Life in a circle

Мидория давно понял что лучше молчать. Любые всхлипы, крики и истерики сделают все только хуже и принесут только больше боли. Холодный бетон стены твердо упирался в лопатки. Он тщетно жался в угол, от чего на бледной коже спины отпечатывался рельеф кирпичной кладки. Тонкие полосы шрамов пересекались с совсем недавними ожогами, от чего спина мальчика напоминала живой холст, над которым знатно постарался ярый художник. Вот только Изуку знал что его мучитель был доктором. Врачи ведь должны помогать людям, правда? Он не знал откуда у него такие мысли, ведь он ничего о себе не помнил — все воспоминания начинались с этого ужасного места. Ему просто казалось что человек, зовущий себя доктором, должен ласково держать его хрупкие плечи, тихо говорить что-то успокаивающее и заботливо лечить его раны. Его доктор был другим. Его отличали многие вещи, но самая главная — он не лечил его раны, он был тем кто их наносит. Он был тем, кто стоял над сжавшимся мальчиком и держал пульт управления роботами, он был тем кто заставлял мальчика использовать причуду и терпеть боль от нее, он был тем кто нажимал кнопку, закрывающую камеру и с легкой притворной улыбкой на губах говорил «До встречи, Изуку». Мидория ненавидел свое имя, ему никогда не нравилось его звучание хотя бы от того, что он постоянно слышал его из уст невысокого старичка, нахально называющего себя доктором. Ему было мерзко от мысли что это имя могло быть дано ему от самого врача. Гораздо больше его устраивали цифры его номера или простое «объект», которыми его звали работники или странный человек в маске с трубками. Он разговаривал с ним всего несколько раз. Точнее они вели одностороннюю беседу, пока мальчишка молчал после очередного эксперимента с его причудой. Он мог часто замечать этого мужчину за мутным стеклом своей камеры, узнавая знакомые очертания фигуры и неизменный смокинг черно-белых тонов. Он просто наблюдал и никогда не пытался как-либо контактировать. Мидория чувствовал себя отвратительно. Ему казалось что он какое-то животное в клетке, за которым приходят лишь чтобы немо понаблюдать и в некоторых ситуациях «потискать» до запекшейся крови и новых ран. Он давно сбился считать свои жалкие попытки сопротивления, как и время которое он тут проводит. Он помнил как первое время бился об углы своей камеры и ломал ногти об шершавую кирпичную кладку в надежде что помещение сложится как карточный домик и похоронит его вместе с его мучениями под трухой завалов. Так продолжалось до тех пор пока он в истерике не активировал причуду и не сломал себе руку, заработав при этом приличное сотрясение. С тех пор его переместили в абсолютно круглую камеру с гладкими, мутными, стеклянными стенами, где нанести себе какие-то повреждения будет сложно и он будет находиться буквально под постоянными наблюдением. Поначалу он долго жался к стеклу, ища знакомого укрытия двух стен, образующих угол. Его часто посещали панические атаки от гнетущего чувства что за ним наблюдают, он рвал на себе волосы, кусал щеки, сглатывая сладковатый вкус металла, грыз губы и ногти — в общем делал все что хоть как-то заглушало гул в голове. Многократно работникам приходилось врываться к нему и вкалывать подавитель причуд, потому что он терял над собой контроль и непроизвольно наносил себе ожоги, иногда сжигая и волосы. Он помнил что его волосы имели преимущественно черный цвет с прядями темно-зеленого, но после одной из истерик когда он практически полностью сжег их, они стали отрастать чисто зелеными и проявили несколько передних прядей, имеющих яркий салатовый оттенок, выбивающийся из образа. Доктор сказал что это вероятно от одного из препаратов, который они тестировали на Изуку и даже взял немного волос на экспертизу чтобы узнать как еще может проявить себя вещество. Мидории это не понравилось и он той же ночью вырвал себе все салатные волосинки, сжигая их в кулаке с помощью причуды. Не помогло. Уже через неделю в копне снова появился светлый пушок, вмешивающийся меж остальных волос своей яркостью. Спустя еще десяток бесполезных попыток он смирился с присутствием двух ярко-зеленых полос в волосах, упорно избегая усмешки во взгляде доктора, который естественно заметил безрезультатный бунт юноши. Ему вообще мало что говорили. Его познания о себе ограничивались потертой наклейкой на двери в камеру, что гласила его имя, рост, вес и номер как объекта. Напротив строчки с возрастом стоял статус «неизвестно», а причуда характеризовалась как «изучается и дорабатывается». Однажды он пытался спросить у доктора о собственном возрасте, но тот лишь пожал плечами, что-то бормоча и продолжая втирать какую-то жидкость в свежие ожоги на спине парня. — Не забивай голову глупостями, лучше готовься к завтрашнему тесту. — был его ответ когда спустя долгое время мальчик снова изъявил любопытство задать этот вопрос. Он пытался. Правда старался отыскать хоть какую-то информацию, мельком глядя на скопление папок, когда проходил мимо стола доктора или взглядом старался распознать слова которые он выводил в блокноте по движениям ручки. Он не помнил как научился читать и писать, все это уже словно было с ним когда он проснулся в белой комнате в самый первый день пребывания тут, с чувством что только родился. Сегодня был очередной тест. Двое мужчин в масках вели его по пустому коридору, с опаской удерживая за плечи. Изуку спиной чувствовал как напряжены их мышцы, слышал сиплое дыхание одного и твердые но продуманные шаги второго. Они боялись его. Осознание пришло к нему давно, еще пару, а может и больше, лет назад, когда кто-то из персонала вошел в его камеру сменить воду и поставить еду. Тогда он еще не потерял возможности свободно говорить и слабо махнул рукой тихо здороваясь с девушкой. Та тут же испуганно дернулась обронив поднос с едой, оставила слегка пролитую воду у самого входа и поспешила убраться из камеры. Она испугалась его. Мальчишка тогда долго смотрел на свою шершавую ладонь, укутанную почернелыми бинтами и пытался понять почему. Говорил сам себе тихое «привет», прожевывая каждую букву в поиске чего-то что могло пугать. Размышления затянулись до следующего дня, когда его грубо втолкали в камеру к другому заключенному который не мог контролировать свою причуду, бесконтрольно разбрасывая вокруг себя шипы. Он боялся. Ему было страшно и больно каждый раз когда буйный мужчина ранил его шипами, ему было страшно когда обезумевшие глаза полные слез метнулись на него. Мидория увидел в них просьбу о помощи. Не контролируя собственных движений он просто встал и пошел в сторону заключенного. Один из шипов прошелся ему по щеке рассекая кожу. Из раны хлынула кровь, затекая на воротник белой рубашки. Но он шел — продолжал идти с целью помочь мужчине. Резкий звук выстрела на время оглушил его, заставив остановиться на месте. Все еще содрогающееся тело заключенного глухо упало на пол, испуская еле слышный хрип. На полу стремительно расплывалась кровь, подтекая к босым стопам мальчика. Колени тут же начали дрожать, а зрачки нервно бегали по бездыханному телу лежащего. — Ну вот Изуку, ты снова провалил тест.. — рука легла ему на плечо, а над ухом раздался голос доктора, преисполненный напускной печалью. — Я не планировал убивать этого парня. Если бы ты только использовал свою драгоценную причуду, что бы защититься, а не слепо шел к нему. Тогда бы ему просто дали подавитель причуды и он был бы в порядке. Но из-за тебя пришлось прибегнуть к крайности иначе он мог бы смертельно ранить такого ценного объекта как ты. Ты убил его, Изуку. — палец старика ласково утер подтеки свежей крови со щеки все еще застывшего Мидории. — Я н-не.. — запнулся мальчик, пятясь к стене. — Ты убил его. — усмехаясь повторил врач, а после обернулся к двум работникам у входа. — Уведите его назад в камеру и обеспечьте хорошую дозу подавителя иначе он усугубит свои раны. Изуку осторожно взглянул на мужчин в масках, которые помедлили пару секунд прежде чем подойти и выполнить приказ. О, теперь к нему наконец пришло понимание. Люди боятся не вида его ран или его голоса, они просто боятся его . Плечо с силой сжали, заставив мальчика затормозить у серой металлической двери, укрытой несколькими свежими вмятинами. На его памяти эту дверь меняли бесчисленное количество раз из-за того что особо буйные заключенные тщетно старались ее выбить для побега из тестовой комнаты. На двери располагалась вполне ясная надпись, гласящая о запрете входа, криво начерченная красной краской, а сбоку на стене был привинчен звонок для тех кто все же очень хочет попасть внутрь. Один из рабочих небрежно ткнул на кнопку, нетерпеливо топчась у порога. Очевидно что обоим хотелось как можно скорее сплавить пацаненка и с облегчением вернуться к постам у других камер. Спустя несколько мгновений дверь аккуратно приоткрылась и изнутри показалась сверкающая лысина доктора, лицо которого тут же засияло, заметив Мидорию. — Изуку! Ну наконец-то, тебя уже ждут, заходи. — он немо кивнул двум мужчинам, а сам пошире открыл дверь, отступив в сторону в пригласительном жесте. Мальчик молча зашел внутрь, хлопая босыми пятками о холодный кафель. Он много раз был тут, но в дрожь бросает каждый из них хотя бы от того что черные пятна крови со стен тут не убирают никогда. Само помещение делилось на две части, отгороженные друг от друга прочной стеклянной стеной для лучшего наблюдения за происходящим. Та что меньше, вмещала в себя несколько мониторов отображающих графики, какие-то неизвестные устройства и несколько пультов управления, другая была абсолютно пуста и имела укрепленные металлом стены, очевидно выполняя роль арены для сражений с роботами для теста причуд. Тихо выдохнув, парень мысленно успокоил себя тем, что уже множество раз проходил через это, а значит пройдет еще один. Прежде чем он успел молча прошмыгнуть мимо мониторов, его задержала рука доктора. — Надеюсь сегодня ты будешь использовать причуду, Изуку. Я делаю это не потому что люблю наблюдать как ты получаешь раны, я хочу увидеть как ты используешь свою замечательную силу, хочу увидеть то, на что она способна. Мальчишка грубо струсил чужую руку с плеча, молча шагнув на арену. Двери позади глухо захлопнулись, отрезая путь к возможному отступлению и оставляя мальчика одного. Стопы болели от касаний к холодному полу, заставляя его поджимать пальцы и стискивать зубы. За стеклом мелькал силуэт старика, который прятал за усами слабую улыбку, довольствуясь собственной хитростью. Он не собирался использовать причуду что бы согреть их — грязные трюки доктора с охлаждением пола не сработали бы даже если на него будет направлен десяток обмораживающих винтовок. Наконец ниши в противоположном конце комнаты открылись и из них выехала пара небольших роботов. Оба были разные. Один передвигался с помощью пары колес, и судя по конструкции плечевых креплений мог растягивать руки. На месте которое предположительно должно зваться головой располагался небольшой мерцающий экран, в который, очевидно, помещен датчик, точно отслеживающий его движение по комнате. Второй был чуть больше первого, и исходя из трубок позади передвигался на встроенных моторчиках, превышая скорость предыдущего в несколько раз. Корпус робота состоял из двух частей, со множеством встроенных лазерных датчиков по периметру, которые позволяли искусственному интеллекту сканировать движения человеческого тела для нападения и, по необходимости, уклонения. На месте головы располагался ещё один, более крупный лазер, который исполнял роль главного стрелкового оружия робота. Сжав ладони в кулаки он сипло выдохнул, прикрыв глаза. Оба робота тут же среагировали, принимая это за возможность для атаки и тут же помчали на юношу. Тот что на моторчиках, как и предполагал Мидория, двигался значительно быстрее своего союзника на колесах. В то же время последний раскинул плечевые крепления, готовясь атаковать растягивающимися конечностями, когда Изуку отвлечется на робота с лазером. Отпрянув в сторону, юноша сменил траекторию, уворачиваясь от выстреливших рук, которые со звоном вонзились в металл стены, и обогнул робота на моторчиках со спины и ухватившись пальцами за его корпус. Датчики отслеживающих лазеров тут же устремились на него, засветив красным светом в глаза. Шейный шарнир робота немного скрипнул, оповестив парня о том что стрелковое оружие, очевидно, могло вертеться вокруг всей своей оси, а значит нападение на робота со спины практически бесполезно. Шикнув от неудачи, он, не отпуская корпуса, сделал кувырок, ударив по голове робота, от чего та прокрутилась в обратную сторону и лазер оставил черное углубление в металле на противоположной стене. Вернув ноги назад на гладь корпуса, он осторожно опустил одну из рук, незаметно для доктора активируя причуду телекинеза напротив мелких гвоздиков, в попытке их выдернуть. Он успел подсчитать недолгое время перезарядки лазера, пользуясь им для обезвреживания робота. Внезапно ногу свело колющей болью и Мидория ощутил как по коже стекает горячая кровь, неприятно затекая меж пальцев. Захотелось злостно выругаться, но слова привычно застряли в непробиваемом комке, стоящем посреди горла. Он тут же ухватил рукой длинную конечность второго робота, о котором уже успел забыть, и с силой выдернул острие из голени, оттолкнувшись о корпус робота и отпрыгнув на несколько метров. Ледяной пол больно ударил по разогревшимся стопам, буквально крича о необходимом тепле, в то время как Изуку отодрал подол белой рубахи, наспех перевязывая кровоточащее ранение тугим узлом. На пол градом посыпалось несколько пуговиц, отлетевших с одежды. Робот на колесиках резко развернулся в его сторону, реагируя на звук, и попутно вытягивая руки, в то время как другой уже целил в него заряженным лазером. Рвано выдохнув Мидория снова согнул колени, игнорируя гудящую боль и стремительно краснеющую тряпку на другой ноге, вставая в шаткую стойку. План сгенерировался в голове сам по себе, словно давно обитал там, но соизволил выйти наружу только сейчас. Придется пожертвовать одной рукой, но кем он будет если после стольких лет отступит перед такой мелочью. Жертвовать — дело с которым ему пришлось познакомиться еще давно и научиться избирать то, что он готов отдать лишь для того что бы протянуть очередной тест. Двое роботизированных конечностей стремительно приближались, целясь в открытый бок. Парень за это время довольно хорошо научился дурить искусственные интеллекты подобными уловками, пришлось так сказать, иначе он бы давно был где-то в дальних камерах, где держат «пустые объекты». Ему порой кажется что с ним так возятся лишь из-за сильной двойственной причуды — при других обстоятельствах со всеми его проблемами он был бы точно брошен к пустым без лишних раздумий. За мгновение до того как лезвия прошлись по боку, парень выставил им навстречу руку, и те вонзились в предплечье, практически полностью проходя сквозь него, но не задевая кости. Сплюнув вязкую слюну на пол, он стиснул зубы, удерживая другой рукой конечности робота на месте и быстро набросился на робота с лазером со спины, стараясь не споткнуться от боли во время бега. Несколько гвоздей которые он начинал выкручивать все еще плотно торчали с его корпуса. Игнорируя хлынувшую кровь, Мидория по очереди выдернул лезвия из своей руки и зацепил их за гвозди, тем самым сцепляя роботов между собой. Лазер в голове у робота на моторчиках горел ярко красным, грозясь вот вот выстрелить в юношу. В ход снова пошла гибкость и Изуку хитрым маневром с помощью одного удара ногой выкрутил его шейный шарнир в другую сторону, спрыгивая как раз когда второй робот на автомате начал стягивать конечности назад, тем самым притягивая на себя уже выстреливающего союзника. Стоило им столкнуться как комната содрогнулась, а по стенам разлетелась горсть дымящихся металлических ошметков от обоих роботов. Выстреливающий лазер раздробил робота на колесиках в труху и следственно был задет собственным взрывом разрываясь на обломки. Тяжело дыша, Изуку отполз к стене, снова раздирая рубашку на тряпки чтобы перевязать руку. Не самый худший исход который он мог ожидать, учитывая что доктор постоянно усиливает роботов и практически никогда не повторяет конструкции тех, с которыми мальчишка уже сражался, стараясь выудить хотя бы малейшее использование причуды. Дверь на арену осторожно открылась и из нее послышался кашель доктора, всматривающегося в дымчатый занавес, окутавший комнату после взрыва. — Ну вот, Изуку, ты снова показываешь только разочарование. — выдохнул он, когда наконец увидел мальчишку у стены. — Безусловно я восхищен тем как ты разделался с моими новыми механическими приятелями, используя только голову и руки с ногами, но ты прекрасно понимаешь что я жду не этого. Твоя причудная активность за время сражения поднялась лишь раз, когда ты кое как использовал телекинез, но пойми, что этого недостаточно. Если ты продолжишь в таком духе, мне придется рассмотреть возможность твоей отправки в камеры к «пустым объектам». Есть одна важная деталь, которую тебе следует понять. Ты — необходимая деталь огромного пазла, но твои грани слишком плохо обработаны чтобы ты вложился в картину. В будущем ты не сможешь осознанно жертвовать чем-то на поле боя. Это слабость, которую ты обязан искоренить использованием собственной причуды. Ничего не сказав, Мидория, хромая, прошел мимо него, навстречу к уже ожидающим на пороге работникам, задержавшись на миг когда его снова окликнули. — Еще я хотел бы обсудить твою неразговорчивость в кабинете G82, но это подождет. — он перевел взгляд на работников в масках. — Отведите его в камеру и позовите кого-то с лечащей причудой. Шрамы как обычно оставляйте — это послужит ему очередным напоминанием. Двое мужчин грубо подхватили ребенка под руки, уволакивая из кабинета. Рвано выдохнув от колющей боли в кровоточащей руке, он наклонил голову, позволяя волосам укрыть его глаза от любопытных взглядов другого персонала и заключенных, находящихся в стеклянных камерах. — Давай быстрее! — рявкнул один из них проталкивая мальчика в камеру. Мидория больно приземлился на холодный кафель пола, шикнув он боли в правой руке. Закатав рукав широкой белой рубашки он с отвращением покосился на бледно-красные повязки, кое-как затянутые поверх полученных ран. Дверь за работниками закрылась с громким хлопком, от чего подросток поморщился, отползая к стене. Дыхание стало сбиваться, когда он, скуля, стянул ткань волокнами налипшую поверх застывшей крови. Белый пол окрасился размазанными алыми каплями, наполняя воздух слабым запахом метала, от которого у мальчика начала кружиться голова. Он судорожно обхватил ее руками, что-то бормоча под нос в тщетных попытках заглушить свист в ушах. Ладони заметно накалялись и Изуку одернул их что бы ненароком не сжечь волосы, вместо этого прижимаясь к локтям. Шипящий звук в сопровождении тихих всхлипов нарушил тишину, а горячий воздух теперь имел отвратный запах горящей плоти, вызывая рвотные позывы. Все резко стихло когда он почувствовал грубые касания чужих рук, твердо прижавших его к стене за пропаленные локти, а запястье свело легкой судорогой когда в него вонзили тонкую иглу, вводя подавитель причуды. Он смутно заметил перед собой девушку, которая что-то говорила со слабой улыбкой на губах, попутно прикладывая руки к его ранам, с которых постепенно спадала боль. Он уже не мог вспомнить когда последний раз ему кто-то искренне улыбался. Хотелось верить что это было искренне. Слабый свет белой лампы напротив каждой из камер разбудил ребенка ласковым касанием, заставляя раскрыть глаза. Коридоры полнились темнотой если не считать упомянутые лампочки над камерами, что говорило об уже наступившем комендантском часе. Часов у него не было, так что Мидория мог лишь догадываться какое время ночи было сейчас. Гнетущая тишина давила на уши и он еле слышно щелкнул двумя пальцами сбивая нарастающую панику. Засучив рукава, подросток удивленно вскинул бровями обнаружив на месте ран чистые участки кожи, ярко выделяющиеся на фоне множества старых шрамов. С ногой тоже самое. Тихо выдохнув, он подавил слабую улыбку, с усилием проглотив рвущиеся наружу всхлипы. Он знал что происходит с людьми, которые не выполняют поручения должным образом, как и знал что все кто проявляют в нему доброту в итоге страдают из-за него. Он знал что больше не увидит ту девушку, как и знал что ее не стало из-за него. Он убил ее своей невнимательностью из-за которой получил раны и осознание этого вызвало новую волну удушающей паники, пока ладони безмолвно нагревались, больно прижигая кожу на локтях. По крайней мере с ним была тишина. Молчание стеклянных стен всегда готово его выслушать без возражений и упреков и он это знал. Он всегда ручался этой поддержкой, она хотя бы не приносила боли другим.