Цена крови

Алексей ненавидел, когда все шло не по плану — приходилось импровизировать, идти на риск, полагаться на ситуацию. Все это означало потерю контроля, а подобное могло обернуться чем угодно. Но выбора не было. От своего информатора Алексей знал, что Шевцов и его люди почти готовы — времени оставалось совсем мало. Ему нужны были воспоминания Вадима о культе, возглавляемом Клаудией, но Уваров ничего не помнил, и попытки Кузнецовой не приносили ровным счетом ничего, такая вот ирония судьбы. У Шевцова хватило бы ресурсов уничтожить «Ингрид», и Алексей понимал это. Тогда он решил не сопротивляться обстоятельства, а поддаться течению событий, чтобы потом суметь переориентироваться. А подобное решение влекло за собой еще один непростой шаг. - Дорогая, думаю тебе стоит побеспокоиться о твоей дочери, - завтрак в усадьбе не прошел спокойно — насмешливый голос Барышникова потонул в звонком звуке - Вика уронила вилку на холодный кафель. Ей показалось, что время остановилось, а в ее конечности впились сотни иголок. - Что с Дашей? - тихо спросила Кузнецова, но ее голос звучал как глухая сталь. Они сидели с Алексеем за разными концами длинного обеденного стола, но Вадиму показалось, что сейчас она за секунду преодолеет расстояние и выцарапает шефу глаза. Барышников устроил очередной спектакль, играя с ее нервами. - Малышка вышла погулять и случайно оказалась за территорией усадьбы, - слетело с уст Алексея, словно сущий пустяк. - Это все ты!- Вика вскочила из-за стола, ее рука непроизвольно сжала нож, но тут же со звоном выпустила его и выскочила из столовой. - Разберись, - Барышников кивнул Уварову, чтобы тот последовал за Викой. Ему невозможно было возражать, хоть Вадим и понимал, что это очередная игра, но молча устремился за Кузнецовой. Глядя им в след, Барышников криво усмехнулся. Пока что все шло так, как он задумал — избавиться от этих двоих. Даша открыла глаза, но мужа рядом не обнаружила, в комнате она оказалась одна. Очевидно, Барышников решил поиздеваться над ней, разлучив с друзьями. Комната в зеленых тонах - такие в Логосе отводились для редких гостей, и Даша прекрасно понимала, что это значит — кажется, Алексей хотел напомнить ей о чем-то. В комнате не было лишних предметов, кроме декора, и бумажной коробки, оставленной на столе. Подойдя к коробке, Даша увидела, что сверху лежит записка, и развернула ее. "Комната в твоем распоряжении. Надень на завтрак то, что в коробке. И не вздумай злить меня". Ниже витиеватой прописью значилось: "А. Б." Дрожащими руками Даша опустила записку и откинула крышку. Та упала на пол, но она не заметила этого. Шелк цвета темного шоколада приятно ласкал руку, но дорогая ткань оставила Дашу равнодушной. Старковой-Морозовой претило все, что касалось Барышникова, но если бы на кону стояла только ее жизнь... Одна из многочисленных комнат Логоса, полная копия этой, хранила в себе воспоминания, которые Даша так хотела забыть. Она перешагнула крышку от коробки платья, не замечая ее. Толкнула дверь в ванную и оказалась перед большим зеркалом. В Логосе его не было - это Даша помнила точно. Она взглянула на свое отражение и вздрогнула. В худющей девушке с потухшим взглядом не осталось ничего от королевы Логоса. Выступающие ребра, синяки на руках, ногах. Даша взяла в руку прядь волос и тут же отбросила их. А потом заставила себя оторваться от созерцания своего отражения и открыть кран. Погружаясь в горячую воду, приятно ласкавшую кожу, Даша закрыла глаза... Как будто бы можно было убежать от этой страшной реальности, спрятаться в другом мире... Чем они заслужили ее? Вика, бедная Вика, ее храбрая лучшая подруга с раннего детства. Лучшая ученица Логоса. Улыбка не покидала ее зеленые глаза даже в худшие моменты, тогда казавшиеся худшими. Теперь она тенью следовала за Барышниковым, этим чудовищем, делая все, что он скажет, лишь бы сохранить жизнь маленькой Даши в безопасности. А Дашин отец даже не подозревает, что его дочь рядом с ним, что у него вообще есть дочь. Он не знает ее, забыл Вику... А Макс не редко ночами вспоминал Лизу. Делая предложение Даше, он говорил о том, что нужно начать все с начала, жить дальше ради тех, кто погиб. Но Даша знала, что он никогда не сможет полюбить ее вновь так, как любил Лизу. А сама Старкова? Она так и не могла называть себя Морозовой, только не в мыслях, только не наедине с собой. Когда мужские руки легли на ее плечи, Даша не вздрогнула и не открыла глаза. Он стоял на коленях позади нее и гладил ее плечи, потом коснулся ключиц, спустился еще ниже... Даша резко села, разбрызгав воду вокруг мраморной ванной, и обернулась назад. Алексей так и остался стоять на коленях, в футболке, обрызганной мыльной водой. Даша потеряла дар речи, а он разглядывал ее, обнаженную по пояс, пока шатенка не опомнилась и не ушла под воду. - Что тебе нужно? - пролепетала девушка, собирая остатки сдержанности. Конечно же она узнала, чьи руки прикасались к ней, тем более в этой комнате! Собственное тело предало ее. Но теперь он - враг номер один. Чудовище, на чьих руках кровь и слезы ее друзей. Монстр. Сумасшедший. Барышников подался вперед и схватил девушку за затылок, привлекая к себе, и жадно впиваясь в ее губы. - Оставь меня... - слабо просила Даша, когда Леша оставил ее губы и принялся покрывать поцелуями мокрое тело. Она говорила что-то, но Алексей ничего не замечал. Точно в такой же они занимались любовью в школе-пансионе Логос... Они не любили друг друга - были только любовниками, которых тянуло друг к другу с непреодолимой силой. Тогда Старкова была нужна ему, чтобы выбить из голову образ совсем другой девушки. Сейчас Барышников с трудом мог поверить, что действительно смог сделать это — отпустить Вику, Вадима и их дочь. - Леша! - Даша наконец опомнилась и принялась отталкивать Барышникова с отчаянной силой, - прекрати это! Наваждение ушло, и теперь Даша не испытывала ничего, кроме страха и ненависти. И злости на себя за то, что так легко забыла его истинную натуру. Он умел был нежным и романтичным, Барышников всегда был хорошим актером. - Ты забыла, как мы развлекались с тобой, дорогая? - Леша заставил Дашу смотреть ему в глаза, удерживая ее за затылок. - Ты знаешь, что можешь приказать мне все, что захочешь. И я не смогу ослушаться, потому что в твоих руках жизни моих друзей. - С каждым словом Даша набиралась смелости, ненависть переполняла ее. - Как это практично, когда в твоих руках чья-то жизнь? Ненавидишь меня? Уже забыла, как шептала мое имя жаркими ночами, а Старкова? - Я Морозова! - крикнула Даша и тут же ощутила, как уходит под воду, но не успела испугаться, как снова ощутила приток кислорода. - Забудь эту фамилию, моя хорошая. - Барышников вдруг отпрянул от нее и оставил Дашу одну. За ним захлопнулась дверь, а она так и осталась сидеть в остывшей воде, обхватив голые коленки руками, и с полным непониманием происходящего. Он мог сделать с ней все, что угодно. А он просто взял и ушел. Но Барышников не будет самим собой, если так просто оставит эту сцену. От него стоит ждать самого худшего. Закрыв за собой дверь, Алексей направился в другую часть усадьбы — туда, где располагался тренажерный зал. Несколько ребят службы безопасности тренировались там, свободные от дежурств, но услышав короткий приказ, тут же оставили своего шефа одного. «Они все встретились, все прошло, как задумано» — прочитал Алексей в ожившем телефоне, и тут же с досадой отбросил его. Он твердил себе, что поступает правильно, что нужно быть гибким и подстраиваться под обстоятельств, но часть его так и рвалась послать машину в догонку и вернуть все на свои места. Он так привык ненавидеть Кузнецову, но ненавидеть, глядя ей в глаза каждый день. Видеть ее темноволосую макушку, склонившуюся над пробирками в лаборатории, работать с ней допоздна. Он сам приложил руку к ее победу, преследуя свою цель — вернуть память Вадима — но как только Вика покинула особняк, этот дом потерял весь свой смысл. Ядовитые мысли, мешавшие думать рационально, делали его слабым и уязвимым, Барышников не мог себе этого позволить. Даша не смогла вытеснить Вику из его головы, так может помогло бы другое. Алексей не позаботился о перчатках, череда ударов о боксерскую грушу приносила боль, костяшки пальцев стирались до крови, го Барышников не останавливался, пока совсем не осталось сил.