***
— Она тебе нравится. — С чего ты взял? — С того, что ты даже не уточнил «кто», ты сразу понял, о ком я. Указательный палец, скользивший вниз по перечню книг, застыл между Аякурой Ку и Аякурой Ко, Сасори качнул головой, что-то вроде неуверенного кивка, и Дейдара сделал вывод, что это балл, засчитанный в его пользу. Его улыбка заострилась, он с удовольствием потянулся, шатнувшись назад на скрипучем стуле. В яблочко. — Так о ком это ты?.. — Я про Харуно Сакуру, — произнёс Дейдара, смакуя удовольствие на каждом из шести слогов, из которых состояло имя этой невзрачной девчонки. Он, конечно, не рассчитывал, что Сасори так просто расколется, у него в рукаве был козырь. Просто хотелось оттянуть момент сладкой победы. Поэтому, когда Сасори ничего не ответил, Дейдара подвесил паузу, сделал вид, будто тема забыта. Он поднялся со своего стула и поплёлся вслед за другом по длинному коридору меж книжных полок. Сасори нёс стопку книг. А Дейдара ничего не нёс. И не собирался ему помогать. — Она тебе нравится. Ты пропускаешь все завтраки, на которые она приходит. — Случайность. — И берёшь выходные в её смену. — Не каждый раз. — И ты цепляешься к ней. Сасори повернул голову и усмехнулся через плечо. — Как? Если, по твоим же словам, я с ней практически не пересекаюсь? Дейдара проследил за тем, как Сасори упёр колено в полку, приладил на нём стопку книг и по одной, бережно, почти нежно, стал убирать их в ячейки. — Она нравится тебе, — просто повторил Дейдара. И это было то, с чем Сасори не смог спорить напрямую. Он молчал. Складывал книги. Можно сказать, в открытую признавал своё поражение. Дейдара сам не ожидал, что всё пойдёт так гладко. И ещё он не ожидал, что это будет так приятно. Нет. Приятно — неправильное слово. Это было, как пять чашек кофе, выпитых залпом. Его аж потряхивало от удовольствия, видеть, как Сасори теряет свою хвалёную выдержку. Как он проверяет список один раз, сбивается, проверяет во второй. Потом Сасори смотрит на него. Сомнение в глазах. Он всё-таки произносит: — Почему ты решил об этом заговорить? — Не знаю, — Дейдара пожал плечами. Они оба понимают, что это ложь. Они так хорошо понимают друг друга! И Сасори перестает раскладывать книги. Он поворачивается к Дейдаре, смотрит на него в упор. Ждёт. Дейдара снова пожимает плечами. — Просто подумал, что лучше тебе поторопиться, если ты на неё запал… Потому что я знаю, что кое-кто пригласил её на свидание. — Да? — Сасори усмехается. — И кто этот идиот? — Я. Сасори вгляделся в его лицо, пристально, без тени иронии. Он-то думал, что поначалу Сасори сочтёт это шуткой, и придётся объяснять, что он вовсе не пошутил. Но Сасори сразу всё воспринял серьёзно. Намного серьёзнее, чем подобает человеку, так дрожащему над собственной гордостью. О, это был великолепный момент. Момент триумфа. Дейдара ликовал. Наконец-то он разгромил его. В пух и прах разгромил этого непогрешимого самолюбивого засранца. Тот теперь долго головы не подымет. Не из-за приглашения на свидание, нет. А из-за того, что Дейдара его раскусил. Он сделал невозможными их с Сакурой отношения уже тем, что заговорил о них. Почему? Почему Харуно Сакура? Резкая, неулыбчивая, чудовищно непривлекательная внешне. Ради эксперимента Дейдара даже попробовал подрочить на её фотку. Он искренне хотел понять, но это невозможно было понять. Никакая. Никакущая. Скучная и худая, а в работе — упрямая сука. Он бы и сам брал другие смены, но вместо этого хватался за любой удобный случай, чтобы оказаться с ней в паре. Ему нравилось смотреть на её сосредоточенное некрасивое лицо и думать: вот её Сасори хочет. Эту девчонку хочет его друг. Который был во всём лучше, чем он. Который, иной раз, заставлял его чувствовать себя полным ничтожеством. Но это глупое увлечение, оно низвергало Сасори с пьедестала. Делало его жалким. Оно почти превращало Сасори в человека. В кого-то, у кого есть сердце. Они стояли в глубине секции, и здесь было мало света. Дейдара уже не сдерживал улыбку. Она растянулась, так что щеки свело. Сасори долго смотрел на него. Потом он развернулся к полкам и спокойно заговорил с ним о предстоящей проверке. Сасори снова вкладывал книги в ячейки.***
Сакура не была взволнована. Так она думала, когда, слегка подкрасившись и нацепив джинсы с футболкой, выскочила на лестничную клетку. Она вызвала лифт. Тот медленно тащился на шестой этаж с первого. И тут она поняла, что взволнована чертовски сильно. Несоразмерно ситуации. Она ворвалась обратно в квартиру, распахнула шкаф, вытащила оттуда своё любимое чёрное платье. Единственное, в каком она казалась себе красивой. Добавила туши на ресницы — вышло небрежно. Она стёрла. Накрасилась заново, ярче и тщательней. Предпринятые меры должны были придать ей уверенности, но вышло наоборот. Проделав всё это, она признала, что нервничает, признала, что для неё важен этот вечер, этот человек. А признав это, она уже не могла обрести твёрдую почву под ногами. Лифт приехал, и Сакура шагнула в него взволнованной до чёртиков. Она сама не верила, что шла на это свидание. Это был полный бред! Полный бред! «Полный бред», — бормотала она всю дорогу в такси. Когда же Сакура вошла в ресторан и увидела Дейдару, вызывающе развалившегося на стуле, увидела его хитрую улыбочку, увидела, как скучающе, почти нехотя он осматривает её наряд, волнение усилилось вдвое. — Ты красивая, — протянул он. Это прозвучало не как комплимент, а как нечто искренне его удивившее. — Спасибо. Она села напротив него. «Полный бред!!!» — заключительно взвыл её внутренний голос и на том затих, оставив Сакуру один на один с собственной безумной выходкой. У неё немного дрожали руки, она спрятала их под скатерть, впившись пальцами в колени. Дейдара блистал. На него оборачивались люди. Она заставила себя смотреть ему в глаза, а не в пустую тарелку, и вспомнила, как вчера перед зеркалом поклялась, что вытянет из этого скучающего хищника всё, что только возможно, и не даст себя в обиду. Никакой двусмысленности, никакого флирта, твёрдость воли. Ну же, Сакура Харуно! — Не знал, что в твоём печальном гардеробе есть что-то настолько обтягивающее, — сказал он. Она мило улыбнулась. — Зачем же ты меня сюда позвал? На мгновение Дейдара перестал скучать. Он обнажил белоснежные зубы. Его бесстыдное обаяние действовало Сакуре на нервы. — Захотелось, — сказал он. Потянулся и, не спросив, налил во второй бокал вино, которое заказал и начал пить без неё. Он стал расспрашивать её о работе, о том как она проводит свободное время, какие книги читает, какую музыку слушает. Он спрашивал. Она отвечала. Это было очень похоже на настоящее свидание, если бы Сакура не видела так ясно: она бесит Дейдару не меньше, чем он её. Поскольку она почти не пила, а он постоянно ей подливал, к десерту они подошли с полным до краёв бокалом вина, так что даже пожелай Сакура сделать глоток, она не смогла бы поднять бокал, не облив себя и скатерть. Полный до краёв бокал олицетворял фальшивость их беседы. Сакура задавалась вопросом: как этот ужин выглядит глазами Дейдары? Он соблазняет её? Завоевывает лишнюю победу? Или, может, просто убивает время? Пытается избавиться от скуки, которая, Сакура видела, мучила его почти физически. К её большому разочарованию Дейдара оказался далеко не дурак. Он не был яркой пустой обёрткой, хотя часто он казался ей таким. Он был скрытным, скользким, внимательным. И на её вопросы он отвечал неохотно, часто одной только улыбкой. Когда единожды она коснулась в разговоре того, что её действительно интересовало, Дейдара поступил именно так. Он улыбнулся. И ужин подошел к концу. Она так ничего и не выяснила. Но и не сболтнула лишнего. Сакура посчитала итог встречи удовлетворительным. Они вышли из ресторана. Дейдара запрокинул голову, изображая любование звёздным небом, на которое ему, очевиднейшим образом, было плевать. Его шелковые золотистые волосы контрастно разрезали прядями воротник чёрной куртки. — Чудесная ночь, — сказал он, прибавляя к фразе легкий смешок, как он часто делал. — Да, — ответила она. Всё шло к завершению. Дейдара на неё посмотрел. — Я провожу тебя домой. — Благодарю. Не нужно. В глазах Дейдары сверкнуло что-то неприятное, они сощурились. — Почему? — Я люблю гулять в одиночестве. — Правда? Как интересно. Ему не было интересно. С них обоих будто стала осыпаться маскирующая штукатурка. Словно они были героями извращённой версии Золушки: свидание превращалось в тыкву. Так что Сакура выпалила поскорее: — Спасибо за ужин. Я хорошо провела время. — Хорошо провела время? Брехня, — сказал Дейдара. — Конечно, брехня! — сказала Сакура. И они уставились друг на друга по-новому. Дейдара выглядел обескураженным. Когда он произнёс «брехня», он, наверное, думал её смутить. Он не догадывался, что открытый конфликт для неё был куда проще фальшивых улыбок и туманных намёков. Это была её территория. Он заморгал, приоткрыл рот, хотел что-то возразить, но не придумал, что. И тогда Сакура гордо развернулась и зашагала к дому. — Эй! — крикнул он. Он её нагнал. Сакура на каждом шагу с удовольствием впечатывала острые каблуки в асфальт и смотрела прямо перед собой, потому что на его вызывающе красивое, но при этом наглое, хитрое, раздражающее лицо она за этот вечер достаточно насмотрелась. — Эй, — повторил он. — Погоди. Погоди! Как ты так быстро идёшь на таких шпильках?! — Ждешь не дождёшься, пока я споткнусь? — Что ты! — сказал Дейдара. Он двигался вприпрыжку, потому что ему хотелось смотреть ей в глаза, а для этого требовалось постоянно обгонять её и идти какое-то время спиной вперёд, а затем снова обгонять. Он воткнул руки в карманы куртки, потом задумчиво протянул «мм» и добавил: — Вообще да, я бы глянул на это! Падай! Сакура смерила его взглядом. — Не будешь падать? — сказал он. — Ла-а-адно. Ничего страшного! Сакура? Ну, погоди. Сбавь скорость. Сакура. Неужели ты не хочешь со мной погулять? Мм? — Нет. Представь себе. — Всё безобидно… — Конечно. — Боишься, что я зажму тебя, как школьницу, перед подъездом? — Дрожу от страха. — О! О, нет! Она язвит! Вы слышали?! — обратился он к несуществующим зрителям. — Нет, вы это слышали?! Ну, погоди же! Из-под пол распахнутой куртки виден был свитер, из-под свитера белый ворот рубашки. Белоснежные кроссовки, браслет на руке, распущенные волосы, часть из которых была убрана в аккуратный хвост. От него пахло горьковатым парфюмом. Сакура только сейчас подумала, что чёртов Дейдара, должно быть, собирался дольше, чем она. Ровный асфальт закончился, началась плитка, и чтобы не упасть, угодив в щель каблуком, действительно пришлось сбавить скорость. Он снова обогнал её и попятился, даже не глядя, есть ли впереди препятствия или люди. — Так, ну всё! — объявил он, широко раскинув руки. — Погоди! Стой, я сказал! Сакура остановилась. Он прокашлялся, его руки оставались подняты ладонями вверх, будто на каждой он держал по невидимому подносу. — Вот… Наконец-таки. — Чего ты от меня хочешь? — У нас свидание, вообще-то. — Да. И почему у нас свидание? — она сделала шаг в его сторону, указывая на него пальцем. — Почему ты меня пригласил? Только не заливай, что я тебе нравлюсь! — Как скажешь, не буду! — И? Он растерянно глядел на неё и его обаяние, очищенное от дерзости и самодовольства, наконец, проняло её немного. Сакура опустила руку, которой целилась ему в грудь. Упёрлась в бока ладонями. — Я… ты мне правда нравишься, кажется. Сакура закатила глаза, и он быстро добавил: — Нет, правда! Хотя, когда я звал тебя, я совсем не думал, что ты мне нравишься. — Зачем тогда? Дейдара замялся. Ей показалось, что он выдумывает ответ, а не решается сказать ей правду, поэтому Сакура медленно двинулась вперёд и он, вроде бы, за ней не пошел. Она уже прошла шагов десять, когда он выкрикнул: — Я хотел задеть кое-кого! Ясно?! Я сделал это назло! Нужно было просто идти дальше, но желудок, лёгкие — всё похолодело от этих слов. Она замедлила шаг, почти остановилась. Дейдара её догнал. — У меня есть друг. Ты, может, знаешь его? — говорил он небрежно, не замечая, что она почти в обмороке. — У меня есть друг. Его зовут Сасори. Вы с ним не пересекаетесь, потому что этот придурок тебя избегает. — Да?.. Почему?.. он избегает. Меня. — Почему? — Дейдара загадочно улыбнулся. — Он немного влюблён в тебя. Но ты не подумай, что он трусит. Скорее он смотрит на тебя и думает, что ты недостаточно для него хороша. Хоть ты ему и нравишься. — Вот как… — Но ты классная. Они остановились, потому что перед ними внезапно выросла дверь подъезда. Дейдара подпёр её плечом. — Это он тебе сказал?.. Что я ему нравлюсь. — Мм?.. — Дейдара сначала не понял вопрос, а потом взорвался хохотом. — Сасори? — проговорил он, утирая слёзы, — сказал ли мне это Сасори? Ты прикалываешься! Конечно, нет. Он никогда в жизни не скажет такое. — Почему? — Гордость. Он скорее удавится. — Или, может, я просто ему не нравлюсь? На это Дейдара пожал плечами. — Да, может и не нравишься… Пёс его разберёт. У него сердце, как ледышка. — Ясно. — Знаешь что, Сакура? — произнёс он, постепенно сокращая расстояние, пододвигаясь к ней ближе. — Может, мы с тобой научим его чувствовать? Мм? Пусть поплачет, пока нам будет хорошо. Как тебе такая идея… Она сама чуть не плакала. Совсем не потому, что ощутила обиду. Ей хотелось плакать от злости. Во-первых, стоило Сасори незримо появиться, как всё остальное перестало для неё существовать. Её злила неодолимость собственных чувств. Она слишком сильно любила его. Так нельзя. Нельзя так сильно… Во-вторых, она злилась на то, что пошла на проклятое свидание в том числе ради этой минуты боли. Она рассчитывала: Дейдара что-то о нём упомянет и ей станет больно, волнительно, нестерпимо слышать о нём. Так и случилось. А в-третьих… её злило, пусть даже эти два мерзавца друг друга стоили, её злило, что Дейдара задумал с её помощью сделать Сасори больно. О, это было невозможно, разумеется! Но как ему пришло в голову, будто она на это согласится?! — Если для него ты недостаточно хороша… то для меня — достаточно, — говорил Дейдара. — Что если мы… — Нет. Несмотря на её слабое «нет», Дейдара её не отпустил. Он вдруг немного грубовато притянул её за талию. Сакуру снова обдало парфюмом. То, что Сасори в неё влюблён, пусть даже слегка, было абсолютно невозможно. Он был слишком сосредоточен на работе. Слишком серьёзен. Он весь был для неё слишком. Она даже не рассчитывала, что когда-нибудь сможет его добиться. И всё-таки, то что он её избегал — не было правдой. Да, они никогда не пересекались. Да, он брал другие смены, и она не могла этого не замечать. Но при этом они действовали сообща. Они были заодно и намного ближе, чем этот кретин Дейдара мог вообразить. Она оставляла книги с одного угла стола, а он, проверенными, оставлял их с другого, и Сакура, не открывая, могла поставить их назад, будучи уверенной — он всё сделал. Она могла написать безадресную записку: «ты понимаешь, как разделить два списка коллекции?» И он писал: «оставьте наименования, я вам помогу». Они никогда не писали имен. И потому создавалось ощущение, что в мире есть только они двое. Два дня назад, наутро после того, как Дейдара пригласил её на свидание, а она молча прошла мимо, впервые за полгода Сасори проверил все книги, но ничего ей не написал. Вот что заставляло злость подниматься к горлу. Он ничего не написал ей, потому что она отказалась идти на свидание с его лучшим другом. Он пригрозил, что отнимет у неё те крохи взаимности, которыми она готова была довольствоваться. Сакура расплакалась на рабочем месте. Потом она вытерла слёзы, нашла телефон Дейдары, будь он проклят, и сказала ему, что передумала. Что пойдёт с ним на свидание. А тот ответил ей, что и без того не сомневался, что она согласилась. Теперь, когда Дейдара стал ей говорить о том, что позвал её «назло», вся теория рушилась. Сасори не написал ей по какой-то другой причине. Он даже не знал, что они вместе с Дейдарой куда-то пошли. А Дейдара не знал, что между ними исключительно рабочие отношения. Вообразил, что она что-то для Сасори значит и захотел отнять. Дейдара притянул её к себе и его горячие ладони с талии поднялись к лопаткам. Сакура стояла молча, словно кукла, и терпела это, потому что её оглушила безнадёжность невзаимной любви. Ей было неприятно и ей хотелось, чтобы было неприятно. Ей хотелось на полную почувствовать себя несчастной, одинокой, отрезанной от него. Ей хотелось, чтобы здесь и сейчас её обнимал Акасуна Сасори. А если не он, то неважно — кто. — Так что, — услышала она шепот. — Поднимемся к тебе? Дейдара задал вопрос, а затем его губы задели мочку уха, и Сакура почувствовала, как у неё по щеке медленно растягивается влажная дорожка. Ей стало так горько, что хотелось исчезнуть. — Поднимемся?.. — А он точно будет плакать? — прошептала она. — Конечно, будет, — Дейдара усмехнулся. Она услышала, как он беззвучно усмехнулся и выдохнул ей в шею. — Видела бы ты этого несчастного, когда я сказал ему, что тебя пригласил. — Что? Дейдара оставил в покое её шею и посмотрел ей в лицо. Он улыбался. — Я же сказал. Он влюблён в тебя. Когда услышал, что я пригласил тебя на свидание, и ты согласилась, он смотрел на меня так, словно я в него пулю пустил. Знаешь, как в кино бывает? Появляется лучший друг и бах! Прямо в сердце… Дейдара скорчил трагическое выражение лица. Сакура глядела на него. Её губы сжались так плотно, что, казалось, их уже ничто на свете не смогло бы разомкнуть. — Он слабак, — продолжал Дейдара. — Если ты ему нравилась, то мог бы сам тебя позвать. А так, кто успел, тот и съел! Я, правда, не съел ещё… но я на пути. Ауч! За что?! Отличная пощёчина! На десять из десяти! Сакура ввалилась в подъезд. Её колотило. Она совершенно не боялась, что Дейдара кинется следом, потому что сейчас, будучи в бешенстве, она размажет его по стенке. Чёртов Дейдара! Он нарочно вбил между ними клин! Это из-за него Сасори не будет теперь оставлять ей записки! Она яростно вдавила кнопку вызова, и лифт затрещал где-то на верхнем этаже и пополз вниз. Чёртов Дейдара! — Сакура! Погоди, постой… — он подбежал к ней, попытался развернуть её за плечо и получил за это толчок в грудь. — Оставь меня в покое! — Но почему?! Да со «съел» метафора — так себе… Ты права, наверное. Надо было следить за языком… Хочешь вообще сегодня не пойдём к тебе? Можем вернуться на улицу. Погуляем! Я не фанат прогулок, но с тобой прошелся бы… — он произнёс это и замахал руками. — Это не метафора! Прошелся — имею в виду по улице! Прогулялся бы! Ничего такого… неприличного. Ты прости, я не привык… Обычно девчонки только «за»! Сакура слушала этот поток сознания. Она не могла поверить, что человек может, глядя ей в глаза, нести подобную чушь! Когда он договорил и застыл с придурковатой улыбкой, она только качнула головой и ещё раз вмазала ладонью по кнопке лифта. — Что-то ты совсем не в настроении теперь… — протянул Дейдара. — Можешь сама предложить, чем нам заняться? Я на всё согласен! Вот прям на всё! И не нужно делать такие огромные глаза. Тебе, конечно, идёт. Ты прямо… преобразилась! Стоило разозлить тебя, чтобы на это посмотреть… О, вот и лифт! Так что?.. Окей-окей! Понял! Поеду на следующем! Или просто тебе позвоню. Я позвоню? Сакура?.. Он заглядывал в сужающееся пространство между дверьми, а Сакура испепеляла его взглядом. И, в конце концов, двери схлопнулись. Она стиснула кулаки и издала яростный рык. Идиот! Этот идиот, возможно, разрушил и без того слабую надежду! Идиот! Как теперь прояснить всё с Сасори?! Он не станет ничего слушать! Боже, не может ведь она подойти к нему и заговорить об этом? Они в жизни не говорили ни о чём кроме работы! Он рассмеётся ей в лицо! Или промолчит! Сакура глядела сквозь табло с номерами этажей и яростно тёрла шею, в которую этот идиот ей дышал. Она тоже хороша! Сасори не написал ей. С чего она взяла, что таким образом он отправляет её на свидание с другим?! Почему она не подумала, что он, наоборот, может быть просто зол? О! Легко ответить! Легко! Потому что тогда нужно было признать, что она ему небезразлична, а она не способна была этого сделать! Дура безмозглая! Размазня! Дура! Дверь лифта распахнулась и Сакура вышла.***
Книги отличаются не только содержанием. Они имеют разный запах, разную фактуру страниц, плотность бумаги, обложки, чёткость шрифта, сам шрифт… Бывают тяжелые книги. Бывают лёгкие книги. Бывают книги, от которых замирает сердце. Такие он не читал. Но в общем, да… книги бывают совершенно разные. А ещё бывает: ты стоишь на одном месте несколько часов и чувствуешь себя последним кретином, потому что перечисляешь, какими, чёрт возьми, бывают книги. Он пытался думать о чём-то более возвышенном и сложном, но тогда его мысли соскальзывали, беспрепятственно соскальзывали в пропасть. Он был раздавлен. Можно ли выразить это состояние более точно? Ведь когда ты раздавлен, от тебя номинально что-то осталось. А от него ничего не осталось. Он был пуст изнутри. Он был пуст изнутри, и он был заперт в собственной пустоте, без надежды на спасение. Пуст изнутри — тоже чушь какая-то. Сасори раздраженно мотнул головой. Пора было признать, сейчас всё — чушь, кроме того факта, что она прямо в эту секунду смеётся где-то над шутками Дейдары Тсукури. Пред этой картинкой меркло всё остальное. Она — смеётся. А ему она подарила только одну едва уловимую улыбку. Этого было вполне достаточно, чтобы он понял — он не способен находиться с ней рядом и держать себя в руках. Если бы та улыбка задержалась на её губах хоть на мгновение дольше, кто знает, что бы с ним стало? Все считали его холодным, бесчувственным человеком и его это устраивало как нельзя лучше. Пока в тебе нет чувств, они не становятся всеобщим достоянием, и значит, никто не смеет их оскорбить. Он тем и нравился обычно, что был холоден. И если бы он когда-то понравился ей, то наверняка тем же, чем и всем остальным. Бесчувственностью. Как смешно, именно ей он не мог этого предложить. С другими она часто смеялась, но не была беспечной или легкомысленной. Она также не была застенчивой, скорее решительной и прямолинейной. Она вступалась за коллег, не боялась трудностей, никогда не позволяла себе выглядеть уставшей, хотя не было и дня, чтобы она не задержалась на работе. Она не замечала его. Даже пока он ещё не начал выбирать смены таким образом, чтобы с ней не пересекаться, она почти не замечала его. Но зато, когда смены их разделились, между ними всё-таки протянулась хрупкая связь. Он заполнял каталоги, которые она оставляла ему с вечера. Которые она адресовала кому угодно. Любому сотруднику. Ведь она даже не подписывалась. Ей было всё равно, кто их заполнит. И он не подписывался, чтобы она не думала, будто он пытается привлечь её внимание. Он всякий раз мог оставить для неё записку, а она отвечала на эти записки. И так, сама о том не догадываясь, она была к нему ближе. Бежевый кафель у него под ногами за последние два часа стал так привычен, что, казалось, Сасори бродит тут целую вечность. Он посчитал: в ширину было восемь шагов, в длину–двенадцать. Он словно запертое в клетке животное ходил по периметру: восемь-двенадцать-восемь, глядя на свои блестящие ботинки, пока не почувствовал, что хождение кругами лишает его последних крупиц спокойствия. Тогда Сасори сел на этот кафель, прижавшись спиной к крашеной шероховатой стене. Он не знал, зачем сюда пришёл. Он не знал, хватит ли ему духу сказать ей хоть что-нибудь. Каждый раз, когда лифт трогался и ползал по шахте вверх-вниз, он набирал полную грудь воздуха, закрывал глаза, старался не думать, не ждать, просто сидеть без движения. Но её всё не было. И в один момент он перестал вздрагивать от движения лифта. Её не было так долго, что он уже почти не сомневался — свидание прошло хорошо. Она счастлива. Он, сидящий под дверью её квартиры — помеха. И всё-таки он не мог уйти. И не ушёл. Двери лифта разъехались. Сакура шагнула на лестничную клетку. Взволнованная, рассерженная на что-то, она сделала шаг, уже запустив руку в сумку в поисках ключей. Она была ослепительна. Он пришел в ужас от её красоты, потому что сразу связал это с тем, что она собиралась на свидание с Дейдарой. Это для Дейдары она надела платье, в котором он ни разу не видел её на работе. Это для него она надела красивые туфли. И возможно из-за него была сейчас так взволнована, что заметила человека, сидящего напротив её двери, только выудив ключи из сумки. Сакура увидела его и застыла на месте. Пошатнулась. Сделала крошечный шаг назад. — Добрый вечер, — сказал он, глядя на неё снизу вверх, потому что, глупо, так и сидел на кафеле. — Добрый вечер, — сказала Сакура. Он поднялся с пола, отряхнул брюки. — Как прошло свидание? — Что вы здесь делаете?.. Он должен был ответить. Должен был хотя бы придумать свой ответ. Но внезапно по лестнице прогрохотали шаги и на лестничную клетку выскочил запыхавшийся Дейдара. — Я быстрее! — воскликнул он. Увидел Сасори, открыл рот. — А ты что тут забыл?! Сасори сдержанно кивнул. Сакура, так и не обернувшись к Дейдаре, продолжала смотреть на него. — Ясно, — сказал он. — Я пришел, чтобы… Не так важно, мисс Харуно. Мне жаль, что я вас побеспокоил. Я уже ухожу. — Правильно, уходи! — выпалил Дейдара. — Ухожу. Он сделал шаг к лифту. У Сакуры гневно сверкали глаза. Сасори понял: она злится, что он им помешал. Она хочет, чтобы он немедленно убрался отсюда. И вдруг она прошипела: — Твой друг — козёл. Двинулась к нему. Сасори растерянно моргнул, но не успел переспросить, уточнить, конкретизировать. Сакура вонзила ключ в скважину, распахнула дверь, потом сгребла в пятерню, словно когтями, его галстук, воротник, и ещё что-то трепещущее и живое, рванула к себе, и Сасори кувырнулся через порог её квартиры. Он оказался в полумраке, окутанный запахом ее духов. Потом он услышал, как из-за приоткрытой двери донеслось: — Проваливай, я сказала! — Но… это я тебя позвал! Я! — А мне плевать! — Эй! — крикнул Дейдара, который внезапно снова появился у него перед глазами в просвете двери. Сакура подтолкнула Сасори ладонями в грудь, он пошатнулся, шагнул назад, она захлопнула дверь в квартиру, и стало абсолютно темно. Сердце грохало в рёбра. Он чувствовал, оно будто готовилось взорваться: Бам! Бам! Бам! Оно могло взорваться! Сердечный приступ не такая редкость. Он вполне… вполне реален. Куда реальнее, чем темнота её квартиры. Темнота квартиры Харуно Сакуры. Слабость, она так органично сливалась с ним в одно! Он становился таким слабым! Слабее Дейдары, слабее кого угодно! Только рядом с ней, но что если он правда такой? Что если он и есть это ничтожество? Он не хотел быть ничтожеством. Он хотел быть собой. Хотел быть спокойным, рассудительным, ответственным, бесчувственным, совершенно бесчувственным. Он хотел… Он услышал, как скрипнул пол. Её ладони, раскалённые, с ними было что-то не так, потому что они прожигали, её ладони… Они легли ему на грудь и снова заставили его отступать. Заставили его задыхаться. Зачем она делала это? Ведь она его совсем не замечала… Ведь она тоже брала выходные в дни, когда была его смена. Он почувствовал спиной стену. Влип в неё. Почему дальше нельзя было отступать? Почему она не включила свет? Почему она молчит? И почему Дейдара — козёл, чем он успел её обидеть? Сасори закрыл глаза, хотя он всё равно ничего не видел. И её ладони, которые так долго жгли ему грудь сквозь рубашку, они наверное чувствовали его бешеное сердцебиение. Но почему они так и застыли? Чего они ждут, её ладони? Может, чтобы он объяснил, почему пришел так поздно к ней домой? Может, она хочет, чтобы он извинился за то глупое письмо, в котором он цеплялся к её работе? Может надо сказать что-то, сказать что-то незначительное, какую-то простую, может, остроумную фразу, и её ладони перестанут припирать его к стенке. Что-то простое, что-то дружеское, лёгкое, что разрядит обстановку, что-то беззаботное… Что-то очень-очень простое… — Я вас люблю, — сказал он. Сердце застыло от ужаса. Ладони Сакуры соскользнули, они отпустили его, они его оставили, они забрали с собой всю его душу. Жалкий дурак! Зачем ты это сказал! Она сейчас схватит и вытолкает тебя обратно за дверь! — Я вас люблю, я… — замолчи! — я должен был сказать давно. Я должен был сказать тогда на балконе… полгода назад… Год назад… Сасори оторвал собственные руки от стенки, он хотел коснуться её. Хотел вернуть, но это было слишком смело. Он не был способен. И его руки, они снова опустились. Могла ли она просто уплыть в глубину своей квартиры, незаметно исчезнуть в темноте? Он не чувствовал даже как она дышит. — Я вас люблю, — прошептал он ещё раз. Уже сам себе. И её обжигающие ладони вдруг обняли его лицо, и он почувствовал волну дыхания на своих сомкнутых губах. Сакура выдохнула ему в губы, её рот был приоткрыт и был так близко. «Неужели она меня поцелует?» — подумал он. «Будет ли это значить, что она тоже любит меня?..» — думал он, когда вместо поцелуя ощутил, как её ладонь поползла вниз по груди и легла на ширинку брюк. Он дёрнулся от неожиданности. Ахнул: громко, ужасно громко. Нашарил её руку, то ли желая оттолкнуть, то ли просто чёрт знает зачем. Он сам не понимал, что делает, коснулся ласкающей его руки, попытался сдвинуть её чуть в сторону. Её ладонь сильнее прижалась, погладила сквозь ткань его перевозбужденный член. И он снова неконтролируемо громко застонал. Сжал зубы, потому что не должны были из его горла вырываться такие откровенные безумные звуки. — Сакура, погодите… — Почему?.. — Что вы… Что вы делаете?! Вот теперь она его поцеловала. Или заставила заткнуться. Способ был надёжным. Она снова обняла ладонями его лицо, прижалась губами к его губам, но он не мог их разомкнуть, не мог поцеловать её в ответ, потому что он должен был понять, что происходит! Почему она целует его? За что? Что если Дейдара так расстроил её, что она готова броситься теперь в объятья любому? А он… Сможет ли он вот так? Нет. Не сможет. — Сакура… Пожалуйста, перестаньте… Прекратите это! Сасори перехватил её руки. Он задыхался. Он хотел, очень хотел не думать о причинах, просто воспользоваться удачным стечением обстоятельств, но как потом смотреть ей в глаза? Сакура замерла. Она не сопротивлялась. Он сжимал её тонкие запястья и не мог понять, разочарована ли она, или зла на него, или, может, благодарна ему за то, что он уберёг её от ошибки? Сасори облизнул пересохшие от волнения губы, сухо сглотнул. Её руки выскользнули, потому что он уже почти не держал их. И вдруг что-то поменялось. Сасори не мог утверждать, но создалось ощущение, словно воздух наэлектризовался и стал покусывать кожу. — Вы пошутили, — услышал он шелестящий шёпот. — Вы пошутили надо мной… Вы с ним заодно?! — вскрикнула она. — С кем!.. — Считаете это забавно?! — Сакура… Может включим свет?.. — Ах, свет?! Его встряхнуло и впечатало в стену так что воздух выбило из лёгких. А потом, она, кажется, намотала на кулак его галстук. При прочих равных, это, конечно, не должно было его возбуждать. И всё-таки. — Ну и что в этом смешного?! — услышал он, сквозь бушующую в голове кровь. — Нравится издеваться над чужими чувствами?! Скажите мне прямо, что это — шутка! «Шутка», — мысленно повторил Сасори, смутно пытаясь опознать это слово в контексте ситуации. Он обмяк припёртый к стенке. Если бы он хотя бы понимал, о чём речь! — Значит, пошутили? — Хорошо-хорошо… я пошутил, — что бы это ни значило?.. — он признался бы ей сейчас в чем угодно. — Вы сегодня просто ослепительны, — проговорил он в полубреду волнения. — Платье… очень вам идёт. И Сакура неожиданно задрожала, всхлипнула, вцепилась пальцами в его рубашку. Она буквально повисла на нём, дрожа. Он попытался обнять её, успокоить. Она выдохнула, тихо и жалобно: — За что?.. Слабо стукнула его кулаком в плечо, как ударяют от бессилия в стену или стол. Пошатнулась, стала оседать, словно больше не могла стоять на ногах. Сасори попробовал удержать её, но они падали, они сползали на пол, потому он только успел замедлить это падение, смягчить его. И они плавно съехали по стене, а под конец почти рухнули. Сакура плакала. Вернее, у неё вздрагивали плечи, но он не слышал всхлипов, не чувствовал слёз. Он прижал её к себе изо всех сил. Это была темнота во всех смыслах. Не только его глаза не могли ничего разглядеть, он сам был словно в вакууме. Всё просто происходило, сыпалось на него беспорядочно. — Тише… — прошептал он, прижимая Сакуру к себе. — Я не понимаю, почему вы плачете… Но если я могу это как-то исправить… только скажите… Её плечи задрожали чаще, она словно рассмеялась. — Сначала смеетесь надо мной… — произнесла она с горькой иронией, — а теперь прижимаете к себе… А я, дура, и этому рада… — она уже отчетливо посмеивалась сквозь слёзы. — Так что, если вам нравится… можете и дальше издеваться… просто побудьте со мной ещё немного… Еще немного, пожалуйста… Он, наконец, уловил в её словах нечто значимое. Хотя он не был уверен. Сасори нахмурился. Стал предельно серьёзен. — Нам нужно включить свет, — сказал он и стал шарить ладонью по стене в поисках выключателя. — Нет! — Сакура встрепенулась. — Нет! Нет! — Нам нужно. Уверен, это многое прояснит. — Нет! Я вся в туши! — вскрикнула она, извернулась и стала пытаться поймать в темноте его руки. Завязалась жестокая борьба. Он упорно ощупывал стену, пока Сакура силилась его остановить. Она взобралась на него в этой попытке, села сверху, вцепилась в рукав, что в общем никак ему не помешало бы, но вот её качнувшиеся бёдра… — Ох, чёрт… — мучительно выдохнул он. Обе его руки мигом забыли про выключатель и смяли её ягодицы сквозь натянувшуюся ткань платья. Из груди Сакуры вырвался резкий стон. Её бёдра напряглись, потом разъехались шире и она уже осознанно потёрлась о его член. Он чуть не кончил в ту же секунду. Это было какое-то помешательство. Оно охватило их обоих. Её таз покачивался на нём, выводил круги. Сасори опустил взгляд и увидел, как движутся в темноте её белые трусики. Он запустил обе руки под уже задравшееся платье, накрыл ими обнаженную, возбуждённую грудь. Твёрдые соски упёрлись ему в ладони. Он смял сначала грудь целиком, затем только соски, натянул их, вдавил большими пальцами. И наконец жадно вобрал один ртом. Сакура, похоже, твёрдо решила трахнуть его сквозь одежду, чтобы он спустил себе в штаны, потому что бешеное движение её бёдер не оставляло никаких шансов. Он был почти согласен на это. Он был согласен. Был согласен. Возбуждение уже болезненно сконцентрировалось, готовое вырваться, наконец, отпустить его, дать разрядку. Сасори часто задышал, но всё-таки его беспокоил вопрос униженного достоинства, и только это удерживало его на грани. Он отвлекся от груди, незаметно провел по стене ладонью, Сакура, запрокинув голову, простонала что-то, и Сасори щелкнул по внезапно обнаруженному выключателю. Свет прыснул в глаза. Он поморщился от боли, которая тяжестью осела в паху вместо того, чтобы превратиться в удовольствие. На него смотрела Сакура. Сложно было расшифровать выражение её лица. Похоже она ждала комментариев. — Я лишь… хочу предложить, — произнёс он осторожно, — раз уж мы… не лучше ли переместиться в какое-то помещение с кроватью? Есть здесь такие?.. Она улыбнулась. Это была опасная улыбка. — Есть, — сказала она. Сасори тоже улыбнулся. — Нам ведь не пятнадцать… — Нет, — сказала она. Они могли видеть друг друга. Наверное, впервые так близко. И даже нелепость ситуации не могла отвлечь его от созерцания её распалённого прекрасного лица, и сжатых губ, и изогнутой с вызовом тонкой брови. И вдруг она передвинулась чуть ниже и впилась пальцами в ремень его брюк. Ей поразительно быстро сдался этот бесхитростный механизм, и пуговица, и молния, гораздо быстрее, чем Сасори успел сообразить к чему всё идёт. Он испытал облегчение, когда одежда перестала его сдавливать. Потом Сакура приподнялась, наклонилась вперёд, почти коснулась губами кончика его носа. — Сакура… — промямлил он, — мы взрослые люди, почему на полу?.. Из связного это было последнее, что он успел произнести и подумать. Он почувствовал погружение, горячее, тесное, шёлковое. Затем она двинулась к нему, её бедра щёлкнули влажно и Сасори услышал свой лишенный достоинства, дрожащий, но искренний скулёж. Свет был лишним. Он потянулся было, чтобы вырубить его, но Сакура пригвоздила к полу его безвольную руку. — Сам включил, — сказала она. — Ааа-х, — выдохнул он и толкнулся в неё сам, как мог из этого положения. Попробовал насадить на себя глубже, натянуть её, сделать это сильнее, жестче. Сасори рывком заставил её перекатиться на спину, он выскользнул из неё и очень быстро вошел обратно. Сакура замычала и вцепилась ему в плечи. Они стали совокупляться, это нельзя было назвать иначе, слишком беспорядочным, резким, сбивчивым было движение двух тел, слишком жадно и неласково эти два тела стремились познать друг друга. Одежда мешалась. Он чувствовал себя чем-то вроде животного, ослепленного силой инстинкта. Вжимался в неё, задерживаясь там, глубоко внутри, дрожа. Он уже забыл о собственных протестах. И о достоинстве забыл. Потому что на каждом рывке его тело говорило: «правильно!». Оно говорило ему: «правильно, правильно, правильно!» всякий раз, когда он пытался войти в неё ещё глубже. Он кончил быстро и в таком тумане, что даже не понял, кончила ли Сакура. Просто обнаружил себя истощённым, взмокшим, с затёкшим левым плечом, и её, затихшую, под собой. Не было сил соображать. Он опустился рядом, пытаясь не придавить её, пытаясь поймать за хвост хоть одну здравую мысль. Сакура повернула к нему голову и в первый миг её лицо показалось печальным, пока она не вымучила улыбку. Должно быть, она была разочарована в нём даже в качестве секс-игрушки. Он злился на себя за то, что это произошло так сумбурно и неуправляемо с его стороны. Оба молчали. Глядели друг на друга. На её щеке действительно был след туши. Сасори попытался стереть его подушечкой большого пальца. Он потёр его несколько раз, а затем поймал себя на том, что уже просто поглаживает её щеку и сам чувствует печаль. «Всё закончилось», — понял он. И чтобы не выглядеть ещё более жалким, чем есть на самом деле, лёг на спину, нащупал внутри себя оборонительное веселье. Усмехнулся в потолок. Сакура села, немного раздраженно одернула платье, потом встала на ноги. Она посмотрела на него с высоты, так словно вот-вот наступит каблуком на грудь, чтобы окончательно зафиксировать громогласную победу. Он улыбнулся. — Мне… тоже теперь проваливать? — Как хочешь. Сакура переступила через него, потом зачем-то шлепнула по выключателю и вырубила свет. Он по звону каблуков понял, что она ушла вглубь квартиры. Он валялся на полу и пытался осознать, что с ним только что произошло. Несмотря на перехваченную инициативу, кажется, произошло следующее: его трахнули и вышвырнули. И он при этом всё равно чувствовал нечто совершенно неподобающее: отголоски удовольствия?.. восхищение?.. благодарность?.. Он с силой сомкнул веки, сморщил нос и, качнув головой, пшикнул в темноту нервным смешком. Нужно уходить. Проваливай. Ты просто смешон. Сасори поднялся. Поправил одежду, застегнулся. Впрочем, на лестничной клетке придётся всё поправить ещё раз, потому что он сомневался, что выглядит надлежащим образом. Он помнил, дверь открыта. Глаза уже немного привыкли к темноте. Сасори подошел к двери, обхватил решительно холодную металлическую ручку и застыл. В нём поднималось что-то вроде возмущения. Она даже не осталась закрыть за ним дверь. «Как хочешь», — бросила. Как хочешь? Он так не хочет! Он вообще ничего не хотел так. Чего он действительно хотел, так это провалиться сквозь землю, но Сасори выбрал компромисс между уйти и провалиться. Он присел, и стал неспешно расшнуровывать ботинки. Он не позволит ей так с собой обойтись. Пусть сама выгонит его. Пусть снова вцепится ему в воротник и вытолкает за дверь. Это, по крайней мере, меньше будет походить на безразличие. Когда он бесшумно вошел на кухню, то обнаружил странную картину. Сакура сидела на стуле: одна её нога была поджата, а вторая смотрела острой коленкой вверх, и дальше, словно пирамида, на коленке были устроены обе руки, одна поверх другой, и подбородок. Сакура глядела в окно. Потом она вдруг заметила его и резко вытерла щёку. Если бы не этот жест, он бы ни за что не понял, что застал её в слезах. Он наклонил голову. — Всё было так плохо? — Что вы хотите? — бросила она. — В глобальном смысле или на данный момент? — От меня что вы хотите! Так он ей и выложил всё по второму кругу. Он в жизни больше никому ничего подобного не скажет. Под её надзором Сасори прошел медленно через кухню, пожал плечами, опершись поясницей о гранитную столешницу. — Не отказался бы от чашечки чая. — Чая, — повторила она. — Я ведь у вас в гостях? Она долго не сводила с него тяжелого взгляда, словно надеялась раздавить его за нахальство, но ему уже особо нечего было терять. Он после случившегося ощутил себя собой. Он был унижен. Его чувства — подняты на смех. Что ещё она может сделать ему? Сакура встала и с подчеркнутой резкостью стала распахивать ящики, захлопывать их, звенеть френч-прессом. Через пару минут она поставила перед ним чашку, потом вышла из кухни и через какое-то время Сасори услышал, как зашумел душ. Он остался с чаем наедине, но холодное спокойствие, такое привычное и приятное, не допустило разочарования. Сасори взял чашку и с удовольствием сделал глоток.***
К тому моменту, как Сасори сделал первый глоток чая, Сакура ещё даже не сняла с себя испачканное платье. Она сидела на полу в ванной, врубив на полную мощность душ, и пыталась понять, что ей теперь делать. Всё пошло прахом. Хуже некуда. Придётся уволиться. Но, боже, увольнение — сущая ерунда. Она никогда не простит себя за то, что вела себя настолько импульсивно и глупо. Что это было?! Поняла, что он издевается — вышвырни его! Не нужно было взбираться на него верхом! Ногти, словно два безжалостных гребня, проскребли по коже головы, когда Сакура уткнула нос в стиснутые колени. Не могла она его вышвырнуть… Она даже не жалела. Просто было больно оттого, насколько это безнадежная попытка его удержать. С другой стороны… может не такая уж безнадёжная. Ведь он остался. Он с нахальным видом пьет чай на её кухне. Сакура невольно улыбнулась в коленки и тут же заставила себя перестать улыбаться. «Это неслыханная наглость! — сказала она себе, — и ты не должна вести себя так, словно подобное в порядке вещей!» На этой воинственной мысли, в которой она, впрочем, не до конца была уверена, Сакура стянула с себя через голову платье. Она быстро влезла под душ. Ей совсем не улыбалось выйти и обнаружить, что он ушел. Осталось только выбрать, в чём к нему выйти. В халате? Как-то странно и преисполнено эротизма. Зачем, если он уже получил от неё всё, что хотел? Надеть какое-то другое выходное платье? Тоже странно. Как будто она умоляет его заметить в ней хоть толику привлекательности. Но в чём тогда? Она выключила душ. Вода стекала по разгоряченному телу. Сакура осторожно вылезла на коврик. Обтершись наскоро полотенцем, она застыла в задумчивости. На самом деле выбор её был невелик. В ванной был только халат, а вся остальная одежда лежала в спальне. Запахнув полы и максимально туго завязав пояс, Сакура вышла из ванной. На ней не было белья, отчего она чувствовала неловкость, хотя в свете того, что только что между ними произошло, это не должно было её смущать. «Мне плевать, что он подумает», — сказала она себе и поверила в это на несколько решающих секунд, за которые Сасори, сидящий на её любимой табуретке, делал вид, что не догадывается о её появлении. Он отхлебнул чай, перед тем как лениво повернуться в её сторону. Его взгляд застыл. Так бывает, когда человек видит не то, что ожидал. Но чего он ожидал? Она как-то не так выглядит? Ему неприятно? Сакура не могла иначе объяснить его немую растерянность. Она пригладила на себе халат. — Всё в порядке? Сасори продолжал молча смотреть на неё. — Не понравился чай?.. Она снова пригладила халат. Сасори шевельнулся. Чашка с блюдцем вздрогнули в его руках, он отставил их на подоконник. — Нет, чай очень хороший. — Правда?.. — Да. Молчание снова возникло между ними. Была фраза — Сасори помнил — была какая-то фраза, с которой он хотел начать непринуждённый разговор, но это было до того, как Сакура появилась в дверном проёме практически без ничего. Она издевалась над ним! Неужели она способна так бессовестно дразнить человека, чувства которого отвергла? Его захлёстывали эмоции. Он был уверен, сейчас они вырвутся, превратятся в действия, поэтому все свои силы бросил на то, чтобы просто оставаться неподвижным. Сакура с видом невинности и даже беспокойства подошла к нему почти вплотную. Он отвернулся, но тут же взгляд взлетел к её склоненному лицу. Сасори переоценил собственную дерзость. Нужно было бежать отсюда. Бежать. — Может… — сказала она, — вы проголодались? Я могу что-нибудь приготовить. — Не нужно. — Нет?.. Он поднялся. — Знаете, Сакура, я передумал. Мне лучше уйти. И под её недоумевающим взглядом он направился к прихожей. В первую секунду Сакура испытала растерянность. Во вторую — зверское возмущение. Когда он только сообщил, что собирается выпить чаю, она разозлилась. Теперь её злило то, что он уходил. И в особенности то, что она не могла понять причину обоих поступков. Она кинулась за ним и схватила его за рукав уже у самой двери. Они снова оказались в тёмном коридоре. — Я думала, мы обсудим что-нибудь! Сасори глянул оскорблённо на её руку, а потом выпрямился, словно оловянный солдатик. — Правда? Что же? — Не знаю! — она правда не знала. Она думала спросить его о последних проверенных книгах, о комиссии, о чем-то отстранённом. Вдруг Сасори усмехнулся и сказал: — Так как прошло ваше свидание? Вы не ответили… Удачно? — А?.. — Наверное нет, раз оно закончилось, чем закончилось? В любом случае я хотел сказать, что в следующий раз вы можете мне звонить. В подобной ситуации. Сакура не сразу поняла, что он имеет в виду. Она напряглась, сопоставляя слова и выражение насмешливого превосходства на его лице. Знакомое выражение, которое она часто видела на работе, но ещё ни разу здесь, у себя дома. Сасори извлек из кармана и протянул ей визитку. Она моргнула. — Это… ваш рабочий телефон. — Готов утешать вас после всех неудавшихся свиданий! — Что? — Звоните в любое время. — Вы издеваетесь надо мной?! — она чуть не упала. Она бы врезала ему, если бы он не выглядел таким взволнованным. — Ну-ка повторите, что вы сейчас сказали?! — Сказал, что готов спать с вами по первому вызову! — Ещё раз! Повторите ещё раз! Её челюсть дрожала. Сасори цокнул. — Не достаточно ли двух раз? — Повторяй! — прорычала она. — Или я за себя не ручаюсь! — Вы разбили мне сердце! Что ещё вы можете мне сделать?! — Что вы имеете в виду?! — Я ухожу! — он распахнул дверь. — Чёрта с два вы уходите! — Сакура рывком захлопнула её обратно. Сасори обернулся к ней. — Если вы любите Дейдару, — воскликнул он, — кувыркайтесь с Дейдарой! При чём тут я?! — Прекратите! — Почему я должен участвовать в ваших странных играх?! Я не могу просто спать с вами! — Хватит! — Может с кем-то… но не с вами! Хотя, нет… Я готов это рассмотреть! Так что… вы можете звонить мне. Как я и сказал… По этому вопросу! — Замолчите! Какая чушь! — вскрикнула Сакура — Вы хоть понимаете, какую чушь несете?! Она, пылая до мочек ушей, уставилась на него. И совершенно неожиданно под её взглядом Сасори вжался спиной в дверь, точно собственные слова его подкосили. Точно их произносил кто-то другой, а он только теперь заставил его умолкнуть. Его лицо побледнело и вытянулось от ужаса. — О-о… — выдохнул он. — Ещё бы я не понимал… О господи… Это безнадежно, — он качнул головой. — Я… Нет, это абсолютно безнадежно. Я прошу меня простить. Если вы сможете… Сакура почувствовала головокружение. Она приложила ладонь ко лбу. — Мы запутались… — Да, — сказал Сасори. — Очень сильно. Что-то пошло не так… — Да. Да, вы абсолютно правы. Я признаю свою вину. Я неправильно… Он не договорил, снова покачав головой. Сакура чувствовала, как сердце колотится в груди. Если бы любой другой мужчина наговорил ей всё то, что он наговорил, она бы вспомнила любимые приёмы дзюдо и скрутила бы того в бараний рог. Но она не чувствовала даже отголоска злости. Может быть потому, что он совсем не похож был на человека, который готов спать с кем-то по вызову. Может быть, потому что собственные слова смутили его больше, чем её. Может быть потому, что он сказал «Вы разбили мне сердце», и Сакура, наконец, поняла, как нелепо всё вышло между ними. «А может быть, — думала она, — мне просто не хочется портить это смазливое личико?» Иногда, в минуты отчаяния, она забавлялась мыслями о том, что любит Сасори только за красоту. «Мне просто нравится его лицо, — говорила она себе, — мало ли в мире симпатичных мужчин?» Был же, например, Дейдара? Но Дейдара не умел задумчиво листать скучнейший справочник, не умел смахивать с рукава несуществующую пыль, не умел задыхаться, прижавшись к чужой двери, словно весь мир рухнул только оттого, что он дал волю собственным чувствам. Сакура смотрела завороженно на бледное запрокинутое лицо, застывшее в выражении безнадежности. Сасори был измучен этой перепалкой. И он до сих пор намеревался уйти. Сакура видела: он собирается с духом, чтобы с ней попрощаться. Ей никогда прежде так сильно не хотелось поцеловать его. Она протянула руку: прижала ладонь к его щеке. Сасори бросил на неё умоляющий взгляд. Он просил перестать его мучить. Но сам он мучил её целый год. Он, чёрт возьми, заставил её страдать, как никто другой. И даже сейчас, когда их разделяли сантиметры, они не могли до конца поверить друг другу. Поэтому она молчала, глядя на него, а потом её ладонь опустилась к груди, кончики пальцев, едва касаясь кожи сквозь ткань рубашки, проследовали вниз вдоль застёгнутых пуговиц, коснулись резко подобравшегося живота, замерли, опустились ниже. — Я вам не игрушка… — прошептал он. — Сакура, так… нельзя… Она прикрыла глаза. Ей хотелось его приласкать. Чтобы он расслабился, чтобы он перестал быть таким взволнованным. Хотелось, чтобы он поверил телу, а не словам. Она стала расстегивать медленно пуговицы, ни о чем не думая, вдыхая одновременно знакомый запах, это был не парфюм, это были отголоски мыла или крема для бритья, или порошка для стирки, это был очень слабый запах, потому так редко можно было уловить его. Она расстёгивала пуговицы, всё теснее прижимаясь к его застывшему телу своим, сгорающим от желания. Потом она запустила аккуратно пальцы под воротник, под распахнувшиеся полы рубашки, ладони прижались к гладкой горячей коже и в следующую секунду Сакура почувствовала, как уже её лопатки уперлись в дверь. Чужое дыхание влилось в ее приоткрытый рот. — Не могу понять… — прошептал Сасори. — Вы делаете это, потому что вам стало жаль меня, или потому что вам меня совсем не жаль? Глаза встретились всего на мгновение. Сакура смяла воротник, рванула к себе и почувствовала вкус чужого распахнутого навстречу рта. Ей было не жаль его. Она пыталась притянуть его ещё ближе, намного ближе, чем он был сейчас. Она почти силой стащила с него пиджак и избавилась от пояса брюк. Они обрушились друг на друга словно два карточных домика: поцелуями, ласками, неразборчивым шепотом. Она хотела, чтобы всё вышло жестко, как в первый раз, но вместо этого сама срывалась в какую-то глупую нежность, с которой она обнимала, гладила его лицо, и целовала его, и прижималась щекой к плечу, пока его губы обжигали влажными поцелуями шею. Сакура как никогда остро чувствовала отсутствие на себе белья, она прижималась к Сасори, предвкушая момент, когда он это обнаружит. Они уже обтёрли каждый угол её квартиры и почти были в спальне, когда его пальцы нырнули под шелк халата и сразу влипли в раскалённую влагу между широко расставленных бёдер. Пальцы застыли, касаясь клитора, потом вошли в неё, глаза Сакуры широко распахнулись, она вцепилась в его одежду. Сасори прошептал: — Это бессовестно. Не могу поверить, что ты вышла ко мне вот так. — Идём… Ты же хотел кровать… Вон… Господи, он должен был перестать. Она очень быстро почувствовала, как тело откликается другим ноющим возбуждением, но ей слишком хотелось, чтобы он снова был внутри. Сакура увереннее перехватила его руку, отстранила её. В его глазах сверкнуло недовольство. И Сакура почувствовала, что та нарочитая нежность, которую он тоже пустил в ход, давалась ему с большим трудом. Она улыбнулась одними губами, пока глаза с тяжестью глядели на него, и подтолкнула его к кровати. Он отстранился. Сакуре показалось, что он сделал послушный шаг, но вместо этого он вдруг опустился на колени и вжал её бёдра в стену. — Нет, погоди… — выдохнула она. Теперь он ей улыбнулся. Его ладони поползли вверх к тазовым косточкам, задирая ткань. Сакура испытала необъяснимую вспышку паники. Его рот прижался к ней, и она закрыла глаза. Руки не могли найти себе место: она дотронулась несмело до его волос, потом прижала ладони к стенке. То что он делал не было похоже на попытку довести ее до оргазма. Он просто исследовал. Будто ему было не столь интересно нравится ли ей это, а потому что это нравилось ему. И Сакура чувствовала только отголоски удовольствия. Гораздо сильнее она чувствовала смущение, и то, как неудобно ей было расслабиться, и как остро лопатки упираются в стену. Она стояла, закрыв глаза и просто ждала, пока ему это надоест. Её больше возбуждало осознавать, где сейчас находится его язык, а не сам процесс. И вдруг что-то поменялось. Его пальцы растянули плоть. И язык, который блуждал без цели по её половым губам и бедрам, словно перестал притворяться растерянным и совершил абсолютно уверенное и безошибочное движение. Потом оно повторилось. И снова. Сакура всхлипнула, хотела уцепиться за что-нибудь, чтобы не упасть, проскребла пальцами по стене. Язык Сасори продолжал играть с её чувствительной плотью, его пальцы двигались внутри нее. А после она уже не могла различить, где его язык, где пальцы, осталось только напряженно застывшее удовольствие, которое вдруг хлынуло по её содрогнувшемуся телу. Она коротко вскрикнула, покачнулась и непременно сползла бы на пол, если бы он не прижимал ее бедра так крепко к стенке. Сасори довел ее до кровати, она вползла на эту кровать, легла на живот, обессиленная и все еще не отошедшая. В комнате было темно. Сакура слышала шорох одежды. Она не могла и не хотела шевелиться, не хотела оборачиваться и наблюдать за ним. Она просто почувствовала, как Сасори развел широко её безвольные ватные ноги, и как холодный воздух влился в нее, а потом она почувствовала там его пальцы. Он лег сверху. — Теперь будешь мне звонить? — прошептал он. — Мм?.. — промурлыкала Сакура, чувствуя, как он входит. — Звонить?.. — Да. Я оставил визитку. Она бы испугалась, если бы не была уверена, что это всего лишь грубая шутка. — Заткнись, — сказала Сакура. Он вошел в нее глубже. — Значит не позвонишь? — Когда кончишь в меня, опять будешь хныкать и извиняться?.. Он застонал. Застонал ей на ухо. Шутки кончились. Он стал двигаться. Её слишком чувствительное тело взбунтовалось против новой болезненной волны ощущений, попыталось освободиться, но Сасори крепко обнимал ее, и его проникновение повторялось и повторялось до тех пор, пока ей не показалось, что всё кругом уплывает, что она уплывает. Сакура поняла, что сейчас снова кончит. Оргазм подступил внезапно, сковал напряжением её тело, но никак не желал накрыть Сакуру с головой. Она снова дёрнулась, уже в попытке получить желаемое, Сасори и теперь не дал ей нарушить этот мерный проникающий ритм. Она могла бы посчитать: раз, пауза, раз, пауза, раз, пауза. Как метроном, как что-то бездушное, что способно двигаться лишь в одном безжалостном темпе. Но он не был бездушен, он просто знал что-то, потому что она, продолжая бесполезно метаться, стала забывать себя. Она прижала к себе его руки, которые прежде пыталась оттолкнуть, прижала крепче, ощущая, что он повсюду, что он везде и снаружи, и внутри. И внутри его как будто становилось всё больше, хотя ничего не менялось. Потом тело сократилось, Сакуру встряхнуло, и она никак бы не смогла унять это, хотя она пыталась, потому что это было пугающе прекрасно, и она боялась, что после того, как окончательно забудет себя, её совсем не станет. Её тело вздрагивало, сжавшись, приготовившись исчезнуть, и если бы он не держал её руки она бы стала сама себя ласкать, но тут его пальцы принялись тереть её разбухший клитор, его член вошел в нее глубже, сбился с ритма, снова резко в нее вошел, а потом стал бешено вбиваться в неё, и Сакура услышала свой крик, и одновременно услышала быстрые влажные шлепки. Она кончала и её тело колотилось, словно подключенное к напряжению, а он всё продолжал её трахать и терзать её клитор, так что у нее сжалось всё внутри, влагалище, анус, каждая мышца, и она снова стала кричать, раскинув в стороны свои тряпичные ноги. И то, что вырвалось из её рта уже были не крики, а какое-то убогое полоумное мычание, разбиваемое быстрыми фрикциями на много маленьких звуков. Они очнулись оба в темноте, в объятиях друг друга, и какое-то время они еще могли целоваться, но у них уже не было сил снова заняться любовью. Сакура гладила плавно его живот, грудь, плечи, просто наслаждаясь тем, что он здесь. — Почему ты не сказал мне? — Мм? — На балконе, год назад. Раздался шорох — Сасори повернул голову и посмотрел на ее макушку. — Мы знали друг друга месяц. — Ты промолчал. Я сказала тебе, что ты мне понравился. — А после целый год делала вид, что меня не существует. — Почему ты не сказал мне? — упрямо повторила она. Он молчал. Сакура не была уверена, что он ответит. Это не было так уж важно, но она все равно вздрогнула от его голоса. — Тебе понравилось, что у меня нет души. — Что за глупость? — Сакура рассмеялась. Но она поняла, что он не шутил. И она даже поняла, что он имел в виду. Она потянулась и поцеловала его. — Ты ошибаешься, — сказала она весело. — Мне понравилось твое смазливое личико.