***
Синтетически шуршащий на ветру чехол от спального мешка Шойфет приметил сразу, как только заехал во двор. Судя по высоте, на которой крепилась меж сосновых стволов бельевая верёвка, вязал её явно не Тёмушка. И Шойфет точно знал, кто тот долговязый санитар, который приложил к этому делу свою жилистую руку. И кто вытащил в сад спальник, что тяжело свисал теперь со спинки шезлонга, где он то ли сох, то ли проветривался. Ревность − чернейшая, как сажа на стенках адского котла − на мгновение омрачила сердце Романа Аркадьича. Целую неделю ждал он встречи со своим возлюбленным Тёмой Рашидовым, работал как одержимый, только бы развязаться поскорее с делами, а Тёмушка тем временем ходил с соседом на рыбалку! И наверняка не видел в этом ничего зазорного! И искренне верил, что намерения соседа тоже абсолютно невинны. Шойфету бы такую уверенность! Гравий, которым была посыпана ведущая к крыльцу дорожка, противно скрежетал при каждом шаге. Шойфета это всегда бесило, но поскольку бывал он здесь наездами, то и менять что-то на свой вкус не собирался. А сейчас вдруг подумал: какого, собственно, чёрта?! Закатать этот мерзкий гравий в бетон! Крапиву у забора выкосить, засеять всё клевером и любоваться на него на закате. Представив себя с косой, Шойфет едва не подавился смехом. Он даже остановился и зажмурился, сотрясаясь в приступе нервического веселья. Отсмеявшись, он добрёл до крыльца, сел на ступеньки, пристроил рядом пакеты из супермаркета и закурил. Покосился на белые зонтики сныти. Те выглядели такими мирными в золотой вечерней пыльце, в ровном шмелином гудении, что совестно стало сидеть с этой скромной красотой рядом и прикидывать, как её извести. Пусть живёт. И лютики, которые уже почти сложили глянцевые жёлтые лепестки в бутончики, показались такими нарядными и жизнерадостными в сочной зелёной траве, что Шойфет окончательно отказался от мысли насильственно окультуривать этот уголок живого леса ради сомнительного порядка. И тут Шойфет подавился дымом и закашлялся, потому что его пронзила вдруг мысль, что в этот вот самый момент он ужасно похож на соседа. Сидит тут на завалинке, курит, задумчиво смотрит в закат. Не хватает кирзовых сапог и клетчатой рубашки, застиранной до потусторонней бледности. Но, чёрт возьми, Шойфет согласился бы стать как он, если это единственный способ быть интересным Тёме, который в последнее время пропадает сутками у соседа. Подавившись и закашлявшись вторично, Шойфет схватился за карман, где слишком громко и искусственно для дачной идиллии заорал телефон. Звонил, разумеется, Тёмушка. − Ром, ты приехал? Я у Викентия Сигизмундовича. Мы тут… − Знаю, чай пьёте, − усмехнулся Шойфет, затягиваясь до головокружения, как будто не никотином травился, а чем-то повеселее — опять же, как сосед с его вечным косячком. — Сейчас приеду. Только продукты в холодильник брошу. − Ты же устал, наверное, − совестливо заметил Тёмушка. − Устал, − с едва заметным укором подтвердил Шойфет, ибо манипулятор в нём не засыпал никогда. — Вот у Викентия Сигизмундовича и отдохну. Я конфеты твои любимые купил. Брать их с собой? − Конечно брать! — тут же повеселел Тёмушка. — Давай поскорее, мы уже ждём тебя. − А поцеловать? − Вот приедешь и поцелую. Шойфет послушал отбойные гудки в трубке и принялся рыться в кармане в поисках ключей. Но не судьба ему была быстро добраться сегодня до Тёмушки. Пока он шёл к холодильнику, телефон зазвонил снова. На этот раз разговор по душам срочно понадобился Диме, который был пьяным в зюзю, судя по тому бреду, что он нёс, старательно борясь с заплетающимся языком. Шойфет терпеливо слушал про Давида и кудрявую Фамарь в разноцветных одеждах и неспешно раскладывал по полкам продукты. Телефон он оставил на столе, включив громкую связь. Вернулся к нему, только когда Дима замолчал, а потом осторожно спросил: − Эй, колдун, ты ещё там? Ты меня слушаешь? Шойфет снова закурил, опёрся задом о край буфета и глянул на телефон так, будто тот был живым собеседником. − Какой я тебе колдун? Я для тебя Роман Аркадьевич. Запомни это, чувак. Забыл, кому душу продал? Дима надолго замолчал, а потом почти трезвым голосом уточнил: − А… кому? − Мне, − уверенно ответил Шойфет. − Разве? Я думал, тому, кто желания выполняет, − испуганно пролепетал Дима. − Так я и выполняю твой заказ. Ты хоть помнишь, чего хотел? Дима нервно попыхтел в трубку, покряхтел, видимо, поднимаясь с насиженного места, затрещал кустами, через которые пробирался куда-то. − Я хотел и хочу найти того, кто по судьбе, а не по моему желанию. − Ты готов к тому, что это может оказаться… никто? — вкрадчиво уточнил Шойфет. − Ты… − Дима явно был возмущён и ошарашен таким поворотом дела. — Ты же обещал! Что за кидалово?! − Я с тебя денег не брал, − желчно напомнил Шойфет. — Что ты хочешь мне предъявить? − Но я же сделал, как ты просил! Я сказал Яше! Я… − Ты для себя это сделал в первую очередь. Я предлагал в качестве платы избавить тебя от нетривиальных сексуальных наклонностей. Ты отказался. Мы квиты. Тебе так не кажется? Дима снова принялся нервно дышать и шуршать курткой, по которой, слышно было, чиркали ветки. − Чёрт, тебя не переспоришь! − в сердцах воскликнул он наконец. − Рад, что ты это понял, − ухмыльнулся Шойфет. — Пойди проспись и готовься к тому, что в ближайшее время жизнь твоя круто изменится. Не успел Шойфет докурить и выйти из дома, как телефон зазвонил снова. В этот раз срочно побеседовать с ним захотел Яша. − Здравствуй, свояк, − ехидно поприветствовал его Шойфет, усаживаясь за руль и закрепляя на ухе телефонную гарнитуру. — Или как мне теперь тебя называть? Я не слишком разбираюсь в родственных связях и их наименованиях. Он захлопнул дверцу и включил зажигание. − Я тоже не уверен, − честно задумался Яков. — Но знаю, что брат жены называется шурин. − Значит, я для тебя шурин, а ты для меня тот чувак, который женился на моей сестре, − весело подытожил Шойфет. − Ещё не женился, − тут же опечалился Яша. — И… у меня проблемы. Не могли бы мы встретиться и поговорить? − О чём поговорить-то? — Шойфет выехал за ворота и теперь наблюдал в зеркало заднего вида, как они автоматически закрываются за его спиной. − О любви и об искушениях, − серьёзно ответил Яков. − Оу! — восхитился издевательски Шойфет. — Это весомый повод встретиться и поговорить. Только я за городом живу по большей части. Если хочешь, приезжай хоть завтра. Можешь с Диной вместе. Я всё равно хотел её сюда пригласить, чтобы познакомить со своей второй половиной. − Так ты женат! — Яков был поражён. — Я и не знал. − Не женат и не собираюсь, − усмехнулся Шойфет, уверенно сворачивая в поля, на выдавленную колёсами глубокую колею. Закатное солнце брызнуло едко в глаза, и он опустил защитный козырёк. — Так ждать нам тебя в гости? − Если это удобно, то я бы приехал пока один, − твёрдо сказал Яков. − Боишься, что Дина услышит лишнее? — поддел его Шойфет. − Да, − вздохнул тот. — Разговор слишком деликатный. − Я заинтригован, − цинично соврал Шойфет. — А почему именно меня ты выбрал для исповеди? − Потому что я знаю, что ты астролог и знаешь, что такое судьба. Теперь пришла очередь Шойфета поражаться услышанному. − А ты действительно умный парень! — уважительно признал он вслух. — Я уж думал, ты будешь мне отворот или приворот заказывать, а ты приятно меня удивил. Я прям начинаю болеть за твою кандидатуру в качестве того чувака, который женится на моей сестре! Не был бы ты ортодоксом, цены бы тебе не было. − Я не ортодокс, но я религиозный человек, − подумав, ответил Яков. — Для меня очевидно, что магия это манипуляция тем, что человек и сам может изменить, без помощи шамана или волшебника. Меня интересует то, что изменить нельзя. − Тебе для себя или… − Шойфет выразительно замолчал, давая возможность Якову самому закончить фразу. − Или. — В голосе Якова явственно стала слышна улыбка. — Хочу помочь одному человеку, но не понимаю как. − И этого человека зовут… − Дима. Тот самый, за которым ты попросил меня поухаживать. − Вот это я понимаю, ты озадачился! Ответственно к делу подошёл, не бросил на полдороге! Теперь я вижу, что на тебя действительно можно положиться! − Я так сразу и сказал, − скромно заметил Яков. И замолчал, давая в свою очередь возможность Шойфету захохотать первым. − Ладно, − всё ещё похрюкивая от смеха, подытожил Шойфет. — Раз уж ты настолько свой, свояк, у меня для тебя имеется эксклюзивное предложение. Завтра мой коллега поедет сюда и может тебя заодно подкинуть. Его Андрей Константинович зовут. Пришлю попозже тебе его координаты, а ему сам позвоню и предупрежу, чтоб тебя непременно забрал. Идёт? − Это идеально, − с благодарностью согласился Яков. — До встречи тогда. Надеюсь, я не нарушу твоих планов на выходные. − Я давно уже не строю планов, − заверил его Шойфет. − Покой мне только снится. Они попрощались, и некоторое время Шойфет ехал в тишине в стремительно алеющее небо. В этот момент он как никогда понимал пресловутого соседа, которому хватало всего этого. Закатный мир был огромен и прекрасен. Любование им, сердечное его познание и растворение в нём вполне могли захватить не меньше, чем творение истории. Сливаясь с этим природным миром, душа постигала суть женственной стороны Божества — смиренной и ласковой. Ждущей. Кажется, только сейчас Шойфет осознал, почему вера − это женское проявление воли, проявление любви. Вот только страшно было настолько доверяться чужой силе, поэтому сам он всегда возвращался к Рашидову, где был магом, с которым считались и которому покорялись. А Тёмушка тем временем уплывал от него в этот закат, потому что никогда и не хотел ничего другого. И надо было либо нырять за ним, либо тянуть его обратно, в конторскую суету. Или придумать что-то ещё — магическое, алхимическое. Ворота, ведущие к дому Радзинского, были гостеприимно распахнуты: Шойфета, в самом деле, ждали. Едва он заглушил мотор, Тёма вихрем слетел с крыльца, рывком распахнул дверь автомобиля и накинулся на Шойфета с поцелуями. Он втиснулся в салон и прильнул всем телом так плотно, что трудно стало дышать. Шойфет сумел уловить момент, нащупал и стянул с Тёминого носа очки. Тёмушка сразу прижался к нему щекой и затих. Шойфет выждал приличное ситуации время и потянул Тёму вниз, устроил его у себя на коленях, хотя этому и мешал руль. И можно было сидеть так, сколько душе угодно, никто не стал бы их беспокоить. И они молчали, обнявшись, пока Шойфет не решил: − Ночевать остаёмся здесь. Я так устал, что обратно сегодня уже не доеду. − Значит, никакого секса сегодня? — отнимая у Шойфета свои очки и привычным движением цепляя их на нос, с улыбкой спросил Тёма. — Стены тонкие, а положат нас в Аверинской спальне опять. − Ну почему же, − прищурился Шойфет, − есть много способов сделать всё тихо и много мест, где нас никто не услышит, как бы сладострастно мы ни стонали. Это вызов, в конце-то концов! − Чёрт возьми, как же ты прав! — насмешливо покачал светловолосой головой Тёма. — Ради одного этого стоит ночевать в гостях! Чтобы секс стал приключением, а не рутиной. Да ты гений! − А по-моему, кое-кто стал слишком сексуально озабоченным, − не остался в долгу Шойфет. — И я очень надеюсь, что это моё дурное влияние, а не каких-то там санитаров. Ну, или ты просто соскучился по мне. − Вот же ты ревнивое чудовище! — поразился Тёма. — Никто на мою честь не покушался, можешь быть спокоен. Ни Матвей, ни Андрей Константинович, ни Радзинский с Авериным. − А Бергер? — ревниво уточнил Шойфет. И они дружно захохотали, потому что Бергер занимался любовью только со своими драгоценными книгами, а если вдруг случалось ему трахаться с людьми, то имел он их исключительно в мозг.Глава 8
18 июня 2023 г. в 11:46
− Ещё раз?.. — недоверчиво переспросил Рашидов-старший, которого Шойфет с недавних пор мысленно звал исключительно тестем. — Ты просишь меня продавить законопроект о традиционных ценностях? Прям вот закрепить их законодательно? Поспособствовать введению жёсткой цензуры в худших чекистских традициях?
Неслышно ступая по толстому ковру, Иван Семёныч вернулся к столу с графином в холёных руках и набулькал в крошечные стопочки жгуче пахнущего коньяку. Шойфет оплёл одну паучьими своими пальцами, неспешно поднёс к хищно-скульптурному носу, понюхал и с сожалением поставил обратно.
− Я за рулём.
− Какая досада! — безо всякого сочувствия весело ответил Рашидов, со вкусом потягивая свой коньяк. — Так ради чего я должен затягивать петлю на шее матушки нашей Руси?
− Ради торжества уранических ценностей, конечно. — Шойфет ухмыльнулся, и глаза его заблестели зловещим азартом. — Чем крепче мы закрутим в нынешней астрологической ситуации гайки, тем резче их сорвёт потом. Нужно подкинуть братьям нашим, отечественным каменщикам, мысль, что именно сейчас самый благоприятный момент для того, чтобы навеки закрепить в общественном сознании традиционные ценности и тем самым обезопасить славянский мир от гуманистической отравы.
− Удачный? — Рашидов выразительно замер со стопкой у рта. — Рома, может, масонский оккультизм и выродился давно в конспирологическую ролёвку, но кое-какие знания у них остались!
− Именно что «кое-какие», − не слишком усердно сдерживая издевательский смешок, согласился Шойфет. Он обвёл указательным пальцем ободок стопки и снова весело глянул на Рашидова-старшего. — Мы подбросим им старинный трактат с пророчеством и там напишем, что ретроградность всего, что только можно, означает надёжный возврат в прошлое и закрепление его навеки. И что Плутон в последних градусах Козерога крепче и сильнее, чем в любом другом месте, потому что накопил силу, пока шёл по знаку. Причём силу государственническую и охранительную. И, мол, с такими астрологическими показателями провозглашённый в нужный момент порядок станет несокрушимым и вечным.
− Ты полагаешь, они поверят? — с интересом воззрился на него Рашидов.
− Мы подсунем им своего эксперта. Он всё подтвердит: мол, это древние, тайные, по-настоящему надёжные трактовки, остальное ересь и глупость. Параллельно сливаем достоверную информацию: вбрасываем в медиа-пространство реальные документы с подписями и печатями, где братья наши, заокеанские каменщики, подробно расписывают свои планы по внедрению в массовое сознание отсталых славянских народов давних масонских идей, с использованием всяческих окон Овертона и прочих «волшебных» техник управления общественным мнением. Поднимается шум и паника. На этой волне спешно принимаются охранительные законы, которые в соответствии с законами уже астрологическими благополучно через пару лет рушатся и погребают своих незадачливых творцов под своими обломками. И − voilà! — через двадцать-тридцать лет во главе нашего государства оказывается первый президент-гей с улыбчивым однополым супругом под ручку и здоровым суррогатными детишками в активе.
Рашидов долго молчал и смотрел на Шойфета с недоверчивым, но радостным изумлением. Потом кашлянул, допил коньяк и промычал, рассасывая дольку шоколада:
— Неплохо, да. Особенно если учесть, что для принятия подобных законов хуже момента не придумаешь. — Он покатал между пальцев виноградину, бросил её в рот. — Только трактата и эксперта не нужно. Дешевле и надёжней обойтись документами и шумом в прессе.
— Надёжней? — удивился Шойфет, тоже принимаясь ощипывать виноградную гроздь.
— Те каменщики, — пояснил Рашидов, — которые подвизаются непосредственно во властных структурах, работают с уже готовыми идеями. Им не по чину знать, как их мастера получают божественные откровения. На их уровне всё просто и понятно: есть конкуренты, есть бизнес, в этом бизнесе нужно крутиться, чтобы не прогореть. Для них идеи, на которых выезжают их политические креатуры, всего лишь идеологическое прикрытие. Вопрос для них исключительно в том, будут фуа-гра кушать они или их противники. В мистику они не верят, поэтому трактат их только насторожит. А вот подогнать всяких старцев, которые благословят очистить святую Русь от скверны, очень даже можно.
— Значит, решено? — осторожно уточнил Шойфет.
— Замётано! — азартно воскликнул Рашидов. И звонко шлёпнул Шойфета по догадливо подставленной ладони.
− А если что-то пойдёт не так? Рискуем ведь.
− Вот когда пойдёт, тогда и будем думать. Творить историю всегда рисковое дело.
— И даже не спросите, зачем лично мне всё это надо? — прищурился Шойфет.
— А то я не понимаю! — душевно улыбнулся Рашидов. — Думаю, что мой сын, пока вы с ним вместе, находится в очень крепких и очень надёжных руках!