Странный сон

      Володя не понимал, как он до этого довел. Как позволил этому случиться. Вожатый отчаянно отказывался воспринимать тот факт, что проморгал момент, когда сидел на Юркиных бедрах, мечась в разные стороны, непонятно зачем: то ли пытаясь уйти от прикосновений горячих юношеских рук под рубахой, то ли наоборот-прижаться ближе, чувствовать больше, так, чтобы кожа к коже.       — Юрочка, — дрожащим от накативших чувств голосом шепчет старший, жмурясь от ощущения горячих, мокрых после их третьего «взрослого» поцелуя губ на собственной шее. — Юра... — уже практически шипит Владимир, предостерегая парня. — Без зубов, пожалуйста...Это могут заметить. — И Юра — его взбалмошный, норовящий делать все всегда по своему, не желающий никогда прислушиваться к Володиным протестам Юра — слушается его, убирая зубы и касаясь нежной кожи шеи теперь исключительно губами.       И от этого ведет не по детски.       От этого хочется выть, плакать; от этого хочется, удивленно вскинув брови, широко распахнуть глаза, или, наоборот, крепко-крепко зажмуриться и громко, оглушительно стонать Юрке на ухо, чтобы тот слышал, насколько Володе хорошо. Хочется вцепиться в Юрины плечи так же сильно и отчаянно, словно утопающий за травинку, как тот сейчас хватает его за талию, оглаживая руками его бока, сжимая так, словно грозится: «никуда не пущу».       — Володя... — Шепчет в перерывах между горячими, обжигающими поцелуями тот, тяня старшего на себя еще сильнее, заставляя вжаться пахом в пах. Они одновременно стонут, не имея сил сдерживаться. От ощущения твердого, требующего внимания к себе члена в чужих штанах, прижимающегося к точно такому же твоему становится невероятно жарко. — Володька..Я же так ждал, поверить не можешь, как ждал. — Он спускается поцелуями еще ниже, одновременно с этим, оставив бока вожатого в покое, лихорадочно расстегивая рубашку Давыдова, что сейчас так ему мешала почувствовать, наконец, тепло ставшего всего за пару недель родным телу.        — Юрочка, я ведь тоже ждал, но я... — слова Володи прерывает хриплый дрожащий стон, когда Конев широко проводит языком по открывшимся для него и таким манящим к себе сейчас ярко выпирающим ключицам. — Я не хотел тебя портить... Я ведь..        — Володь, я прошу тебя. — Юра, отрываясь от яремной впадинки с громким мокрым «чмоком», поднимает голову, встречаясь своим жадным взглядом карих глаз с точно таким же серо-зеленых, но, в отличии от его, в чужом — а чужом ли? — мелькает капелька грусти. — Не надо, прошу...Ты не зараза, не монстр, слышишь меня? Не испортил ты меня, я ведь сам тебя выбрал...Ты — мой, и только мой, любимый, самый лучший, самый светлый и добрый пионервожатый Володенька, хорошо? Не надо думать о таком, — Юра осторожно касается губами чужой щеки, — я хочу видеть тебя настоящего, тебя всего, со всеми твоими запретными, ужасными, как ты можешь думать, желаниями, пожалуйста, Володь... — В голосе Юры столько грусти, боли, даже обиды и отчаяния, что Володя, словно решив, что завтра — все завтра, и мучения, и терзания, и даже наказания, все будет завтра, а сейчас:        — Укуси, — хрипло шепчет вожатый, неосознанно двинув бедрами, отчего в удивлении вскинувший брови Юрка закусил губу, тихо мыча. — Укуси мое плечо...— Продолжает мысль старший, а затем, чувствуя на своем плече чужие зубы, осторожный, нежный, не похожий на предыдущие укус, недовольно хмурится, сильнее проезжаясь собственными ягодицами по паху юноши. — Сильнее, Юрочка. Кусай, кусай, что есть силы, прошу тебя, мне это так нужно... Я так хочу...Я разрешаю тебе...       В тот же момент в плечо буквально вгрызлись, заставляя широко раскрыть рот, роняя стон, уткнувшись в Юркину шею носом, чтобы хоть как-то себя заглушить. Юра будто бы с цепи сорвался — дорвался, наконец, — и кусал куда угодно, зубы смыкались на любом участке кожи, что попадался на глаза. От этих слов сердце Юрки зашлось в бешенном темпе, и он сам не понимал почему, но именно выслушав эти слова, он был готов расцеловать всего Володьку от головы до пят. Плечи, ключицы, даже немного была затронута грудь — дальше не получилось согнуться из-за их положения, чем Володя был крайне расстроен.       Однако, долго думать об этом не получилось. Только Давыдов хотел огладить чужой живот, как встретился с препятствием в виде рубашки на младшем. Рубашки, которую он тут же принялся стремительно расстегивать, дергая пуговицы дрожащими от напряжения и предвкушения пальцами, путаясь в складках ткани, ведь лунный свет очень плохо пробирался сквозь купол ивы, что заставляло обоих парней напрягать зрение, что есть силы, чтобы хоть что-то видеть.       Когда вещь была расстегнута, снята и стремительно откинута в сторону, Владимир обеими своими широкими ладонями, с достаточно сильным нажимом, провел по торсу юноши от груди и до самой кромки шорт, тем самым заставляя оторваться Юрку от своих ключиц. Откинувшись на ствол ивы, Юра потянул старшего на себя, сразу же ловя его губы своими.       И вот, Володя снова пропустил тот момент, когда Юрка стремительно расстегивал его шорты, чертыхаясь, злобно пыхтя и, кажется, проклиная весь мир. Давыдов бы даже посмеялся с такого насупленного Юры, да только собственное возбуждение уже приносило дискомфорт, а потому, они в четыре руки принялись стаскивать с них обоих остатки одежды.       И вот, они сидят друг напротив друга, совершенно обнаженные, возбужденные до предела, и совершенно не знающие, что делать дальше. Хотя нет, Володя знал, но боялся, а Юрка этого просто не видел, будучи полностью поглощенным любованием горячо любимого и столь желанного тела. Давыдов, тяжело рвано выдохнув, полез в рюкзак, в надежде найти хоть что-то, что можно было бы использовать в качестве смазки. И, слава всему сущему, под руку попался небольшой бутылек крема для рук, что во время похода забыла у него в сумке Ирина.        — Володь? — Тихо шепчет Юра, тяжело сглотнув, когда вожатый вновь забирается на его колени, широко расставив ноги. — А это... — Он непонимающе смотрит на крем в руках старшего, судорожно пытаясь сообразить что к чему.        — Это не для тебя... Это мне, ты готов подождать пару минут? — Юрка стремительно закивал, все еще непонимающе косясь на то, как Володя размазывает крем по своим пальцам, до того тщательно, что даже малейшей мысли о том, что именно будет происходить дальше не появляется в кудрявой голове.       От вида Володи, который медленно заводит руку за спину, достаточно изящно прогибаясь в пояснице, а затем долго, насадно стонет, становится еще жарче. Юра, точно завороженный глядит на то, как вожатый изгибает брови, кусает губу, а рукой двигает. Двигает, двигает, одновременно с этим покачивая тазом, что заставляло Конева смотреть, жадно обводя взглядом карих глаз каждый миллиметр желанного тела.       В карих глазах играл интерес, у Юрки руки чесались посмотреть, что там такого делает Володя — его любимый, единственный и неповторимый Володенька — что так сладко стонет, закусывая покрасневшие, уже вишневого от поцелуев цвета губы, запрокидывая голову и дрожа всем телом.        — Володенька, а что ты.. — его прервал громкий стон быстро уткнувшегося ему в стык между плечом и шеей вожатого, что прильнул к Юрке всем своим трясущимся телом. Упустить такой шанс было сродни умереть прямо сейчас, в эту же секунду, а потому юноша, вытягивая шею, укладывается подбородком старшему на плечо, ловя взглядом по истине завораживающее зрелище.       Володя, стараясь как можно быстрее себя подготовить, нещадно таранил себя целыми двумя пальцами. Он боялся, правда боялся, что у младшего кончится терпение, и он, оттолкнув Володю, просто уйдет. Давыдов даже не представлял, что юноша и думать не смел даже о том, чтобы хотя бы на миллиметр отстраняться от возлюбленного, не то, чтобы уходить.       От увиденного с уст младшего сорвался тихий стон, а сам он прикрыл глаза, в наслаждении прогнувшись в спине, чтобы чуть ближе прижаться к вожатому. Юрка жадным взглядом следил за пальцами старшего, которыми те проникал в себя.       Когда Володя, уже откровенно шипя сквозь плотно сжатые зубы, попытался протолкнуть в себя третий палец, у Юрки в голове словно что-то щелкнуло, и он понял, что дрожит Володя явно не от приятных ощущений. Юноша, ласково проведя кончиками пальцев по спине старшего, прямо по линии позвоночника, отчего Володя весь покрылся мурашками, мягко обхватил пальцами запястье той самой руки вожатого, останавливая его действия.        — Володь, — хрипло шепчет Юрка прямо старшему в ухо, одновременно с этим оставляя легкий поцелуй на ушной раковине. — Тебе ведь больно, — в голосе парня отчетливо слышалось беспокойство.        — Не переживай, — дрожащим голосом произносит вожатый, — главное, что не больно тебе... Я готов потерпеть, ради тебя.        — Я не хочу, чтобы ты терпел... Я хочу, чтобы ты получал удовольствие, я знаю, что можно.. — Юрка гуляет поцелуями по линии челюсти старшего, осторожно убирая его руку от него самого. — Где крем?        — Юра? — Насторожено тянет Володя, дергая бровями, на что названный лишь ласково усмехается, сам находя взглядом небольшой тюбик и тянясь за ним. — Юр, ты ведь не...        — Володь, пожалуйста. — Юрка поднимает умоляющий взгляд вверх, утыкаясь им прямо в растерянные серо-зеленые глаза, бегающие по его лицу и не знающие за что ухватиться. — Я, почему-то уверен, что могу доставить тебе удовольствие. — Конев коротко улыбается, ловя смущенную, такую же короткую улыбку в ответ.       Юрка смотрит старшему прямо в глаза, ласково и нежно улыбаясь. Юноша осторожно тянет руку Володи к своему лицу, практически невесомо касаясь губами пястья руки Давыдова. На красивом лице парня тут же отобразилось легкое удивление, сразу же сменяющееся смущением. И тем не менее в его глазах играли искры наслаждения, которые светили сейчас ярче звезд на небе.        — И...тебе не...не противно? — Вожатый вновь тычется носом Юрке в плечо, рвано вздыхая, когда чувствует прикосновения таких же влажных, как и его, пальцев младшего к подрагивающему колечку мышц.        — А должно быть? — Юрка, словно желая подразнить, хотя такого у него и в мыслях не было, осторожно надавливает, заставляя уже какие-никакие, но податливые, мышцы разойтись в стороны, однако, после этого сразу же отстраняет пальцы, продолжая аккуратно касаться Володи.        — Юр, пожалуйста... Юрочка... — Володя двигает бедрами, стараясь сам насадиться на пальцы, да только младший отводит их, не позволяя делать резких движений. — Попробуй три, сразу три, только осторожно…       Юрка кивает, аккуратно надавливая указанным количеством пальцев и входя только на первую фалангу. Конев удивленно вскинул брови, когда вожатый резко подался назад, полностью погружая в себя чужие пальцы.        — Черт, — шипит Володя, запрокидывая голову назад. Затем, не дав Юрке опомниться, он начинает сам двигать бедрами, роняя шипящие ругательства, отчего Конев, широко раскрыв рот, удивленно смотрит на вожатого.        — Володь, — он крепко хватается за талию старшего, заставляя того замереть на месте. — Я тебе еще раз говорю: без резких движений. Позволь мне, прошу... — Парень осторожно начинает двигать пальцами, стараясь делать это как можно медленней, чтобы не доставлять старшему боли.       Под подушечками пальцев ощущались нежные, податливые, словно шелковые стенки, по которым так приятно и так правильно проезжались его собственные пальцы. И от этого все в голове смешалось в кашу. Чувствуя под подушечками некое уплотнение, юноша, движимый интересом, максимально осторожно надавливает на него, стараясь сделать это как можно нежнее и аккуратнее, чтобы не причинить вреда. С губ старшего сорвался громкий дрожащий стон.        — Сильнее, — хрипит Володя, закусывая губу. Вожатый вновь тычется в чужое плечо лбом, губами же прижимаясь к Юркиному уху, продолжая стонать прямо в него. — Юра-а... — Еще громче стонет старший, когда действие повторяется.        — Так? — Конев делает еще одно движение, сладостно улыбаясь, когда чувствует, как по спине вожатого пробегается табун мурашек, а сам он хватается за Юрку обеими руками, одной за плечо, а другой зарывается в кудрявые волосы, судорожно шепча хриплое «да, да, да».        — Юра, Юр... Юрочка, я больше не могу, я хочу, хочу, чтобы ты, наконец... Я...Ты... — Он теряется в словах, теряется в ощущениях, когда пальцы пропадают из него, заставляя раздосадованно скулить, тычась носом Юрке куда-то в щеку. — Юр, пожалуйста...        — Ты точно готов? — Давыдов активно закивал, отчаянно скуля и терпеливо ожидая. Юра щурится, внимательно глядя на старшего и стараясь выцепить хоть малейший намек на неуверенность вожатого. — Володь... — Шепчет Юрка, ловя затуманенный взгляд чужих глаз. — Что делать?        — Сейчас...Секунду, подожди. — Вожатый озирается по сторонам в поиске заветного крема. Когда же бутылек был найден, старший потянулся к нему, сразу же хватая в руки. Володя выдавливает крем на ладонь, а затем, вновь прогнувшись в спине и заводя руку за спину, беря Юрин член в руку, он проводит по нему пару раз, чтобы распределить крем.       Затем, приподнявшись и поудобнее перехватив юношеский член, он приставил его головку к своему анусу, тяжело сглатывая. Юрка тоже чувствовал волнение, что от кома в горле горячей волной расползалось по всей груди, заставляя, дрожаще дыша, ждать, пока старший уже начнет.       — Юр...ты уверен? — Конев решительно кивает, оглаживая плечи Володи обеими руками. — Еще можно все остановить.        — Я не хочу, не хочу останавливать, я хочу... — Юноша закусил губу, пытаясь подобрать подходящее для этого выражение, ведь говорить такое, даже в подобной ситуации, было ужасно стыдно и неловко. — Тебя.       Володя кивает и начинает медленно расслаблять ноги, насаживаясь на Юрин член. Поначалу было неприятно, даже больно, а потому он остановился, стоило только осилить половину, и замер, пытаясь привыкнуть к такому давно забытому ощущению проникновения в него. Юра сжимает чужие плечи, находя Володины губы и мягко целуя его. Давыдов, зажмурившись, продолжает садиться дальше, и стоило только почувствовать ягодицами чужие бедра, как он расслабленно и облегченно выдыхая.        — Володь? — Тихо шепчет Юра, отрываясь от губ вожатого. — Ты в порядке? — Чувствуя то, как старший дрожит, Конев боится, что Володя опять «терпит».        — Да, сейчас, подожди чуть-чуть. — Давыдов, рвано вздыхая, берется за юношеские плечи, и немного приподнимается вверх, на что Юра удивленно вскидывает брови. — Юрочка-а... — Громко и длинно стонет вожатый, вновь насаживаясь, но теперь уже резче. А названный синхронно с ним стонет, прикрывая от удовольствия глаза.       Володя начинает двигаться вверх-вниз, опираясь на Юрины плечи, наклоняясь к его уху, целуя, прижимая к себе и прижимаясь так же крепко и с таким же рвением в ответ. Сам же Конев гладит чужую спину, ладонями проводя сверху донизу и обратно. Его губы блуждают по Володиной шее, целуя, кусая, а после... Юра осторожно, на пробу, втягивает нежную кожу чуть ниже линии челюсти, а затем выпускает ее громко причмокивая.        — Юр, не надо... — Сопя, пыхтит Володя, пытаясь нарастить темп, однако, ноги все же устают. И Юрка это чувствует. Чувствует как под ладонями гораздо сильнее напрягаются поясничные мышцы старшего, а сам он начинает дышать куда громче.        — Володь, а не будет легче, если ты ляжешь? — Ласково поглаживая чужие бедра, спрашивает Конев, ловя ничего, кажется, не понимающий взгляд серо-зеленых глаз вожатого.       Тот остановился, раздумывая на предложением младшего. А потом, поразмыслив недолго, кивает, осторожно поднимаясь и садясь уже на Юркины бедра, и пытаясь отдышаться. Володя аккуратно слезает с юношеских бедер, ложась спиной на покрывало и призывно раздвигая ноги.       Стесняться все равно уже нечего.       А Юрка смотрит.       Смотрит и не может оторвать взгляд от этого потрясного тела. Замечательная шея с выпирающим подрагивающим кадыком, прекрасные ключицы, ходящая ходуном от глубоких вздохов грудь, несколько впалый от положения живот, и...столь притягательные бедра. Так широко раздвинутые, дрожащие, такие красивые и, как кажется, нереально приятные на ощупь.       Юра, практически не моргая смотря на эти самые бедра, протягивает руку, всей ладонью ведя от колена до сильно выпирающей тазобедренной кости, а затем снова ведя вниз, но уже по внутренней стороне бедра. Юноша ведет пальцами по ягодице, подходя к подрагивающему колечку мышц, тем самым вызывая вздох Володи.        — Юр... — Тянет тот, и Юрка подползает на коленях ближе, так удобно устраиваясь меж разведенных ног вожатого. — Давай. — Конев кивает, приставляя член к анусу старшего и осторожно толкаясь, чем вызвал полный удовлетворения стон Давыдова.       Юра чувствует чужие руки на своих плечах, что тянут его к своему хозяину, а потому наклоняется, упираясь одной рукой в землю рядом с головой вожатого, а другой оглаживая скулу Володи. Он заставляет того повернуть голову к себе, наклоняясь еще сильнее и ловя его губы своими. Поцелуй выходит смазанным из-за постоянного движения бедрами младшим, однако, именно под таким углом он входит в податливое тело Давыдова так, что попадает прямо по простате, из-за чего того подкидывает на месте, а он сам протяжно стонет прямо юноше в губы.        — Сильнее, давай! — Хрипит Володя, и, когда его требования выполняются, цепляется чистой рукой за волосы парня, сжимая их пальцами и заставляя того прильнуть к себе еще сильнее. — Юра, Юра, Юрочка... Юра.. — Стараясь подмахивать бедрами в такт движениям юноши, сипит Давыдов между ставшими короткими поцелуями в губы. — Еще сильнее... Отпусти себя, делай, как хочешь, как чувствуешь, двигайся, как тебе угодно, прошу...       Юра кивает и, стараясь не изменять угол проникновения, начинает двигать бедрами интенсивнее, резче. Парень вновь опускается кусачими поцелуями к ключицам старшего, вновь втягивая кожу, оставляя свои отметины на нежной коже. Володя стонет. Стонет оглушительно громко, протяжно, невероятно мелодично. И эти стоны Юра — он готов поклясться — хочет слушать всю свою жизнь, даже вместо игры на пианино, он хочет слушать это постоянно, хочется этот звук записать и постоянно носить кассету с собой, чтобы можно было прослушать в любой момент.       Долго оба не в силах продержаться, а потому Юра, делая последнее резкое и рваное движение, прижимается изо всех сил, стараясь сгрести старшего в охапку, хотя получается в точности, да наоборот. Давыдов сам стискивает его в своих руках, чувствуя, как внутри него пульсирует Юрин член, заполняя его. Внизу становится невероятно горячо.       Все ощущения сливаются в один большой снежный ком, стоит только Юрке хрипло простонать тихое «Володенька», и оттого Володя, изогнувшись дугой и притянув младшего к себе так, на сколько хватает сил, кончает, судорожно шепча имя юноши.       Они лежат так какое-то время, стараясь отдышаться, прийти в себя после тех ощущений, накрывших с головой так, что та ходила кругом, а перед глазами плыло. Володя слепо, из-за отсутствия очков, тычется носом Юрке в макушку, оставляя короткие нежные поцелуи, ласково ероша кудрявые волосы, в то время как сам Юра все так же осторожно целует ключицы вожатого, осторожно поглаживая подрагивающий живот и бока старшего.        — Юра.. — Шепчет Володя, когда парень все же отстраняется, осторожно выходя из расслабленного тела. — А завтра...        — Тише, Володь, — вновь нависая над вожатым перебивает того Конев, накрывая чужие губы ладонью. — Что завтра-то завтра, хорошо? Сейчас позволь нам насладиться моментом.       Володя кивает, а Юрка, довольно выдыхая, аккуратно скатывается со старшего, укладываясь рядом. Краем глаза он подмечает, как сильно дрожат ноги Давыдова, которые тот усердно пытается свести вместе, что получается с очень большим трудом.        — Володь? Болит? — Сразу же интересуется Юра, приподнимаясь на локте, а названный на это лишь ласково улыбается, медленно мотая головой.        — Нет, что ты, — спешит успокоить юношу вожатый. — Мне просто так хорошо, что я до сих пор отойти не могу, — и Юрка готов поклясться, что даже в темноте видит, как по скулам Володи ползет румянец смущения.       И Юрка с этим согласен. Хорошо так, что аж скулы сводит. Хорошо невероятно, хорошо настолько, что хочется кричать об этом так громко, чтобы слышали все, чтобы каждый узнал, насколько его Володька хороший, ласковый, нежный и столь горячо любимый. Однако, одновременно с этим и так тяжело на сердце, что Юра уверен — он готов выть. Внутри, где-то там в груди, словно что-то ломается, а он не понимает отчего. Будто грядет что-то страшное, необратимое, такое отвратительное, такое тяжелое, неизвестное...        — Я так не хочу с тобой расставаться, — грустно шепчет Володя, и от этих слов в груди все болезненно скручивается, замирая. Юрка непонимающе широко раскрытыми глазами глядит на старшего, вскидывая брови.        — А зачем нам расставаться, Володь? — Конев нервно дергает уголками губ, двинув головой.        — Но ведь завтра мы разъедемся... И я очень сильно сомневаюсь, что мы сможем увидеться в ближайшее время..       Эти слова заставляют зажмуриться, недовольно скривив губы, чувствуя, как в груди колотится сердце, словно не желая помогать этому приближаться, Юрка чувствует, как начинает щипать глаза, а потом...

☆･: *:･☆

      Юрка распахивает глаза, резко садясь на кровати и тяжело дыша. Перед глазами размыто, а по щекам рекой льются жгучие слезы. Конев пытается что-то сказать, да только ком в горле мешает, из-за чего он судорожно оглядывается по сторонам, шаря ладонями по кровати.       Внезапно его обхватывают сильные руки, притягивая к горячему телу, а сам он утыкается носом в чужое плечо. В волосы запутываются тонкие, нежные пальцы, начиная ласково перебирать прядки, а над ухом раздается тихий шепот:        — Милый, ты чего? — Этот тон успокаивает, а потому Юрка чувствует, как ком в горле словно рассасывается позволяя дышать. — Юрочка?        — Мне...мне приснилось, что.. — Он дрожащими руками крепко обнимает Володю за шею, рвано вздыхая. — Я...ты.. Мы были в каком-то лагере, кажется, пионерском, да, точно, и на тебе и на мне был красный галстук, — Юра хмурится, тяжело дыша. — Мы переспали, а потом...потом ты сказал.. Ты вообще вел себя странно, все время боялся чего-то, просил меня не оставлять засосов, более того, ты в это раз был снизу, понимаешь? — Он слышит удивленный вздох, но продолжает. — Но вся суть в том, что ты..ты сказал, что мы должны...мы..расстаться, — его вновь прорывает: слезы текут по щекам с новой силой, губы кривятся в оскале, а из горла вырываются непонятные звуки. — А я...я не..        — Ну все, все..Тише, тише, любимый, — Давыдов целует его в висок, гладя парня по спине. — Ничего подобного не было и не будет никогда...Я лучше сам себе глотку перегрызу, чем тебя брошу, слышишь? Прошу тебя, перестань плакать, м? — Он ласково ведет по щекам младшего, заставляя того обратить на себя взгляд, а затем большими пальцами обеих рук оглаживает скулы, стирая горячие соленые капли.        — Володя.. — Шепчет парень, сильнее стискивая чужие плечи. — Поцелуй меня, пожалуйста, прошу...       И Володя целует, ласково улыбаясь. Целует, нежно ведя по спине младшего широкой ладонью, прижимая к себе, окутывая ощущением близости, ласки, нежности и любви со всех сторон, и сердце юноши, наконец, успокаивается. Юрка сладостно выдыхает, прижимаясь к широкой груди старшего, и отвевая на поцелуй.        — Я люблю тебя больше жизни, пожалуйста, не верь своим снам. К тому же, какие пионерлагеря, Юрочка? — Володя широко улыбается, оставляя легкий поцелуй на щеке юноши. — Двадцать первый век на дворе. Год назад было тридцать лет, как Союз распался, малыш..        — Я же говорю: сон. Просто такой реалистичный... — И тут Юру начинает грызть совесть. Володе завтра утром на учебу, после нее на работу, а самому Юрке только на учебу. Юноша опускает голову, ужасно виновато глядя на старшего исподлобья. — Прости меня, я не хотел тебя будить..        — Не думай даже, милый, — Володя ласково улыбается, целуя парня в лоб. — Помнишь, что мы с тобой обсуждали? Всеми переживаниями и волнениями всегда делись со мной, чем бы я в это время не занимался, я всегда тебя выслушаю и помогу...        — Да, Володь, помню.. — Юноша кидает взгляд на электронные часы, смотря на время и высчитывая сколько им еще осталось спать. — У нас с тобой еще полтора часа есть, давай поспим?        — Конечно, солнце... Спокойной ночи, — и вновь ласковый поцелуй на щеке, заставивший младшего расплыться в довольной улыбке.       Они ложатся, крепко обнявшись, прижимаясь друг к другу. Володя продолжает нежно гладить юношу по спине ровно до тех пор, пока не слышит, что дыхание младшего выровнялось. Только удостоверившись в том, что его кучерявое чудо успокоилось и заснуло, Володя прикрывает глаза, глубоко вздыхая и так же принимаясь досыпать его законное для сна время.