You and me
We used to be together
Every day together always
I really feel I'm losing my best friend
I can't believe this could be the end
It looks as though you're letting go
And if it's real,
Well I don't want to know
(Ты и я,
Раньше мы были вместе,
Каждый день вместе, всегда.
Я чувствую, что теряю лучшего друга,
И не верю, что это может быть концом.
Похоже на то, что ты меня отпускаешь,
Правда ли это?
Я не хочу знать)
Время. Насколько оно быстротечно. Вот ты стоишь на пороге многоэтажки, прощаясь на пару дней с любовью всей своей жизни. А вот вы уже встречаетесь у школы, и все друзья смотрят на вас так, будто вы вернулись с медового месяца. Вот проходят школьные будни, где учителя говорят о важности сдачи итоговых экзаменов. А вот ты сидишь на этих самых экзаменах, жуя свой карандаш и ломая голову над вопросом. Вот вы все вместе сидите в общей гостиной, обсуждая предстоящие занятия. А вот вы уже украшаете ее для вечеринки в честь конца учебного года. Время – все, что у нас было с Дином. И оно неумолимо приближалось к концу. «Это ваш последний год в школе, – сказал директор, собрав всех учащихся выпускного класса. – Ваша жизнь в скором времени кардинально изменится». И как же чертовски он был прав. Я откладывал этот разговор в дальний ящик, стараясь игнорировать его существование. Джо, узнавший обо всем самым первым, настаивал на том, чтобы я рассказал все Дину. Дин не дурак, он и сам понял, что что-то не так. – Что произошло у вас дома? Отец попросил у тебя что-то взамен, ведь так? Этот разговор застал меня вечером в его комнате через несколько дней после каникул. А я не был к нему готов. Я вообще планировал заняться кое-чем более интересным. По его лицу я сразу понял, что отмахиваться бесполезно. Врать тем более. Я поудобнее уселся на его кровати и мысленно попросил у всевышнего сил, чтобы не расплакаться или не начать ругаться во время нашей беседы. – Я обещал после окончания школы вернуться домой. – И? – Что «и»? – Скажешь, что тебя просто попросили вернуться домой? Это после того, как ты от них ушел? Еще скажи, что отец тебя по голове погладил. – Я поеду учиться в Кембридж. Буду заботиться о матери. Возможно, нам придется уехать. В Лондоне ей не становится лучше, да и слишком много любопытных глаз. Еще я перестану маяться дурью и позорить фамилию.. Перестану вести дружбу со всяким сбродом. По возможности женюсь на дочери какого-нибудь банкира. Нужно родить как минимум одного сына, чтобы продолжить этот… Чем больше я говорил, тем сильнее мрачнело его лицо. – Замолчи, – прервал он меня наконец. – Я не хотел говорить тебе, чтобы ты не чувствовал вину. – Но ведь ты согласился на это из-за меня… – Нет. Отец прав, я должен уметь брать на себя ответственность. Не могу же я все время оставаться у Бейкеров. Нет, я мог остаться у них. По крайней мере, так мне сказал мистер Бейкер. А миссис Бейкер и вовсе не желала меня слушать. – И что, после окончания школы ты уедешь насовсем? Его слова рассмешили меня. Как-будто при других обстоятельствах мы смогли бы продолжить встречаться. Почему-то мне казалось, что Дин не смог бы этого выдержать. Но честно говоря, я даже не задумывался об этом. Раньше было незачем, теперь это причиняло только боль. – Да брось, Дин, ты же не думал, что мы сможем сохранить наши отношения после окончания школы? Он издал короткий смешок. Мои слова поразили его. Разочаровали. Я разозлил его. Он был готов начать психовать или уйти, хлопнув дверью. – Ты п-правда… – произнес я дрожащим голосом, – думал об этом? "Как бы это было?", – спросил я себя тогда. Я мог бы снимать квартиру в Лондоне, мы могли бы жить вместе. Учиться вместе. Вместе навещать его близких. Это было бы... прекрасно. Мне хотелось реветь от бессилия. Дин покосил на меня холодный взгляд. – Какая теперь разница? И ожидаемо сорвался с места, чтобы свалить из комнаты. – Дин, подожди! – я успел схватить его и силой потащил обратно к кровати. Послушай меня, – кое-как усадил обратно и крепко держал за руки. – Прости. Последнее слово будто поразило его, он даже немного остыл. – За что? – устало спросил он. – Ты ведь ни в чем не виноват. Я долго молчал, подбирая слова. Тогда мне казалось, что держа его за руки, я не только удерживаю его на кровати, но и в принципе удерживаю подле себя. Чтобы он не убежал, не спрятался, не закрылся. – Ничего уже не поделать, Дин, – я переплел наши пальцы, мы столкнулись лбами. – У нас есть почти полгода. Давай… давай не будем думать о завтра. Я хочу жить сегодняшним днем. В молчаливом согласии он прикрыл глаза и минуту мы сидели в тишине. Потом в комнату зашел Том и следующие пятнадцать минут мы пытались ему объяснить, что я не заражал Дина гейством. Дин больше не поднимал эту тему. Мы оба притворялись, что все идет своим чередом. Только я все чаще стал ловить на себе его тоскливые взгляды. Полгода пролетело незаметно. Вот ты стоишь на пороге многоэтажки, прощаясь на пару дней с любовью всей своей жизни. А вот ты стоишь на пороге его комнаты в последний вечер перед отъездом из школы. Перед тем, как попрощаться с ним навсегда. Дин ничего не говорит. Он долго изучает меня взглядом, затем берет за руку и притягивает к себе. От осознания, что я вот так прикасаюсь к нему в последний раз, все чувства обостряются до предела. Это одновременно и чудовищно приятно, и неумолимо горестно. Мы целуемся, сталкиваясь носами и языками, зарываясь пальцами в волосы, не глядя раздевая друг друга, не отрываясь друг от друга ни на секунду. Дин укладывает меня на спину, припадает к моей шее, целуя и кусая мягкую кожу. Его пальцы теребят мои соски, сжимая и надавливая так, что внутри у меня все изнывает от нетерпения. Спускаясь вниз по моему животу, он оставляет на коже горячие следы от поцелуев. Стянув с меня брюки, он сгибает мои ноги в коленях, немного разводит их в стороны и проводит влажными губами по внутренней стороне бедра. Когда он обхватывает губами мой член, ни на мгновение не разрывая зрительного контакта – и откуда только он этого понабрался?! – я в нетерпении испускаю первый стон. Сегодня все школьники, а в особенности выпускники праздновали окончание учебного года, поэтому я не боялся быть услышанным, ведь музыка гремела во всех уголках общежития. Мучая меня бесконечно долго и все же не давая мне кончить, Дин отрывается от меня и одним резким движением переворачивает на спину. От предвкушения того, что последует далее, сердце ускоряет свой темп, в горле пересыхает. Он достает из прикроватной тумбы смазку и презервативы и, повозившись с ними с минуту, сильнее разводит мне ноги и проникает в меня сразу двумя пальцами. Медленно растягивая меня, он поцелуями вдоль позвоночника так же неторопливо поднимается вверх к моей шее. А я уже чуть ли не скулю в подушку от изнеможения. – Готов? – спрашивает он, касаясь губами моего уха. Я мычу ему что-то невразумительное. Он убирает пальцы и, имитируя толчки, трется об меня каменным стояком. – Дин, пожалуйста! Он входит медленно и на всю длину, затем останавливается, давая мне привыкнуть. Одна его рука протискивается между мной и матрасом, чтобы прижать меня к себе. Другая рука ложится поверх моей, что сжимала покрывало, и переплетает наши пальцы. Он наклоняется ниже, чтобы поцеловать меня в плечо, которое после каждого раза было покрыто засосами и следами укусов («Знаешь, твой красивый изгиб плеч – самая сексуальная часть твоего тела», – сказал он мне как-то), и начинает неторопливо двигаться. Теперь я знаю, почему люди вместо обычного «заняться сексом» или пошлых «потрахаться», «перепехнуться» говорили «заниматься любовью». Да, мы занимались любовью. Я сходил с ума под Дином, Дин сходил с ума, будучи внутри меня. Он находит свой темп, то ускоряясь, то вновь замедляясь. А у меня окончательно срывает крышу. Я поворачиваю голову в сторону и свободной рукой на ощупь ищу его лицо. – Дин… ах! Поцелуй… мм… меня… Он выпускает меня из объятий и, держа мое лицо, целует, но затем отстраняется всем телом, чтобы перевернуть меня обратно на спину. Я закидываю свои ноги ему на спину, обнимаю руками за шею. Прикоснувшись своими губами к моим губам, он вновь начинает двигаться и прижимает мои бедра ближе к себе, чтобы войти еще глубже. Я чувствую нарастающую дрожь и напряжение не только в своем теле, но и в его тоже. Я кончаю первым, изливаясь теплой струей между нашими животами, затем слышу протяжный хрип Дина. Пока я пытаюсь отдышаться, он выбрасывает куда-то на пол презерватив и вытирает салфетками мой живот и остатки смазки, а затем устраивается рядом со мной. Мы не разговариваем. Дин вообще стал подозрительно молчаливым в последнее время. Я очерчиваю кончиками пальцев его шрамы, линии скул и челюсти, пока его пронзительные голубые глаза изучают мое лицо. – Я… – неуверенно начинает Дин долгое время спустя и прерывает себя на полуслове. Он прикрывает глаза и хмурится так, будто ему стало больно. Когда открывает веки, смотрит вниз, а не на меня, – ненавижу тебя. Его голос дрожит. Он отворачивается от меня к стене. Сделав глубокий вдох, я задерживаю дыхание, затем медленно выдыхаю. Обнимаю его поперек живота и целую россыпь родинок между лопатками. – Я тоже, – тихо шепчу я, прижимаясь грудью к его спине, – ненавижу тебя. До дрожи в груди. До теплого покалывания в пальцах. Всем сердцем. Больше всего на свете. Дин берет мою руку и, прижав ее к мокрому лицу, целует каждую костяшку. А я пытаюсь зафиксировать каждую деталь. Аромат его кожи, тепло его тела, стук сердца, мягкость губ. Пытаюсь раствориться в этом моменте и запомнить его навсегда. Сейчас не было остального мира. Есть только ты. Нет, не так. Есть только мы. На следующее утро за мной приезжает машина. Пока водитель загружает мои вещи в багажник, я прощаюсь со своими друзьями. Чарли плачет навзрыд, Рэйчел и Том пытаются ее успокоить уже десять минут. Глаза Джо тоже были на мокром месте. Зои стоит, утешая его, и хотя сама выглядит не лучше. Дин смотрит на меня ясным взглядом, теплотой и любовью, и только улыбка выдает его печаль. Я в последний раз обвожу глазами школу, которая стала мне домом. Где я встретил своих друзей, которые стали мне семьей. В один миг в моей голове проносится целый поток воспоминаний: первое знакомство, бесконечные споры, дурацкие ссоры, посиделки в общей комнате. Сердце изнывает от щемящей тоски. Дин подходит ко мне последним и обнимает, не произнося долгих бессмысленных речей. Я обнимаю его в ответ, утыкаясь лицом ему в шею, и позволяю себе простоять так недозволительно долго. – Прощай, Эдриан, – шепчет он мне. – Прощай, Дин, – говорю я, неохотно отступая. Я сажусь на заднее сиденье, и мы медленно отъезжаем от ворот школы. В тонированное окно я вижу, как Чарли бросается на шею Дину, и тот начинает ее утешать, не спуская глаз с машины. Ох, эти глаза. Как только они не смотрели на меня за эти семь лет. Я навсегда оставлю в своей памяти и сердце их светлый взгляд.