Я буду рядом

Аккуратные пальцы перебирали отросшие волосы мальчика, непроизвольно будя. Кукольные пальчики пропускали сквозь себя шатеновые пряди, окончательно растрепав и так не аккуратную шевелюру. Тихое шуршание ткани разнеслось по комнате, отражаясь от стен. Мальчик сонно открыл янтарные глазки, оглядываясь. — «Я… Один? А где…» — его надежды растоптала усилившаяся хватка на шее. Холодный пот скатывался по скуле, а невырвавшийся крик животного страха засел неприятным комом в горле. Не шевелюнуться. Страшно. Очень страшно. — Уже проснулся, малыш? — тихо прозвучало совсем рядом, фактически над макушкой. Естественно этот голос ни капли не успокоил, лишь сильнее нагнал паники. — Ну-ну ты весь трясешься. Неужто я такой страшный? — он расстроился или мальчику кажется? Он не мог разобрать, но укол совести этот тон вызвал удачно. Младший затих, сосредоточевшись на своих ощущениях. — Я не слышу ответа — нотка угрозы так и сквазила сквозь напускную мягкость в голосе. — Н-нет… — дрожь все ещё не получалось унять. Мальчик выдохнул, проглотил нервозный ком, решая все-же закончить мысль. — Ты не наст-только страшный… Даже красив… — тихо-тихо, но так нежно, что теперь совестно было Давиду. Вот и что ему с этой милахой делать? — Ты тоже милашка. Но почему же столь милый мальчик бросил меня одного на кухонном полу? Мне было так холодно… Грустно… — он почувствовал как тёплое тело рядом с ним вздрогнуло, сжавшись в комок. Ох, так он чувствует вину? — «Чтож, это хорошо. Думаю с помощью этого я смогу наладить общение. Не очень хочеться его постоянно вырубать (» — но, очевидно, выпускать его никто никуда не собирается. — Извини… — хотелось плакать. Почему он? Почему именно он должен так страдать? Он лежал еле дыша. Солёные слезы беззвучно падали на подушку. Ему показалось, или Давид напрягся? С чего бы? — Хей, ты плачешь? Ну-ну, прекращай — хватка на шее ослабла, а фарфоровые пальца не очень удачно, но упорно смахивали солёные кристалики слез с чужих щёк. Игрушка теперь сидела напротив мальчика, его лицо явно было видоизменено. Как это работает? Разлетевшиеся раньше тонкие брови теперь хмуро стремились друг к другу, а широко открытые голубые глаза были недовольно прищурины. Это забавляло и одновременно удивляло мальца.

***

День сменялся ночью. Когда солнце заходит за горизонт начинается игра. Страх, паника резонируют с азартом и весельем от этой опасной, но нереально захватывающей игры. Паренек не понимал ни себя, ни своего преследователя. Да и не хотел, времени не было. Он просто наслаждался чужой компанией, с каждой ночью становясь более уверенным и смелым. И это безумно нравилось его палачу. Ох эта безумная искра в кукольных глазах. Она завораживала и одновременно пугала, сковывала твои мысли и чувства. — Чтож, на этот раз ты проиграл — Запыхавшись, мальчишка возвышался над бессильно куклой. Шатен старался восстановить дыхание, что получалось с трудом. — Теперь моя очередь тебя помучать~ — промурлыкал тот над игрушкой, с удовольствием наблюдая у того гримассу отчаяния, неверия и некого смирения. Ох, он столько всего хотел сделать с этим пакостником! Из-за Давида на его тельце теперь столько синяков. Чтож, брюнет смирился со своей участью. — «Я заслужил» — меланхолично мелькало в сознании. Самому от себя было противно. Вот только нежные касание и тепло молодого тела полностью выбило из него все эти мысли. Его обнимал, крепко удерживая над полом. И это после всего, что он сделал… — Чтож, тогда первым делом мы идём спать! Я зверски устал — видимо дни, проведённые вместе, благоприятно повлияли на мальчишку, теперь он не был столь зашуганным. И, может он никогда этого и не скажет, но каждый раз, когда его вырубали, он просыпался достаточно рано, чтобы почувствовать чужие объятия и нежные касания к его голове. Это, однозначно, придавало уверенности и сил. С каждым разом все сильнее хотелось ответить на чужие объятия, но как только он дергался, его кукольный друг исчезал. — «Было обидно, но сейчас уж я все наверстаю!» — он нёс Давида к себе в комнату, осторожно затаскивая на второй этаж. Голубоглазый вообще не понимал, что происходит, от каждого действия он ждал какого-то подвоха, хотел быть готовым хоть морально, раз уж не в силах двигаться ближайшие двенадцать часов. Но ничего не происходило. Мальчишка просто обнимал его, прижимая к груди под одеялом, отчего становилось душно. Будь человеком, он был бы полностью красным, а будь он в состоянии двигаться, уверен, убежал бы подальше от этого сумасшедшого. Ну а какой нормальный ребёнок пустит к себе в кровать и будет столь нежно обнимать того, кто фактически издевался над ним несколько дней подряд? — «И что мне делать? Что это за чувство… Ни хочу, чтобы он уходил. Хочу быть рядом. Хочу чтобы он был лишь моим… Я всегда буду рядом с тобой и никуда не отпущу» — он словно ручной кот затих и хотел бы мурчать, приластиться к своему человеку или хотя-бы прикрыть в блаженстве глаза, но, увы, не мог. Иногда он поистине ненавидел свое тело. — «Ну ничего, я знаю способ, как это исправить…» — жуткая мысль, но столь трепетная и желанная, что заставляла побороться и получить желаемый результат. Оба тела, прижавшись друг к другу погрузились в приятную темноту.