«Любовь не есть холодная и пустая, эгоистическая жажда наслаждения, но любовь и не есть рабское служение, уничтожение себя для другого. Любовь есть такое преодоление нашей корыстной личной жизни, которое именно и дарует нам блаженную полноту подлинной жизни, и тем осмысляет нашу жизнь.» С.Л. Франк. «Условия возможности смысла жизни»
20 лет спустя, Лас-Крусес, штат Нью-Мексико
– Уверяю, что никаких преград для дальнего свадебного путешествия я не вижу. Вы уже около десяти лет находитесь в стабильной ремиссии. – Спасибо, доктор. В просторном светлом кабине доктора Клиффорда пахнет цитрусом. Минималистичный дизайн помещения всегда положительно влияет на самочувствие Джисона: здесь он ощущает только спокойствие и защищенность. Жесткий теплый ветер, задувающий из приоткрытого окна, как обычно сушит его нежную кожу, так и не адаптировавшуюся под жаркий пустынный климат, но это самая малая цена, которую юноше приходится платить за свободу и светлый разум. В этот день, родно двадцать лет назад, он смог вырваться из ловушки, в которой погибал на протяжении нескольких лет. Тогда эта история взорвала корейские СМИ и разлетелась по всему земному шару. Правда сейчас о ней едва ли кто вспомнит, кроме самого Джисона, обреченного нести этот шрам в своей душе всю оставшуюся жизнь. – Вас что-то беспокоит, сэр? – Немного, – улыбается Джисон. – Расскажите мне. – Вы помните, как я к вам попал? Доктор в удивлении склоняет голову. – Конечно, сэр. Всему миру известна Ваша трагедия. – Поведайте мне эту историю. – С какой целью? – Хочу убедиться, что морально готов покинуть Америку. – Воля Ваша. Я начну? Хан одобрительно кивает, устраиваясь удобнее в мягком кресле. Красное солнце заходит за горный горизонт, раскрашивая город оранжевыми красками. Кусочек золотистого заката попадает и в кабинет, касаясь бледных щек и выгоревших волос Джисона. – Эта история берет начало еще в средней школе. Тогда у Вас был лучший друг по имени Ли Минхо. И Вы были очень близки с этим юношей... Джисон практически ничего не помнит о своем прошлом: таковым было еще одно последствие тех травмирующих событий, которые ему пришлось пережить двадцать лет назад. К тому же, интенсивная терапия, которой он подвергался последние десятилетия жизни, сделала свое дело, полностью разрушив прежнюю личность Хана, на руинах которой ему пришлось – и приходится до сих пор – возводить свое новое «Я». Поэтому Джисон всегда пользуется воображением, когда речь заходит о его молодости. И именно богатое воображение прямо сейчас уносит его глубоко в школьные годы. Они с Минхо сидят за одной партой, бесконечно обмениваясь записками и многозначительными взглядами. Эти двое бесповоротно влюблены друг в друга, сами того не осознавая. Чего не скажешь об их окружении. – Одноклассники, учителя, что там говорить – даже семьи были против ваших взаимоотношений… – Доктор, называйте все своими именами. – Извините, сэр. Они были против вашей… любви. Джисон кивает, вздохнув. – Не выдержав давления со стороны общественности, вам с Минхо пришлось искусственно отдаляться друг от друга. Вам, сэр Хан, далось это во многом проще. Вы нашли себе множество достойных увлечений в старшей школе: музыка, искусство, писательство, литература. Выработавшаяся привычка проводить время в одиночестве мешала завести новых друзей, однако Вы не видели в этом серьезной проблемы. – Недавно я снова попробовал что-то нарисовать. Знаете, доктор, я совершенно разучился, – смеется Джисон. – Главное получать удовольствие от процесса, – подмигивает в ответ мужчина. – Это точно, Клиф, извините. Продолжайте, пожалуйста. – Что ж, касательно Минхо… на нем прекращение ваших отношений сказалось куда болезненнее. Ли Минхо не хотел страдать в одиночестве. Он был решительно настроен перетянуть Ваше внимание вновь на себя. К сожалению, молодой человек располагал и идеями, и ресурсами. Одна безумная и навязчивая мысль долгое время преследовала его, и к моменту ее осуществления юноша уже практически лишился здравого рассудка. – Почему так произошло? – С медицинской точки зрения подобное легко объяснить неокрепшей психикой, подвергшейся эмоциональному потрясению от разрыва. Вдобавок к этому, сэр Ли Минхо обладал слабой нервной системой, приобретенной им на генетическом уровне. Он унаследовал склонности к психическим заболеваниям по линии отца. – Понятно, доктор. – Вы уверены, что хотите слушать продолжение? – Уверен. – Хорошо, Джисон. Как я уже сказал, Ли Минхо страдал без общения с Вами, и поэтому придумал отправлять Вам письма от лица компании ребят, проживающей в штатах. Он следил за Вами и знал о Ваших увлечениях, поэтому ему не составило труда выдумать шестеро молодых парней, имеющих схожие с Вашими интересы. Все, начиная от имен и заканчивая предпочтениями в еде, – было плодом больной фантазии Ли Минхо. Этих людей никогда не существовало в реальности, они все жили внутри черепной коробки спятившего подростка. Джисон кусает щеку изнутри. Больно, очень. Осознавать эту историю всегда чертовски тяжело. – Очень быстро Минхо перестала удовлетворять бездушная переписка на бумаге. Он хотел большего, Ваш бывший лучший друг хотел видеть Ваши глаза во время разговора, слышать Ваш голос, а не только проигрывать его в мыслях. И тогда в сбредившей голове родился план тех самых событий, последствия которых мы решаем до сих пор. – Он выкрал меня…и убил мою мать. – Мне очень жаль, сэр. Убийство изначально не входило в планы Минхо. Вначале он отправил письмо, якобы написанное родственниками Ваших друзей, в котором сообщалось, что все шестеро погибли на море во время шторма. Дождавшись, когда горе от утраты полностью сломит Ваше физическое и моральное благосостояние, Минхо вторгся в Вашу комнату ранним утром через окно, случайно перевернув вазон с цветком, и вызвав сильный шум. Этим он привлек внимание Вашей матери, однако она не собиралась проверять комнату. Ваша мать очень спешила, опаздывая на работу, а Минхо… решил перестраховаться. Он убил ее, зарезав кухонным ножом. Ее последними словами были… – Что у тебя там за грохот и…не забудь поесть. – Все верно, – тяжело вздыхает Клиффорд, – ну а дальше, ваши с Минхо дни превратились в одну зацикленную и совершенно безумную неделю. Джисон все еще чувствует горькую обиду. Его мать не заслужила этого кошмара. Он сам не заслужил этого кошмара. Во всей этой истории повезло только его отцу, который скончался задолго до произошедшего. – Дедушка Ли Минхо состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Ваш похититель пользовался его невменяемостью, забирал рецепторные препараты, медицинские принадлежности, и имел нелегальный доступ в аптеку диспансера. Он пичкал Вас психотропным веществами в экстремальных дозировках, вызывая бред, галлюцинации и психоз. Целью Минхо было обрести полный контроль над Вашим разумом и действиями. Однако несмотря на все отчаянные попытки юноши возобновить романтические отношения, Вы отказывались общаться с ним даже под влиянием сильнодействующих лекарств. И тогда он придумал выдавать себя за Ваших друзей. Джисон представляет, как его удерживают в запертом доме, убеждая в том, что все в порядке. Как Минхо приходит каждый день, выдавая себя за нового человека, а Хан искренне верит, ведь видит в нем своих несуществующих друзей, которые на самом деле являются уродливой галлюцинацией. От этих фантазий скручивает желудок. – Ли Минхо долго и тщательно анализировал все письма, которые Вы получали от него под предлогом друзей. Он настолько вжился в роль каждого, что сам едва ли не поверил в тот бред, автором которого являлся. Долгое время ему отлично удавалось манипулировать Вами, он наслаждался тем, что создал, и гордился своим небольшим выдуманным миром, в котором, как ему казалось, все были счастливы. – Но я смутно помню еще один образ, доктор, о котором Вы мне ничего толком не рассказывали. – Да, тот самый образ, который однажды начал приходить к Вам, пытаясь спасти. На одном из консилиумов мы с коллегами сошлись на том, что это было Ваше собственное альтер-эго, которое родилось в результате раскола Вашей личности из-за слишком продолжительного приема психотропов. Это не удивительно в тех условиях, в которых Вы оказались из-за деятельности Ли Минхо. Вы начали сопротивляться, демонстрируя величайшую, поразительнейшую силу духа и человеческого разума. Это произошло именно благодаря чудесным свойствам нашего мозга, которые до сих пор остаются не до конца изученными. – Доктор, но разве это не какая-то фантастика? – Любая фантастика заканчивается там, где начинаются доказательства. Вы должны знать, что мы и по сей день не можем дать точный ответ, что именно заставило Вас набрать номер спасательной службы. Однако версия с альтер-эго на данный момент является самой вероятной гипотезой, хоть и звучит безумно. – Под стать мне. – Меня радует Ваше чувство юмора, – доктор закрывает историю болезни Джисона, которую перелистывал на протяжении повествования. – Что ж, а дальше все предельно просто: на Ваш вызов быстро отреагировали, Ли Минхо отправили под стражу в психиатрическую больницу, а Вас – к нам в штат, прямиком в руки к лучшим врачам Америки. – Спасибо, доктор. – Я смог выполнить Вашу просьбу? – Безусловно. – И что вы чувствуете после моего рассказа? – Мне все еще трудно поверить в то, что это происходило со мной на самом деле. Но чем чаще я слышу эту историю, тем больше деталей вспоминаю. – С определенной стороны это хорошо, ведь нам останется с чем работать, – язвит доктор. – Не переживайте, пока я жив, у психиатров будет хлеб. По помещению разносится расслабленный смех. На улице уже успело прилично стемнеть, поэтому вдоль дорог постепенно разгораются столбы фонарей. – Клиф, ответь, как долго ты еще собираешься вправлять мозги моему мужу?! В кабинет влетает растрепанный мужчина в белом халате. – Рино! Бог свидетель, в этот раз моей вины нет! – Дорогой, прости, сегодня я сам задержал доктора, – Джисон тепло улыбается своему любимому, пока тот с негодованием переводит взгляд с одного на второго. Они с Рино познакомились, когда Джисон только поступил на лечение в штаты. Рино тогда был правой рукой его лечащего врача Клиффорда, но вскоре дослужился до должности главного врача больницы. Джисону никогда не нравился Рино, да и сейчас любовь не пришла. Они расписались в прошлом месяце просто потому, что Джисон чувствовал себя с этим человеком как дома. Рино был чем-то привычным и обыденным, он был тем самым, что никогда не предаст и не оставит. А Джисону больше ничего не нужно от замужества, ведь ему необходимо было беречь свою износившуюся психику. Он хотел только стабильности и крепкой семьи. Рино подходил отлично. Однако Джисон лжет, кода говорит себе, что его в Рино абсолютно ничего не привлекает. Есть кое-что особенное, от чего Хан находится в полнейшем восторге. Глаза Рино – самые красивые и самые притягательные из тех, что он когда-либо видел. И иногда Джисона пугает их красота. – Милый, наш самолет через пару часов. Я надеялся еще заехать торговый центр, но, видимо, уже не успеваем. – Молодые люди, не смею задерживать вас больше ни секунды! – Спасибо, Клиф, – Рино наспех жмет руку своему коллеге. – Всего доброго, доктор, – кланяется Джисон. – Хорошо отдохните, ребятки. Джисон с облегчением выдыхает, когда они с Рино оказываются на крыльце больницы. Вечерняя прохлада всегда приводила его мысли в порядок, а сумерки были его любимым временем суток. Рино берет ладони Джисона в свои и заглядывает ему в глаза. – Ты правда готов вернуться на родину? Хан легко улыбается, оказываясь во власти лазурных озер. – Я слишком долго обдумывал это, чтобы сомневаться. – Хорошо, но все же: ты в любой момент можешь передумать. Джисон кладет голову на грудь мужа, прислушиваясь к размеренному сердцебиению. Им давно перевалило за третий десяток, Джисон полностью здоров, но Рино печется о нем ровно так же, как двадцать лет назад. Хану думается, что он знает его всю свою жизнь. – А твои друзья точно не против, если мы остановимся у них? – Нет, они давно хотят познакомиться с тобой. – Точно, я уже сотый раз спрашиваю. – Ничего, – тихо смеется Рино, гладя Джисона по волосам, – спрашивай сколько захочешь. Позади раздается скрип резиновых колес и два коротких гудка. – Наше такси прибыло. – Уже. – Да, пора. Корея ждет. Рино передает чемоданы водителю, чтобы тот уложил их в багажник. Джисон открывает дверь, и уже собирается забраться в автомобиль, но его внимание резко привлекает большое черное пятно на дороге. Хан подходит к нему, чтобы получше рассмотреть. Прямо на проезжей части в огромную спираль закручиваются сотни муравьев. Крошечные тельца следуют друг за другом по кругу, образуя замкнутый цикл, однажды попав в который, всякий теряет даже малейший шанс на освобождение. Они следуют один за другим прямиком навстречу гибели, полностью утратив смысл своего существования. Петля будет заполняться новыми трупами до тех пор, пока не погибнет последнее звено цепи. До чего же отвратительная природная аномалия. – Джисон, в чем дело? Тебя что-то напугало? – Рино подбегает к мужу с настороженным лицом, он сразу же замечает муравьиное скопление на земле. – Ах, вот оно что. Да, такое нечасто встретишь. – Я много слышал про карусель смерти, но никогда не видел ее своими собственными глазами, – шепчет Хан. – Что? Карусель смерти? – смеется Рино. Джисон отвечает ему хмурым взглядом. – Это ужасно, здесь не над чем смеяться. Несчастные существа. – Брось, милый, нет в этом ничего ужасного. В нашем штате столько этих муравьев, что порой и не такое встретишь. Ну же, поехали, а то опоздаем. Хан смотрит на кишащее месиво у себя под ногами и чувствует, как ему под кожу заходит щекочущее чувство тревоги вкупе с безнадегой. Но Джисон ничего не может с этим поделать. Будто он и есть один из этих муравьев: ползет, сам не зная куда, будучи обыкновенным насекомым, лишенным воли. – Мне не по себе, – тихо произносит Джисон, когда они с Рино оказываются в такси. – Не переживай, любимый. Я никогда…– Рино убирает со лба Хана непослушную прядь, пожирая его поникшее лицо своими голубыми глазищами, – никогда не оставлю тебя. Когда водитель занимает свое место, на всех дверях автомобиля со щелчком срабатывает экстренная блокировка. Джисон растерянно выглядывает в тонированное окно: у выхода из больницы стоит Клиффорд со стаканом дымящегося кофе в руке, он заговорщически улыбается и что-то проговаривает. Хан читает по губам: «С освобождением, Ли Минхо.»