Потерянные в холодном сне

      В Коридорье жителям деревень из поколения в поколение передаются легенды с белой истиной: «Помни, что Лес был первым». Коридорные верят в истоки, благоговея лесам и духам. И настороженно относятся к закоридорным, эким диковинным странникам, что не знают поверий Коридорья и совсем не чтят истории. Только дыры в мировом полотне делают, да чужие порядок и спокойствие нарушают. Так и ходят в народе небыли, мол, при́шлые к беде. С течением лет, сменой сезонов и духи уверовали в людскую истину. Не потому, что слова на слуху вертелись, а потому, что сами видели.       Лесные духи и дары Коридорья в иных мирах – основа многих зелий, а кто-то и вовсе часть артефакта. Так охотники иномирья ловили Грибных котов в зачарованные шкатулки, насильно привязывая домового духа к чужому сознанию. Иномирные магические исследования в области зельеварения, артефакторики и контрактов показали, что при должном воспитании духи становятся отличными стражами Духовного Пространства. Но, в отличие от домового духа, встретит вас не милейшей души существо, а злобная тварь, искажённая пространством, временем и сознанием. Болотных фей использовали в зельях, возвращая малюткам первозданный вид – плакучий мох. Цветики-цветки стали отличной восстанавливающей каплей для разовых артефактов. Достаточно растереть лепестки в зачарованной ступке при свете дня, и тогда они обратятся в жидкость, вернув первозданную магию предмета.       Бледная не верила слухам, но верила глазам. И места не находила, вспоминая байки старосты деревни. Аж перья дыбом встали! Пока мысли Совы из тлеющего огонька негодования разгорались в пожар, Шепчущий Лес в противовес стих. Он чувствовал что-то неоднородное, неоформленное в незваных гостях. Горький запах опасности в воздухе не витал, но и доверия они не внушали. А Лес к таким глух, по настроению агрессивен. Шепчущий Лес сегодня робел, как иномирная лань на охотничьей мушке. Впопыхах скрывал норы зверей неказистыми иллюзиями, накрывал спящих одеялом из листьев, отгонял озорных молодых духов к чаще и глотал звуки, будто и не было в Высокоствольнике жизни. Незваных гостей взашей гнать хотелось. Но Хранитель и Лес оказались единодушны в желании понаблюдать. Первая – из любопытства, второй – потому что правил охотники не нарушали. Дорога в Лес закрыта для людей, а в Серых Охотниках люди не читались. Отчасти. Вокруг них ощущалось нечто непонятное, но совершенно точно магическое.       — Не нравится мне в этом лесу… — Моложавый в сером плаще поёжился, озираясь.       «Мальчишка…» — в сердцах прошипела, точно змея, Сова. «Кукушонок, подло свалившийся в чужое гнездо! Что же вы, Пепел вас забери, здесь рыщите, утопленники озёрные?..» — возмущённо оживилась Бледная, зашуршав перьями.       Лес отлично читал Хранителя и отчасти был джентльменом. Он галантно проглотил звук, не позволяя ни единому шороху ускользнуть прямиком к ушам охотников.       Тень под Совой закопошилась, забулькала, улюлюкая в предвкушении.       «Рано!» — скомандовала Сова, услышанная Лесом и Тенью.       — Лес о нас того же мнения, — загоготал второй в грязно-красном плаще с заплатками. — Каков Хранитель, таков и Лес. Этому гости чужды.       — Хранитель? У этого задохлого места? — Кукушонок дважды топнул ногой, приминая тяжёлым ботинком с металлическим носком редкую выцветающую траву. — Здесь ни то звери не пищат. Птицы и те крыльями не хлопают. Даже листья не шуршат, будто земля мёртвая. А окружение – прехорошенькая иллюзия. А то и мираж, как в Пылающей пустоши.       Духи Земли наложили защитные чары, скрывая присутствие Духов Травы, убаюкивая во временный анабиоз. И чем глубже, тем сильнее трава выцветала. Охотник в сером плаще присел, упираясь коленом в землю. Пальцы скользнули над кончиками травинок. Духи в анабиозе видели десятый сон. А те, что не подверглись чарам, либо очень хорошо притворялись мёртвыми, либо с большой охотой хотели впиться в кожу через плотные чёрные перчатки, как ежовые иголки. И только особо впечатлительные рассыпались пылью, не пережив то ли смущения, то ли возмущения.       Сова смотрела на улетающие пылинки с тоской, желая доброй дороги и скорого перерождения. Шепчущий Лес ласковым тёплым ветром тихонько унёс их к озеру. И как только лик луны осветит водную гладь, откроется дверь в мир Птицы. А когда придёт время, духи вернутся. Возможно, не в этот Лес, не в это время и вовсе не в этот мир.       — Все леса, связанные с духами, будь то их дом или пришествие – волки в овечьей шкуре. Притаятся пока ты к ним с добром, а как что не понравится, сожрут и косточки не оставят. И поминай, как звали. Даже живые тебя не упомнят. В Изнанке забытышем станешься.       — Забытышем? — рассмеялся молодой. — Детские сказки это. Вымысел и небылицы!       — Не все сказки – вымысел. А многие из них и вовсе списаны с историй, но под влиянием времени и языков имеют то, что имеют, дойдя до наших дней и ушей в том виде, в каком мы их знаем, — старший охотник прервался, нырнув рукой в мешок, чертыхнулся, нащупав что-то ненужное, и спросил, — Вот ты бывал в Изнанке?       — Нет, конечно. Из Изнанки и Теням не всем дано вернуться. Куда уж мне! В пасть к хищнику соваться, — судя по недовольной, вызывающей интонации, охотник в сером плаще нахмурился.       Старший кивнул.       — Верно. Но если не бывал, то откуда знаешь, что забытыш – сказка? Если веришь в семицветные цветки, то и в такие глупости запросто поверить можно.       — Вот именно, что глупости! Семицветные цветки-то существуют, мы видели их не так давно. А этих не дано и сильно вряд ли уж суждено повстречать!       — Но шли к цветкам мы лишь на вере. Скажешь, нет?       Моложавый притих. Из-под плаща показался хвост, хаотично-напряжённо бегающий из стороны в сторону, временами задумчиво останавливаясь на мгновение. Если бы не Шепчущий Лес, который не давал звукам пробиться, старший услышал одобрительное уханье Бледной.       Присмотревшись, можно понять, что охотники выглядели совсем непримечательно, как тысячи, а то и более заблудших путешественников до них. Бледная поймала себя на мысли, что возможно, такой образ укоренился в голове лишь из-за плащей. Но может дело было и в сильных укрывающих чарах, которые не пропускали даже взор Совы. А если так, за охотниками стоял кто-то могущественный, другой Вестник или Белая Ведьма. Бледная сомневалась, что охотники – дело рук Вестника. Зима спит; Лето бродит по миру, и его магия в разы слабее. А Весна странствует между мировых щелей, и магия внутри мира напоминает о себе лишь слабыми отголосками. Ведьма – другое дело. Но глубже Бледная в мысли не полезла. О Ведьме Контрактов рассуждать и её замыслах – бесполезное занятие. Не потому, что по шапке прилетит, а потому, что мотивы известны лишь Ведьме. Из мыслей родится только мигрень, а вечно сонной Вестнице только этого к прочему и не хватало.       Бледная внимательно рассмотрела охотников. Плащи старые, заплатки сильно выцвели. Длинные, по щиколотку и закрывающие большую часть лица, сильно опущенные вплоть до носа. Ткань так сильно нависала, отбрасывая плотную тень, что разглядеть лицо совсем не получалось. Отличительными чертами служили: цвета плащей, голоса, хвост у молодого и шрамированные руки у второго. Иномирные горные олени выглядели почти обычно. Разве что шея была странно длинной. Тонкие жилистые ноги выглядели на первый взгляд хрупкими. Но, судя по дорожным мешкам и мощной спине, это были звери, привыкшие к нагрузкам и длительным путешествиям.       Старший охотник подошёл к оленям в поисках вещицы в другом мешке. Моложавый недовольно ухнулся, нырнув в волшебную сумку, вытаскивая ненужные вещи и разбрасывая по округе. Волшебные перья-ручки, причудливой формы шарики, склянку с зелёной жижей и многое другое. Трава зашлась едва заметными недовольными волнами, открывая под предметами кротовые норы. И как только вещи погружались в землю достаточно глубоко, они затягивались. Бледная усмехнулась и подумала, что кролику сегодня будет весело, лишь бы на голову ничего не свалилось. Или в только что заваренный чай.       По Договору с Ведьмой, Бледная, сердцем и искрой привязанная к Лесу, не может его покинуть. Не может спать и причинять вред существам, которые не нарушают порядков Леса. Не может вмешиваться в дела других сезонов, даже если в её Лес прибыли существа с дурным замыслом в отношении другого сезона. Прямо как и сейчас.       Отголосок Изнанки зарябил в ветхом дереве, разгораясь бледным чёрно-фиолетовым огнём. Старший подошёл к дереву и бросил в щель светящий бутылёк. Когда Бледная присмотрелась, заметила, что это были огоньки, слабо напоминающие те, что всегда следуют за Холодом, те, что добросовестно собирала Медовушка, чтобы у Вестника были силы вести за собой Зиму.       Сова тут же обратилась в женщину, села на корточки и закусила большой палец. Она готова рвать и метать, выгнать чужих из Леса. Но как некстати, Тень замерла, а вместе с ней и Бледная не могла пошевелиться. Договор с Ведьмой нерушим. И когда магия, вложенная в слова, чувствует в контрактнике перемены, она активирует защитные чары, оцепенение. Иногда перемещает в другое пространство, если жизни Вестника предположительно что-то угрожает.       «Нтáнда, следи!» — выплюнула Бледная Тени.       Злость брала, жевалки заходились. Но Бледная не могла вмешиваться, поэтому предпочла дальше не смотреть. Развернулась спиной, спрыгнула с ветки, обернувшись Совой, и улетела к Озеру. Прямиком к Пшеничке, верно ждущей Вестницу с зачарованной курильницей, отгоняющей заигравшихся духов от воды.       Охотник в сером плаще проводил птицу взглядом, пробиваясь сквозь морок Леса.