Нет предела совершенству

Даниил, улыбаясь, смотрел на полотно перед собой. Он закончил. Маленькая девочка в яркой одежде и с короной на голове с восторгом взирала на огромный бассейн с рыбами. Она прислонилась руками к стеклу, а рыбки вились стайкой около неё с обратной стороны. Озёрский начал писать картину спустя два дня с похода в океанариум, просто в один момент вдохновение накатило, и рука сама взялась за карандаш. И вот теперь, уже в красках, она вызывала улыбку и что-то ещё, пока не совсем понятное. Петровский тихо вошёл в аудиторию и остановился рядом. — Это что-то новенькое, — произнёс куратор, глядя на сие творение. Даня встрепенулся от неожиданности. Он был погружён в свои мысли. — Здесь больше ярких красок. Произошло что-то хорошее? — спросил Михаил и сильнее нужного сжал Данино плечо. — Нет, — Озёрский поморщился. — Почему ты не отвечал на мои звонки? Парень ничего не ответил. — Ладно. Иди ко мне. Юноша не сопротивлялся, когда Петровский притянул его к себе, поцеловав в шею, когда большие руки нагнули его и стянули шорты с трусами, а пальцы быстро разработали, или когда возбуждённый член вошёл в его тугой анус. Петровский трахал тело юноши, беря сзади. Но почему-то Озёрский не испытывал удовольствия от этого. Наоборот, он хотел, чтобы всё быстрее закончилось. Михаил кончил, снял презерватив и, завязав его, бросил в урну. — Хороший мальчик. А сейчас мне надо бежать, — потрепал Данины волосы и чмокнул в макушку. …Проснулся Даня позже обычного. С кухни доносился вкусный запах еды, шум и приглушённые голоса. Рука его лежала на чужой, крепкой груди. А сам он — в тёплых объятиях, что приятно грели. Лёгкая улыбка тронула губы, он уткнулся лицом в шею, легонько поцеловав её, и потёрся носом о нежную кожу, вдыхая еле ощутимый аромат. Незнакомый, чужой запах. Даниил сразу открыл глаза и уставился на того, в чьих руках находился. И вспомнил события вчерашнего дня. Буров проснулся рано, рука сильно затекла. Оказалось, что на ней всю ночь спал Данечка. Алексей посмотрел на своего ночного соседа: невинное, такое юношеское лицо, чуть приоткрытые, ровные, розовые губы, вздёрнутый носик, высокий лоб, что закрывала косая чёлка, спутанные светлые волосы. Тонкая шея с небольшим кадыком, ключицы, которые по его мнению сильно выделялись. «Откормить бы его, » — подумалось вдруг. Рука лежит на груди Алексея, принося приятную тяжесть. Нога в домашних, коротких шортах закинута на него. От этого ткань натянулась, плотно облегая задницу, аппетитную и тугую к слову. Майка немного задралась и открывала взору тонкую полоску светлой кожи. Сексуальный вид. Тут Буров почувствовал шевеление внизу. Не успел он обдумать ситуацию, а именно то, что у него встал на парня, как сам виновник этого состояния пошевелился. Алексей быстро закрыл глаза и притворился спящим. То, что произошло дальше, вызвало шквал самых разнообразных чувств. От «что он творит» до «не останавливайся». Даниил замер. Рядом лежал спящий Лёша. Парень расслабился, любопытство перебороло страх, и Даня начал внимательно рассматривать своего… друга? Короткие, тёмные волосы, что сейчас немного взъерошены, ровный нос, сжатые, красивые губы, волевой подбородок, что выдавал твёрдость духа… «А когда он улыбается, появляются такие хорошенькие ямочки, » — вспомнил Озёрский. Он на автомате потянулся и коснулся щеки. Легонько погладил, потом очертил пальцем контур губ, сердце пропустило удар, парень облизнулся и сглотнул, почему-то горло вмиг пересохло. Пришло осознание, что делает он то, что не должен. — Вот чёрт, — совсем тихо прошептал юноша и попытался отодвинуться. — А мне понравилось. Доброе утро, — раздалось сбоку, и Алексей крепче прижал к себе Озёрского. Даник оказался лежащим на Алексее. Они смотрели друг другу в глаза, и оба заливались краской. Неловкая, смущающая ситуация. Они отчётливо ощущали возбуждение друг друга. И напряжение, что витало в воздухе. Сердца бешено стучат. Дыхание сбивается. Губы заманчиво приоткрыты. Мгновение и… комнату оглашает звонкий Юлин голосок, что вихрем ворвалась к парням: — Хватит спать, сони. Уже завтрак готов! Парни откатились друг от друга в мгновение ока, Юля забралась на кровать, и Алексей, прокашлявшись, быстро обнял сестру. — Всё-всё, мы уже встали, — сказал брат. — Доброе утро, — произнесли вместе. — Доброе утро, — ответила обоим счастливая девочка. — Пойдём, тётя Зоя испекла блинчиков. «И что это было?» — одновременно думали парни, украдкой бросая быстрые взгляды. Алексей, конечно, не гомофоб, но у него отношения были только с девушками. Да и никогда его парни не привлекали. А тут — такое! К этому человеку тянуло, причём и в дружеском, и в сексуальном плане. «А сам Даниил? Он гей? Спит с каким-нибудь парнем? Это так? Тогда, что было утром? Я ему нравлюсь?» — такие вопросы витали в голове Лёши весь завтрак. Он не знал ответов, как и не мог придумать опровдание своему поведению. Его сексуально привлекал этот человек, и это факт. Даня тоже думал. Ему действительно нравился Алексей. Он часто ставил себя на место Голубевой. Но то, что было утром… удивило, поразило, ошеломило сознание парня. У него никогда не было отношений, он не встречался с девушками, с парнями и подавно, не ходил на свидания, у него не было друзей, даже просто хорошего знакомого, с кем можно сходить в кино или в кафе, в тот же океанариум, да хоть просто прогуляться. Ни к кому Озёрский не испытывал настоящего влечения. Петровский был не в счёт, там совершенно другое. Даниил до него никогда и не думал спать с парнями! Но люботытство и та нежность вначале сделали своё дело. Михаил не предлагал встречаться, не водил на свидания, не было спокойных уютных вечеров, а просто один секс. Даня оказался ведомым в этих отношениях, исполняя всё, что просил Михаил, слепо подчиняясь и поддаваясь сладким словам, не имея своего мнения. Это больше привычка и страх остаться одному. Теперь юноша прекрасно это осознавал. Алексей даже смотрел на него не так, как Петровский. Более искренне, нежно, заинтересованно. А главное, Буров видел ЕГО, а не просто игрушку для утех. Проводив новых знакомых, обменявшись номерами, пообещав Юле ещё встретиться и сходить куда-нибудь, Даниил заперся в комнате. Куратор звонил много раз, но юноша не желал с ним разговаривать. Он знает, чего хочет любовник — секса. А его Даня почему-то не хотел, не сейчас и не с ним. Приведя себя в порядок после быстрого секса, Даниил решил прогуляться. Он шёл вдоль дороги, когда услышал сигнал автомобиля. — Привет, — донёсся слуха голос Алексея. — Привет, — с улыбкой ответил Даня. — Куда идёшь? — Да никуда. Просто гуляю. — Ну тогда садись. Без задней мысли и с огромным удовольствием парень присел на переднее кресло и пристегнулся. — А куда мы едем? — Я встречаюсь с друзьями. Они хорошие, не беспокойся. Ты им точно понравишься, — радостно провозгласил Буров. Машина притормозила у небольшого, неброского кафе. Ребята вышли и направились туда. Внутри уже ждали все: Катя, Ксюха, её соседка и подруга, Стас и Антон. Алексей было двинулся к ним, но остановился. — Что такое? — спросил он у Дани, что притормозил в нерешительности. — Может, я лучше не пойду? — Ну что ты, они не кусаются. Только иногда! — подмигнул Буров и по привычке потрепал светлые волосы. — Пошли. Друзья замолчали и уставились на подошедшую парочку. — Всем привет. Познакомтесь, это Даниил, мой друг, — это слово теплом отдалось в сердце юноши, — он на художественном учится. Потом Алексей представил остальных, сделал заказ себе и Дане, посадив того рядом с собой, и потекла беседа. Сначала были неловкость и напряжение, но постепенно всё стало так непренуждённо и легко, будто Даня уже сто лет всех знает. Алексей подкармливал худенького друга, выбирая самые вкусные кусочки, ненароком легко касался. — Я и не подозревала, что ты такой простой парень, даже застенчевый, — обратилась Катерина к Дане. — Ага, мне все говорили, что Озёрский нелюдимый, к нему не подобраться, сам себе на уме, гений… — продолжила Ксения. — А при чём тут Озёрский? — спросил Буров, услышав фамилию заинтересовавшего его парня. Все уставились на него, как на душевнобольного. — В смысле при чём? Ты же сам его привёл! — Кого? — не понял парень. — Даню, — ответила Катя, — Озёрского. — Да я его даже не знаю! Хотя пытался искать, скажу честно. Его картина «Одиночество» меня настолько сильно поразила, что я… — Алексей задумался, — Блин, не знаю даже, как это описать. Она живая, что ли… Тут со всех сторон раздался оглушительный хохот, а Даниил пристально так посмотрел на ничего не понимающего Бурова. — Лёх, ну ты и дурааак! — в промежутках между взрывами смеха пропела подруга. — Ты у Дани фамилию спрашивал? — Нет. — Это и есть твой ненаглядный Даниил Озёрский! Вот ты дурашка! Лёша с минуту соображал, а потом уставился на красного Даниила такими огромными глазами. В них было неверие, изумление, восхищение, надежда, интерес, любовь… — Ты — Даниил Озёрский? — Да. — Тот, что «Одиночество» написал? — Да. — Это ты? — Да он это, он! — не выдержал Стас. Юноша несмело кивнул. — Ого, вот это да! А я и не знал. Да ты… ты… такой! Да я влюбился! Озёрский покраснел ещё больше. А Алексей смутился своих слов. — Ой, я не это хотел… Ааа, блин! — Он хочет сказать, что влюбился в твою картину. Я его на выставку наших студентов затащила. Так он около картины твоей стоял, словно вкопанный. Не видел и не слышал больше ничего. Я его раз двадцать звала, пока он отозвался! — уточнила Катя. Ещё долго друзья подкалывали этим Бурова. Даня всем понравился, он не был высокомерным и нелюдимым, как ходили слухи, а просто стеснительным и тихим. Он знал много интересного, Катя спрашивала о чём-то по живописи, Антон интересовался, где и чем тот закупается. А Алексей сидел в полном шоке и с глупой блуждающей улыбкой. Спокойный вечер разрушил вопрос Стаса: — Скажи, а слухи, что ты гей и спишь с Петровским — это правда?