Ни Марии, ни дня, ни ночи Ни морей, ни земли, ничего Ты не знаешь чего ты хочешь Унесло, унесло, унесло, унесло Ты остынешь на этой льдине И закружишь во тьме мировом Белый омут на тёмно-синем Белый омут среди ветров Люби меня Убей меня Люби меня Убей Хочешь жди меня меня теперь Хочешь жги меня теперь Хочешь я умру с тобою рядом По сиреневым полям Мне тебя сегодня мало Где твоя звезда упала По сиреневым полям
В последнее время просыпаться от всяких раздражителей становится личной привычкой Хан Джисона. Это утро не стало исключением. Настенные часы с ночным дождливым Лондоном показывают семь утра. И Хану очень хочется, чтобы эта была шутка. Чтобы сейчас он не умирал от того, как ему душно, из-за того, что один огромный кот сбивчиво дышит ему в шею. Сопит прерывисто, возможно, что-то снится. Джисону любопытно подсмотреть за его снами, но он скидывает глупую идею с себя, обвиняя во всём жару; и Минхо, который заразил его навязчивыми порывами влезать в чужое личное пространство. К слову, Ли он скидывает с себя чуть аккуратней, как только вспоминает, как двигать онемевшем от веса сверху телом. Тот не просыпается. Хан подходит к окну, делая маленькую щёлочку, чтобы свежий воздух медленно начал освежать спальню. Ощутив лёгкий холодок, прошедший по щиколоткам, обращает внимание, что Минхо совсем раскрыт. У Хана в голове настоящая дилемма — не знает, что более интимнее: спросить, что человеку снилось или укрыть его одеялом, так как до этого наблюдал за ним лёгкую дрожь, и как он морщит нос. Выигрывают сны, поэтому идёт натягивать покрывало чуть выше. Хан давно заметил за собой, что если он проснулся рано утром, то уснуть обратно сможет только, когда не будет думать. С Минхо тяжело не размышлять, не держать себя в руках, чтобы не натворить глупостей. Джисон понимает, что он другой. Уверен, что у того нет проблем с принятием своих особенностей. Не завидует, рад за него. Хан не заснёт. Больше не хочет. Сегодня воскресенье, самая рань. Редкий день в Токио, когда можно насладиться тишиной, хотя бы недолго. Не хочется портить такие моменты наушниками, даже если там будем самая спокойная мелодия, даже если альбом от Cigarettes After Sex. Будто бы лишний звук нарушит и без того неровное дыхание Минхо. Его сон хочется сторожить. Кажется, тишина утра будет длиться у всей Японии до тех пор, пока Минхо не откроет глаза. Он громкий — отсюда и ассоциация. Джисон и не замечает, как быстро пролетают минуты, когда она рассматривает черты парня в своей постели, как бы это не звучало. Они мягкие и резкие одновременно. Хан не понимает, как один человек может нести в себе столько противоположностей. К его коже хочется прикоснуться, провести ладонями, почувствовать каждую неровность, понять, что Ли тоже человек и не настолько идеальный, как может показаться на первый взгляд. Пока Джисон не может найти этому доказательств, несмотря на сонный вид, раскрытый рот и растрёпанные волосы, черты лица всё ещё остаются до безумия правильными. Сидя в кресле, даже через время никогда не вспомнит, как развернулся и взял в руку карандаш и скетчбук. Помнит только, как на него смотрел наполовину законченный рисунок. — Ты своим шкрябаньем весь этаж разбудишь, — сонным голосом, почти неразборчиво, бубнит Ли в подушку; видимо, того разбудили хаотичные движения карандаша по бумаге. Хан просыпается со своего транса. Думает, что не смог сберечь его сон, но не признаётся. — Мне же нужно как-то отдавать должок за вчерашнее утро. Минхо всё также прыскает, не поднимая голову с мягкого предмета. Затем переводит взгляд на Джисона. Смотрит на не него, наверное, минут шесть. Наблюдения за художником успокаивают и без того тихое утро, хочется долго всматриваться в сосредоточенное лицо. Минхо как-то видел, как рисует Хёнджин, его черты всегда расслаблены, скетчбук получает такой же равнодушный взгляд, что и другие. Но Хан другой — сейчас он похож на маленького мальчика, который вот-вот и высунет язык, в подтверждение его стараниям. Своим рисункам будто пытается угодить одновременно всем, хочет, чтобы его признали с помощью маленького листика бумаги. В этот момент хочется его обнять. Ли уверен, что за этими сведёнными бровями кроется большая, может, местами трагичная история. Минхо поворачивается на бок, кладя руку на талию и ожидающе смотрит. Добиться своего не так сложно: — Чего так пялишься? — не поднимает взгляда с рисунка. — Даже не накормишь гостя? Джисон встречается с кошачьими глазами и томно вздыхает после минутной игры в гляделки. — Боже, дай мне сил. Поднимается со своего места и уходит на кухню, не дождавшись пока гость последует за ним. Минхо встаёт, тянется и закрывает окно — холодно. Подходит ближе к столу, скетчбук будто его звал — Хан сам виноват, что оставил его открытым, видимо, надеясь, что чуть позже вернётся к нему и дорисует. Ли зевает из-за слишком сонной и спокойной атмосферы на листе — там изображён он сам, мирно закутанный в одеяло, Хан не стал рисовать подушку, вместо неё у Минхо рука, которую он старался прорисовать как можно чётче. Ли вздыхает. Жалеет, что не умеет рисовать. Он бы хотел перенести на бумагу всё в Джисоне — рисуя так, будто делает манифест, рассчитывает, что если получится нарисовать все черты лица, щёчки, руки, губы, то когда-нибудь они будут принадлежать ему самому. Навязчивое желание обладать кем-то, делает из Минхо ужасного собственника, каким он до этого никогда не был. Почему-то внутри ужасная тоска. Спрашивает у самого себя, почему у него нет таланта переносить на бумагу сарказм, чувство юмора, сомнения, тревоги? Он бы многое отдал за картину, где точными линиями будет изображён характер бельчонка. Оставляя эту идею в спальне, доверяя его тайное желание скетчбуку, своему же портрету, уходит на кухню. — Надо же, я думал, ты надеялся, что я тебе в постель завтрак принесу, — Джисон стоит, опираясь на шкафчик, скрестив руки на груди; взгляд не поднимает — следит за кофе в турке. — А можно? — хитро улыбается, — я тогда обратно. — Сел. — дважды повторять ему не надо. Мама Хана перед тем как уйти на смену всегда делает еду на два дня. Джисону всегда стыдно из-за того, что он никогда не съедает и половину. А из-за того, что вчера на еду совсем не было времени — он к ней даже не притронулся. Но благо на его кухне сидит голодный кролик, который поможет Хану не искать оправданий, почему в холодильник даже не заглядывали. Разлив кофе по чашкам, берётся разогревать еду, ставя тарелки в микроволновку. Оба сидят кушают. Трапеза проходит в приятной тишине. Часы лениво показывают на 7:58. Хоть этим двоим и не свойственно молчать в компании друг друга, но и просыпаться, а затем завтракать тоже не считается для них обыденностью. Доев, Джисон предлагает переместиться с кухни на балкон и допить там кофе. Хан отвернут к окну. Достаёт пачку сигарет. Хочет поговорить с Минхо, но будто всё с головы вылетело, не знает с чего начать и как правильно подступиться. Ему бы сейчас вчерашнюю уверенность Чана, с которой он говорил, что Ли ему обязательно всё расскажет. На улице приятное солнышко, небо решило сегодня показать себя без туч. Внизу пока всё так же полно зелёных красок, листья начнут гореть только через месяц, поэтому, если не ощущать лёгкий осенний ветерок, то можно представить, что на дворе приятный июнь, в котором ты никому ничего не должен, у тебя нет никаких обязанностей, а тревоги заперты на ключ до сентября. Джисон переводит взгляд на Минхо, который щуриться от солнечного света. Хан не верит, что кто-то посмеет лишить его такого вида на несколько месяцев зимы, когда солнце будет показываться очень редко и не факт, что Ли всё так же будет стоять рядом, делясь теплом тела с Джисоном. Парень запускает пальцы в волосы Минхо, который сейчас больше похож на солнечного зайчика, нежели на кролика. — Тебе нравится осень? — не знает, почему задаёт именно этот вопрос, но почему-то в голову врываются воспоминания тетрадей Хёнджина, на полях которых всегда расцветают красные, жёлтые и оранжевые цветы, которые всегда были вдохновлены падающими листьями. Хван любит осень, всегда может сполна её почувствовать и полноценно прожить каждый красивый момент в ней. — Нет, не нравится. Джисон улыбается своим мыслям. Ли совсем другой. Хан не успевает спросить почему. — Мне нравится лето, — греется ладонями о всё ещё горячее кофе, — звучу как фанатик, но в это время можно играть в баскетбол, не отвлекаясь ни на что. Джисон смотрит на прохожих внизу, удивляясь, как они могут перебороть себя и выйти в такую рань в выходной день на улицу. — А как же девчонки? — делает вид, что особо не задумывается над смыслом заданного вопроса. Минхо хмурится. — Не начинай. — Не начинай что? — осторожно спрашивает. Ли вздыхает, опускает взгляд в кружку, находя там своё отражение — ему не противно от себя, но будет, если противно Джисону. — Ты знаешь. Хан давно знал и ужасно боялся этого. До этого был маленький шанс, что он остановится и избавится от этих противных желаний и мыслей в голове, если Ли даст понять, что ему это всё чуждо так же. Парень не знает, что чувствует. Облегчение в этом «недопризнании» нет. Ни радости, ни ожидания лучшего. Ничего. Минхо для него тягучее болото. Ужасно красивое болото. — Ты всё усложняешь, — тяжело вздыхает. — Ты позволяешь, — улыбнулся себе, — сам вчера сказал, что не хочешь уходить. Джисон на секунду замирает. «Всё-таки не спал…» — Конечно, не хочу, — хихикает, — зачем мне уходить со своей квартиры? Это же ты ко мне пришёл. Хан хотел более деликатно к этой теме подойти, но уже как получилось. — Злишься? Парень мотает головой. — Хочу понять тебя. На этот раз Минхо усмехается грустно. Они стоят совсем близко, локти соприкасаются, несмотря на то, что мешает прямому прикосновению ткань чёрной кофты на замке, Минхо всё равно переживает, что Джисон почувствует, как сильно бьётся его сердце. — Понять? А что насчёт тебя? Ты сам до конца в себе разобрался? — Ли не злится, знает, как тяжело принять себя, как невыносимо бороться с собой, осознавая, что то, чего ты хочешь — неправильно и осуждается обществом. — Минхо… Ты хочешь от меня слишком многого. Если ты построил в голове какой-то образ насчёт меня, то забудь. Не все художники любят красивых мальчиков-старшеклассников, — будто старается выплюнуть два последних слова, — не живи, блять, стереотипами, — Ли хмыкает. — На этот раз назвал меня красивым, а не просто смазливым. — Ты меня не слышишь, — обречённо выдаёт Хан, поднося сигарету ближе, хочет найти в ней успокоение — нет настроения, чтобы злиться с самого утра; ему не дают — парень забирает её с рук Джисона, но пока просто держит, — Минхо, не глупи, ты же бросил — тебе незачем. Ли его и правда будто не слышит. Разворачивается к нему лицом, ставя кружку на подоконник и приближается ближе. Хан не отстраняется, не может ему проиграть, хотя пока сам не до конца понимает, что тот хочет сделать. Лишь когда начинает полноценно ощущать его дыхание у себя над губами, начинает волноваться. Не верит, что тот может это сделать, да и не хочет, чтобы тот рушил его мир со своими правилами. Минхо совсем медленно, будто опьянён нестандартным настроением Джисона, наклоняется, а затем медленно прижимается губами к чужим, совсем невесомо. Через мгновение Хан чувствует лишь щекочущий след, не более. — Скажи, что тебе было противно. Скажи, что ничего не почувствовал. Джисон приближается к Ли на такое же расстояние, как они стояли пару мгновений назад, нащупывает в ладонях Минхо сигарету и забирает обратно, с ней же и отстраняясь. — Больше никогда так не делай. Я не ударю тебя только потому, что жаль портить твоё лицо. — Не сделаю, если сам не попросишь. Хан отворачивается и кладёт локти на подоконник. Он лгун. Врёт Хёнджину, родителям, девочке, с которой встречался в средней школе пару недель, однокласснице, с которой обещал погулять на следующей неделе, когда она сказала, что он милый, самому себе… Минхо только что предложил, что может стать тем самым единственным человеком, которому не придётся лгать. Хан его оттолкнул. Он не прогоняет Ли, да и тот не уйдёт, несмотря на отказ. — Расскажешь, почему пришёл вчера? — Не веришь, что причина в том, что только что было? — Не-а. В твоём стиле было бы зажать меня где-то в коридоре и вывалить всё это, — боковым зрением взглянул на парня, — но ты пришёл вчера, хотя у тебя, вроде как, были дела. — Дела отменились, — Хан на это может лишь вздохнуть. — А обвинял меня в нечестности. — У меня появились маленькие трудности. — Не хочешь рассказать? — Тебе будет не всё равно? Джисон переводит взгляд на него. Хочет, чтобы тот не заставлял говорить вслух, что Ли ему интересен. Раз решил дать Хану время, то пусть не заставляет его спешить. Минхо смеётся, запуская руку в волосы парня, делая там ещё больший бардак. — А беличий мозг не лопнет с утра от обилия информации? — слишком долго они были на серьёзной ноте, — Джисон фыркает и пытается отогнать его от своей головы — бесполезно, — чем сегодня займёмся? — Ты чё не собираешься уходить? — Ну ты чего? Сегодня же воскресенье — единственный день без садистских наклонностей Чани. Хан смотрит на него и прищуривается. — Смотришь аниме? Минхо улыбается. План на день составлен.***
Тем временем утро Хёнджина так же началось не с ленивых потягиваний в постели в час обеда, а с суровой болью в мышцах после звона будильника в семь утра. Сегодня в школе важное мероприятие, и Хван обязан присутствовать там в роли фотографа. Отключив будильник, который шёл уже по второму кругу, он пообещал, что обязательно убьёт одним лишь взглядом педагога организатора, которая организовала его в воскресенье с утра. Максимум зарядки Хёнджина — это встать с постели, потянуться вверх и прочувствовать хруст во всём теле. Сегодняшнее утро необычно тихое, что очень опасно для сонного парня, который в любую секунду может сорваться и лечь обратно. Подходит к телевизору и решает это проблему, включив музыку. Выбирает последний добавленный трек — Until I Found You — Stephen Sanchez и идёт варить кофе. В этот раз решает позавтракать — не знает, сколько времени там проведёт. Музыка делает атмосферу квартиры более мягкой, а утреннее солнышко лишь помогает этому. Ощущение хорошего дня тягуче разливается внутри Хвана чем-то тёплым. Позавтракав кладёт тарелку и кружку в раковину и направляется в спальню, но тут же замирает по дороге. Он безнадёжен — возвращается мыть посуду. Выполнив внутренний пунктик, идёт умываться. Постояв чуть позже на балконе, определяя холодно сегодня или нет, решает надеть светлые джинсы и белую майку с длинным рукавом, надеясь, что позже не похолодает. Идёт проверять фотоаппарат, который вчера забыл поставить на зарядку из-за того, что поздно пришёл. Всего одна батарейка, Хёнджин мысленно вздыхает. Вешая его на шею, скидывает пару нужных вещей в шоппер, включая зарядку. Выключает телевизор, переместив музыку на телефон с наушниками и выходит из дома. На улице его встречает приятный тёплый ветер и яркое солнце. В ушах добавляет настроение альбом от Fujii Kaze, а на сердце всё ещё присутствует липкое чувство победы, от которого срочно необходимо избавиться, чтобы не вляпаться в него, думая, что тебе всё подвластно, на следующей игре, которая состоится через три дня в четверг. По пути к метро, Хван часто отвлекается, делая фото почти всего, что видит. Он давно не брал с собой фотоаппарат, немного даже соскучился по нему. У Хёнджина сегодня какое-то странное вдохновение, позже он еле сдержался, чтобы не фотографировать прохожих на улице и пассажиров в метро. Парень доехал до школы довольно быстро — людей в воскресенье с утра не так много, поэтому к нему даже никто не прижался, что является огромным успехом. Приехав, мероприятие уже началось, и он побежал сразу всё фотографировать, чтобы ничего не пропустить. Среди старших школ Токио на протяжении многих лет проводится такая акция, как «Галерея юных талантов». Суть заключается в том, что в один из выходных дней, когда большинство освобождено от работы, а школа от учеников и занятий, учебное заведение примеряет роль картинной галереи, где на стенах висят творения школьников со всех старших школ. Любой, кто интересуется неизвестными талантами, может прийти и посмотреть. В этот день на территории школы всегда много людей. Коридоры заполнены подростками и преподавателями с других школ. Для привлечения большего внимания людей есть концертная программа; спонсоры таких мероприятий щедры на профессионалов, поэтому помимо школьников там выступают и талантливые музыканты. Такое всегда нравится людям, из-за этого в школе просто не протолкнуться. Задача Хёнджина — сделать снимки выступающих на концерте и наиболее выдающихся картины, желательно поймать такой кадр, чтобы как можно больше людей стояло и всматривалось в полотно. Хван знает свою задачу — справлялся не раз. Хоть такое масштабное мероприятие в Сейрин всего в третий раз, но парень уже знает, как и где действовать. Это утро могло быть просто замечательным, но у жизни другие планы, и всё, что мы можем — закатить глаза и многозначительно вздыхать, когда она подкидывает испытания, которые бы очень хотелось перенести на следующий день. У Хёнджина разрядилась камера, но благо подзарядка с собой, и мероприятие будет идти ещё часов пять. Парень идёт решать свои проблемы, которых могло бы не быть, не будь его разум затуманен вчерашней игрой и провожающим его до дома капитаном. Кабинет педагога организатора идеально для этого подойдёт. — Привет, Хёнджинни, — встречает его весёлый женский голос, — видела, как ты вчера играл. Тяжело признавать, но ты был крут! Хван уже второй год заходит в этот кабинет, как к себе домой. — Утро, Кайтани. Кайтани — студентка пятого курса, которая практикуется в их школе в роли педагога организатора. Вот идёшь на факультет «Обеспечение социокультурной деятельности» с целью, что будешь работать уважаемым переводчиком или гидом где-нибудь в Швеции, а в итоге возвращаешься в свою родную школу, где в тысячный раз напоминаешь одному Хван Хёнджину, где находится розетка. Парень ставит рядом стул, чтобы просмотреть сделанные по дороге фотографии. — Хёнджинни, пофоткаешь меня как-нибудь? — А ты отпросишь меня с математики на несколько дней? — Какой ты корыстный человек! — Сэмпай, ты же знаешь, у кого я учился, — подмигивает. — Веди себя приличней. Я тебе не подружка, — краснеет девушка. Она врёт, хоть Хван и не часто прогуливает у неё занятия, но на любых мероприятиях они всегда бок-о-бок, вместе хихикают над всем, что движется. С Кайтани было легко — она словно симбиоз Хёнджина и Джисона. К слову, Хану она тоже нравилась, это Кайтани уговорила его в этот раз участвовать и принести наконец-то одну из своих работ на выставку. — Уже видел, где висит твоя картина? — Не-а. Сразу к тебе побежал. — Соскучился? — хихикает, не обращая внимания на подзаряжающийся фотоаппарат в собственном кабинете. В дверь раздаётся пару стуков, а за ними входят две девочки-первогодки. — Кайтани-сэмпай, там на втором этаже, возле кабинета английского, треснула рамочка. Есть замена? — говорила одна девочка, в то время как вторая ужасно покраснела, когда увидела сидящего Хёнджина, расслабленно смотрящего в аппарат. — Чёрт! — Не ругайся в школе, сэмпай. Какой пример ты подаёшь подрастающему поколению? — Цыц, малявка. Кайтани берёт ключи, уже намереваясь выйти с кабинета, а потом бьёт себя по лбу. — Как я тебя тут закрою? Присмотришь за кабинетом? — Ага. — Если кто будет приходить, отвечай, что я буду ровно через десять минут, — Хван кивает. За то время пока Хёнджин сидел и ждал хотя бы две палочки на экране камеры, успело зайти человек пятнадцать, посмотреть, что никого кроме парня нет, и выйти молча обратно, не спросив через сколько вернётся педагог. Вот и в очередной раз кто-то тянет ручку двери и нагло входит без стука. Видимо, Кайтани здесь для каждого «своя». — Кайтани, нужно срочно распечатать, принтер свободен? Сначала парень видит пустой кабинет, а затем сидящего в тишине фотографа, который так же пялится на знакомое лицо. — Джинни? — Чан смотрит на камеру и вспоминает характеристику от директора, — выполняешь роль фотографа? На Хёнджине расцветает такая же улыбка, как и на Крисе. Кажется, хорошее настроение возвращается на место. Оба выглядят сейчас, как два дурака. — Привет, а Кайтани вышла, будет через минут пять, — затем вспоминает слова Бана, когда он только зашёл, — не думаю, что она будет против, если ты воспользуешься принтером, тем более, если это важно. — Ты умеешь им пользоваться? Хёнджин подозрительно улыбается, не сдерживая колкие подначки. — Наш капитан не умеет пользоваться принтером? — Там всё на японском, а мне нужно как можно быстрее. Хван не стал пока ничего спрашивать, но решил напомнить себе спросить у Чана после, насколько хорошо он знает язык. — Ну оправдывайся. Встаёт, тихо смеясь, кладёт фотоаппарат на стол и садится за компьютер. Крис даёт флешку и указывает на нужный документ. Чан слишком близко. Может показаться, что он старается наклониться ближе к монитору, но тогда почему его голова ровно на уровне плеч Хёнджина? Кажется, парень чувствует его дыхание на шее. Становится страшно, из-за того, что капитан может увидеть, как краснеют кончики ушей. — Видел твою картину, — Хёнджин замер, на секунды даже перестал дышать, — очень красиво, мне нравится, как ты передал характер людей через детали. На картине Хвана было обычное уличное кафе со столиками под открытым небом без навесов. На работе были изображены три человека: маленькая милая девушка с миниатюрной шляпкой на голове, у чьих ног мирно сопел доберман с острыми ушами и намордником; напротив них парковался на массивном байке накаченный парень, а в небольшой клетке для питомцев был маленький пушистый пёсик, чем-то похожий на Кками; на майке улыбающейся официантки, обслуживающей центральный столик, была изображена гордая лысая кошка, по одному только взгляду было понятно — имеет богатую родословную. — Ты понял… — Долго рассматривал. Хёнджин видит боковым зрением эти ямочки, против которых он бессилен. Быстро отправив документ на печать, Хван подрывается с места, дабы не наделать глупостей, идёт к принтеру, забирает распечатанные листы и отдаёт капитану. — Что-то важное? — указывает на документы; пытается разрядить обстановку, дабы проехать этот момент. — Да, кое-что скоро поменяется, — улыбается, — я бы хотел тебя кое с кем познакомить. Хёнджин выглядит удивлённым. — Сейчас? — Думаю, прямо сейчас это будет немного неудобно, — указывает на листы в руке, намекая, что спешит, — поэтому чуть позже. Ты здесь надолго? — Конкретно в этом кабинете ещё минут десять. А в целом в школе ещё часа два-три, пока не закончу со снимками. — Супер. Спасибо, что помог, Джинни. Ещё увидимся сегодня, — отсалютовывает ему и выходит с кабинета. «Перенимаешь мои привычка, капитан?» Почему-то внутри как-то тепло. — А что Чани хотел? — сразу после капитана возвращается Кайтани. — Заходил что-то распечатать, — педагог многозначительно кивает, — я зайду к тебе, как закончу. — Не стоит. Мы посмотрели, со многими рамками какая-то ерунда. Не понимаю, какой дурень их делал. Я могу бегать по школе, ты меня долго ждать будешь. Поэтому иди домой и продумывай концепт моей фотосессии, которую ты мне организуешь за то, что буду находить оправдания перед математиком, когда ты будешь мирно попивать чаёк у меня в кабинете. — Лучшая! — отправляет воздушный поцелуй. Идя фотографировать картины на первом этаже, Хёнджин думает о том, что Чан делает в школе в воскресенье. Ладно Хван, но тот… Ещё и документы с каким-то знакомством. До этого парень думал, что только он имеет права оставлять людей без ответа на долгое время, перед этим сильно заинтриговав. За один час Хёнджин успел словить кадр, где несколько человек рассматривают его с Джисоном картины, которые повесили рядом, ещё и на самое выгодное место — на первом этаже, в главном коридоре школы, ещё и возле окон, чтобы свет удачно падал и освещение играло положительную роль. Хван доволен. Так же успевает сделать снимки картин, которые больше всего удовлетворили его личный художественный вкус. Полностью пройдясь по этажам и коридорам, возвращается на улицу, заснять выступающих и толпу, которая наслаждается концертом. Идя к сцене замечает знакомое лицо. Чан явно кого-то ждёт, сидит на свободном месте, листая что-то в телефоне, не замечая парня, который ещё не успел подойти близко. Возможно, Хёнджин поступает как сталкер, но кто докажет, что он фотографирует красивого австралийца, а не музыкантов на сцене? Как оказалось позже, Крис писал смс в телефоне. От кого: Крис Ты как? Хван улыбается — у него появляется маленькая цель. Кому: Крис Хорошо. Фоткаю картину, где изображена шотландская вислоухая. Вы чем-то похожи))) Быстро отправляет телефон в карман и настраивает камеру обратно на Чана. И есть! Маленький каприз Хвана удовлетворён — теперь у него есть снимок ямочек Криса. От кого: Крис Ахаххаха Ты милый) Парень хочет написать ему, чтобы посмотрел вправо, но останавливается. Бан убирает телефон в карман, когда видит, как к нему приближается девушка. Брови Хёнджина напряглись, вместе с этим желание фотографировать пропало. — Почему он ей тоже улыбается? — грубо. Не замечает ни того, что сказал это вслух, ни собственнического тона. Парень решает пока не подходить. Кому: Крис Ты где?) Как ни странно, несмотря на разговор, Чан всё-таки отвлекается на уведомление и сразу же печатает ответ. От кого: Крис Напротив сцены. Подходи сюда, если не занят) Не делая пока лишних выводов, немного подождав, направляется в сторону Чана, делая вид, что ищет его глазами — мистер голливудская-премия-за-актёрскую-игру. Тот замечает его и машет. — Джинни! — Подойдя, девушка улыбается Хёнджину так же искренне, как и Крис, — хотел вас познакомить. «Почему не хочу этого? Почему боюсь?» — навязчивые мысли были с Хваном всегда — сейчас не исключение, скорее, правило. — Официально с завтрашнего дня, — продолжает капитан, — тренер баскетбольной команды Сейрин. Хёнджин опешил. Он представлял многое, но точно не это. Быстро придя в себя, кланяется. Девушка мигом его поднимает, заставляя выпрямиться. — Не стоит, — смеётся, — Аки, — тянет руку, представляясь. — Хёнджин, — пожимает в ответ, чувствуя, что её хватка намного сильнее. — Я не смогла присутствовать вчера на всей игре, так как приехала сюда сразу с аэропорта, поэтому видела только последний тайм. — Круто, первые тридцать минут позора прошли мимо Вас, — успокаивается Хёнджин. Аки смеётся. — Вы двое просто нечто. Раскатали моего Феликса, — «Они знакомы?» — Мне не терпится познакомиться с другими. Вы замечательно вчера играли, поэтому собираюсь завтра на тренировке сказать, что честь тренировать такую слаженную команду. Не слишком пафосно? — Хван удивлён. За него отвечает Чан: — Аки, достаточно будет кратко сказать, что неплохо, но есть куда расти. Не нужно, чтобы они расслаблялись. Капитан и новый тренер ещё что-то обсуждали, стараясь перекричать концерт, но мысли Хёнджина всё равно были чуть громче, которые задавали слишком много вопросов. «Зачем? Откуда она? Почему они общаются неформально?» — Поскольку с документами разобрались, я поеду уже домой. Всё никак не удаётся отдохнуть после прилёта и разобрать вещи. — Тебя провести? — Не-а. Один красавчик преподаватель обещал меня подвести, как только узнал, что я снимаю квартиру в одном районе с ним. — Ты не меняешься, — улыбается. Аки машет им обоим рукой и уходит, попутно ища глазами того самого преподавателя. Хван искренне не понимает, кого из преподавателей она назвала «красавчиком». Выбор разрывался между 65-летним, уходящим на пенсию, математиком и молодым студентом, который выглядит на 15, ездившим на ржавой «четырке». Больше преподавателей с машиной он не помнит. Из Хёнджина начинает литься яд — плохой знак. — Земля вызывает девятого, — Крис щёлкает пальцами перед лицом. — Извини, задумался. У меня так много вопросов. — А у меня предложений, — парирует Чан. — Каких? — Ну начнём с того, как ты смотришь на то, чтобы наконец-то уйти отсюда и прогуляться, где ты задашь все свои вопросы, а я озвучу ещё одно предложение. — Мне осталось сделать пару снимков сцены, и я свободен. Тебе не будет сложно немного подождать? — Конечно, нет, — улыбается. Разобравшись со своими обязанностями, парни забегают в первый попавшийся автобус. — Ты хоть знаешь куда мы едем? — настроение обратно вернулось — Хван ссылается на то, что было бы преступлением ходить с кислой миной, когда рядом улыбающийся Чан. — Не совсем, но, если выйдем на следующей — шанс доехать до какого-нибудь Пекина немного меньше. Парни так и поступают — выходят. Чуть пройдясь, оказываются на каком-то переулке с разными ларьками, начиная сувенирными лавками для туристов, заканчивая обычными книжными магазинчиками. — Хочешь зайдём? — предлагает Бан. Получая одобрение, тянет его в первую попавшуюся лавочку. Снаружи она казалась меньше, но зайдя, складывается ощущение, что она бесконечна — из-за количества вещей. Хван думает, что там есть всё: книги, кассеты, плёнки для старых камер, значки с группами нулевых, пластинки и старый граммофон в углу, от которого приятно шипящими звуками доносится медленная мелодия. — Вау… — Хёнджин говорит совсем тихо, почти шёпотом, ощущение схожи с теми же, что и в библиотеке — непонятно почему хочется быть более тише, менее заметней. Подходя сразу к книгам, начинают их рассматривать. Находят среди них старые издания манг, которые не отыщешь даже в интернете, книги с биографией музыкантов прошлого века, которые внесли огромный вклад в музыкальную индустрию Японии. — Тебе завернуть такой подарочек? — Хван показывает Чану книгу, на которой большими буквами написано: «Информатика на японском для начинающих». — Я просто спешил, — взяв пример с Хвана, разговаривает тоже шёпотом. — Верю, — хихикает парень. Хёнджин подходит к полке с небольшими картонными квадратами, сразу не понимая, что это. Рассмотрев поближе, понимает, что нашёл настоящий клад — перед ним работы уличных художников со всей Японии. Беря в руки первую попавшуюся, видит на картинке Токио, но совсем не привычное для глаз современного старшеклассника — в уголке, больше нацарапано, нежели написано: «1921 год». Полноценно рассмотрев эту картину, берёт следующую. На ней видит молодую девушка в белом платье в красный горошек, на голове у неё такая же объёмная белая шляпа, которая обмотана ярко-красной ленточкой. С обратной стороны выведено аккуратным подчерком: «Я обязательно вернусь в Японию, не потеряй меня». В углу видит «1939 год». Девушка явно намекала на фото, но раз оно здесь, то что-то точно пошло не так. Хёнджину бы очень хотелось не знать историю, от этого бы судьба этой картины для него была бы менее печальной. Рассмотрев ещё пару фотографий с пейзажами и улицами разных городов Японии, добирается до самой крайней маленькой картины. На ней изображена ночь, море и огромная луна под которой, еле касаясь друг друга, одними мизинцами, гуляют два человека. Лиц не видно, лишь спины. Художник явно делал больше акцент на волны и свет луны. Тогда почему так чётко прорисованы ладони? Хёнджин аккуратно переворачивает и так же осторожно читает, будто с ним делятся каким-то секретом: «Лунный свет, отражённый в море, всегда будет приводить меня к тебе, моему кё: касуигэцу. 1978 год». Хван сразу захотел это показать Чану, посмотрев на того, увидел, как Крис рассматривает пластинки с разной музыкой, увлечённо читая что-то на упаковке. Хёнджин улыбается из-за такого сосредоточенного капитана. Не сумев себя сдержать, включает камеру и делает снимок. В лавочке совсем тихо, поэтому слышны любые движения, щелчок не стал исключением. — Мне стоит сделать эгьё? — и подносит два пальца в положении «пис» к глазу. Хван смеётся и не ограничивает себя на одном снимке. Побыв там ещё немного, выходят, перед этим Чан купил там одну небольшую книгу, которая тут же отправилась в шоппер Хёнджина из-за того, что у Бана с собой был только телефон и бумажник, а Хван взял последнюю картинку. — Голоден? — уже на улицу спрашивает Крис. — Немного. А ты? — Очень. Отправившись на поиски какого-нибудь кафе, находят его почти сразу за поворотом. Людей там нет, что делает день Хёнджина ещё более приятным. — Выбирай нам место, я пойду что-нибудь закажу, — затем хитро улыбается, — не против доверить мне заказ? После вчерашней игры, Чан бы не ограничил своё доверие одним лишь заказом, но решает не озвучивать это вслух, а просто согласиться. Хван идёт делать заказ. У повара-официанта за стойкой просит пасту Прима, салат Дижон де люкс, холодный кофе и чёрный чай с лимоном. Хёнджина попросили не отходить — заказ будет собран через пять минут. Пока разбирались с едой, парень облокотился на стойку, наблюдая за Крисом. Тот выбрал место на солнышке. Лучики легко играли на его лице, тот немного жмурился, но выбирать другое место не стал. Хван связывает это с тем, что как бы то ни было, и какой Япония не была, он всегда будет скучать по Австралии и по тёплому солнышку. Хёнджин не мог не отметить, как парню с его бледной кожей идёт солнечный свет, и как красиво он переливается на новом цвете волос. Хван сегодня его персональный фотограф, и что-то ему подсказывает, что это не последний раз за сегодня, когда он будет его снимать исподтишка. Кладя приборы на поднос, девушка улыбается своим мыслям, как только слышит щелчок камеры и видит, куда она направлена. — Ваш заказ готов, — говорит не так громко, чтобы не напугать пойманного с поличным фотографа, — приятного аппетита. Девушка мило улыбалась, Хёнджин не нашёл причин не оставить чаевых. Во время еды Чан настоял, что в следующий раз платит он, а Хвана просто радовало то, что Крис допускает мысль, что следующему разу быть. — Ты не показал, что купил в той лавке, — медленно жуёт Чан. — Секунду, — Хёнджин достаёт картинку, которая легко поместилась под чехол, и отдаёт в руки парню напротив. Не спрашивает нравится ли ему, знает, что Крис понял, почему он выбрал именно её, — знаешь, что такое кё: касуигэцу? — капитан мотает головой; Хван вздыхает, — тогда мы обязаны вернуться и купить тебе словарь. Почему я думал, что ты знаешь японский идеально? — Я знаю его хорошо, но даже в английском есть слова, которые я не понимаю, из-за их непопулярности в использовании в речи. Не говори мне, что это слово часто используют. — Ну, смотря кто, — скрывает хитрую улыбку, делая глоток кофе. — У тебя были вопросы, — напоминает Чан. — Ты знаешь, про кого я хочу спросить, поэтому мне интересно знать всё, если ты, конечно, не против рассказать. — Аки? — Хван кивает, — В Австралии она состояла много лет в женской сборной баскетбола. Аки была той, кто научила меня играть в баскетбол и была моим тренером до тех пор, пока я не переехал. Я тебе не рассказывал, но это именно она познакомила меня с Феликсом — просто дала его номер и попросила позвонить ему, когда перееду. Оказывается, она тренировала в Австралии и его. Мы быстро нашли общий язык из-за одного тренера и подружились, играя вместе. К слову, он ещё не знает, что Аки приехала и будет тренировать нашу команду. — Волнуешься, как он отреагирует? Бан мотает головой. — Нет. Дело в том, что весь прошлый год, я выступал в роли тренера, хоть официально был простым игроком, несмотря на то, что первая роль осталась, я вышел на площадку, но после первой игры стало понятно, что я не смогу всё совмещать. — Ты прав, ты не можешь отвечать за всех, одновременно бегая и разбираясь с противниками. — Я рад, что ты не против. Она отличный тренер, справится намного лучше меня. Хёнджин хотел сказать, что никто не справится лучше него, потому что вчерашняя победа исключительно заслуга Криса — никто не смог бы сплотить и подготовить команду так, как сделал это он. Сказав бы он это, взвалил на него вину и ответственность, которые раз за разом мешали бы ему сосредотачиваться на игре. — А что ты хотел предложить? — Ты же знаешь, что есть неофициальные вторые капитаны — вице-капитаны? — Слышал, что это необязательно, но у нас это вроде Минхо, верно? — Вообще, у каждой команды, с которой мы будем играть он есть. Как показал вчерашний опыт, когда я играю, то забываюсь и нужен кто-то, кто будет возвращать меня на землю. У тебя это вчера получилось идеально. Хёнджин смеётся, не веря, к чему клонит Чан. — Хочешь, чтобы я свергнул Минхо, устроив бунт против него? — С чего ты решил, что эта роль у Минхо? — Он же с самого начала, нет? — Минхо тот, кто основал клуб. Но он всегда избегал ответственности и каких-либо ролей, ему достаточно того, что он просто играет. — Ты правда этого хочешь? — вздыхает. — Да, а ты? — Если это поможет мне сдержать обещание, то да, я хочу. Крис улыбается. — Поздравляю с новой ролью, Джинни. Завтра скажем об этом другим. — Уже вижу их реакцию, когда узнают, что ты сделал «рисоваку» замом, — Хёнджин почему-то краснеет и хочет закрыть лицо руками. Парень напротив него слишком непредсказуем.***
День проходит довольно быстро, особенно для тех, кто провёл его сидя дома за телевизором. Минхо с Джисоном успели съесть двухдневный запас еды и пересмотреть все сезоны патриотизма Мориарти. Увидев, что в холодильнике ничего нет, а сейчас только семь часов, решают пойти в магазин. Проходя мимо разных полочек, Ли кладёт в корзину всё, что приглянулось ему или Хану. — Ну на халяву и уксус сладкий, — выдаёт Джисон, когда Минхо говорит, что платит он. Ли на это заявление громко смеётся, умиляясь непринуждённости парня, а ещё рад, что тот его не прогоняет. Оплатив продукты, и еле сложив всё в шопперы, идут обратно. Хан просит остановиться на маленькой площадке среди дворов, где стоят лишь две соединённые качели. На одну садится Джисон, другую занимает Минхо, сумки с продуктами ставят с боку качелей. Джисон не отказывает себе в удовольствии выкурить лишнюю сигаретку. — Не мог до дома дотерпеть? Хан долго молчит, выдыхая дым, специально отворачиваясь от парня, чтобы дым не летел на него. — Не хочу, чтобы родители слышали запах, — Ли прыскает со смеха. — Мамкин хулиган. Боишься, что узнают, чем ты грешишь буквально каждые десять минут? — Они знают. Просто не любят запах. У Минхо пропало его озорное настроение, которое, благодаря бельчонку, смогло продержаться почти целый день. — И ты не откажешься от того, что им не нравится? Джисон прекрасно понимает, что Ли воспринимает это через свою ситуацию с отцом. — А должен? — Они хотят, как лучше для тебя, — пожимает плечами, — наверное. — Они хотят, чтобы я бросил, не спросив причину, из-за которой я начал. Что-то больно отозвалось на слова Хана внутри Минхо. — Отец никогда не спрашивал, почему я начал играть. — Как не спросил, почему начал курить и почему бросил? Ли отрицательно мотает головой. — Слишком занят, чтобы замечать в сыне такие мелочи, как запах дыма. — Думаешь, он не был бы рад, узнав, что ты бросил? — Смотря что… — Джисон старается сделать лицо, на котором читается вопрос. Не хочет, чтобы Минхо знал, что Хан в курсе о многих вещах, — он был бы не против, сидя я за его креслом с сигарой в руках, — Джисон смеётся, — вчера, — осторожно начинает Ли, — мы с ним немного поругались насчёт этого. — Ты ему приносишь победу, а он хочет, чтобы отчёт о каких-нибудь его делах? — Так и есть, — грустно усмехнулся. — Но есть ведь что-то ещё? — пытается подвести его как можно аккуратней. — Что-то ещё… — задумавшись о своём, тихо произносит парень, — Джисонни, не говори Чану, но как-то летом, играя в баскетбол с какой-то уличной командой, я получил небольшую травму ноги. — Насколько небольшую? — хмурится Хан. — Я не смогу после зимнего кубка играть в баскетбол. Врачи не говорят точных прогнозов, но есть шанс, что в принципе не смогу играть. Отец вчера узнал это у семейного врача, у которого я выпрашивал обезболивающие. Был ужасно зол. Говорил, что этот спорт меня покалечил. После того, как закричал, что пусть баскетбол оплачивает инвалидность, а не он — я не смог там оставаться. — Ты блять на полном серьёзе просишь меня не говорить ничего Чану? Когда ты можешь остаться инв… Ли затыкает его рот ладонью. — Пожалуйста, кто угодно, но не ты, — Хан бы сам пожалел, если бы так его назвал, но он всё ещё злится и кусает его руку; Минхо смеётся, — у бельчонка прорезались клыки? — Придурок, — немного помолчав, — что собираешься делать? — Есть шанс пройти лечения без операций, поэтому надо попробовать. — Какой же ты идиот, — упирается лбом ему в плечо. Если бы только он знал, что чувствует из-за этого всего Ли…***
Придя домой, Чан сразу заваливается на кровать. Они много гуляли из-за чего в ногах ощущается лёгкое покалывание от пройденных шагов. Хоть он пропустил свою личную тренировку, Крис об этом не жалеет. В голове раз за разом крутился момент из кафе с Хёнджином и его маленькой картиной. Чан сразу вспомнил слово, которое будто ощущалось зудом под рёбрами. Он словно упускал, что-то очень важное. Достав телефон, набирает слово в поисковике, открыв первую ссылку, сразу находит объяснения. Кё: касуигэцу — неимение возможности потрогать ни отражение цветка в зеркале, ни отражения луны в воде. Люди способны увидеть, но не в состоянии дотронуться. Находясь далеко друг от друга, та красота, эмоции или чувства, что мы не можем описать, но так злосчастно испытываем, делают нас беспомощным перед расстоянием, не всегда физическим. Что-то ужасно напоминает одного парня. Он будто близко, но так далеко одновременно. Он что-то запретное, недоступное. В нём нет чего-то целого, что было бы нельзя. Все мелочи в нём кричат «Нет!» Нельзя смотреть на его картины, чтобы случайно не узнать его поближе, как он видит этот мир, людей и их внутренний мир, как пытается понять окружающие его вещи. Нельзя дотрагиваться до его тату, потому что невозможно остановиться, этот парень наркотик и им запрещено просто «баловаться». Он не может прикасаться к нему без статуса капитана команды, чтобы сделать простой массаж. Не может посмотреть, полистать его сделанные снимки, чтобы посмотреть на мир его глазами, понять, как он видит всё вокруг. Хван Хёнджин и есть личное кё: касуигэцу для Бан Кристофера Чана. Всё, что может Крис — смотреть и наблюдать за ним. Не более. Забавно, что один парень считает об одном капитане тоже самое.