Морская свинка как предлог первого свидания

      Когда в воскресное утро Рома просыпается за шесть минут до будильника, стрелка на часах медленно ползёт ближе к десяти утра. Рома совершает масштабные — всем своим телом — потягушки и доброжелательно зевает этому дню.       В одиннадцать тридцать он выходит из дома, мерно вышагивая до парковки в коричневой шубе-чебурашке и с лёгким, потому что пока пустым, тёмным рюкзаком на плечах.       Когда он садится в машину, на его бёдрах немного натягиваются чёрные джинсы, и когда он заводит её, такие же чёрные берцы нажимают на педаль газа.       На рынке не слишком шумно — оно и неудивительно: во-первых, это полдень воскресенья, во-вторых, осталось чуть меньше двадцати минут до закрытия.       Рома бодро идёт до единственной лавки, которая ему нужна, и улыбается, радостно здороваясь:       — Здравствуйте, тёть Зой! — он уже снимает рюкзак с плеч, ставя его на полку, специально для этого предназначенную.       — Здравствуй-здравствуй, Рома. Тебе, как обычно?       — Да, — кивает тот, поджимая губы. — О, и ещё отдельно помидоров штучек шесть положите, — в ответ на поднятые брови и еле заметную улыбку добавляет: — Подсаживаю на самые вкусные овощи нового знакомого, — лукаво улыбается он.       Тётя Зоя фыркает, завязывая уже второй пакет.       Они тихонько болтают следующую минуту, пока Зоя раскладывает всё остальное.       Она протягивает ему продукты с ласковым «держи», и Рома отвечает довольным «спасибо», расплачиваясь наличкой, потому что знает, что тёте Зое так удобнее.       — Хорошего дня, — желает он, делая шаг в сторону.       — Взаимно, — улыбается Зоя, бросая быстрый взгляд ему вслед.       Когда Рома садится обратно в машину, загрузив потяжелевший рюкзак на соседнее сиденье, время всё ещё не доходит до двенадцати. Рома беспокоится, что ещё слишком рано, но он же не будет глупо сидеть в машине и ждать, пока Джонни сам его пригласит, потому он просто пишет ему предупреждение «буду через 10 минут» и выворачивает руль, выезжая на дорогу.       Утро Джонни начинается в половине одиннадцатого и растягивается на ленивые двадцать минут проверки в постели социальных сетей и рабочей почты, где он чистит письма спама и односложно отвечает на совершенно глупый вопрос коллеги, едва касающийся работы. Ему на это неудивительно всё равно — голова после сна слишком лёгкая, и Джонни невыгодно забивать её подобным в выходной день.       После этого он ещё бездельно лежит до одиннадцати, рассматривая неизвестно откуда взявшуюся чёрную полосу на потолке, и поднимается.       У него есть неправильная, что он понимает, но уже устоявшаяся привычка — замена нормального завтрака чашкой кофе на балконе. И это будет работать до последнего — пока гастрит не сломит его посредственный по утрам дух.       На балконе значительно холоднее, чем в квартире, потому что застеклён он плохо, но у Джонни до этого всё руки не доходят: подобные работы лучше планировать на лето, а заниматься этим, когда и без того тепло, совершенно не хочется. И, если быть честным с собой, ему это не то чтобы и мешает — за пару минут с горячим кофе трудно замёрзнуть.       Особенно, если не забывать перед выходом о тапках.       Когда Джонни допивает кофе, он возвращается в квартиру, чтобы сразу вымыть кружку и не тянуть с этим до того, что придётся взять металлическую губку — знает, проходил. И как только заканчивает с этим, выключая воду, слышит звук уведомления со стола — где оставил телефон.       Джонни прочитывает Ромино сообщение, отвечает на него простым «понял, выхожу», после чего блокирует телефон, кладёт его в карман домашних джинс и, поправив футболку, идёт в коридор. Он не посмотрел, сколько на улице градусов, но, отталкиваясь от ощущений на балконе, надевает вчерашнюю куртку и, не застёгивая её, берёт с полки ключи, выходит из квартиры. Дверь он не закрывает, потому что не планирует никуда — надолго — уходить, и, воспользовавшись лифтом, через несколько минут оказывается на улице.       Рома приезжает через восемь минут вместо обещанных десяти, пристраиваясь в семи метрах от Джонниного подъезда, и ширкает колёсами BMW, окончательно останавливаясь. Он, предварительно взяв пакет с помидорами, выходит из машины, легко хлопая дверью и пиликая ключом — запирая её.       Джонни, хотевший посмотреть время, передумывает: смысла нет, если он получил сообщение несколько минут назад. Поэтому он прячет руки в карманы и делает пару шагов от подъезда, подходя к лавочке — тогда же видит незнакомую для их двора машину и, когда Рома выходит из неё, улыбается уголком губ.       Рома бегает взглядом по округе и ловит им знакомую макушку, приветливо растягивая губы и махая ладошкой. Он подбегает, улыбаясь в ответ.       — Привет. Выспался? — смешливо тянет Рома, слегка склоняя голову к плечу.       Джонни немного щурится — на улице светлее, чем он ожидал, — и медленно на всю чужую активность кивает.       — Думаю, да, — говорит он, пожав плечами, непривыкший к подобным вопросам: никогда не понимал, стоит ли отвечать искренне, считая условной вежливостью. — Сам как? — но сейчас его этот вопрос удивительно не раздражает. — Сам хорошо, — бодро кивает Рома. Он протягивает пакет. — Твои помидоры. — Спасибо, — Джонни улыбается, перенимая пакет, подмечая, что помидоры в нём выглядят неплохо. После он поднимает взгляд на Рому, подмечая, что тот тоже выглядит неплохо, и, спрятав свободную руку в карман куртки, легко продолжает: — Всё? — он усмехается и, по-прежнему смотря в глаза, переносит вес с одной ноги на другую.       — А ты хочешь что-то ещё? — весело улыбается Рома, дёргая головой. — Могу дать чупа-чупс. С яблочным вкусом.       Джонни поднимает брови, посмеиваясь.       — Теперь — хочу, — он на автомате наматывает кончик узла пакета на палец и, прищурив на мгновение глаза, намеренно не уточняет суть своего предложения.       Рома смеётся, лезет в карман, через несколько секунд выуживая из него сладость на палочке в зелёном фантике, и протягивает ту Джонни, рассматривая немного смуглое лицо.       Джонни перенимает чупа-чупс свободной рукой и, посмотрев на помидоры в правой, поднимает на Рому взгляд.       — У меня будет интересный завтрак, — он медленно качает головой, как бы пытаясь показать наигранное восхищение.       Рома снова смеётся, — Могу.. — он выдыхает, — могу дать Фосфалюгель, чтобы с твоим желудком всё было в порядке. У меня в машине целая пачка, — Рома смотрит на выцветшую клумбу, кривя губы, и немного грузно вздыхает, — Мой испорченный питанием желудок вынуждает.       Джонни сочувственно поджимает губы, — Тогда оставь себе, как-нибудь до следующего раза, — он смешливо выдыхает, хотя в этом, конечно, ничего смешного нет. — Но, надеюсь, это будет не в тот раз, когда мы куда-нибудь пойдём, — он не договаривает "лучше бы это вообще не произошло", считая, во-первых, бессмысленным — вряд ли у Ромы от его речи пройдёт желудок, — а во-вторых, банально лишним.       Рома кивает, соглашаясь.       — Ну, я пошёл, — он смотрит на Джонни, ожидая ответной реакции, и, дождавшись его «окей, удачи», уходит, махнув рукой на прощание.       Джонни машет ему пакетом с помидорами и, убрав чупа-чупс в карман, достаёт телефон, потому что вспоминает о добровольно-принудительном разговорном опросе, а домой возвращаться не хочется. Для удобства он оставляет овощи на лавке и, смотря на них, прикладывает гудящий вызовом телефон к уху.       — Готовить же теперь что-то нужно, — усмехается одновременно с очередным гудком и поднимает взгляд на тихий двор.       Он стоит на улице ещё несколько минут, пока проходит этот увеселительный опрос, зная, как нужно отвечать (положительно и спокойно), а после, наконец сбросив вызов, убирает телефон обратно в карман, забирает пакет с помидорами и заходит в подъезд.       Джонни редко готовит себе завтрак, особенно — в будние дни, но выходной и не-лишние овощи с приподнятым настроением располагают его к этому. Заморачиваться он не хочет, поэтому, зайдя в квартиру, снимает куртку, стягивает обувь и, пройдя на кухню, достаёт к имеющимся помидорам зелень и несколько яиц.       Вообще готовить он любит, но ему в большинстве случаев просто лень — зачем, когда есть доставка, кафе, рестораны и, в конце концов, столовая в офисе? В голове он отдаёт предпочтение домашней еде, но это отнимает много времени, которого, даже чтобы просто отдохнуть, так часто не хватает.       А в выходной — есть.       Поэтому Джонни приготавливает себе яичницу почти-по-грузински, искусно, по своему скромному мнению, украшает её дополнительно сверху петрушкой и, не сдержавшись, пишет Роме, прикрепляя фото: Эта детка просто огонь 12:35       После чего перекладывает её на тарелку, садится за стол и, попробовав, дописывает: Она ещё и вкусная, это вообще сказка Помидоры мощные, вся столешница в соке 12:37       Джонни её, конечно, после готовки вытер, чтобы сок не высох, но доской для готовки не пользуется из какого-то давнего принципа. Доедая, он думает об этом, но к единому ответу так и не приходит, поэтому оставляет эту мысль и поднимается, чтобы вымыть посуду.       Рома, решив-таки, что не хочет проводить это воскресенье дома, пишет Артуру с предложением пойти в кино. На днях начали транслировать старые части «Мстителей». Кто он такой, чтобы пропускать это? Его друг отвечает в своей обычной манере — быстро и позитивно.       Они встречаются уже через двадцать минут в кинотеатре центрального торгового центра.       — Привет, дорогой! — Артур улыбается широко, стискивает Рому в объятиях, хлопая того по спине.       Рома фыркает ответное «привет» и улыбается тоже.       Джоннины сообщения Рома видит только вечером, по приходе домой после того, как: они с Артуром, завершив просмотр фильма, собрали попкорн, опрокинутый Артуром во время одной особенно эпичной сцены, потому что обоим было неловко и не хотелось расстраивать уборщицу; поели пиццы, смеясь с маленького мальчика, у которого личико было изрисовано красками, потому что вспомнили себя, напившихся из-за расставания Артура со своей первой девушкой и решивших использовать его старую гуашь на своих лицах; посидели на качелях-цепочках, не давая кататься маленьким деткам, и восхищённо обсудили сегодняшний фильм; купили по ведёрку мороженного и разошлись, пообещав друг другу, что не съедят это всё в первый день.. хотя бы во второй.       Рома лайкает сообщения, а на «Они ещё и вкусные» отвечает «я же говорил!» и откладывает телефон с лёгкой улыбкой.       Джонни, как и большинство среднестатистических граждан, которые строго работают с понедельника по пятницу и совершенно не строго отдыхают в субботу и воскресенье, весь свой день пропинывает бездельем, то есть пролёживает сначала в спальне, а после — на диване. Он смотрит юмористические шоу и балует себя заказной пиццей, потому что раз в неделю может себе позволить полениться и побыть полноправным тюленем — не то чтобы предел мечтаний, но на то оно и воскресенье после тяжёлой рабочей недели и активной — сравнительно предыдущих — субботы.       Он настолько закрывается в пузыре своего отдыха, что даже не читает рабочий чат, в котором молодой сотрудник с девушками развёл панику из-за оборудования, которое, скорее всего, не работает, потому что его нужно просто включить.       Против молодых, свежих умов Джонни не имеет ничего против, но вот насчёт совсем зелёных — увольте. Да, может, настолько категорично, даже для их слишком лояльной компании.       Но он как бы обычный сотрудник, поэтому не высовывается и не отсвечивает, подстёбывает неумелых ребят и всё-таки им обычно помогает, потому что, ну, не настолько он уж и монстр — только если не вселенской иронии и сарказма, но это не всегда и не все понимают.       Джонни рассуждает об этом прилично, под вечер, потому что голова припухает от интеллектуальности Ютубной ленты — нет, иногда думать всё-таки нужно, иначе его мозги превратятся в переваренную кашу.       В период этой мысли ему пишет Рома, чем улыбает, потому что Джонни буквально видит, как тот довольничает насчёт привезённых помидор.       В принципе, обоснованно довольничает. Недолго думая, он отвечает ему простое «я в тебе не сомневался» и, прикинув, включает очередной выпуск «Исторического стендапа», потому что, по факту, у него ещё есть время до сна, а из каких-то предстоящих дел — только надвигающийся понедельник, до которого остаётся три с половиной часа.