«В каждой семье есть белая ворона.
В семье белых ворон учится летать тёмная лошадка»
— Шюссо Ирипин Торп, 1987 г.
Сколь разными бы мы не были, всё же кое-что оставалось неизменным для нас троих. Каждому из нас нужно было делиться мыслями. И некоторые из них были столь мрачны и необъяснимы, что легче было высказывать их дневнику, чем даже родными братьям. По праву леди, я начну эту историю. Нашу историю. Я также могу начать её и по праву старшинства. Ведь я первый ребёнок. Ксавьер родился на шесть или девять часов позже. Близнецов родители ждали. Но вот наша с братом разнополость их несколько шокировала. Мы первые за всю историю семейства разнояйцевые близнецы. И учитывая всю нашу глубокую и длинную семейную историю, могу заключить, что ещё не такие сюрпризы поджидают нас впереди. Впереди были праздники. Под Рождество у меня всегда бывает приподнятое настроение. Я везла в поместье подарки для каждого члена семьи, включая нашу ключницу Тинни. Для неё я везла тёплый шарф, купленный на пригородном шведском рынке. Для родителей были подготовлены хрустальные бокалы с посеребрением. Братьям же я подготовила нечто особенное. Мне не терпелось их увидеть. В конце концов, последняя наша встреча была два года назад. На дне смерти дедушки Шюссо. Сейчас же повод совсем другой. Окутанный флёром тайны, хотя каждый из нас понимал, зачем мы здесь. В семье белых ворон нельзя щёлкать клювом без команды. И команды пока не было. Потому, я промолчу. — Эрика! — вскрикнул папа, увидев меня на пороге. Он тут же одёрнул сам себя и поправил трубку во рту, прочищая горло. Ему нужно было выглядеть серьёзным. Для мамы. К слову о ней, она меня никогда не встречала. Отец заключил меня в быстрые, но тёплые объятия и поцеловал в макушку. Я почти переросла его, и он заставил меня нагнуть голову, чтобы провернуть традиционный жест. Отец заявил, что мне очень идёт форма лицея. Я покрутилась специально для него, чтобы складки гармошки поплина моей солнечной юбки расправилились. — Mon Dieu, que t’es belle, — голос брата заставил меня замереть. Мы встретились глазами, и он тут же рванул ко мне с объятиями. — Последний раз ты был мне по верхнюю губу, — шутила я, укладывая подбородок на его голову, — вниз растёшь что ли, Дарки? Дарк посмотрел на меня с театральной досадой, но тут же улыбнулся. — Я же не виноват, что вы с Ксавье планируете заменить собой колонны в доме, — брат поднял руку над моей головой, указывая высоту моего роста. Ксавьер не заставил себя ждать. Он стоял возле голой ёлки в углу гостевой, косясь на меня, как забитый пёс. Я почувствовала себя духом, что вызвали по ошибке. И мне так захотелось вернуться обратно, откуда меня призвали. Близнец не сразу соизволил подойти. Казалось, он наказывает меня за что-то. И если бы не мама, пару раз хлопнувшая его по плечу, кто знает… Может он бы и остался стоять там, между камином и ёлкой, как декорация. Мы неуклюже поздоровались, как бывает здороваются люди, встретившиеся впервые в жизни, которым уже завтра предстоит пожениться, по принуждению определённых традиций. Семейный ужин начался, как всегда, ровно в семь двадцать три. Не помню откуда взялся этот обычай, но мама никогда не изменяла ему, собирая нас за столом именно в это время. Тинни подавала блюда, укутываясь в подаренный мною шарф. Она тепло улыбалась, когда проверяла состояние моих приборов. Кажется, я была единственным человеком, кто сделал ей подарок. На столе оказались двухголовый поросёнок, салат из рыбьих глаз, червивый пирог. Словом, всё, что казалось маме неимоверным деликатесом. Её дружба с семейством Аддамс не осталась бесследной для нашего рациона. Правда, мне до сей поры было неизвестно, как и почему они сдружились. Узнав о брате с Уэнсдэй, я не удивилась. Даже искренне порадовалась за Ксавьера. Однако, его моя реакция не удовлетворила. Он игнорировал мои вопросы или отвечал крайне холодно. Наверное, плохо так говорить, но я рада, что он был груб не только со мной. Ни с родителями, ни с Дарком, Ксавьер толком не разговаривал. И вообще, был мрачнее тучи, чем когда-либо ещё. А ведь были в нашей истории ситуации, когда можно было позволять себе такое… поведение. И всё же, тогда он оставался весел и спокоен, приветлив и, конечно, шутлив. Много ли у вас знакомых, кто во время похорон вашей бабушки, пришёл бы к вам в комнату с клоунским носом на лице и её париком на голове, чтобы развеселить вас? Ксавьер был таким. Неужели он больше таким не будет? Эта мысль не давала мне покоя. Я ворочалась на кровати, подобно собаке на сене. А ведь нет в мире матраса мне роднее, чем этот. Ноги уткнулись в мягкий ворс прикроватного ковра. Не дёрнувшись от привычной щекотки я поняла, что всё же смогла уснуть. Приятное чувство пробежалось мурашками по рукам. Как же приятно сновидеть дома. Там, где изучено всё вдоль и поперёк. Там, где нет подводных камней. Там, где безопасно. Как-то хитро хихикнув, я прошла сквозь дверь в коридор. Спальня Ксавьера тянула меня к себе. С её стороны словно доносился стук. Но стоило мне оказаться внутри, как я увидела кровать пустующей. Я прошла через стену в соседнюю комнату. Дарка тоже не было. И тогда я поняла, где их носит. Выйдя на улицу, я увидела огонёк в домике на дереве и улыбнулась. Когда-то мы играли там все вместе. Теперь они два бугая едва помещались там. Но всё же помещались. Даже будучи бесплотной тенью самой себя, я постеснялась протискиваться внутрь и решила остаться снаружи, усаживаясь на дубовую ветку. Братья вели разговор о предстоящей игре и отзывались о ней нелестно. Вернее, это делал лишь Ксавьер. А Дарк понимающе кивал головой. Он отвлёкся от рассуждений брата и дёрнул носом в сторону дерева. Я порскнула, прикрыв рот рукой. Конечно, Дарк не мог меня услышать, но было здорово наблюдать, что чутьё его не подводило. –… ну вот ты, со своей интуицией, — продолжал Ксавьер, обращая на себя внимание младшего брата, — ты же можешь привнести что-то стоящее. Тебе есть, куда развиваться. Есть смысл получить прадедовские дневники. — Не приуменьшай свой дар, Ксавье, — с неописуемой нежностью произнёс Дарк. — Да что тут приуменьшать?! — вспышка его злости тут же погасла, разбавленная робостью Дарка. Ксавьер обнял брата, приободряющие похлопывая его по плечу. Не желая оставаться в стороне, я протиснулась в квадратное окошко, будто не была эфемерной. Укладывая полупрозрачные руки, на головы братьев, я попыталась потрепать их волосы. Бессмысленно. Но по телу Дарка пробежались мурашки, и его передёрнуло. Он мог сказать, что чувствует моё присутствие, но не стал. И я была благодарна. Следующим утром на завтраке отец поднял вопрос об играх. Об истиной цели нашего приезда. О завете предков. — Вам известно, что из поколения в поколение семейство Торп копит знания о своих способностях. Мы одни из древнейших представителей экстрасенсорных изгоев. И, по моему нескромному, самые талантливые из них. — Ксавьер цокнул, собрав на себе взгляды семейства, — последний раз я рассказывал вам об играх, когда Даркейту было девять. Думаю, стоит освежить ваши воспоминания. Я в предвкушении проникалась каждым словом. Ксавьер безучастно ковырял яичницу. Дарк переглядывался то с ним, то со мной. Прослушав получасовой инструктаж, мы поднялись из-за стола. День мы провели порознь. Отец сказал, что каждому из нас необходимо подумать о важности грядущего знаменательного события. Мама посоветовала лечь, как можно позже, чтобы не проспать первый раунд. Он был запланирован на полнолуние следующего дня. Сидя в комнате, как в клетке, я порывалась выбраться к братьям, но отдёргивала себя разного рода оправданиями. Не хотелось обижать папу. Не хотелось раздражать маму. Не хотелось подставлять Дарка. И очень не хотелось быть гонимой Ксавьером. Возможно, я думала слишком громко. А возможно, подобные мысли преследовали не меня одну, но и Ксавьера. И потому он заявился в мою комнату в двенадцатом часу. Я встретила его кривой улыбкой от неожиданности и радости. Вскоре, второе чувство отступило. Когда я поняла, с какими намерениями близнец пришёл. — Ждёшь не дождёшься завтрашней игры? — спросил он с претензией, — Неужели, ты стала настолько безмозглой среди этих отверженных французских снобок? Своими распахнувшимися глазами я могла бы сожрать его. Казалось, они стали больше моего рта, также раскрытого в удивлении. Я просто не могла поверить, что это говорит Ксавьер. И заставляя себя проснуться, я получила болезненный щипок от близнеца. Не физический. Но моральный. — Или ты сделаешь всё, чтобы они тебя по головке погладили?! Я думал из-за того, что мы близнецы — должны понимать друг друга. Но твоя глупость непостижима. Оставив меня с этими словами в голове, Ксавьер ушёл хлопнув дверью. Раздался ещё один хлопок, когда он вернулся в свою комнату. И затем ещё, когда мама выстрелила в потолок в коридоре. Она пригрозила, что следующий предупредительный выстрел будет в голову тому, кто нарушит правило игр. Я внутренне содрогнулась, поджимая коленки. На мой плачь пришёл Дарк. Я тут же смахнула слёзы, шёпотом прося его уйти. — Ты же слышал маму! Дарки, я знаю, что игры не важны для тебя, как и для Ксавьера, но… Брат подбежал ко мне, утирая мои слёзы. Он уселся на прикроватном коврике по-турецки и взял меня за руки. — Тише, — шепнул он, — ты важнее игр, Рикки. Всё будет хорошо. Обещаю, мама тебя не накажет. Если что, я возьму вину на себя. — Дарки, да мне самой плевать на эти правила, — призналась я, проглатывая очередную волну горечи, — я просто… соскучилась… Мы так редко видимся. Да я хоть свиней пасти согласна, лишь бы вместе… — Дарк утёр очередные слёзы с моих щёк и уселся на колени, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Может всё же поспишь? Во сне же тебе легче? — брат приглядывался к моим глазам. Я кивнула, — Тогда ложись спать. И не броди по холоду, — усмехнулся он, поднимаясь. Я поблагодарила Дарка, что он не выдал меня. Брат сделал вид, что не понимает о чём речь. И после часа попыток я смогла уснуть. О чём, чуть позже, пожалела.