Клятва Гиппократа. И не только

...Все, что было - рок мой, Жадный и слепой. Все, что будет - крест мой. Семь кругов пройти мне В огненной пустыне Словно проклят я... М. Пушкина

Когда дверь за помощниками бесшумно закрылась, господин Ороку отложил в сторону ненужное теперь оружие, затем знаком отдал охране приказ покинуть помещение. Те молча повиновались. Оставшись наконец в одиночестве, грозный глава клана медленно выпрямился, слегка поморщившись. От долгого времени, проведенного в неудобном сидячем положении, затекла спина, а резкий наклон, спровоцированный вспышкой гнева, растревожил травмированное место, болезненно отзывающееся теперь на каждое, даже осторожное движение. Он расправил плечи, потянулся, затем немного неловко, на ощупь растер ладонью больное место (что проделывать в ограниченном пространстве кресла было не так-то просто), но стало только хуже. Похоже, негодная девчонка была права, и неосторожность когда-нибудь погубит его. Последняя мысль заставила мастера ниндзя вполголоса пробормотать несколько нелестных эпитетов в адрес так невовремя вспомнившейся нахалки. Послушать всех этих горе-доброжелателей, он должен благодарить судьбу за то, что вообще остался жив. Но разве это – жизнь?! Ороку Саки зло ударил кулаком по подлокотнику кресла, отозвавшемуся глухим металлическим звоном. Они думают, что великий якудза сломлен жестоким ударом судьбы настолько, что неспособен сделать и незначительного шага к собственному спасению. Отчаяние? Что они могут знать об истинном отчаянии? О безысходности? Они говорят о судьбе… Глупцы! Судьбы нет, есть лишь обстоятельства, которые мы используем так или иначе, поворачивая русло своей жизни в нужную сторону. Как делал он всегда. И пытался проделать снова. Сдаться судьбе? Ну нет, способный на такую слабость слюнтяй не может называть себя ниндзя, а уж тем более – главой клана. Да что там – недостоин жизни, по недосмотру богов доставшейся ему… И он пытался изменить эти обстоятельства. Не раз и не два. Посторонние не видели этого и никогда не увидят, как он отчаянным усилием воли и предельным духовным напряжением пытался заставить неподвижное тело вновь подчиняться. Господин Ороку знал свое тело и его возможности гораздо лучше, чем кто-либо еще, - однако оно коварно подводило своего хозяина. Он не сдавался, вновь и вновь изнуряя себя попытками вернуть былую подвижность и ловкость до тех пор, пока от перенапряжения не темнело перед глазами, мышцы не сводило болезненным спазмом, а реальность не гасла в измученном сознании. Снова и снова пытался перебороть подлую немочь – пока не падал навзничь, готовый завыть от унизительного бессилия что-либо изменить. Единовластный хозяин своей империи, Шредер не верил в судьбу – тем мучительнее было убеждаться в ее власти над собой. Поражение, которого не могли окупить никакие победы. Господин Ороку мотнул головой, возвращаясь к реальности и понемногу успокаивая разбушевавшуюся в душе бурю. Застывший взгляд, прикованный к пляшущим языкам пламени в треножнике, обрел былую сосредоточенность. Повинуясь внезапному порыву, мастер ниндзя направил свое средство передвижения к дальней стене, скрытой за разделяющей помещение раздвижной ширмой с традиционным рисунком, за которой находился вход в одну из закрытых для большинства обитателей башни комнат. Господин Ороку избегал появляться там со времени несчастного случая, но сегодня позволил себе этот каприз. Впереди замаячило что-то, похожее на надежду, и хотя он был далек от мысли, чтобы связывать это чувство с девчонкой-докторшей, ухватился за него, как тонущий за соломинку. А исполнение пусть даже незначительного желания может подкрепить его дух. Повинуясь нажатию кнопки, скрытой за деревянной панелью возле косяка, решетчатая дверь отъехала в сторону, пропуская хозяина в первую из потайных комнат, доступ в которую имел лишь сам Ороку Саки; а немногие доверенные лица и прислуга, поддерживающая порядок и чистоту – лишь в строго обозначенное время. При пересечении порога зажегся свет, а дверь закрылась, сохраняя тайну своего местонахождения. Комната была небольшой, лишенной окон и казалась практически пустой. Лишь татами на полу, стяги с изображением знака клана, одновременно напоминающего цветок и пламя, на боковых стенах, и похожие на витрины музея прозрачные стеллажи. В них под непробиваемым слегка затемненным стеклом сохранялись от сражения до сражения доспехи господина и некоторые виды оружия, включая экзотические для Штатов, которыми последний особо дорожил. Господин Ороку приблизился к прозрачной створке расположенной в центре «витрины», задумчиво глядя сквозь нее, коснулся рукой прохладного стекла. Взгляд отрешенно скользил по элементам брони, которые, сложенные воедино, напоминали стоящего во весь рост металлического человека. Символ его силы и могущества, его принадлежности к древнему аристократическому роду и тайному клану. Мужчина провел ладонью по стеклу, а остановившийся взгляд смотрел куда-то сквозь него, сквозь стену… Перед внутренним взором, словно кадры кинохроники, мелькали яркие моменты недавнего прошлого. Сколько воспоминаний, сладостных и мучительных одновременно, связано с этим облачением!.. … Ветреный дождливый вечер на крыше одной из высоток. Небо разрезают рогатые извилистые молнии, ветер треплет края пояса-оби, струйки дождя барабанят по укрытым добротным сплавом голове и плечам. Перед ним, зажав оружие в трехпалых лапах, замерли в напряженном ожидании его враги, все четверо – плюс их крыса-сенсей, бывший питомец проклятого Йоши. За спиной – молчаливые тени его воинов. Но Шредер не торопится отдавать приказ о наступлении, наслаждаясь мгновением затишья перед бурей. А затем – сам становится частью этой бури. Движения его выверены и точны, сила сокрушительна. Противники, набросившись на него, отлетают в стороны, словно волны, разбиваемые утесом, и порой не сразу могут подняться. А он продвигается вперед, и отблески молний, отраженные в металле доспехов, рождают красноватые искорки в визорах шлема – точную копию демонического пламени, бушующего в его душе. Он надвигается на них, неудержимый и беспощадный, как сама смерть… Вспышка молнии – и картинка меркнет в ней, расплывается, теряет четкость, сменяясь иной, не менее памятной… … Накрепко забаррикадированная дверь. Проклятые мутанты скрылись за ней, отступив в подвальное помещение, спасаясь бегством от неудержимых полчищ его воинов. Глупые создания думают, что это защитит их от гнева Шредера! Они сами загнали себя в ловушку, потому что из этого подвала нет другого выхода. А скоро не будет и вовсе… Брошенная наземь возле двери граната разлетается с громким хлопком, выщербив и опалив стену, языки пламени лижут неподдающуюся дверь. А газ из перерубленной текко-каги трубы довершит начатое. Яркая вспышка ослепляет его на краткий миг, а затем Шредер неторопливо удаляется, на глазах ошеломленных воинов проходя сквозь бушующую стену пламени. Секретный сплав его брони, делающий ее практически неуязвимой, не подводит и на этот раз. Это зрелище добавит суеверного страха, подняв на почти недосягаемую высоту репутацию неуязвимого и почти что бессмертного мастера. И никто никогда не узнает, как больно жжет раскаленный металл даже сквозь плотную многослойную ткань его одеяний, как едва переносим нагретый отравленный дымом воздух, словно бы застревающий в легких, как слепит глаза даже через визоры и затрудняет продвижение яркое пламя. Никто никогда не узнает истинную цену его неуязвимости в виде шрамов и ожогов на теле. Ради поддержания легенды можно и потерпеть такую малость. Усилием воли Шредер освобождает сознание от едва переносимой боли и удаляется сквозь пламя, как воплощение неумолимого рока, остановить который бессильны даже боги… И теперь все это в прошлом… Видение рассеялось, словно дымка тумана, и перед глазами вновь были темные стены комнаты, а спины вместо привычной тяжести доспехов касалась ставшая за эти месяцы не менее привычной спинка самодвижущегося кресла – унизительного символа его нынешнего бессилия. От осознания жестокой реальности перехватило дыхание, руки непроизвольно сжались в кулаки. Ослепляющая вспышка гнева накрыла с головой, и взгляд метнулся по помещению в поисках объекта, на который можно весь негатив обратить. Но ничего не нашел в пределах досягаемости, а прозрачные створки стеллажей достаточно прочны, и пробить их без ничего, голыми руками, невозможно даже ему. Мало-помалу волна негодования сошла на нет, сменяясь отупляющим бессилием и равнодушием. Рука скользнула по стеклу и бессильно упала вниз, на подлокотник. Ороку Саки прижался горящим лбом к холодному стеклу, закрыл глаза и замер в неподвижности. Символ его могущества теперь не более чем музейный экспонат, надежно защищенный от влаги и пыли, от ударов, законсервирован в безвременье. Как и он сам. А жизнь, настоящая жизнь, с погонями, перестрелками, спаррингами и прочим проходит мимо него. Как же мучительно не хватало ему сейчас знакомого ощущения брони на крепком теле, твердой поверхности под ногами, а особенно – невероятно пьянящего чувства свободы и полноты жизни. Конечно, господин Ороку достаточно редко возглавлял воинов клана в каком-либо мероприятии, но – хотя он никогда не признался бы в этом – непосредственное участие в очередной вылазке притягивало и манило его, будоража кровь. Настоящая жизнь, так непохожая на нудную рутину официального бизнеса. Конечно, и в ней были свои прелести, сложности и подводные камни – но все же это было совсем не то… Господин Ороку знал, что это его слабость, и тщательно скрывал ее от окружающих. Холодный и неприступный олигарх и якудза, не привыкший пачкать руки и воспринимающий мир и людей как игру в шахматы, – именно такой образ связан с его именем как у сторонников, так и у противников. Даже Караи привыкла видеть его именно таким, и он не спешил развеивать их заблуждений. И слабость может стать силой, если умело ее использовать, а внезапный удар зачастую становится решающим. Никто не знал истинное лицо и натуру, надежно скрытые за бесстрастной маской. От всех, кроме себя самого. Никто из соратников, окажись они волей капризного случая сейчас в этом зале, не узнал бы в словно надломленной жестокой судьбой, обессиленной фигуре своего несгибаемого мастера. Но никто – на свое счастье – не появлялся из темноты. Ночь надежно хранила тайну Ороку Саки и оставалась единственной свидетельницей минуты его слабости, пряча ее от прочих. Да и что значит мгновение по сравнению с вечностью?.. Прошла минута, другая… Единственный посетитель зала открыл глаза и выпрямился, окинул настороженным цепким взглядом комнату, возвратившись к реальности и насущным делам. Нет, он не может позволять себе расслабляться, когда конкуренты только и ждут удобного случая, чтобы пошатнуть его позиции. Такие, как Тэйлор. При одном воспоминании о «доброжелателе» лицо мастера ниндзя прорезала нехорошая усмешка, напоминающая оскал. Нет, это трусливый слизняк никогда не рискнет выступить против него открыто – кишка тонка, да и его «помощь» в итоге оказалась не столь бесполезной, но… свои открытия и рассуждения случайный компаньон, возомнивший себя приятелем, мог бы держать и при себе. Поставить на место этого выскочку – а следовательно, напомнить и остальным, как должно вести себя – одно из первых дел. Нет, устранение злополучного компаньона, владельца одного из крупнейших в Нью-Йорке банков «NY – Global», не входило в планы господина Ороку. В конце концов, он лично финансировал открытие этого банка, за что его благодарный владелец регулярно снабжал партнера полезной информацией о финансовом состоянии и вложениях как союзников, так и конкурентов честолюбивого японца. Терять такую полезную фигуру было бы неразумно. Не карать всерьез, нет, скорее наказать, щелкнуть по носу в назидание остальным. Таким образом, физическое насилие отпадало само собой. Равно как и угроза семейству невезучего банкира. Все должно пройти цивильно и согласно букве закона, так, чтобы многозначительный намек таковым и оставался, не бросая тень на честное имя самого господина Ороку. Да и проходимец дорожил своими домочадцами гораздо меньше, чем горячо любимым делом. И наилучшим вариантом будет отнять именно его. Тем более возможность для этого у фирмы и клана – главного держателя акций «NY-Global» - есть. Впрочем, обдумывать это мероприятие господин Ороку не стал, решив перепоручить его Караи. Надо отдать ей должное – она неплохо справлялась с делами до сего дня, не должна подвести и сейчас. Он же сосредоточит внимание на основной задаче. Шредер медленно выдохнул, упорядочивая мысли. Одно воспоминание о тварях, по вине которых он и оказался в столь беспомощном унизительном состоянии, пробуждало шквал негодования. Как страстно он желал прикончить их, медленно и мучительно, одного за другим. Конечно, можно было бы бросить на поиски проклятых мутантов всех ниндзя, натравить на них полицию и мафию, в конце концов, залить подземные коммуникации отравляющим веществом и навсегда стереть с лица земли их змеиное гнездо. Но нет, они должны ответить за все перед ним – и ответят, чего бы это ни стоило. И он сделает это сам, своими руками. Это его месть, его личное дело. Даже если его воины не убьют, а лишь обездвижат проклятых рептилий – это все равно будет не то. В убийстве неспособных сопротивляться не хватает… нет, не чести, оставим эти сантименты покойному Йоши – интереса, азарта. Он должен ощутить это сопротивление, равно как и они – свою беспомощность перед чужой, более могущественной силой. Его силой. Это станет его триумфом, ради которого стоит попробовать еще раз. Перенести все, что придется, от этой нахальной и своевольной девчонки, но получить свое. То, что принадлежит ему по праву. С этими мыслями господин Ороку, не оглядываясь назад, покинул комнату, в которой тут же воцарился мрак.