7 столбов разрушения

Ваня привык расти с матерью, без отца. Он привык решать проблемы сам. Ваня — свой самоцентр. Ваня тот, кто не пойдёт с проблемами, он будет делать всё сам. Хэнк, Борька, понимал его. И с ним Кислов больше всего сконнектился из компании. Ещё грузом стали мёртвые, которые теперь могли с ним общаться. Новый дар, который нужно было осваивать и дядя Лёша, который оказался требовательным педагогом, оттого приходилось столько понимать и осознавать. Вот те травки собери, эти тебе облегчат переходы, алкашка с теми не сочтётся, зачем паль берёшь, хочешь ритуал — веди себя раскрепощённее, свободнее. И из Ваньки Кислова он стал Кисой. Дилером у Зуева, алкоголиком и наркошей. Судьба Пама незавидна: все они тихо сходят с ума от количества того, что ии приходится делать. Покойники редко оставляют их, у оборотней боли перед лунным циклом, вампиры вечно хотят опробовать памьей крови. Все они словно вне мира, далеко. Вот и Ваня начинал уходить куда-то. Мама оставалась якорем. Надёждым маяком. К ней вернуться, её не разочаровать. Ваня маму любит и не позволит её обидеть. Для неё даже Константин Анатольевич несчастный человек, Киса вообще не считал его таковым. Семья, квартира, работа ёбаным ментом. А ещё у него был крутой ментёныш Хэнкалина, сынишка. Который как раз в 12 лет и стал его другом. Киса искренней белой завистью смотрел на него. Нет, он правда не хотел себе такой жизни, но считал, что Боре повезло. Лет до 15. А потом начались у Хэнка из-за Кисы проблемы. Да, он наркоша и Пам, алкоголик, Боря бы таким не был, если бы не его влияние. И несмотря на то, что его отец — лидер оборотней, он всё равно не имеет права так делать. Киса человек прямой и искренний. Константин Анатольевич этим пользуется. Перед мамой демонстрирует слабости Ванины. А ещё забирает мать. Они, оказывается, переспали несколько раз. И Лариса Дмитриевна всегда по-доброму к нему относится. И это одна из причин для того, чтобы грех гнева человеческого, усиленный памовым первородством природным, проявился. Это причина ссор с Хэнком. Это причина их драк. Это причина, что они так бесятся. Потому что оба любят своих родителей. Оба понимают, что те могут быть неправы, но нужно защищать своих родителей всё равно перед другими. Вот и Хэнк плачет на кухне, но не обвиняет отца за измены жене. Киса пытается понять почему. А его мать тоже плачет и защищает 《Костю》. А ведь он правда не самый плохой человек. Они постоянно говорят о каких-то тупых вещах, как например о смерти Пушкина, которого якобы пидорасы завалили. Или о тотал блэк луке. Или об отходосах. Как забрать пистолеты, как спрятать труп, ну и как грести. Кисе легко, он же не убийца, только ведущий дуэли. Как Пам, что нужен только в экстренных случаях, но наслушаться успевает. И вот однажды, когда они помирились после того, как друг друга неплохо побили и чуть не постреляли друг в друга, после пришли на базу. Киса принёс пива, всё же надо мириться. Ване правда было грустно каждый раз, когда они ссорились с Хэнком. Тот был правда как огромная собака: обнимаешь, тискаешь, за уши подёргать можно, а если сильно прижмёт, то просишь, чтобы Боря обратился щенком. Тот обращался. Всегда позволял делать подобное, нет, ну собачий элемент ясное дело, и всё же Боря, очевидно, другим такого не позволял. Они сидели, пили пиво и травили приколы. Хэнк явно простит Кису, а тот его. Всё казалось правильным и таким, как надо. Это не был очередной приход Вани, когда Боря мчался в три ночи, чтобы выслушивать кучу мыслей и просто держать за руку. Не ломка, когда постоянно надо воды, объятий и тупо не отходить. Ваня понимал, что Боре это всё не сдалось, и год до колонии это не шутка. Но Хэнкин почему-то рядом, всё равно. Когда нужно, на него можно положиться, свернёт горы ради тебя. Его Хэнк, самый лучший друг и верный товарищ. И вот именно не во время чёртового прихода, когда дичь кажется самой собой разумеющейся, не во время ломки, когда плохо так, что выворачивает в знаки вопроса, в ясный майский денёк, конец 10 класса, Ваня понял, что в голове происходит странная вещь. Он смотрел на Хэнка и, словно март сейчас для котов, хотел, чтобы они обнялись, а после такими большими блядскими губами Боря поцеловал. Потому что сам бы хотел. Не по просьбе, не по приколу. Ваня испугался. Ему стало мерзко. Он и сам не знал почему. От того, что подумал об этом? От того, что это словно очередное использование Бори? От того, что он, своей чёртовой душонкой, отравленной кучей мертвецов, полез к Хэнку? Да, конечно Боря убил Игоря, бармена-гея. Кстати, а если он гомофоб? Они, конечно, много шутили, но… На самом-то деле Ваня вообще не был против, а ещё прекрасно знал про Аполлона и Гиацинта, кстати, Боря же и рассказывал, про Сапфо, про Александра Македонского и его юношу. Мел тоже периодически что-то добавлял. Но Егор-то ясно, вон как на Алексея смотрел, не смотря на влюблённость в Анжелу. А Геныч единственный, если Боря всё же не гетеро, останется в компании таким. Кстати, он влюблён в сестру Хэнка. Ваня слегка затих и отстранился немного. Боря это заметил. — Вань, чё случилось? Ты погрустнел? Подумал о чём-то или снова голова? Киса вздохнул. Блять, зараза такая. Ещё и так хорошо его знает… — Да так, всё же заканчивается когда-то… — Ну да, но начинается новое. — А если совсем с человеком ну не получится после общаться? — Так а ты пробовал? Пока не попробуешь, не выяснишь. Погоди, ты что, влюбился в кого-то, а говорить страшно? Киса взглянул на Хэнка и заметил, что тот чуть напрягся. Руки, чуть сжатые, выдавали. Господи, как же они хорошо друг друга знали. — Ты прав, сказать надо. Будет проще. Пан или пропал. А после они снова пили пиво, допили и, покурив, пошли по домам. На следующий день на базу заявились Бабич и Хэнкин-старший. Оказывается, они всё знали. Ну ещё бы. Кто ж ещё рассказал про убийства как не Боря. Ваня его бьёт, а тот даже почти не сопротивляется, так, немного, чтобы слишком было больно. С каждым ударом Ваня выплёскивает злость на всё. Голоса в голове будто говорят ещё больше сделать. Ваня это ненавидит, он ненавидит всё это. Его сейчас раздражает всё. И он уходит с базы. Тяжело, когда ты любишь человека и словно нож в спину получаешь. Но Хэнку было хреново в последние дни. А Киса даже не подумал его послушать. Вероятно, это убийство так повлияло. И ему было морально хреново. Разве Ване не плохо, когда его слишком достают мёртвые. Он вздыхает и идёт в комнату Проповедника, где они проводили ритуалы. Готовит полынь, шар, выхолаживает лавандой всё плохое, чтобы можно было спокойно провести призыв. Сам свою душу тоже готовит, медитирует. Ему же надо настроиться. Слёзы идут из глаз, ему жаль Хэнка, себя жаль, базу жаль, жаль клуб. Ему ненавистна жизнь тут в городе. Ко всему она. Он её тоже отпускает. И вот можно начать звать Игоря. Тот упокоен, правда на дне моря, но Хэнк говорил, что утопленники не появляются. А значит… Игорь на удивление появляется почти сразу. — А, бля, ты ж шаманчик. Конечно. Ну привет, что ещё сказать? — И тебе, — Ване неожиданно смешно, — ты извини, что потревожил твой сон на дне морском, русалочка. — Чё, вопросик есть? — Положим. Ты когда-нибудь ненавидел и любил в один и тот же момент? Игорь вздыхает, его дух будто садится на край стола, закатывает глаза. — Бля, пацан, тебе так ни один дух помогать не станет, ты ж в курсе? — В курсе, но мне надо, чтобы ты ответил. — Ладно-ладно, — Игорь внимательно смотрит на Ваню, после вдруг хохочет, — блять, а я понял, ты что, в пацана влюбился? Киса гневно встаёт и думает, что может сеанс прервать стоит, но с другой стороны, почему он даже с мамой обсудить не хотел, но с этим идиотом да? Он пытался отрицать или всё же это нелюбовь? — Не знаю, блять, он всё рушит. А потом снова возвращаемся друг к другу. Мы как не знаю, неразлучны вроде бы, но если подумать… Да сука, мы оба такие косячные, мы мне кажется вообще не можем быть вместе и любить друг друга. — Ну, вот ты и ответил. Сам. Не можете значит. — Не можем. — Если бы он или ты хотели бы этого, давно бы сказали друг другу. Это что, всё? — Да, спасибо, Игорь, и… Прости. Законы чести. — Ага, хуести. И с этими словами и улыбочкой бармен растворился. А Киса взял стакан, вышел на улицу и хренакнул им по стене. Блять. Игорь прав. Далее была вечеринка у Анжелы. Он встретил там Машу, но даже тогда понимал: он просто забывается. Не нужно ему ничего, и Маше тоже, так, поцелуй с симпатичным парнем. Он просыпается и понимает, что все почему-то разошлись. Анжелы тоже нет. И взрослых. Пусто. Даже ебучего Константина Анатольевича. Только лишь двое сидят: Стас и Бабич. — О, проснулся наконец. В больничку такси заказать? — Что… — Егора подстрелил Рауль, — говорит Стас со вздохом. Кудинов явно не шутит, поэтому Киса кивает в лёгком ужасе. Но потом вдруг качает отрицательно. — Сначала надо бы ещё забрать человека, ему Егор тоже дорог. — Это Бориса? Где он? Его на вечеринке не было… — Я не знаю… Довезёте до базы? Кудинов кивает, вызывает такси и едет с ним. Ещё на подъезде Ваня понимает: что-то не так. База горит! Ваня выбегает, орёт, ищет везде, даже в само здание забегает. — Блять, Хэнк! Боря! — в какой раз кричит он. Уже слегка в копоти, всё же Кислов понимает: не дозваться. Он выходит, стирает слезу и смотрит на Стаса. Да, тот кажется понял бы его. — Он мёртв, да… — Если ты не нашёл тела, то… Возможно, он всё и спалил. И жив. Ваня аж выдыхает. Похуй, что спалил, это даже правильно. Стас внимательно смотрит и вдруг говорит: — Любовь беречь надо. Ругаться можно сколько угодно, понимаешь, а она — одна. Я поеду домой. Разбираться буду. А ты иди и ищи его. И не отпускай. Кудинов уходит. Как он понял? Ваня даже резко смеяться начинает: кто тут бегал, орал и плакал? Конечно понятно. И Киса медленно идёт к морю, успокоиться. На место их первой встречи. И правда, Боря почти там. В бухте сидит возле моря, смотрит в даль и пытается что-то понять будто. — Хэнкин блять! На это даже не поворачивается. Ваня подходит, заглядывает в глаза Боре и резко обнимает. — Я нахуй думал, что ты погиб. — Разве тебе не наплевать бы было? Поплакал бы и всё. — Дибил. Ваня смотрит и гневно, побить Борю явно хочется, а тот словно и ждёт удара, и ласково, вот он, живой же, а это главное. И снова обнимает. Хэнк несмело сначала, после сильнее, в ответ обнимает. — Прости, — говорит Ваня куда-то в плечо. — И ты меня. Я мудак. — Отец тебе сказал? Нет, не мудак. Кислов через минуты две таких объятий всё же слегка отлипает, берёт лицо Хэнка в свои руки. — Ты чего так пугаешь? Что не рассказывал ничего? Если тебе плохо было, какого чёрта тогда не делишься? — Я сам. — Нет, не сам блять. Я у тебя есть, Мел есть, Оксана с Генычем. Не сам, понял? Хреново — делись. Кстати, Игорь вообще не в обиде, чтоб ты знал. Хэнк приподнимает брови, мол, что? — Да, я общался с ним сегодня. — Ебать ты собеседника выбрал, конечно, — говорит Боря и впервые смеётся за эту неделю. А Ваня тоже с улыбкой смотрит, в глаза серые, словно небо перед дождём, которые становятся голубыми, когда Боре весело. Тот пытается понять, очевидно, что Киса сейчас выкинет. А он решает, что пусть Боря гадать перестанет. Ваня наклоняется слегка и целует Хэнка. Так вот оно как, табак, кофе со сливками и немного мяты? Вот какие на вкус у него губы? Боря сначала не отвечал, видимо, привыкая, а после тоже целовать стал. И вот чёртова собака, понял, что надо губу верхнюю чуть оттянуть, никаких языков, и что чередовать напор с лаской надо. Блядкий Хэнкин. Зато его. Они не так долго целуются, потому что есть ещё новости, и Ваня рассказывает что узнал. Они идут из бухты, вызывают такси, едут к Мелу. Они в него верят. И в себя тоже. Держатся тихонько за руки, не видно же. Лишь бы Мел выжил.