***
Криминальное прошлое нечасто напоминало Андрею Константиновичу о себе. Но в это утро оно вломилось в его благополучную жизнь с ноги. Господин адвокат допивал свежевыжатый апельсиновый сок и стряхивал с пижамы крошки от круассана, когда его потревожил звонок с неизвестного номера. Звонивший представился нотариусом и заявил, что разыскивает Андрея Константиновича по делу о наследстве. Мол, некий Мизрахин Борис Натанович оставил ему крупную сумму денег, акции и личный архив. Андрей Константинович как услышал фамилию завещателя, так и ослабел. Даже губы посинели, настолько его подкосило это известие. Нотариус между тем продолжал докладывать, что личные бумаги он готов отдать в любой момент, остальное же требует оформления. Руднев как юрист и без него знал процедуру. Он закинул под язык таблетку и заверил, что за архивом подъедет прямо сейчас. Уже в костюме и при галстуке Андрей Константинович прилёг без сил на диван и некоторое время поглядывал, как розовеют постепенно ногти. Поднимался он в два этапа: сначала сел и распотрошил ещё парочку блистеров с таблетками, потом уже встал. Тщательно уложил волосы, поправил одежду, разозлился как следует и на этой волне вынес себя из квартиры. Мизрахин был позорной страницей Рудневской юности — так считал сам Андрей Константинович. Старый масон оказался падок на нервных, злых мальчиков с безупречными манерами, упакованных в классический костюм. Он подкатывал деликатно, завлекал тайными знаниями, заметив интерес Руднева к запретному тогда оккультизму. Андрей Константинович сначала долго не понимал истоков этой симпатии, потом недоумевал, что люди находят в таких извращённых отношениях. Но, чёрт возьми, трудно оставаться равнодушным, когда тебе отсасывает шикарный мужик, похожий на киношного аристократа! Да, Андрей Константинович втянулся. И даже позволил втянуть себя в дурацкие масонские игры с посвящениями и клятвами. Но он искал карту! Карту, которую велел ему найти его личный бог, его Патрон. Тогда казалось, что масонские связи в этом деле будут кстати. О, сколько же сил ему пришлось потом потратить, чтобы оборвать эти ниточки! Тогда-то Андрей Константинович и овладел в совершенстве искусством подчищать прошлое и аннигилировать клятвы. Ведь это особая магия — заставить людей забыть о твоём существовании. Но масоны отстали. Возможно, помог в этом и Рашидов, как понимал теперь Андрей Константинович. Не мог же Патрон в самом деле бросить любимого ученика на произвол судьбы на два десятка лет! Пять опечатанных архивных коробов Руднев составил в багажник и в волнении поехал туда, где ждал его Шойфетов родственничек. Наверное Андрей Константинович выглядел опасным как бешеная собака, потому что заговаривать с ним деликатный еврейский мальчик и не пытался. Всю дорогу господин адвокат гнал из головы непрошенные воспоминания, с ужасом представляя, как издевался бы над ним сейчас Шойфет, если бы прознал о содомитских приключениях его юности. Андрею Константиновичу оставалось бы только застрелиться, если бы тот получил доказательства, что всегда был прав, сомневаясь в исключительной натуральности сексуальных наклонностей бывшего босса. Уже запершись в кабинете с пыльными коробками покойного Мизрахина, Руднев сообразил, что опасным это наследство может оказаться совсем по другой причине. Братья-масоны наверняка захотят заполучить эти документы, чтобы сохранить свои масонские тайны. Ведь нет никакой гарантии, что ничего специфически масонского там нет. Как же можно допустить, чтобы это попало в руки постороннего, пусть и совершенно законно, по официальному завещанию? Руднев снова закинулся таблетками и обмяк в объятиях кресла, чувствуя, как ветер из приоткрытого окна холодит покрытый испариной лоб. Наверное Мизрахин решил забрать его с собой на тот свет, вот и доводит до инфаркта, подумалось ему. Надо вызвать старого извращенца и поинтересоваться, какого собственно хрена значат эти сентиментальные жесты. Мизрахин как будто ждал: сразу явился, уставился с детской улыбкой, которой так часто умиляют свежие покойники. − Что тебе от меня надо? Зачем?.. — простонал Андрей Константинович, в сердцах рванув с шеи галстук. Мизрахин расстроился и улыбаться перестал. Выглядел он теперь на те плюс тридцать лет, что отделяли нынешний момент от времени их декадентского романа. − Что там? Что?! — с отчаянием воскликнул Руднев, зло сверкая глазами. − Карты, − просто ответил фантом, приближаясь. — Королевский флеш, − со смешком уточнил он, раскрывая веером спрятанные в руке карты и роняя их по одной Рудневу на колени. «Пики», − бесстрастно отметил про себя Андрей Константинович. − Ну и почему я? — спросил он уже спокойней, с отвращением замечая, что невольно флиртует. Фантом выразительно постучал пальцем по своей груди. − Сердцу не прикажешь. — И зафыркал от смеха, глядя, как бесится от этого намёка Руднев. — Ты был единственным, кто действительно хотел знать. Поэтому хрен им, − добавил он уже серьёзно. − Но они вряд ли с этим согласятся? Я прав? — продолжал возмущаться Андрей Константинович. − Ты их порвёшь на раз-два, − успокоил Мизрахин. — Я в тебя верю! И ушёл по наглому фантомскому обыкновению, не попрощавшись. − Ладно, − со здоровой спортивной злостью процедил Руднев, сбрасывая на диван пиджак и вооружаясь канцелярским ножом. — Порвать — это я всегда готов. — И он аккуратно срезал сургучную печать с первой коробки.Глава 10
25 июля 2023 г. в 14:30
Будущего родственника ждали в беседке возле дома Радзинского. Тёма задумчиво наблюдал, как по шершавым доскам стола ветер рыжей трухой разносит табак, что выкрошился из поломанной сигареты, и украдкой поглядывал на Шойфета, который курил неподалёку. Бликующие стёкла очков надёжно скрывали растворённую в Тёмином взгляде влюблённость, но Тёма всё равно себя выдал: встал, подошёл, запахнул на груди Шойфета куртку. Тот ответил таким довольным взглядом и такой сытой улыбкой, что захотелось его за это укусить. Но Тёма ничего не мог с собой поделать. Он как картошку из огня нетерпеливо таскал теперь прикосновенья, ластился и всё никак не мог насытиться телесной чувственностью.
Шойфет поднёс к его губам свою сигарету и Тёма, прищурившись, глубоко затянулся. Выдохнул. Ветер вырвал дым прямо из его рта и унёс клочком сероватого тумана.
− Целоваться мы здесь не будем, − предупредил Тёма, по-прежнему грея ладонями Шойфетову грудь и следя, как Шойфет обхватывает губами сигаретный фильтр.
− Не будем, − ухмыляясь, согласился Шойфет. И присосался к сигарете так страстно, что Тёма с досадой стукнул его кулаком в плечо.
− Почему ты не попросил Руднева отвезти этого твоего Дымшица к нам на дачу? — возмутился он запоздало.
− Для Руднева это лишний крюк, — пожал плечами Шойфет. − Он живёт здесь и мы сейчас здесь. Почему бы не облегчить ему жизнь?
Тёма был совестливым человеком и против альтруистических поступков возражать не стал. Поэтому он со вздохом обнял Шойфета покрепче и положил голову ему на плечо. Шойфет тоже обхватил его свободной рукой. Так они и стояли, одинаково кайфуя от простых человеческих объятий.
Рёв мотора разогнал тишину, приправленную теньканьем птиц, слишком скоро. Шойфету пришлось спешно докуривать, а Тёме отлепляться от нагретой щекой куртки. Вздыхая, он наблюдал, как притормаживает у калитки Рудневское авто, и спешно уезжает дальше, к соседнему дому, оставляя на дороге одинокую фигурку в коричневом вельветовом пиджаке. Шойфет махнул рукой, подзывая Якова поближе. Тот потыркался, нашёл калитку и вошёл во двор, с любопытством оглядываясь по сторонам.
− Привет, свояк, − дежурно улыбнулся Шойфет, направляясь к своей машине, предусмотрительно поставленной у ворот. — Чем ты так достал Андрея Константиновича, что он тебя выкинул посреди дороги и умчался, даже не поздоровавшись с нами?
− Добрый день, − вежливо кивнул Яков и остановился в паре шагов от Тёмы, нерешительно поглядывая на него. — Мы всю дорогу молчали, − пожал он плечами. − Похоже, ваш сосед с утра был не в духе.
− Ладно. Позже выясним, что с ним не так. — Шойфет пикнул сигнализацией и подошёл ближе, протягивая руку для пожатия. — Но сначала познакомься с моим бойфрендом: Артемий Иванович, можно просто Артём, если ты любитель сердечности и душевной простоты.
Если Яков и был шокирован этим внезапным каминг-аутом, прилетевшим в голову как прицельно брошенный булыжник, то он сумел удержать потрясение при себе и тряхнул Тёмину руку так же дружелюбно как до этого ручкался с Шойфетом.
Шойфет остался доволен. Проследил, чтобы все уселись и пристегнулись, и зычно крикнул в сторону дома:
− Мы поехали!
Яков не расслышал, что ответили Шойфету хозяева. Он переваривал внезапно свалившееся на него слишком интимное признание шурина, чувствуя мучительную неловкость от того, что влез с ногами в чужую личную жизнь, хоть и невольно. Зато ему стало легче думать о предстоящей беседе. Ведь если будущий шурин… гм… гей или бисексуал, он точно посоветует что-нибудь дельное!