Твой злейший враг— нервная система

      Мэри задумчиво шагала с одной ступени на другую: мрачная лестница огромного особняка, обрамленная черными перилами, хоть и была довольно старомодна, но сочеталась с остальным убранством дома и вид имела дорогой. Занырнув в свои мысли, шагала медленно и тихо — обдумывала что-то очень важное, очень значимое, очень серьезное. Взгляд был устремлён в одну точку — ничего, кроме неё, для девушки не существовало, словно та точка была всем миром, всем смыслом. На первом этаже раздался хлопок — девушка встрепенулась. Ранее задумчивые зелёные глаза округлились от испуга, но скоро успокоились. Шаг Мэри сделался торопливым, и вот через минуту она уже стояла у дубовой двери. Девушка постучала — ответа не последовало. Ещё раз — нет ответа. Уже очевидно взволнованная, Мэри аккуратно открыла в дверь, и, пройдя метров десять по полу из тёмного камня этого просторного, богато обвешенного и обставленного кабинета, села на мягкий диван. Тут она бывала редко, поэтому уже успела подзабыть убранство этой «неприступной», как в шутку её называли, комнаты: высокий, обрамлённый лепнинами потолок, в который словно упираются высокие дубовые шкафы с документами, на серых мраморных стенах картины. «Кажется, в стиле барокко», — припоминала девушка. По двум сторонам длинные диваны, на одном из которых сейчас сидела Мэри, с интересными золочёными ножками для посетителей, которых здесь с момента окончания ремонта в прошлом году было мало: основная масса принималась в другом месте. Но главным предметом интерьера тут, бесспорно, являлся стол, тоже, кстати с золотыми ножками. Столешница был всегда пуста, как и взгляд владельца кабинета, обращённый сейчас на девушку. — Ты правда думаешь, что можешь так просто собирать мои вещи? — припоминая былое недовольство, рассерженно говорила девушка, как только заметила мужчину в комнате. Казалось, ей уже было не важно, кто там будет, просто нужно было сказать это куда-то, а не держать в себе. — Обычно сначала здороваются, — спокойно подметил Брюс, подходя к девушке чуть ближе. — Ты, конечно, можешь пересмотреть содержимое, но советую не отходить от своего имиджа, — поучительным тоном продолжил он, как будто перед ней был не отец, а профессиональный стилист, крайне недовольный тем, что его труды не оценили. — Однако мы собрались вдвоём не с целью обсудить твою одежду, это мелочи по сравнению с теми слухами, как Харли вдвоём со своей напарницей недавно вломились в дом олигарха из соседнего города. Что скажешь? — Перебил мужчина, замечая, как девушка уже было открыла рот, дабы прокомментировать предыдущие его слова. В голосе начало проскальзывать презрение, а взгляд становился всё холоднее, выдавая затаённое пренебрежение. — И это слухи! Ничего не могу сказать по поводу них, — резко и не без доли сарказма ответила Мэри, однако уже через пару секунд ей показалось, что она перегнула с дерзостью. — Имидж… Это ты о той роли «примерной девочки, полностью оправдывающей свою фамилию»? Или, может, той самой, что должна быть тихой и кроткой? Всегда выступающей на стороне обычных людей? Ах, да, понимаю. Я разочарование, конечно. Вот только почему же уже ты не можешь понять, что всё не так просто? Ты делишь мир на «чёрное» и «белое», но есть же ещё и «серое» — люди, которые просто запутались. Чуть оступились, и ты уже считаешь их отбросами, а им просто не повезло. Прости, что мне больше интересны такие люди, но разве нашему городу не хватает тебя в качестве примера идеального и праведного человека? Незаконное проникновение — моих рук дело, но меня же никто не узнал. Знаешь, Харли хотела повеселиться. Мы могли выбрать что угодно, да хоть любой банк, но, в конце концов, выбрали этого подонка, что отгрохал свои миллионы на том, что разрушал чужие жизни. Можно подумать, ему есть разница — домом больше или домом меньше! Мы оба с тобой прекрасно понимаем, что нет. Ты сам пытался посадить его, а мы просто припугнули, чем же мы отличаемся? Тем, что ты в то же время его защищаешь, а мы своими действиями нарушаем порядок, понимаю, — эмоционально всё продолжала и продолжала говорить она, выдавая, казалось, бесконечную гневную тираду, временами срываясь на язвительные комментарии, однако не забывая внимательно наблюдать за реакцией своего собеседника. Несмотря на то, что та была довольно скупой, некоторые детали она смогла для себя подметить. Например: он был предельно спокоен в начале монолога, но местами замирал и погружался в раздумья. — Во-первых, я волнуюсь, — с трудом выдавил из себя проговорил Брюс, замечая, как повеселели глаза дочери, и думая, что, наверное, она давно хотела услышать именно это. — Во-вторых, какие бы подлые и низкие деяния не совершал человек, не стоит опускаться до его уровня, а вы сделали именно это. Ты нарушила закон, и ради чего? Ради того, чтобы Харли в одиночку не натворила дел похуже? Она не тот человек, ради защиты которого стоило бы прикладывать столько усилий, — он старался говорить максимально спокойно, понимая, что одно неверное слово и девушка просто-напросто взорвётся и вступит с ним в новую перепалку, однако по глазам было видно, что сама Мэри неохотно отчасти признавала его правоту. — Имидж, о котором я говорю — это человек из приличной семьи, как указано в твоём резюме. Девушка, любящая посещать театры, изучающая культуру, немного знающая азы самообороны, но уж точно не та, что полезет в драку, как только у неё появится возможность, даже в малознакомой стране, — уже более монотонно продолжил он, подавая папку девушке, присаживаясь рядом с ней, чуть ли не пальцем водя по документу, чтобы убедиться, что она точно всё прочитает. — То есть, теперь ты волнуешься и говоришь мне не лезть в драки. А ведь у меня была возможность вырасти в человека, который не вёл бы опасный образ жизни. На минуточку, ты периодически приходил домой в состоянии, когда едва стоял на ногах, тут уже тебе самому нужна была помощь, и я рада, что Альфред в такие моменты был рядом. Ты постоянно обучал меня всё новым боевым искусствам, говоря, что это для самообороны. Разве дети ходят на фехтование для самообороны? — обиженно бормотала Мэри. А ведь при другом раскладе её жизнь действительно могла быть абсолютно другой. Она всегда хотела стоять рядом с отцом, именно он был тем, кто отталкивал её, продолжая твердить, что это опасно. А теперь почему-то удивляется, что его ребёнок не поддерживает его взглядов. — Фехтование мы учили для твоего университета, да и в том кружке ты показала исключительное мастерство, как только вступила. В свои шестнадцать ты была не готова к чему-то серьёзному, юношеский максимализм не давал тебе трезво оценить ситуацию. Когда же ты вернулась из ВУЗа, то была уже совершенно другим ребёнком, который бы просто не смог пойти со мной, — вкрадчиво отвечал Брюс, однако, несмотря на проскальзывающие стальные нотки в голосе, помимо них можно было заметить некоторую заботу и желание быть ближе. Возможно, если бы характер позволял ему чаще говорить с Мэри по душам, они могли бы быть замечательной семьёй, уважающей друг друга, но он в какой-то момент выбрал закрыться окончательно. — Хорошо, я постараюсь по максимуму хорошо себя вести. Касаемо квартир: я выберу что-нибудь, когда приеду туда. И… я удивлена, что ты помнишь мои вкусы в автомобилях. Помнится, я только пару раз говорила о том, что хотела бы купить её по приезду, но это было так давно, что сама уже забыла об этом, а потом пришлось бы ехать выбирать самой. А вот охранников попрошу убрать. Нет, я не собираюсь с ними ходить, со мной ничего не случится, а они только будут привлекать ненужное внимание. Теперь резюме: ты серьёзно удалил сведения о том деле с Харли? Оно же было моим главным достижением, — изначально спокойный голос девушки снова немного дрогнул, когда она достала кредитные карточки из папки и начала их разглядывать, а саму папку демонстративно кинула на стол. — Да? А что насчёт прошлого похищения? Ты пригрела на груди змею, что отлично умеет манипулировать людьми, — посерьёзнел Брюс, после чего нажал на кнопку вызова дворецкого. — Твои враги не поедут за мной в другую страну, это не выгодно и опрометчиво. К тому же, немногие знают твою тайную личность. Вопрос закрыт — я с ними не еду. И ты считаешь, что моих накопленных сбережений мне не хватит? — твёрдо поставила точку Мэри, удивлённо смотря на заходящего в комнату дворецкого, а затем замечая у него за спиной очень красивую женщину в яркой одежде, после чего её вновь охватило недовольство. — Мне не нужна помощь стилистов, — поморщившись, пренебрежительно фыркнула Мэри, однако ожидаемой реакции не последовало. — Хорошо, твоя взяла. Никакой охраны. Они уедут сразу же, как вы доберётесь до Питера. Я не сомневаюсь в том, что тебе не хватит денег, но мне будет спокойнее, если ты будешь пользоваться этими, так как их проще отследить, — Брюс быстро ответил на оставшиеся вопросы, после чего вложил в руку дочери небольшой ключ от машины, и в довершение повернулся к ожидающей женщине, чтобы представить её. Мэри старалась делать вид, что не хочет иметь ничего общего с незнакомкой, но сдалась уже через пару минут. — Сабрина, это Мэри. Её нужно будет перекрасить и проконтролировать, чтобы в гардеробе не оказалось какого-либо непотребства, я отсылал Вам требования, — вместо прощания объяснил ситуацию Брюс, после чего тут же удалился, ловя лишь обрывок разговора: — Приятно познакомиться, проедем в салон. — Не могу разделить вашей радости.       Сорок минут в дороге тянулись долго. Сейчас девушка была, мягко говоря, нервной: с заднего сиденья до слуха Сабрины всю поездку доносилось неясное бормотание, похожее на диалог двух эмоциональных подростков, но явно принадлежащее только одному человеку. Да и дочь Брюса уже не в том возрасте, чтобы её можно было бы назвать подростком. Мэри чуть ли не за ручку довели до машины, а в эту самую минуту везут на непонятное, совершенно ненужное, и ей самой уже ненавистное окрашивание, хоть она его ещё и не видела, да, правду говоря, и не хотела видеть. Что сделают стилисты с её чудесными, пушистыми рыжими волосами, ни разу не окрашиваемыми ранее? Понравится ли ей? Почему отец так несправедлив? Почему не считается с ее мнением? Почему… Буря вопросов сжигала наглыми, навязчивыми языками пламени грудь Мэри: каждая клеточка тела будто бы воспламенилась. Руки от минуты к минуте тряслись всё сильнее, но она умело, и довольно успешно, скрывала своё беспокойство, кроме того выражающееся и в затрудненном дыхании, частом и неконтролируемом моргании, и, черт возьми, начинающей болеть голове. Как скрывала? Всё просто. Часто Мэри приходилось притворяться. Притворяться друзьями, милой девочкой, послушной дочерью перед прессой. Имея за молодыми плечами такой «зави́дный опыт», она, уже почти без труда прятала, либо же скрывала истинные эмоции и чувства; умела таким углом повернуться, чтобы заплаканных глаз не было видно; имела «дар» кардинально менять голос за считанные секунды. Тяжёлые мысли, между тем, всё тянулись. Время шло до невозможности медленно. Ползало, если выражаться точнее. Неизвестность в эти длинно-противные минуты пугала в разы больше, чем неприязнь к будущему окрашиванию на своих волосах. Расставание с Харли больно давило на сентиментальное (при внешней серьезности) сердечко Мэри. Нет, нет, и ещё раз нет. Здесь донельзя лучше подойдёт хитрый глагол «прессовать». Итак, расставание с Харли мучительно прессовало сентиментальное, любящее сердце этой рыжей с кудряшками — Мэри берегла надежду о том, что сегодня ей быть не перестанет — девушки. На душе скребли кошки. Ужасно скребли, точно не уставая.       Можно было бы ещё долго описывать страдания бедной девочки, но, несмотря на все невзгоды и страхи, она твердо и непреклонно верила в себя, в свои силы, в людей. Очень старалась и стремилась верить. Из глубин пучины самобичевания её заставил стремительно вынырнуть голос Сабрины, вежливо приглашающий девушку выйти из автомобиля. Странно улыбаясь, Мэри шла — казалось, летела — к лифту в торговом центре. Сабрина не всегда успевала за своим объектом наблюдения, поэтому пару-тройку раз пыталась окрикнуть рыжую — сейчас — девочку, но всё тщетно: упавшая с головой в переживания беглянка не слышала ни слова. Проехав на лифте этажа четыре вверх и пройдя пятьдесят метров по коридору, две дамы вошли в хорошо оборудованный кабинет, где гостей уже ожидали профессиональные стилисты. Мэри держалась замечательно: хохотала, шутила, делала вид, что ей особой разницы нет, но, всё же, аккуратно и вкрадчиво уговаривала парикмахеров не сильно менять натуральный цвет. Наконец, стилисты сдались. Было решено красить «скрытое», только наоборот: верхнюю — самую видную часть волос окрасили в средне-русый, ну а остальные волосы, коих осталась большая часть, просто-напросто не трогали. Обычно для «скрытого» красят яркие пряди, но в этот раз что-то пошло не по плану. Не пошли по плану и эмоции Мэри, которой свой новый имидж понравился гораздо больше, чем она сама, несколько часов до изменения, предполагала.       Но хорошее окрашивание — далеко не залог спокойствия. Мэри уже ехала обратно, грустно смотря в окно и думая о своей дальнейшей судьбе. Волосы — не зубы, отрастут. Мэри это понимала. И далеко не окрашивание было самым обидным. Самым обидным было отношение отца. Поездки — к счастью или к сожалению — имеют свойство заканчиваться. Сейчас Мэри с Сабриной и стилистами (уже успевшими смениться) стояли перед двумя огромными гардеробами, доверху набитыми классической, пастельной, ненавистной Мэри, одеждой. — Мэри, Вы же понимаете, кто Ваш отец? Я не могу ослушаться его распоряжения. Пожалуйста, собирайте вещи. Вам скоро в самолёт, — ровным голосом уже в седьмой раз повторяли эксперты. — Нам поручено помочь Вам собраться. Если Вы продолжите так себя вести, мы будем вынуждены положить вещи, не учитывая Ваше мнение. — Мне плевать! Мне на всё плевать! Почему меня сначала красят, а теперь стараются вырядить в это? Убирайтесь из моей комнаты! Кто вас сюда звал?! — на грани плача кричала Мэри. Общение с Харли пагубно сказывалось на её характере. Она становилась слишком эмоциональной моментами. Но, с другой стороны, она имела полное право не сдерживаться. — Пожалуйста, давайте прекратим… — Мэри, давай попробуем поговорить спокойно, — спокойно вмешалась Сабрина. Женщина хорошо умела справляться со стрессовыми ситуациями, поэтому и была профессионалом своего дела. — Мэри, слышишь меня? Давай поговорим? — продолжила она задавать вопросы в надежде, что девушка как-то обратит внимание на ее слова. Мэри машинально дёрнулась, чтобы продолжить истерику, но, посмотрев на старающуюся Сабрину, отчего-то передумала. Крики стихли, хотя тяжёлое дыхание всё никак не удавалось выровнять. — Ладно, хорошо. Я Вас выслушаю. О чём мы поговорим? — Мэри изо всех сил старалась держать себя в руках, желая сейчас просто отвлечь себя разговором. — Ребята, выходите. Дайте нам поговорить, — быстро кивнула Сабрина стилистам. — Так, теперь слушай. Слезы ничего не решат. Я могу поговорить с Брюсом, и, слово даю, он проявит благосклонность, если ты будешь вести себя сдержаннее. Хорошо? Итак. Я предлагаю собрать один чемодан твоих вещей и ещё один этих. Ну, как тебе идея? — вкрадчиво говорила она, словно бы утешая капризничающего ребёнка. У этой женщины была удивительная способность убеждать, коей она правильно пользовалась. За это Мэри успела её полюбить всего за несколько часов. — Это всё прекрасно, да вот только отец не разрешит, — покачала головой полностью уверенная в этом Мэри. Истерика, однако, всё-таки прекратилась окончательно. — Мне не откажет, я умею уговаривать, — улыбнулась Сабрина, не получив ответного жеста. — Хорошо. Я с трудом в это верю, но хорошо. Спасибо. Я надеюсь, ты сдержишь слово, — уголки губ криво дёрнулись в подобии улыбки, но большего она не могла из себя выдавить. — Можно ли два чемодана вещей? — с надеждой переспросила Мэри. — Девочка моя, отец вряд ли разрешит, но я попробую. Ты, главное, не плачь, хорошо? — Сабрина действительно мало верила в «счастье с двумя чемоданами», но надежда, хоть и крошечная, всё-таки была. — Собери, пожалуйста, «классический» чемодан сама, ладно? — напоследок попросила Мэри и, не дождавшись ответа, быстрым шагом ушла, чтобы остудить голову после всего пережитого за день. «Все равно же от моего присутствия ничего не поменяется, только сохраню себе нервы» — промелькнуло у неё в голове во время прогулки.        Когда она вернулась в комнату классический чемодан был собран, а на столе лежала записка «Брюс разрешил два». У невероятно обрадованной этой новостью Мэри заблестели глаза. Она поспешила собрать вещи, которые ей нравились, словно боясь, что отец передумает. Теперь у нее был свой чемодан, состоящий из зеленых, фиолетовых и синих оттенков. В него можно было бы добавить белый с чёрным, чтоб всегда было с чем сочетать, но девушка была уверена, что все эти цвета у нее уже есть в другом чемодане, а при необходимости можно решить проблему на месте.       Теперь оставалось только позвонить, что девушка и сделала, убедившись, что находится в комнате одна. Спустя множество гудков звонок оказался сброшен, но на второй раз вместо автоответчика из трубки послышался мужской голос. Это был голос человека, который находился в том самом Петербурге, в который она отправлялась. Это был голос недавно вернувшегося из командировки Олега Волкова. Олег давно не получал вестей от Мэри, и, казалось, был рад ее слышать. Из разговора можно было понять, что в комнате он находился не один: она помнит его более приветливым, сейчас же было общение в основном в официальном стиле, которое девушка тут же поддержала. Поэтому они обсудили пару важных деталей ее приезда и договорились о встрече. Теперь оставалось лишь приехать.