Это просто история, без конца. и не ясно как выдержать до финала. ведь твоей улыбки и черт лица — непосильно много / ничтожно мало. где-то в небе теряется самолет. у меня на земле расцветают войны… я скитаюсь калекой который год. и об этом я тоже устала помнить.
На открытой палубе пахло морем и дождем, такая странная смесь запахов, но было в ней что-то завораживающее. Вика оперлась руками в стальной борт, глядя, как корвет разбивал волны — тяжелая машина совершала маневр разворота, — но насладиться моментом не удалось. Заметив, что Алексей тоже появился на палубе, Вика поспешила к нему. — Что за культ «Потомки солнца»? — А тебе это ни о чем не говорит? — Знакомое что-то. Уверена, что я слышала этого от тебя. — Да, наверняка. Корни культа уходят глубоко в историю двадцатого века, тогда существовала другая организация, изучавшая оккультизм, но на самом деле не только, за оккультизмом стояло много чего. — Барышников говорит об «Аненербо», догадалась Вика. Опыты над людьми, разработки, вроде той, что продлила жизнь Рауберг и ее сторонникам, первые разработки ядерного оружия… — Клаудия возглавляла культ до своей смерти. Потом ее место занял барон Эстерхази. — Тот самый, которому ты не продал вакцину? — Вакцину мы не продали его сыну, но в конце концов он занял место барона во главе культа. И именно они стоят за вспышками вируса «Черный лебедь» по всему миру. Возможно, мы столкнемся с нашим старым знакомым в Гамбии. Было еще кое-что, память подводила ее, Вика цеплялась за обрывки фраз и картинок, и кое-что нашлось. Почти девять лет назад. Воспоминания, которые она запрятала глубоко-глубоко и предпочла бы стереть, если бы «Гемини» действительно удалось создать такую таблеточку. Тогда Барышников только-только возглавил «Гемини» после смерти своей бабки, а Вика только-только согласилась работать на него. Был осенний вечер, они вдвоем возвращались в усадьбу после какого-то мероприятия, когда машину остановили, проколов шины. Стоило вытащить на поверхность это воспоминание, и картинки в мыслях заиграли новыми красками: вот она бежит по лесу, напуганная, понимая, что заблудилась; падает; Барышников догоняет ее, он напуган не меньше. — Культ хотел убить тебя? — Алексей поморщился, едва ее вопрос прозвучал, очевидно, вспомнил тот вечер. Вика вступила на зыбкую почву, ей не хотелось чтобы это воспоминание повлекло за собой цепочкой кое-что другое, случившееся тогда. Но она ведь помнила, значит, Барышников наверняка тоже, однако — Вика всматривалась в его лицо — даже если и вспомнил, то оставил за излюбленной маской холодного безразличия. — Хотели, но, как видишь, у них ничего не вышло. — Мимолетная улыбка больше походила на оскал. — Потом хотели сотрудничать. А мне нужно было понять, кто стоит во главе культа после Клаудии, и когда Эстерхази вышли на связь, намереваясь продолжить сотрудничество, все стало очевидно. Но еще очень долго мы не могли подобраться к ним. — «Мы?» переспросила было Вика, но быстро поняла, речь о Комарове, о «конторе». — У культа была целая схема, и «Черный лебедь» оказался в Москве. В их планах была вся страна, но не рассчитали, не ожидали оперативной реакции. — А что с ними сейчас? — Вика догадывалась, что услышит, она не питала иллюзий относительно поездки Барышникова в Берлин, но не ожидала, что все это произойдет вот так в лоб. — Все, кто имеет прямое отношение к культу, мертвы, но отголоски мы продолжаем слышать. — Леша говорил твердо, жестко, вдруг стал похожим на хищника, чья крепкая пасть впилась зубами в шею добычи. Кузнецова была свидетелем того, как он убил в первый раз: в ту самую ночь погони в лесу. Тогда шла игра на выживание, но его руки дрожали, а глаза были расширены от ужаса осознания всего случившегося. Но все это случилось очень давно, а сейчас перед ней стоял другой человек. Она почему-то перестала видеть в нем чудовище, но Барышников все еще им оставался. И именно поэтому он отправится с Викой в далекую Африку.***
Шершавые доски царапали спину, но Вика едва замечала это. «Нет! Пожалуйста, остановись!». — Эти слова бились в ее сознании птичкой, рвавшейся на свободу, но губы не слушались — с губ срывались стоны, и часть ее хотела бы лишиться слуха, чтобы перестать быть свидетелем собственного падения, а вторая готова была умолять: только не останавливайся. В серых глазах Барышникова плескалось такое море эмоций, что страшно было смотреть — один взгляд, и она утонет, захлебнется в этой необузданной стихии. А потом вдруг все сменилось огнем, таким жарким, что Вика почти чувствовала его физически. Она знала этот огонь, сделала шаг назад, понимая, что отступать некуда, а потом Алексей остановил, положив руку на затылок, второй перехватив талию — в этих жестах было столько власти, что перехватило дыхание. Он целовал ее жадно, как будто это был последний поцелуй в его жизни, и потянул за собой на холодный пол. На мгновение Алексей остановился, давая ей возможность что-то сказать или сделать, но не увидел возражений. Губы искривились в ухмылке, когда он осознал это. Вика точно не принадлежала себе, дьявол завладел ее разумом и телом — дьявол с серыми глазами, который все еще ухмылялся, раздевая ее, не скрывая наслаждения ее податливостью и покорностью. Но улыбка стерлась с его лица, когда Вика потянула вверх края футболки и коснулась влажной кожи Барышникова. Пальцы вдруг нащупали неровность на казалось бы идеальном теле. «Шрам?!», — мелькнула мысль, но в следующее мгновение все мысли улетучились. Барышников заполнил собой ее изнутри и все пространство вокруг, и началась невыносимая сладкая агония. Вика с криком села на кровати, резко выдернутая из непрошеного сна, и оглянулась по сторонам. Ночной полумрак окутал каюту, только тонкий ореол слабого света от ночника позволял что-то разглядеть. Она на «Разящем», а все, что снилось ей, случилось давным давно, в далеком прошлом. Метнувшись в маленькую умывальню, Вика осознала, что ей трудно стоять на ногах — пол неслабо качало. «Разящий» взял курс на Балтийск, и погода будто воспротивилась этому, устроив восьмибальный шторм. Кузнецову штормило не меньше. У каждого человека найдется в душе красная дверь, ведущая в запретную комнату, где заточены те самые воспоминания. За ее красной дверью хранилась ночь с врагом, сделавшая Кузнецову предательницей, когда она еще не знала, удалось ли друзьям бежать, когда ее тело все еще хранило прикосновения любимого мужчины. Тихий стук в дверь вывел Вику из оцепенения. Плеснув холодной воды в ладони, она умылась, а затем вернулась в каюту, в надежде, что это случайность, но стук повторился, пришлось открыть. — Что-то случилось? — Видеть наяву того, кто только что во сне оставлял жаркие поцелуи на ее теле, оказалось дико странно, захотелось зашторить все свои мысли и эмоции, чтобы он не смог ничего прочитать. Барышников стоял почти так же близко, как во сне, и вглядывался в ее собственное лицо. Вике захотелось кричать, велеть ему убираться прочь — с порога ее каюты, с корабля, с этой планеты. Все было намного проще, когда у него для нее находилась только ярость, тогда она знала, что от него ожидать и ненавидеть его было очень легко. — Ничего. Дурной сон, — тихо ответила Кузнецова, сосредоточившись на своем дыхании. Эмоций не должно было быть, они навредят. Нужно быть собранной, сосредоточенной на деле. — Дверь стала закрываться перед Алексеем, но натолкнулась на препятствие. Он шагнул в каюту, и Вика была вынуждена посторониться. — Боишься того, где мы окажемся? — Барышников истолковал ее состояние по-своему, а корабль, как назло, качнуло вновь, Вика потеряла равновесие, но нашла опору в его руках. Леша удерживал ее за плечи, но его лицо ничего не выражало, кроме легкой обеспокоенности, а Вика едва ли могла смотреть на него, но и отвести взгляд не могла, он блуждал от его глаз, потемневших в полумраке, к губам, произносившим слова, чей смысл Вике дался с трудом. — Поговори с Комаровым, он неплохо к тебе относится; может, что-то сможет придумать, чтобы снять тебя с задания. — Что? Я не собираюсь просить о подобном! — Отбросив его руки, она отступила, пытаясь понять, шутит Барышников или нет. — Если я нахожусь сейчас здесь, значит, буду нужна там. — Ты бы там без меня не справилась, а вот я обойдусь без тебя. — Я не стану делать ничего подобного. — Гнев взвился в ней, подобно торнадо, Вика сжала кулаки, но Алексей вдруг рассмеялся. — Снова подеремся? — Барышников обвел ее вокруг пальца. Специально спровоцировал, а она повелась. Но выбить все лишние мысли из ее головы ему удалось.***
Гамбия встретила непривычной для февраля погодой, стояла тридцатиградусная жара, палящим солнцем и доброжелательным отношением. Из иллюминатора с высоты полета африканская республика казалась совсем крошечной, меньше Москвы и Берлина, терялась на фоне голубых просторов Атлантики. Для человека, который едва ли раз видел моря, должно быть, вокруг было слишком много воды. Во время полета они не говорили, но мысли Вики снова и снова возвращались к Барышникову. Он снова ворвался в ее жизнь непрошенным гостем и принес с собой хаос. Солнце не щадило своих детей, палило так, что Вика предпочла ждать, пока разгрузят самолет, в машине, благо работал кондиционер, и Алексей составил ей компанию. В отличие от нее, то и дело поправлявшей резинку хвоста, он был спокоен. С разгрузкой быстро закончили, часть ящиков забрали военные, часть отправилась с ними дальше, вереница из нескольких машин покинула территорию военного аэродрома и направилась в город. Вдалеке виднелись трущобы, но столица маленькой Гамбии встретила удивительными контрастами: рядом с крошечными домиками за дорогими заборами прятались особняки. — Вам отведена небольшая вилла на побережье, — пояснил проводник, отклонившись от курса, рассказа о городе, — и пара автомобилей. Небольшой виллой оказался обычный дом, чистый и аккуратный, и действительно расположившийся на берегу океана. С террасы можно было спуститься прямо в горячий песок, а потом ощутить столько же горячие ласки воды Атлантики. Вика с радостью проделала бы этот короткий маршрут до кромки и с удовольствием зашла бы в воду, прячась там от палящего солнца, но она не на отдыхе, и все лишнее не могла себе позвоолить. — Будете отдыхать? — ненавязчиво поинтересовался проводник, и Алексей хотел ответить, но Вика опередила его: — Я бы хотела посмотреть больницу и проследить за доставкой нашего оборудования. Поедем туда. Больница располагалась в северной стороне позади дорогих кварталов и выглядела на их фоне блекло — серое обшарпанное здание, построенное в середине прошлого века, не просто говорило, кричало о бедности той части столичного населения, которая не имела отношения к особнякам за позолоченными заборами. Внутреннее убранство тоже не радовало: мебель была старой, где-то отходили краска и штукатурка со стен. Их компания — двое молодых людей в белых халатах и сопровождение их трех миротворцев — сразу привлекла внимание: персонал и редкие пациенты больницы переглядывались, провожая взглядами. Главврач вышел навстречу и устроил небольшую экскурсию — пожилой мужчина усталого вида понимал, какими глазами видят его территорию чужаки. — Пациентов у нас немного. Гости и горожане обращаются в частную больницу на территорию британского района, а другой части населения медицина не по карману, — подметил он с горечью. Экскурсия закончилась в небольшом кабинете, куда уже привезли оборудование лаборатории. Здесь предстояло работать, и где-то здесь нужно было отыскать другую лабораторию, совершенно секретную. Вскоре после осмотра больницы вернулись «миротворцы», не обнаружив ничего, что имело бы значение для их секретной миссии, предстояла рутинная работа в больнице и поиски лаборатории.