В поисках любви

      В тёмных волосах Леди Баг отчетливо была видна светлая прядь волос её соулмейта. Она проявилась прямо на глазах у репортёров, которым героиня давала интервью, и теперь весь Париж шушкался об этом, обсуждая счастливчика, ставшего её соулмейтом. Кто-то думал на Адриана, но большинство всё же склонялось к кандидатуре Кота Нуара.       Споров было много. Некоторые даже пари заключали. На деньги. Хлоя неодобрительно покосилась на сдающих Киму деньги однокурсников. Вот что бы они делали, если бы узнали, что в волосах мадемуазель Буржуа прячется рыжая прядка?       Про Квин Би и Корсака все всё поняли с самого начала. Стоило им только увидеть друг друга, как пряди их волос сменили цвет. Это была искра, мгновенно вспыхнувшая между ними с первого взгляда… Как оказалось, не с первого.       — Господи, Куртцберг! Ты вообще ходить разучился? — Хлоя скривилась, придав своему лицу преувеличенно брезгливое выражение, когда Натаниэль споткнулся рядом её партой, как бы случайно роняя записку в учебник, который девушка тут же так же «случайно» закрыла, скрывая бумажку от посторонних глаз.       Корсак был парнем мечты. Ровно таким, какого Хлоя представляла в далёком детстве, стараясь не вслушиваться в непрекращающуюся ругань родителей. Она мечтала, что за ней приедет храбрый рыцарь и спасёт её из этого жуткого места, в котором все только и делают, что ссорятся, и никто не обращает на маленькую девочку, в которой копится вся нерастраченная любовь, никакого внимания. Главным критерием в её голове тогда было: он должен любить обниматься. Хотелось, чтобы этот рыцарь увёз её на своём коне в дальние дали, ближе к закатному солнцу, которое ей так нравилось.       — Извини, — тихо пробурчал Натаниэль, и только пристально следившая за ним Хлоя заметила, как усмешка скользнула по его губам. Губам, которые ещё совсем недавно целовали её, шептали слова любви.       Хлоя могла написать ему поздно ночью, лишь заикнувшись о том, что ей одиноко, грустно или просто не спится. Буквально через пять минут он оказывался на назначенном месте, готовый выслушать, поддержать или просто прогуляться с ней по ночному городу. И это было лучшее время в её жизни. Даже если иногда их встреча начиналась с её слёз, капающих на оранжевый спандекс геройского костюма соулмейта.       Хотя сначала Пчела, конечно, старалась держать себя в руках, не надоедать так сильно нравящемуся ей парню, всегда прикрывающему её спину в боях, помогающему подняться, когда от боли невозможно было встать самостоятельно. Несмотря на то, что судьба выбрала их друг для друга, несмотря на то, что они, очевидно, любили друг друга, даже не пытаясь отрицать свои чувства, о чём свидетельствовали отличающиеся по цвету пряди в их волосах, Хлоя безумно боялась сделать что-то, что его оттолкнёт. Даже сдерживала колкости поначалу. Как приятно сознавать, что она зря волновалась.       — Не извиню, — смутившись от внезапного прилива нежности, пробурчала девушка. — У тебя ноги из жопы растут.       — А у тебя нет? — весело фыркнул Нат и, не давая ей ответить, направился к своему месту.       — Ладно, пятнадцать — тринадцать, — тихо проворчала Хлоя, а потом всё же не выдержала и прыснула.       Рядом с ним ей вообще хотелось смеяться на удивление часто. Корсак был очень остроумным, всегда находя чем ответить на её замечание. А когда ответ не находился, легко отвлекал нежным прикосновением к стройной талии, поглаживанием щеки или взглядом настолько влюблённым, что Хлое казалось, что она умрет от переизбытка чувств. Ещё никто и никогда не любил её так же сильно.       Девушка развернула записку и тут же растроганно улыбнулась. «Верните моё сердце, мадемуазель. Иначе я буду вынужден подать на вас в суд за воровство», — и лисья мордочка в уголке. Господи, какой же он у неё…       Она узнала, что Корсак — это Натаниэль совершенно случайно. Хотя к тому времени это уже должно было случиться. Квин Би просто задремала, когда они лежали на крыше после патруля, разглядывая маленькие звёздочки, мерцающие в темноте ночного неба. Проснулась она от назойливого писка своего талисмана, но сделать ничего не успела. Пространство тут же осветили две вспышки: одна оранжевая, вторая — жёлтая, и Хлоя оказалась лицом к лицу со своим однокурсником.       Они правда любили друг друга. Очень сильно. И не за внешность — больно много разглядишь за этими полумасками — и не за то, что были друг для друга соулмейтами. Хлоя лелеяла в памяти каждое сказанное им нежное слово, каждую подаренную ей улыбку. Но она точно не ожидала увидеть под маской человека, которого она каждый день видит в лицее.       — Нихрена себе, — вырвалось у них почти одновременно.       — Что… Я никогда не видела у тебя светлой пряди! — возмущённо воскликнула Хлоя. — Она прямо в чёлке! Я бы заметила!       — Я её подкрашиваю смываемыми мелками для волос, — Нат смущённо потёр шею. — Что? Не смотри на меня так. Это бы раскрыло мою личность не только тебе, но и всем остальным. К тому же… Кто бы говорил. Я сижу в самом конце класса и мне отлично виден твой затылок, но что-то никогда не замечал вот этого.       Пальцы Натаниэля поддели рыжую прядь, начинающуюся от линии роста волос и прочерчивающую яркую линию вдоль всего хвостика. Хлоя внезапно смутилась, заливаясь краской.       — Я… прикрепляю сверху накладные волосы, — призналась она. — По той же причине, что и ты.       — Сладкая, — произнёс Нат и мгновенно стушевался. — Прости, сейчас это, наверное, неуместно.       — Почему? Я теперь тебе противна? — мрачно поинтересовалась Хлоя, но по насмешливому взгляду парня быстро поняла, что ошиблась. — Ладно, тогда почему.       — Потому что я никогда не интересовал тебя, и теперь ты говоришь словно с незнакомым человеком, — как дурочке пояснил ей Натаниэль.       — Но меня интересовал Корсак, а ты у меня перед глазами уже примелькался. Так что, хоть мне и трудно сложить два образа милых рыжиков в одного, я постараюсь… привыкнуть к этому, — Хлоя кивнула каким-то своим мыслям, а потом фыркнула. — Но я не знала, что мой стеснительный однокурсник умеет так целоваться.       — Вот значит как, — усмехнулся парень, притягивая её ближе, и привычным нежным движением огладил её щёку. Он смотрел на неё так… — Думаешь, поцелуи помогут тебе привыкнуть?       — Если месье с самой труднопроизносимой фамилией в мире не против поцеловать противную девчонку, которая всегда над ним смеялась, то я не в праве его останавливать, — шепнула Хлоя со смесью горечи и восторга.       — Я на тебя не обижаюсь. Просто знай это, хорошо? — шепнул в ответ Натаниэль, неосознанно поглаживая её талию.       — Целуй уже, — фыркнула девушка.       Прикосновение его губ было всё таким же, как и раньше, и Хлоя не смогла удержать тихое «люблю», когда он, наконец, отстранился. Она даже не замечала, что плачет, пока он не стёр с её щеки слезинку.       — И я тебя люблю. Ничто не заставит меня отказаться от чувств к тебе, — Нат улыбнулся и хитро добавил. — Сладкая.       Хлоя рассмеялась сквозь слёзы. Так и не дала ему тогда разузнать про то, почему она скрывает прядь, а сама думала об этом до самого утра. Её родители явно будут против. И дай бог всё ограничится лишь ссорой, но ведь мать может и из дома её выгнать… хотя какой отель дом. Да везде будет лучше, чем там.       Ещё неделю девушка сомневалась в своём решении, вечерами встречаясь с Корсаком, оставаясь гулять с ним после патрулей под насмешливым взглядом Баг, явно знавшей личности обоих. Интересно, рассказала ли она Нуару?       Хлоя снова вернулась мыслями ко всеобщему вниманию к пряди героини. Хочет ли она подвергать Ната этому? Он и так к людям не очень хорошо относится, а если за ними начнут гоняться папарацци… Но она ведь не будет заставлять его показывать свою прядь, а Натаниэль не единственный рыжий человек в Париже. И вот теперь вопрос: хочет ли она подвергать себя всему этому в надежде, что Нат откроется в ответ? А если он не захочет смывать краску? Вокруг Хлои поползут слухи, появятся заголовки в жёлтой прессе.       «Зато ты будешь свободна. Наконец вдохнёшь полной грудью», — подначивал маленький дьяволёнок внутри. Ангелок молчал, давая ей самой сделать выбор.       — Возможно, я об этом пожалею, — вздохнула Хлоя, распуская волосы.       — О чём? — услышала её как раз вернувшаяся из столовой Сабрина.       Хлоя усмехнулась, но не ответила. Достав зеркальце, она осторожно отстегнула накладные пряди, взъерошила волосы, любуясь огненно-рыжей прядью, выделяющейся на фоне золотистого водопада. Несколько человек ошарашенно выдохнули, привлекая к девушке всеобщее внимание.       Несмотря на внешнее спокойствие, Хлоя ощущала, как колотится в груди сердце, и не могла заставить себя повернуться к классу, бросить хотя бы короткий взгляд на Натаниэля. Вот и оставалось только контролировать себя, чтобы не начать кусать губы.       — Слушай, Сабрина, я бы попросил поменяться местами, но у тебя, вроде, зрение плохое. Я украду твою соседку? — раздался рядом голос, и Хлоя подняла на говорившего глаза.       В рыжей чёлке Натаниэля отчётливо выделялась светлая прядь. Ровно того же оттенка, что и её собственные волосы. Девушку аж дрожь пробрала от нахлынувшего облегчения. Как же ей с ним повезло. Страшно представить, как бы она себя чувствовала, если бы он предпочёл оставить их связь в секрете. Но он раскрыл её, и Хлоя его любит. Любит-любит. Очень.       «Ох, чёрт. Только не нужно снова плакать», — промелькнула в голове мысль, когда Хлоя почувствовала подступающую к глазам влагу. Девушка поспешно моргнула, на мгновение поднимая глаза к потолку.       — Вау, — только и выдала Сабрина.       — Что ж, раз ваша соседка согласна, мадемуазель, полагаю, вы тоже не будете возражать? — Нат галантно протянул Хлое руку, помогая подняться, и, как только девушка оказалась рядом, обнял её за талию и шепнул, — У тебя такой вид, как будто ты сомневалась в том, что я поступлю так же.       — Это лишние проблемы для тебя, — так же тихо заметила Хлоя. — Да и для меня тоже. Меня сто процентов выпрут из дома за такое.       — Значит мы съезжаемся? Круто, — в бирюзовых глазах Ната мелькнул лукавый огонёк.       — Какой же ты всё-таки… — Хлоя поджала губы, подбирая слова. Наконец, она немного обиженно закончила. — Лис.       — Как скажет Её пчелиное Величество, — ответил Натаниэль шутливо.       И в нежности, плескавшейся в его взгляде, она была готова тонуть вечно.