаза, щекоча длинными ресницами горячую кожу отца. Подставившись под чужое поглаживание, мальчишка почувствовал, что его разморило и тепло отца, и уют их самодельного пристанища, что и заставило его потеряться во сне.       Спустя время, ветер завыл сильнее. Темное небо смешалось со снежным штормом.       Мороза волки не боялись, у них была крепкая шкура, а за зиму они успели обзавестись густой шерстью. Часто, с позволения Кратоса, они уходили в открытую степь, на несколько недель, чтобы приноровиться к стуже.       Атрей проснулся внезапно, почувствовав, как холод лизнул голые стопы, пробираясь под тончайшую кожу. Он завозился, приоткрывая сапфировые глаза, что сразу были перехвачены взглядом отца.       – Всю ночь метет, ничего за два шага не видно, – у отца был грудной, слегка тянущийся ропот, видно тоже дремал, пригревшись с сыном под боком.       Атрей ласково отозвался урчанием, вытянув руку из-под шкуры, наводя ладонь на край палатки, пробормотав заклинание, чтобы почувствовать, как дела обстоят сейчас.       Снег не уменьшал своего напора, он все сыпал, кружил, рвался и заносил, продолжая мучить природу и все живое, завывая нечеловеческим рокотом.       – Нескоро сбавит обороты, – подтвердил мальчик, опускаясь обратно в объятия отца.       Отец согласно кивнул, помогая Атрею согнуть коленки, поставив его ноги себе на бедра, сворачивая его калачиком. Атрей удивленно втянул воздух, чувствуя, что отец снял нижние штаны, оказавшись только в набедренной повязке. Кожа была очень теплая, и Атрей блаженно вздохнул, прижавшись ближе, пока окоченение уходило из тела.       Кратос медленно водил кончиками пальцев по линии трогательно тонких ключиц. Касался нежных губ, чувствуя умеренность и спокойствие. Атрей был в его руках, метель не касалась добычи, животных и их самих, и Кратос был доволен.       Вдалеке мигал, вздыхая от метели, керосиновый фонарик, установленный у самого края храма Тюра, до которого они не успели добраться, беспокоясь, что их занесет в пути.       Сквозь установленное покрывало, не было видно, да и атакующий снег водил за нос громоздкие облака, но Кратос знал, что где-то там была одна из таких ночей, когда зима скрывает самые яркие звезды, мечтая схватить все, что ей не принадлежит, специально высыпая с отчаянной настойчивостью свои последние силы, превращая их в буран.       Здесь было все не так, как у него на родине. Эти края несли в себе свободу и своенравие. Виды завораживали, упрашивая странников обратить внимание на свое живописное окружение.       Но Кратосу было легко отвлечься от стихии, когда рядом был его сын.       Атрей выражал тихое счастье, довольство и внутреннюю гармонию. Его голова покоилась на плече Кратоса, руки обвили широкую грудную клетку, нежно сжимая плечи. Стройные ноги отзывчиво перебирали по шкурам, он всегда любил крутиться. И Богу пришлось властно сжать его худое бедро, помогая найти лучшее положение. Под ним.       Кратосу вдруг вспоминается та истина, что когда-то он попадал в самые разные передряги, испытывая трудности в ходе преодоления препятствий. И всегда он был одинок, даже когда имел за собой людей, что шли за ним. Часто он размышлял, что вскоре все может закончиться и одиночество рассеется вместе со смертью, но сейчас… сейчас в его жизнь ворвался Атрей и все перевернул.       На худом лице глаза его горели звездами и страстью, Кратос своих оторвать не мог. Вьюга гнала заблудшие души на смерть, а они, в объятиях друг друга, практически обнаженные, как телами, так и душами, не могли даже помыслить о смерти.       Кратос хочет жить с ним, для него, ради него, вместе, вдвоем, чтобы все шло по накатанной, чтобы было у них все, ни как у богов, и ни как у людей.       Атрей трепетно вел по его рукам и Кратос позволял, следил за ним хищником удовлетворенным, всем собой выражая доверие. В Атрее ничего злого и холодного не было, никаких переживаний, тревог и тоски, он был солнцем света, пыша теплотой и нежностью.       В груди его, плечах, руках, во всем тонком стане отчетливо проглядывалась струящаяся энергия, что играла, полная здоровья, жизни и силы.       Атрей был самой нежностью, Кратос же инстинктами был привязан к его огню, и страдая, и возрождаясь.       – Люблю тебя.       Атрей затрепетал, зажмурившись. Уткнулся ему в плечо, пряча глаза потеплевшие. Улыбка его грела кожу, а стук сердца был ему ответом. Самым громким из возможных.       Оставляя легкие поцелуи на коже отца, мягкими касаниями, Атрей осторожно повел руками по твердому животу, оглаживая полоску волос, уходящих вниз. Кратос запрокинул голову, чувствуя, что сейчас любовь сильнее, чем когда-либо, укрепляется, поселившись в сердце. Вырвать бы ее из него, чтобы, как у всех, но будь это чужим желанием, он бы еще один пантеон свергнул ради Атрея.       В каждое мгновение, проведенное с сыном, он знал, что связь никогда не будет разорвана.       Они смотрели в глаза, наслаждаясь моментом близости. Ничего не происходило, и Кратос замер, а затем вжался в сына всей своей силой, так восхитительно выверенно и точно.       Атрей почувствовал себя уязвимым, беспомощным. Отец поцеловал его, так трепетно, так знакомо и правильно. Он был безжалостен: топил в своем запахе и вкусе, приятно задевая горло голодными губами и острыми зубами.       Им было хорошо. Ветер звучал не только за пределами палантина, но и в ушах – мальчишка распадался на части, а Кратос требовал больше, положив ладони на бедра сына.       Мужчина сосредоточил на мальчишке все свое внимание, контролируемую силу и огонь неопалимой страсти, обрушившись на очаровательное тело под собой.       Атрей тяжело дышал, сгорая, а отец без стеснения трогал синяки, зашитые раны и старые поблекшие шрамы, переходя на чувствительную крошку золотистых родинок.       Кратос вдохнул полной грудью, впервые за долгие столетия не беспокоясь нарушить сладкое ощущение покоя, обнявшее их тела.       Он еще плотнее прикрыл глаза – Атрей очаровывает его, кружит голову и сладкой, теплой дрожью струится по телу; отец обхватил его ребра, проходясь щекоткой, целуя податливую шею.       Красота момента опьяняет Кратоса. Он приподнялся и приник к рукам Атрея, покрывая их горячими поцелуями. Хрупкие косточки, узкие кисти, сумасшедше бегущую вену, длинные пальцы, аккуратные пластины ногтей.       Он пах домом, морозом и горячим лимонным чаем.       Все было в этом сближении: и старая ярость, и яркая нежность, нечестная ревность, и детские слезы в подушку, и колыбельная о запретных чувствах, и терпкий жар, и шелест дыхания, и прощение, и любовь.       За счастливые глаза сына ему не жалко было бы отдать и сотню душ, не говоря уж об одной.       Все кто боль ему причинят – в могилу без очереди окунутся.       Атрей был осыпан неторопливыми, осторожными поцелуями.       Зацелованный, разнеженный, он забыл о том, что вокруг них весь мир перевернут верх дном.       – Мне с тобой очень хорошо, – прошептал Атрей, затрепетав ресницами.       – Останься со мной навсегда, – мгновенно отозвался Кратос, довольно урча и голодно расцеловывая подставленные губы, чувствуя, что жар в груди переполняет.       Атрей облит слезами, обнежен, заласкан, сжат и спрятан на груди, глубоко у сердца. Он отца никогда не отпустит, весь путь с ним пройдет.       Мужчина пропускал шелковистые волосы Атрея сквозь пальцы, осторожно целуя локоны.       Каждая секунда их единения, когда они могли побыть просто вдвоем, свободно проявляя свои чувства, заставляла Атрея быть самим собой, не скрываясь под броню, которую они вместе с отцом всегда натягивали в присутствии других, чтобы не быть ранеными.        Восстановив дыхание, приводя себя в блаженный покой, они замерли, прислушиваясь к друг другу и ветру вблизи.       Кратос смотрит на Атрея, глазами светлыми наблюдает, нежность на дне зрачков прячет. А в глазах его так много: и слов, и желаний.       В них – его будущее. Все разом: и яркое солнце, и крепкие объятия, и победы, достижения, знакомства, учение.       В них – его лето: белые ночи, любовные ласки, жар песков, безрассудные небеса, безумие, жизнь и смерть.       В них – безмолвная клятва.       А клятвы отец сам создал, держать их учился с детства. С них его начало двинулось, потому их вечная и взаимная, будет длится до тех пор, пока и его сердце не погаснет, вслед за ней.       Улыбка Кратоса кажется вымученной, когда шепчет:       – Отдохни, маленький, – и настойчиво прижимает голову сына к груди. – Я разбужу.       Поцелуй в макушку выходит болезненно-нежным.       Атрей чувствует, как сердце против воли ускоряет бег, эхом отдаваясь в ушах.       Кратос спрятал улыбку, надежно сжимая Атрея в объятиях.