***
Следующим утром Рома, проснувшись, заходит в Телеграм. Его взгляд натыкается на чат с Джонни, который за ночь сместился на пару строк ниже из-за пришедших в других группах сообщений, и Роме очень хочется пожелать «доброго утра», но ему кажется, что они слишком мало знакомы для таких действий. Он постоянно думает о Джонни. Наверное, это из-за того, что Джонни новый человек в его жизни и за первую же встречу Рома узнал о нём очень много, но Рома не знает, как объяснить его желание постоянно общаться с этим человеком. Может, это всё — эффект нового знакомства?.. Рома проводит за этими мыслями и, если честно, за множеством других, которые отвлекаются друг на друга, несколько часов, и когда он смотрит на часы, вспоминает, что у Джонни на работе в это время обеденный перерыв. Он думает, что, в целом, почему бы и не позвонить? Джонни отвечает спустя три гудка, и когда из трубки слышится усталое, сиплое «алло», все прошлые мысли и планы вылетают у Ромы из головы. — Ты, что, заболел?!***
Утро Джонни начитается как обычно — с противной мелодии будильника. Но он совершенно не помнит, ни как проснулся, с трудом открыв глаза, ни как взял отгул в силу плохого самочувствия, выдавив по телефону «по семейным обстоятельствам», так и не вылезая из кровати. Поэтому второй раз он просыпается ближе к обеду — к двенадцати, если быть точнее. И вот тогда, протупив несколько минут в попытке понять, что происходит, наконец осознаёт весь спектр мрака простуды, которая накрывает его так неожиданно. Вообще-то, ожиданно: её предзнаменованием была слабость, которая окутывала на протяжении предыдущего дня, из-за чего Джонни и провалялся весь выходной на диване, но он списывал это на свою лень и желание отдохнуть перед новой рабочей неделей. Последний раз болел он давно — настолько давно, что почти неправда, и было это по собственной глупости: в магазин вышел без шапки на границе зимы и весны, обманувшись мартовским солнцем. Но тогда простуда была почти приятной: рядом была девушка, которая, пренебрегая собственной брезгливостью, не отходила от него ни на шаг и ухаживала почти агрессивно, в чём сильно напоминала мать, однако было это, на самом деле, мило. Правда, сейчас думать об этом Джонни некогда — с тяжёлой головой, раздирающим горло кашлем и топящей вялостью хватает сосредоточенности только на подняться с кровати, дойти до кухни, убедиться в бесполезности практически пустой аптечки и, сделав себе чай, вернуться обратно в остывшую за такой небольшой марафон постель. После Джонни не хватает сил ни на что, кроме похода в туалет — огромное (нет) спасибо чаю — и просмотра Тик Ток'а, хотя глаза после долгого сна слезятся и голова, будто её сдавливают металлическим обручем, гудит. Но и делать-то ему нечего — только лежать и не умирать. Или ждать, пока умрёт, но он ведь не пессимист, а реалист. Реалист, который просто лежит, закрученный в одеяло, потому что на большее не способен. Ну, ещё о смерти не думает. Ему бы выпить хотя бы жаропонижающее, а не ягодный чёрный чай, от которого не легче, но аптечка на такое небогата: в ней только Цитрамон, активированный уголь и упаковка больших пластырей. Поэтому единственное, чем Джонни занимается, — это действительно просто лежит и думает, сколько отгулов он сможет взять на этой недели, если это первый случай за год; а после — и не думает совсем, потому что Тик Ток для того и создан: голову отключает до нуля. За просмотром коротких видео проходит час, и к этому моменту Джонни решает, что, в принципе, может поспать ещё, потому что даже от такого бессмысленного занятия голова начинает болеть сильнее, но именно в этот момент телефон в руке вибрирует, а мелодия звонка бьёт по ушам, отдавая тупой болью в виски. Разговаривать ни с кем не хочется равно так же, как и делать что-либо ещё, но, увидев имя контакта, Джонни вздыхает через рот, потому что нос заложен, и снимает вызов. — Алло? — и собственный голос заставляет поморщиться: настолько хрипло и, ладно, просто плохо он звучит.. ..Рома в лёгком недоумении. Джонни несколько дней назад был здоров-целёхонек, а сейчас хрипит и сипит, и носом еле дышит, судя по шумному дыханию в трубке. Он думает не дольше двух секунд, когда выдаёт безапелляционное: — Я буду у тебя через пятнадцать минут. Не дай Мерлин, у тебя будет закрыта дверь, — и сбрасывает. Его домашние клетчатые штаны отлично походят на модные уличные, а белый лонгслив.. ну, просто белый лонгслив. Рома хватает ключи, кошелёк, накидывает свою куртку-чебурашку, впрыгивает в кроссовки и выходит из квартиры, предварительно пробежавшись по ней во время сборов и вырубив везде свет. Дверь, конечно же, закрывает. В аптеке очередь состоит из одного человека — пожилой дамы, которая пытается разобраться в каких-то лекарствах, и Рома даже не может на неё злиться, потому что слышит по её голосу, что та.. хорошая. Рома нервно стучит ногой, пока не доходит его очередь и он не подходит к кассе. Роме везёт, и он ловит пять светофоров из десяти. Слава помидорам тёти Зины, Рома теперь знает адрес Джонни. «Почти знаю», — вздыхает Рома, стоя у подъезда и понимая, что без понятия, какой номер квартиры. Он набирает Джонни «номер квартиры, пожалуйста. и будь готов к звону домофона» и садится на скамейку, вытягивая ноги. А Джонни, которому безапелляционно сбросили вызов, даже возразить ничего не успевает, хотя и думает написать, что никуда ехать не нужно. Ему это кажется лишним: он ясно осознаёт собственную важность относительно плоскостей чужих жизней, и от этого становится почти паршиво — и почти только потому, что и без того он чувствует себя отвратительно. Куда Рома собрался ехать? Зачем? Ему же это вообще не нужно. Только Джонни, думая, что же всё-таки написать, чтобы отговорить Рому от таких бессмысленных манёвров, получает от того сообщение с вопросом о номере квартиры и предупреждением о домофоне — как долго, оказывается, перетекают мысли в больной голове. Наружу рвутся сдавленные больным горлом ругательства, когда Джонни, отписав номер квартиры, поднимается с кровати и идёт в прихожую. Конечно, Рому он был бы рад видеть в любой другой ситуации, но именно в этот момент, когда ноги ватные из-за противной усталости, всё тело сковывает ознобом, а голову прилично кружит, этот визит вызывает крайне неоднозначные чувства. Рома, получив сообщение, звонит в домофон, и когда ему всё-таки открывают, облегчённо выдыхает, потому что его не послали. «А ведь могли бы», — думает он и вызывает лифт. Пока тот гудит, поднимаясь, к Роме в голову лезут мысли о том, что, вообще-то, его никто не звал, и, возможно даже, ему не будут рады, а не послали сразу, потому что решили сделать это глаза в глаза, и вообще.. ещё много всякой фигни. На шестом этаже железные дверцы катятся в сторону, и Рома тут же видит нужную квартиру, в этот момент отбрасывая все копошащиеся мысли. Он подходит и стучится в неё, всё же не желая заходить так сразу. Только он хочет сам открыть дверь, как та распахивается. — Эм.. Привет, — кивает Рома, рассматривая мужчину перед ним. Джонни, придерживая дверь, хмуро смотрит на Рому, и только через пару секунд простреливает мысль, что ведёт он себя как идиот. Рома ведь сам приехал, его никто не просил и даже не намекал — вообще никак. Это неловко, но всё же приятно. — Привет, — всё же здоровается Джонни и, глубоко вздохнув, закашливается, прикрывается рукой. М-да. — Проходи? — почему-то полувопросительно произносит он и делает шаг в сторону, освобождая дверной проём. — Да, спасибо, — Рома кидает на Джонни сочувствующий взгляд, переступает порог, шуршит пакетом с лекарствами, пока ставит тот на пуфик, стягивает кроссовки, оставляя их у стены. Вешает куртку на крючок. Он поднимает руку, чтобы тыльной стороной ладони потрогать Джонни лоб, — Можно? Джонни поднимает брови, потому что, ну, серьёзно? Ему сколько, четыре? Но этот жест вперемешку с каким-то отрешённым умилением вводит в ступор, поэтому он растерянно отвечает: — Э-э, да? — просто потому что кажется, что ничего другого он ответить не может: совершенно никак, когда Рома, смотря в глаза, держит поднятую руку возле его лба. И Рома всё-таки касается разгорячённой кожи. Из его уст вырывается чуть слышное «ц..», и он говорит короткое «иди в кровать», надеясь, что раз Джонни смог дойти до двери, то сможет и обратно. Рома быстро находит кухню и первым делом, помыв руки, наливает себе стакан воды, чтобы выпить противовирусное — не хватало ещё самому заразиться: в таком случае они оба слягут, и что тогда? Потом ставит чайник, и пока тот кипит, высыпает в кружку «ТераФлю Экстра», после наливает в стакан воду, из которой треть — кипяток, а остальное — прохладная из кулера, и перемешивает. Старается не думать ни о чём, что могло бы пошатнуть его уверенность в том, что он должен здесь находиться. Берёт пакет из аптеки и идёт к Джонни в спальню, тоже находя ту без труда. Ставит кружку с лекарством на тумбу возле кровати, на краю которой сидит Джонни, упираясь ногами в пол. — Температуру мерил? Тот поднимает на Рому взгляд. Почему-то становится немного весело. — Нет, — тем не менее спокойно отвечает он и, протерев глаза, тяжело вздыхает, вновь смотря на Рому. И веселье, как резко появилось, так же и пропадает. — Спасибо, что приехал, — продолжает он тем же тоном, хотя это сказать было труднее. Были ли у Ромы дела сегодня? Откуда он приехал? Доехал быстро, значит, был недалеко. Если он был в зоомагазине, Джонни готов почти взвыть — и почти только потому, что у него болит горло. Сейчас бы позвать Рому на кухню, попить с ним чая, поболтать о каком-нибудь насущном бреде или о чём-то поинтереснее — да о чём угодно, лишь бы не сидеть сейчас без сил на кровати, подавляя вялость и изображая, что силы, вообще-то, есть. Рома достаёт из пакета градусник, вздыхает, — Хорошо, что я купил, сейчас искать не нужно, — распаковывает и даёт Джонни: — Выпей сначала ТераФлю и ложись мерить температуру, — он немного молчит и продолжает говорить только, когда Джонни суёт градусник под мышку. — Мне не сложно было приехать, потому что я всё равно провёл бы целый день дома, — Рома, не желая смущать Джонни, придвигает стул от рабочего стола и садится напротив кровати, а не на неё. Градусник пиликает, и Джонни включает его повторно. — И не мог же я тебя больного оставить. Как видишь, не зря так думал. У тебя даже жаропонижающего нет.. ты свою аптечку на столе оставил, если что, я так это узнал, — Рома замолкает, и в этот момент пиликанье разносится по комнате во второй раз. — Показывай, — Рома протягивает руку. Джонни, доставая градусник, хочет как-нибудь пошутить, хотя бы поверхностно, просто чтобы разбавить обстановку, но проглатывает это желание до лучшего момента — сейчас как-то совсем невовремя. Он смотрит на панель с цифрами температуры и устало поднимает брови — ничего удивительного он как не ожидал, так и не получил. — Ты сам не заболеешь? — спрашивает он, передавая Роме градусник. От мысли, что тот был не занят и приехал просто потому, что мог и хотел, становится легче — даже голова немного проходит, не так сдавливает виски. Джонни ставит локти на колени и, уперев подбородок в сложенные руки, просто смотрит на Рому — на его около уложенные простым расчёсыванием волосы, на складку на белом лонгсливе, на джинсы и на носки с кактусами — просто рассматривает. Рассматривает и неожиданно легко понимает — осадок недовольства после звонка окончательно проходит, и теперь с Ромой он не чувствует никакого физического дискомфорта. Все признаки простуды — не в счёт. — Не заболею, я противовирусное выпил, — отвечает Рома. Он пристально смотрит на Джонни, — Может, ты ляжешь? Или хотя бы полусядешь, я же вижу, что у тебя слабость. Жаропонижающее тебе не нужно пока, температура не предельно высокая, так что отдыхай, а организм вместе с ТераФлю сделают всю работу за тебя. Ты поесть хочешь? — Да я... — Джонни замолкает, не заканчивая мысль, вздыхает, трёт руками лицо. — Не хочу есть, спасибо. Может, ты сам хочешь что-нибудь? Потанцевать не предложу, но, может, чай, кофе? — ну, он почти физически не может просто сидеть или, как предложили, лежать, пока Рома находится в его квартире. И не просто находится — сейчас сидит на стуле, но до этого и без того суетился на кухне и, более того, предлагает что-то готовить. Джонни чувствует себя ужасным хозяином, хотя, ладно, не может не признать, что чужая забота приятна. — Нет, я ничего не хочу, спасибо. Ты, если что, говори, можем доставку заказать, — Рома вертит головой, осматривая комнату. — Я не хочу навязываться, конечно, но я также не хочу пока уходить, — он переводит взгляд на Джонни, постукивая пальцами по коленям. И всё-таки просто говорит прямо, не пытаясь как-то смягчить или приукрасить свои слова: — Но если тебе вдруг станет некомфортно или просто захочется, чтобы я ушёл, скажи. Договорились? — Конечно, — Джонни кивает, всё понимая, — но, честно, я рад, что ты пришёл, — дёргает уголком губ в улыбке, наконец, высказывания свою мысль, чтобы придать ситуации нужное настроение. Рома улыбается в ответ. Он смотрит Роме в глаза несколько секунд, прислушивается к своему самочувствию и приходит к выводу, что они могут включить какой-нибудь фильм, чтобы просто не сидеть. На это ему сил, по собственному мнению, вполне хватит. — Если ты не хочешь пока ничего есть, может, посмотрим тогда что-нибудь? Я не в том состоянии, чтобы как-то супер активить, уж извини. Рома коротко смеётся, — Прощаю. Давай посмотрим. Есть предложения, пожелания? Джонни весело хмыкает, после чего хмыкает ещё раз — только уже задумчиво. Он часто смотрит фильмы, но все нормальные как-то сразу вылетают из головы, а остаются только бредовые, с рейтингом в две звезды, от которых хочется то ли смеяться, то ли плакать. — Я не знаю, Ром, — признаётся в итоге Джонни и пожимает плечами. — А у тебя? — Ну.. — Рома, закусывая губу и тыча взглядом в ножку кровати, пытается вспомнить, какой фильм не будет бить по ушам звуками драк и гневных выкриков, не будет слишком бесить чем бы то ни было и во время которого Джонни, если что, сможет вздремнуть или даже поспать. — Ээ.. Ты смотрел американский фильм «Красотка»? — он смотрит на Джонни, немного сведя в задумчивости брови. Джонни сразу понимает, о каком фильме речь, хотя его по каким-то причинам до сих пор не смотрел — возможно, обстоятельства складывались именно так, чтобы в данный момент он ответил располагающее к просмотру "нет". — Неа, — отвечает он, слабо пожав плечами. — Слышал, что хороший, но не смотрел. Хочешь его включить? Или это так, вопрос для общего развития? — Джонни просто не удерживается от лёгкой шутки, потому что настроение у него, несмотря на общее поганое состояние, постепенно становится приподнятым. — Хочу его посмотреть, да, — соглашается Рома, кивая, и его кудри слабо подскакивают. — Телевизор в гостиной? — Когда-то я хотел и, ладно, до сих пор хочу телевизор в спальне, — отвечает Джонни вздыхая, — но пока только в гостиной, да. Идём? — непонятно, для чего спрашивает, но всё-таки уже спросил, поэтому ничего не сделаешь. — Да, конечно, — Рома непонятным взглядом смотрит на то, как Джонни встаёт; Рома хочет помочь ему, поддержать за локоть, или вообще довести до другой комнаты, но раз тот смог дойти до двери, то сможет и до другого места.. так ведь? Потому что Рома видит сконфуженность Джонни и не хочет, чтобы тот чувствовал себя неловко от его чрезмерной опеки. Пока они перемещаются в гостиную, Рома нервными шагами идёт сзади, не зная, куда деть себя, когда он привык* заботиться о ком-то в таких ситуациях, когда ему жизненно необходимо подержать Джонни где бы то ни было, без единой мысли о его слабости, а просто чтобы тому было легче. Он несёт Джоннину кружку и без возможности теребить её лишь косится на частично стёртый рисунок. Джонни, как только они доходят до гостиной, останавливается возле дивана и убирает скомканный плед ко второму, сложенному; в квартире у него не холодно, это так, для уюта. — Если тебе нужно будет, — обращается он к Роме, подняв на него взгляд, — можешь взять, — и, достав из-за подушек пульт, садится на диван в противоположной от пледов стороне, чтобы Рома, да, действительно мог, если что, взять один из них. Несмотря на удушающую слабость, режущую боль в горле и гудящую голову, эта самая голова варит неплохо, и Джонни, муторно набирая фильм неудобными кнопками, соображает вполне трезво — а это определённо хорошо, потому что при Роме невменяемой кашей он бы быть не хотел. Рома в это время, решая не отвлекать Джонни лишний раз, идёт на кухню, размышляя, что хозяин квартиры не будет против, если он тут немного посвоевольничает. Он наливает им обоим тёплой воды, залезает в холодильник и, о чудо, находит морковь. Он берёт пару штук, моет, чистит и кладёт на плоскую тарелку. На ней же появляются бананы и одолженные у чаши на столе грецкие орехи. Рома осматривает сие творение кулинарии и, удовлетворëнный своими способностями, возвращается в гостиную, стараясь не разлить никакой жидкости и не уронить никакой еды. — Я тут.. еды принёс, — говорит Рома, ставя всё на маленький столик перед диваном. Джонни, посмотрев на него, согласно кивает, благодарит простым "спасибо", после чего на автомате хлопает по месту рядом с собой и, переведя взгляд на экран с поставленной на паузу заставкой, ждёт, пока Рома сядет, чтобы включить фильм. Фильм интересный, хотя Джонни определённо ждал другого — пусть он и не был знаком с сюжетом, разговоры вокруг этой темы навязывали определённые, отличные от оригинала впечатления. А также на моменте, когда Вивьен пересаживается за руль автомобиля, то есть проходит минут десять после начала, он понимает, что до тарелки с едой тянуться ему не совсем удобно — далековато. И это немного отвлекает. Недолго думая, Джонни пересаживается ближе к Роме, не видя в этом чего-то плохого, но, коснувшись его колена своим, поднимает взгляд и всё же уточняет: — Тебе же нормально? — Мм? — Рома, увлечённый фильмом, отрывает взгляд от экрана и переводит его на Джонни. — Ты о чём? — спрашивает он прежде, чем ощущает непривычное тепло на своём колене. Джонни хочет ответить сразу, но закашливается, прикрыв рот рукой — ну крайне невовремя кольнуло горло, из-за чего заминка может показаться неудобной. — Из-за того, — начинает он хрипло и, тяжело втянув воздух через рот, вновь коротко прокашливается, продолжая чётче: — что подсел к себе, — и бросает взгляд на тарелку, тем самым объясняя причину своих действий. — А.. — Рома понятливо кивает, после чего, вспомнив, что от него всё же ждут ответа, мимолётно тоже смотрит на тарелку, после чего уверенно выдаёт: — Да, конечно, ты что. И, кстати, говори, если что-нибудь будет нужно, там, водички принести или для головы таблетку какую-нибудь, — Рома вертит ладонью, кидая взгляд на телевизор и возвращая его к Джонни. — Я бодр и полон сил, — он в шутку неестественно квадратно улыбается, показывая зубы, пока в его глазах плещутся смешинки. — Будет иронично, если ты уснёшь на середине фильма, — Джонни усмехается, смотря в его смеющиеся глаза, а после, вернув взгляд к экрану, отвечает уже спокойно, серьёзнее: — Я... Да, скажу, если что-то нужно будет, спасибо. — Пф, ты такого плохого мнения обо мне? — Рома закатывает глаза и скрещивает руки на груди, игнорируя слова благодарности, потому что не знает, как на них отвечать, и в итоге просто отворачивается обратно к экрану, ведь его всë ещё волнует интересная судьба Красотки Вивьен. — Я о тебе хорошего мнения, — бросает Джонни, не отвлекаясь от фильма и не задумываясь о собственных словах, потому что, будь он в хорошем самочувствии и трезвом уме, продолжил бы чужую шутку, однако в данный момент на это нет ни сил, ни желания. Рома в ответ снова молчит, но его сердце почему-то пропускает трепещущий удар. Несмотря на обеспокоенность здоровьем Джонни, в голову лезут мысли о горячем колене, которое через тонкую ткань Роминых домашних штанов ощущается слишком сильно, и мысли разрываются на «как же хорошо, что он в шортах» и «как же плохо, что он в шортах». Рома в очередной раз удивляется тому, насколько часто думает о Джонниной красоте. Мысли понемногу превращаются в мешанину из беспокойства за здоровье рядом сидящего, сумбурной симпатии к чужому лицу, вовлечëнностью в сюжет фильма, мерцающего на экране старыми пикселями, и собственных чувств, которые, конечно, заполняют Рому всегда, но сейчас почему-то особенно. Джонни же впитывает фильм и сосредотачивает своё внимание на происходящих событиях, потому что его состояние не располагает ни к распределению внимания, ни к посторонним, глубоким рассуждениям. И всё же, когда в голове проскальзывает очередная мысль о том, как сильно фильм всё-таки не похож на его ожидания (но это определённо не минус), он отводит взгляд от экрана телевизора, где ожидаемо разгорается достаточно откровенная сцена в номере отеля. Джонни делает это не из стеснения, он переводит взгляд на Рому, чтобы увидеть его реакцию на происходящее. Это выходит само собой, без подтекста, но Джонни осознаёт это уже после того, как повернул голову, поэтому делать вид, что ничего не было, будет как-то глупо. — Я, кстати, совсем другое от этого фильма ожидал, — усмехнувшись, замечает он, как ему кажется, почти уместно, но не менее глупо, как если бы он просто отвернул голову. Рома, не любящий смотреть постельные сцены, тем более в чьём-то присутствии (о чём он благополучно забыл), с радостью пользуется возможностью не обращать внимания на экран и поворачивает голову к Джонни: – О, по правде говоря, при своём первом просмотре я чувствовал то же самое. Но тебе же нравится? – немного неуверенно заканчивает он. — Да, — честно отвечает Джонни, зеркально не обращая внимания на разворачивающиеся в фильме события. — На старый манер такой, давно не смотрел что-то подобное. Сейчас же вообще по-другому снимают... Он не знает, насколько его речь звучит адекватно, но слова сами слетают с губ из-за ощущения, что говорить просто что-то нужно. Чтобы чем-нибудь заполнить этот момент, пока ещё вполне нормальный, и не превратить его в неловкую немую сцену. – Это круто, я рад, – несколько раз кивает Рома. Он задумывается, потому что чувствует, что его начинает клонить в сон, но фильм не прошёл даже на половину, поэтому он хмурится, моргает и снова переводит взгляд на экран, где — «Наконец-то!» — закончился обмен вздохами. Потом вспоминает про то, что Джонни, вообще-то, больной и с температурой, и чуть ли не вскакивает, чтобы побежать за мокрым холодным полотенцем и жаропонижающим, после вспоминает, что жаропонижающее не нужно, секунду чувствует лëгкую панику, так как холодное полотенце, скорее всего, всë-таки нужно, но в итоге успокаивает себя, ведь Джонни выпил лекарство, которое должно справляться с симптомами простуды. Слишком шумно вздохнув, Рома берёт плед с конца дивана и натягивает его до плеч, сползает немного вниз, пихая под поясницу маленькую мягкую подушку, и, к сожалению, разрывает контакт коленей. Джонни молча наблюдает за Ромиными движениями и сложно описываемыми эмоциями, что мелькают на его лице, но в итоге не выдерживает и всё-таки спрашивает: — Всё окей? — понятно, что, будь что-то прям не в порядке, Рома бы об этом, наверное, сказал, но уточнить как будто лишним не будет. Как минимум хуже точно не сделает. Поэтому Джонни откидывается на спинку дивана и по-прежнему не смотрит в сторону телевизора — взгляд его направлен на Рому. Он также хочет поднять брови, как обычно это делает, задавая вопрос, но из-за головной боли лишь шмыгает носом и слегка щурит глаза — к сожалению, это его максимум. – А? – Рома смотрит на Джонни исподлобья. – А, да, всё в порядке, – и поворачивается обратно к экрану, пытаясь сосредоточиться на фильме, чтобы глаза перестали сами собой закрываться. Непонятно, отчего или что его так сморило, и это вводит в ступор, но факт остаётся фактом – он захотел спать. Может, пожевать что-нибудь из того, что он там принёс? Рома тянется к тарелке и хватает морковь (самую большую из них), устраивается в почти лежачем положении опять и откусывает часть овоща, начиная с удовольствием человека, любящего определённый вкус, жевать. Джонни ещё несколько секунд смотрит на него, а после, решив больше ничего не спрашивать, чтобы не докапываться, наконец переводит свой взгляд (и внимание) на фильм, который он последние несколько минут не смотрел, но слушал вполуха, поэтому мало что пропускает. Прислушиваясь к себе, Джонни подмечает, что чувствует себя получше — выпитый ранее ТераФлю, очевидно, начал действовать. А ещё он, последовав Роминому примеру, тянет с тарелки пару грецких орехов. Оказывается, прикольно смотреть фильм под такую еду, а не пресловутый попкорн. Те полчаса, за которые Вивиан и Эдвард выясняют свои отношения, парни не разговаривают, просто смотрят фильм. В какой-то момент Джонни хочет прокомментировать события на экране, поворачивает голову в сторону Ромы, но закрывает рот, так ничего и не сказав. Рома... Спит. Джонни не знает, как описать свои чувства в момент осознания происходящего, но, по-прежнему ничего не говоря, он лишь поправляет задравшийся плед, прикрывая Ромины ноги, и убавляет громкость телевизора на несколько единиц. «Пусть поспит, не будить же его», — думает Джонни, отчего-то с неохотой отводя взгляд от расслабленного чужого лица и переводя его обратно к фильму.***
Рома открывает глаза и несколько мгновений пялится в стол. Он чувствует, что находится в тепле благодаря мягкому пледу, немного дëргает затëкшей ногой и случайно касается чьего-то бедра. Точнее, Джонниного бедра, вспоминает Рома и приподнимается на локтях, хлопая глазами, чтобы сбросить остатки дрëмы. Или сна... Сколько он пролежал вот так? Чувство, будто действительно немного поспал. Он смотрит на Джонни, который, как оказалось, тоже уснул. Рома принимает сидячее положение, зевает и усмехается своей глупости, с укором в свою сторону думая о том, что пришёл, чтобы позаботиться о больном, а сам в итоге.. —..Да как ты посмел!! — визжит откуда-то женский голос, и Рома в испуге дëргается, распахнутыми глазами глядя вперëд, на экран, где транслируется какой-то фильм. По всей видимости, «Красотка» закончилась, и следующий автоматически включился. Опомнившись, парень тянется за пультом и суетливо нажимает на кнопку питания, и яростная девушка на экране, уже открывшая рот для продолжения своей тирады, резко замолкает, закрывшись чёрным полотном. Рома выдыхает и трëт лицо ладонями, коротко смеётся и снова смотрит на спящего Джонни. У того медленно вздымается широкая грудь, и Рома, если честно, слегка загипнотизирован этим, и когда Джонни двигает своей головой, больше укладывая её на спинку дивана, он моргает и переводит взгляд на умиротворëнное лицо. Почему-то хочется коснуться щеки и провести пальцами по линии носа, остановившись на его кончике, а потом, спускаясь ниже, задеть пухлые губы.. Рома даже неосознанно тянется за своим желанием, но в последний момент останавливается и лишь поправляет упавшие на лоб пряди осторожным, почти невесомым движением. Он улыбается кончиками губ, встаëт, чтобы пройти на кухню за стаканом воды и поставить чайник, и когда возвращается, укрывает Джоннины плечи пледом, после начиная аккуратно прибираться. Спустя несколько десятков минут хозяин квартиры открывает глаза. Джонни чувствует себя так, будто его пропустили через блендер, залили в форму для льда, заморозили и вернули в мир в виде неустойчивого желе. Его голова удивительно пуста, немного сдавливает виски, а нос забит. Тело от долгого сна в сидячем положении ломит, однако... Его самочувствие разительно лучше, чем утром. Как минимум горло уже не схватывает так, что хочется выкашлять лёгкие. По пробуждении оценив своё состояние, Джонни обнаруживает себя укрытым пледом на диване в гостиной с выключенным телевизором. В комнате не горит свет, поэтому его глаза не слепит громоздкой люстрой, однако он сразу замечает, что рядом никого нет: диван, где сидел — спал — Рома, пуст. Джонни ещё некоторое время неподвижно сидит, но по прошествии пары минут всё же не выдерживает и, поднявшись, тяжело потягивается. После до его слуха наконец доносятся звуки откуда-то из глубины квартиры, и он идёт на них, надеясь увидеть Рому, который решил себя чем-то занять, а не грабителей, которые могли прийти, если Рома, уходя, не запер входную дверь. Слыша чьи-то шаги, Рома оборачивается и приветственно улыбается: — Привет, Джонни, — он склоняет голову набок и отворачивается к столешнице, гремя ложкой, — я тут как раз тебе лекарство подготовил, — поворачивается обратно, в этот раз всем телом, и протягивает кружку, в которой тëплая вода перемешана с порошковой лечебной смесью. Джонни, посмотрев на него, облегчённо вздыхает, но, позабыв о насморке, закашливается, чувствует себя в крайней степени нелепо и, прикрываясь рукой, скрывает за кашлем горький смешок. Быстро успокоившись и придя в себя, он прочищает горло и, кивнув, забирает из протянутой руки кружку. — Извини, — даже произносит Джонни и отпивает разведённый кислый порошок. — И спасибо, — он проходит вглубь кухни и, сев на один из стульев, смотрит на Рому, интересуясь: — Как ты? То есть, эм... Долго спал? — "Долго пытался себя чем-то занять, пока я спал?" — прозвучало у него в голове, однако озвучено не было. Рома смотрит на Джонни в ответ, после поднимает взгляд к потолку. — Видимо, долго, — он усмехается, — я проснулся только после того, как закончился фильм. Рома обращает внимание на кружку в Джонниных руках, снова смотрит на него самого и, немного сморщивая в смущении лицо, продолжает: — И прости, кстати. Болеющий здесь ты, а отдыхаю я. Если честно, совсем забыл, как мой организм реагирует на противовирусное, — он трëт свой лоб, а после проводит ладонью по волосам, замолкая. — Боже, за что ты извиняешься? — Джонни фыркает, допивает остатки разведённого порошка и, отставив кружку на стол, скрещивает руки на груди — не злится, просто деть их некуда. — Если так посмотреть, мы отлично провели день: посмотрели фильм, разделили диван и, судя по всему, оба выспались? Думаю, за последнее время это мой лучший день в чей-то компании. И ещё раз тебе, конечно, спасибо за...— тут он закашливается, закрывая рот рукой, а когда перестаёт, то решает не договаривать очевидного, надеясь, что Рома и без того смог его понять. Рома кивает, обеспокоенно поглядывая на раскрасневшегося Джонни, — Я рад, что ты так думаешь, — он молчит некоторое время, а после встаёт полностью, переставая опираться на столешницу. — Что ж, наверное, я пойду. В пакете есть ещё несколько лекарств, точнее, сиропов и раствор для полоскания горла, он хороший, сам им пользуюсь, очень помогает, — улыбнувшись краешком губ, Рома смотрит на Джонни. — Если что, обращайся ко мне, я привезу то, что тебе понадобится, мы-то живëм.. даже недалеко. Так, э... телефон у меня в руке, остальное в карманах куртки.. закроешь за мной дверь? — он улыбается снова, и в этот раз глаза улыбаются тоже, немного щурясь. Джонни его выслушивает с лёгкой улыбкой, согласно покачивает головой, не перебивая, и только под конец отвечает: — Да, конечно, — он поднимается и ещё раз, смотря Роме в улыбающиеся глаза, для чего-то кивает. — Пойдём, — он выходит в коридор и оборачивается через плечо, вновь поймав чужой взгляд, добавляя: — Если что, ты тоже можешь обращаться ко мне. Даже если ничего не случилось, и... — Джонни усмехается и качает головой, продолжая идти и смотря уже перед собой. — Всё-таки близко живём, да, — договаривает он более отвлечённо и задумчиво, будто сам себе, хмыкает. Рома идёт за Джонни, смотря на его спину. Они заходят в прихожую, и он кладёт телефон на пуф, обувается, накидывает куртку, гремя ключами в её кармане, и снова берёт гаджет в руки, на автомате поправляет свои волосы быстрым движением и встаëт ровно, давая понять, что готов. Джонни открывает дверь, говорит простое «ну, пока», и Рома отвечает тем же, делая шаг за порог. Они в последний раз смотрят друг другу в глаза, кивают, и Рома поднимает свободную руку в прощальном жесте, затем разворачиваясь и слыша позади хлопок двери. Джонни ещё некоторое время, буквально пару минут, стоит в коридоре и пытается переварить события прошедшего дня. Он давно не заболевал, тем более так серьёзно, но... Болезнь показалась ему такой простой в компании Ромы. Даже несколько приятной и весёлой, но то, разумеется, из-за времяпрепровождения, а не факта самой простуды и плохого самочувствия. С Ромой было легко. И спокойно. И разговаривать, и обмениваться небольшими комментариями во время просмотра фильма, и, как показывает следствие, спать. Джонни до сих пор с небольшим удивлением отмечает тот факт, что так быстро и без сомнений позволил себе заснуть в его присутствии и, более того, совершенно этого факта не смущался..? Джонни обещает себе подумать об этом позже. Он обязательно подумает, как только вылечит подкосившую его простуду. Рома, спускаясь на лифте, отвечает на несколько сообщений Артура, а когда садится в машину, почему-то вспоминает тепло Джонниного тела. Это может быть странным или непонятным, но ещё Рома часто ловит себя на мыслях о красоте его нового знакомого. Машина тормозит на светофоре, и в голове звучит громкий басистый смех, сначала звенящий в ушах, а после раскатывающийся по телу лëгкой, едва ощутимой дрожью. Оцепенение от этого воспоминания проходит, и Рома еле успевает нажать на газ, чтобы проехать на зелëный свет. Он хмурится, однако спустя время в его глазах проскальзывает понимание. Когда в мыслях очень часто крутится один и тот же человек, сложно не заметить, но в данном случае можно смахнуть на новое лицо в своей жизни. Однако с Артуром у него такого не было.. И важен же контекст мыслей — о красоте Артура Рома так часто точно не рассуждал. Рома, всё же, приходит к выводу. «Кажется, он мне нравится».