Песня земли нездешней

В землянке сумрачно было, огонёк лишь небольшой горел, который еще с улицы Лунь заприметил. Пахло здесь травами да отварами какими-то. Несложно было догадаться, что вероятнее всего Коршуна ими лечили. Самому Луню лечение тоже не б не помешало, но просить у врага лекарства несподручно сотнику было. Но Медянка сам о том разговор завёл. - Где так тебя зацепило? – сказал он, хитро глаза медовые щуря. – Али сражение какое было? - Было, - Лунь кивнул с ухмылкою. – Сцепился я с одной змеёй подколодною да выкормышами её. К сожалению, уползла она, но рано или поздно я доберусь, теперь уже не спущу. - Но-но, я тоже змея подколодная, - Медянка заметил. Затем пузырек с мазью Луню протянул, - На вот, вотри в рану. Заживёт быстрее. - Ты никак меня убивать передумал? – Лунь удивился. - Я же сказал, - у стены лежанка соломой засыпанная была, Медянка туда завалился безмятежно, ногу на ногу закинул. – Разговор у меня к тебе есть прежде. - И сам ты уверен, что я тебя не убью, - Лунь продолжил, вальяжную позу оценивая. - Думал бы я иначе, не отправлял бы к тебе Кукушку. Лунь на слова эти с тревогой на Коршуна оглянулся. Тот на жерди спал – не привязанный, не прицепленный, разумеется. - О нём не волнуйся, - Медянка отозвался. – Зелье моё сонное крепкое, до утра глаз не откроет. Ранен он сильно, бодрствование силы те уменьшает, а от боли он сам спать не может, вот и приходится – так. Словом, считай что одни мы с тобой, говори всё, как есть. Знаешь, что я от тебя услышать хочу? Кивнул Лунь. Потом сказал: - Не нашли мы его. Не знаю, жив ли, или нет. Я искал бы, да Полоз мешает. И Беловолк сам не то, чтобы находки той жаждет особенно. Это хотел ты знать, Медянка? Тот смолчал. Глаза медовые блеснули задумчиво. До Коршуна служил Медянка у господина одного знатного, алоземельского. Платил тот ему за наблюдения ценные, за сведения собранные. Медянка в том преуспевал, сыт и доволен при господине был. Затем его нанимателя король-Рысь в Белую Землю послом отправил. Тогда как раз перемирие было, надежда на то, что вместе Беловолк с Рысью на Земли Бурые выступят. Медянка с посольством поехал. Племянником господина своего назвался. Так скрываться проще было. Мол юноша наивный, ничего из себя не представляет, прибыл без цели, просто родственник за собой его таскает, надеется, что выйдет из малолетки толк. Тогда-то Ястреба он впервые и увидел. Дозорный королевский за послом приглядывал. Да хитро приглядывал, если б Медянка опыта в таких делах поменьше имел, сам бы не понял. Ну и решил змей от нанимателя-то своего глаза отвести. Принялся за Ястребом повсюду таскаться: мол мальчик воином восхищается, во всем ему подражать желает, таким, как он стать хочет. А язык-то когда надо у Медянки на диво подвешен, речи умны на сладки. Словом, показал он себя со стороны наилучшей, Ястреб-то и сам к нему проникся, особенно как понял, что умён юноша и талантлив не по годам. Так и сошлись они, и кто кому больше преподал, сказать ныне сложно – но в общем, если б не тайна Медянки, ничто бы между ними не стояло. Как мог, мешал Медянка Ястребу задание с послом выполнять. Но то сражение тайное не он выиграл. Обошёл его дозорный, за руку поймал, когда Медянка в свитках с донесениями его рылся. Горько было Ястребу от предательства такого. Но затем представил, что мальчишку ждёт, коли правосудию его отдать – пожалел беднягу. Рассудив, счёл он, что не так уж и виновен юноша: ведь для каждого изначально велено за землю свою всеми силами доступными бороться. Как сам он, Ястреб, на стороне Земли Белой, где рождён был – так и Медянка Земле Алой помогать должен, кто бы ни стал другом или близким его. Если б предал Медянка Беловолка – не видать бы ему пощады от Ястреба. А за то, что доверие самого дозорного разбито было, тот лишь так наёмнику сказал: - Сроку тебе до рассвета даю. Если как солнце встанет в Земле Белой тебя увижу, али после когда – не обессудь, в руки закона тебя передам, как то сделать и должен. Медянка вновь всё своё красноречие в ход пустил, чтобы Ястреб не усомнился, что перед ним лишь юноша испуганный, оступившийся. Да и по правде сказать, рад он был безмерно, а чему больше – и сам не знал, не то освобождению своему, не то тому, что с Ястребом насмерть сцепляться не пришлось. Привязался Медянка к дозорному. Противоположность свою в нём найдя, к нему потянулся. Редко кому удавалось душу его холодную тронуть, но удалось то Ястребу – честностью ли его безмерной, сердцем ли искренним… Не виделись с тех пор они. Медянка условие помнил, на глаза Ястребу попался лишь когда поневоле тюремщиком ему стал. И так противно ему тогда было. Пленник то, по правде говоря, симпатичнее ему Коршуна да Полоза вместе взятых раз в сотню был. Если б не хотел Медянка так Беловолка смерти, и если б не был уверен, как Ястреб тому воспрепятствует, да тем на расправу сам нарвётся – сразу бы пленника своего отпустил. А Лунь – тот другом Ястреба старинным был, да про Медянку знал. Правда, сам-то доселе лицом к лицу с ним и не встречался – издалека лишь видел, да и то мельком. Медленно вернулся Медянка из раздумий своих. - Не обрадовал ты меня известием. - Увы, сам я тому не рад, - сотник печально руками развёл. – Потому даже благодарить тебя толком не могу за спасение командира моего. Слова не идут, как подумаю, что в живых его нет уже. Медянка волосы рукой в задумчивости пригладил. - Коршуна я нашел, а после берег обыскал. Не могло далеко их друг от друга раскидать. Но не оказалось там Ястреба. Думаю, подобрал его кто-то. - Или сожрал, - мрачно Лунь заметил. - Не думаю, - Медянка головой покачал. – Не та судьба ему, оборотню, писана, чтоб звери дикие ему зло причиняли. Да полно. Пустой разговор оставим пока. Гадать долго можно, искать надобно. Ты, помню, сам меня спросить о чем-то хотел, али предложить что? Улыбнулся Лунь, сам от себя дурные мысли отгоняяя. - Признаться, без всяких намерений к тебе я вышел, Хозяином Лесным ведомый. Да и не знал вовсе, что к тебе он меня ведёт… - Лесной Хозяин, говоришь? – пристальный взгляд Медянка на Луня кинул. – Уверен ли, не показалось ли тебе? - Не показалось, - Лунь головой покачал. – Знаю, что не является он без надобности. Я потому и думать стал, как тебя увидел – зачем сюда он меня вывел? Раз Ястреб не с тобой, значит иное от меня требуется. И вспомнил тогда я, Медянка, что ныне переменилось всё. Меньше с тобой враги мы, нежели прежде. Объявлен мятежником я в королевстве собственном, да и признаться, близок уже к мятежу открытому. - Неужто открылись глаза твои на короля Беловолка? – Медянка усмехнулся. – Он и прежде самодуром был, да вы, ослепленные, и слышать о том не хотели. - Самодуром вы звали его за то, что воевал он успешнее короля-Рыси вашего, - резонно Лунь заметил. – Да только накликали беду. Ныне и сам он таковым стал. И может статься, что цели земель Белой и Алой совпасть теперь могут. И цель будет в том, чтоб короля Беловолка с места его подвинуть. Другому трон Белой Земли достаться должен, и вам, и нам от того лучше лишь станет. Захохотал Медянка. - Мы Полоза поддерживали, о чём известно тебе, полагаю. Уж не за него ли стараешься? - Нет, не за Полоза, - Лунь с не меньшим лукавством парировал. – С Полоза при случае я шкуру лично спущу, за себя, командира, и за все его мерзости бесчисленные. А корону и трон я тому отдал бы, кого мы с тобой более прочих ценим и уважаем. - Ты разума лишился, - Медянка с лежанки вскочил мгновенно. – Скорее сам Беловолк Беловолка предаст, чем Ястреб! - Не хуже твоего мне то известно. Но потому я и медлю, потому тебе о том и говорю. Кому, как не нам с тобой Ястреба знать, кому, как не нам, ответ на вопрос непростой найти удастся? – пожал Лунь плечами. Крепко Медянка задумался. *** Ни дня, ни часу не было у Оцелота для промедления. С того момента, как вступил он с войском своим на землю вражескую, ни на мгновение они не задерживались. Неслись со всего духу всадники, за ними, всё же отставая, торопилась пехота и катились оружия осадные. Не мог Оцелот дать людям своим отдыха. Знал он, что лишь внезапность союзник их верный, знал, что и в этом случае может бой слишком тяжёл для них оказаться. Но тем и отличался лучший генерал короля-Рыси, что и с малыми силами умел он победы одерживать, так как не столько смертями, сколько умом с противником сражаться привык. Когда шаг оставался до Светлина, остановилось войско Оцелота в густом лесу, том самом, где в глуши прежде Куница жила. Два часа на отдых генерал своим людям дал, чтобы силы немного перед боем восстановили. Да перед тем как самому вздремнуть немного, отправился Оцелот по лагерю ходить, на солдат своих смотреть – всё ли готово у них к бою, не пал ли дух воинственный, отлажены ли катапульты, наточены ли мечи, напоены ли кони. Везде, куда подходил он, радостно его приветствовали. Не потому, что генерал, а потому что любили его солдаты, да своего в нем чувствовали. И то верно – сам Оцелот некогда в простых солдатах ходил, и хоть с тех пор высоко вознесся, нос не задрал да о тех, кто внизу остался, не позабыл. Командир всадников к Оцелоту приблизился, залихватски ус закручивая: - Завтра волку белому хвост-то повыдергаем, побежит от нас, пятками сверкая! - Повыдергаем, - Оцелот рассмеялся, - да только ты, Ирбис, не увлекись, за волчьими пятками гоняясь – как до реки добежит, так и бросайте его там. Плавать-то волки обучены, а кошки воды боятся. - Ничего я не боюсь! – Ирбис даже ногой от возмущения топнул, забыв, что генерал перед ним. – Воды какой-то?! - Не горячись, - Оцелот его одобрительно по плечу похлопал. – Голову-то не теряй, ты за всех отвечаешь, не только за себя. Без надобности не лезь в пекло. Да ребятам-то своим арбалеты роздал? - А то! – хитро тот улыбнулся. – Оно ж как выходит, с противником, у которого из живота болт торчит, воевать завсегда приятнее, чем с целеньким… Так весело генерала встречали, но печальна была его улыбка ответная. Сколько ни воевал он, а никак к чувству тому привыкнуть не мог, что не все из ныне его привечающих до завтрашнего вечера живыми останутся. А может, и никто однажды не выживет. Но сделать с тем ничего нельзя было – война всегда смерти с собой несёт, а за спиной родные Алые Земли оставались, и беречь их кроме воинов некому было. Перед самым рассветом отдал Оцелот приказ с места сниматься и наступление начинать. Затемно надо было успеть осаду развернуть, орудия выкатить, а то поле у стен городских гладким было, точно ладонь, ни ямы, ни холмика, только выйди – лучникам крепостным мишень ты удобная. Даже в темноте быстро заметили дозорные на стенах города подступающее войска. Огни в Светлине замелькали. Оцелотово войско только быстрее катапульты налаживать принялось. Знали, что пока по ним стрелять всё равно не станут – темно слишком. Но вот лучи солнца на востоке забрезжили. «Вот и началось, - Оцелот подумал и на удачу в руке монетку подкинув – орёл или решка, победа или поражение алоземельцев сегодня ждут? Но что выпало по старой привычке смотреть не стал, монету в карман спрятал. Не на судьбу, на себя надеяться привык. Коня пришпорил да вдоль войск своих понёсся, приказы раздавая. Вслед за ним знамёна с рысями взмывались, рога трубить начинали – в наступление, в атаку! Вот тут-то и полетели снаряды с крепости. Алоземельцы тоже катапульты выкатили – отвечать тем же. Правда, смысла от тех катапульт маловато было, бились камни об стены крепкие, да и только. Зато ядро из Светлина прилетевшее одну из вражеских катапульт сильно разворотило. Но на подмогу уже требушеты катились. Они пострашнее были, первый же дыру в стене крепостной пробил. - Бейте по катапультам вражеским! – Оцелот крикнул. – Ишь чего, по нам стрелять выдумали! Ядро каменное прямо у него над головой просвистело – он едва пригнуться успел. Но то лишь его раззадорило, всадил он шпоры в бока коня своего, тот на дыбы встал: - Покажем им сегодня, как на Алую Землю лезть! - Кавалерия! С фланга кавалерия вражеская! – раздались крики. Оцелот голову повернул – и правда, приоткрылись ворота, высыпались из них всадники, да помчались прямиком на катапульты – разрушить их, чтобы осаждать несподручно стало. - Твоя очередь, Ирбис! – Оцелот крикнул. Донесли его приказ до командира конницы, а тот и сам уже наготове был, копье тяжелое в руке сжимая. Под звуки труб сошлись две конницы лоб в лоб, точно дикие птицы друг на друга налетели, и завязалась схватка смертельная. Копье Ирбиса в чью-то грудь вонзилось, выбило наездника из седла. Рядом меч белоземельский ушастый шлем рассёк – кровь фонтаном хлынула. Ржание коней, крики воинов, звон мечей и стоны раненых – смешалось всё это в гул, в единый шум битвы. Ирбис с очередным противником разделался, оглянулся, нового ища. Вокруг него пустое место образовалось. Но недолго он врага себе искал, тот сам к нему кинулся, тоже с копьем наперевес. Ударил Ирбис во всю свою силу, но и сам от копья вражеского уйти попытался. Достало его копье противника – захрипел тот и на бок заваливаться начал, да только и сам Ирбис от боли скривился. Некогда было в бою с раной разбираться. Отбросил воин копье, меч достал. И вовремя – кинулись на него сразу двое. Первый бестолковый оказался – подставился, полетела его голова прочь. Со вторым повозиться пришлось. - Ха! Не родился еще на свет тот, кто меня сильнее! - прорычал Ирбис, противника пугая и боль собственную приглушая. Еще один к нему кинулся – в того пришлось разрядить арбалет… …Кто из боя Ирбиса вытащил, тот и не заметил уже. Просто как-то пелена перед глазами на лица встревоженные сменилась. - Да живой я, живой, - подняться Ирбис попытался – да не тут-то было. Бок раненый лютая боль пронзила. - Подожди, подожди, командир, сейчас лекаря позовём, - кто-то, рядом крутившийся, увещевать его попытался. «Не послушался я генерала, вперёд всех полез, - Ирбис печально подумал. – На кого теперь конницу свою оставлю? Эх… но хороша, хороша была схватка, на такой и умереть не жаль…» Доложили Оцелоту, что отбита атака конная, отступает враг обратно в крепость. - Прекрасно, - кивнул головой генерал, - обстрел стен в полной мере ведите, спуска не давайте. Лестницы тараны осадные готовьте, сейчас на штурм пойдем… Клубы пыли заволокли всё, от порушенных частей стен поднятые. Но по-прежнему в дымке этой ядра летели да стрелы – не унимались осаждающие, яростна их атака была, точно не знали они усталости. Осадные лестницы наконец удалось приставить к стенам – поползли наверх воины, самолично с защитниками крепости разбираться. Сверху град стрел посыпался. Те, кто внизу еще оставался, прикрылись щитами, прочие упрямо лезли вверх, точно и вовсе потерь своих не замечая. Каждый здесь знал, за что бой этот идет, да что на карту поставлено. Оцелот за осадой наблюдал, слишком быстро к рубежу опасному подойдя. Не раз уже помощники его отойти генерала просили – а ну как стрела прилетит, опасно слишком. Но тот лишь отмахивался. И так берёгся он, по своему мнению, пуще разумного, лично штурм не возглавив. - Сейчас масло лить начнут, - прошипел он, движение на стенах заметив известное. – Эй, передайте там, чтобы береглись! – выкрикнул и кулаки сжал со злостью – ибо выполнить приказ этот невозможно было, штурма не прекратив. Тем временем и правда защитники крепости чаны со смолой кипящей подтащили, стали их на головы штурмующим опрокидывать. Несколько лестниц вовсе отвалилось вместе со всеми, кто за них держался, вой поднялся да вопли. - Лучникам цели сменить! Стреляйте по тем, кто котлы тащит! – снова Оцелот крикнул. Приказ его передали, волны стрел ввысь устремились. Через некоторое время велел генерал отступать. Не добился этот штурм успеха полного, но того пока и не требовалось. А потрепал защитников знатно. *** ..Ястреб испарину со лба отёр, что выступила от зрелища ужасного. На сколько глаз хватало, расстилалась под ногами дозорного чёрная земля в трещинах, из которых языки пламени вырывались. - Куда ты привёл меня, Лесной Хозяин? Зачем показываешь мне страсть эту? – спросил у своего провожатого Ястреб. А тот, глазами зелёными сверкнув, ответил недовольно: - Не узнаёшь будто? Внимательнее приглядись. Напряг зрение Ястреб и увидел тогда, будто бы очертания камней узнаваемые, да только искорёженные сильно. - Поверить глазам своим мне боязно. Неужто Холмистая Крепость стояла здесь прежде?! Где же люди, которые там оставались?! Что с ними?! – с ужасом он воскликнул. - Нет больше ни крепости вашей, ни холмов, ни леса моего, - Лесной Хозяин ему отвечал. – Сгорели или заживо под пеплом погребены люди. Есть только вотчина Дракона, хозяина недр земных, силы огненной, что пожрать всё живое испокон века желает. Когда нет на земле единства, тогда и плоть земная непрочна. Вот и рвёт её дракон, вот и рвётся он на свободу, детей моих уничтожая. Пожары и смерть, болезни и голод с собой несёт он… - Как противостоять ему можно? – Ястреб спросил. Покачал головой Лесной Хозяин. Ничего не ответил, лишь смотрел испытующе. Тогда принялся дозорный вслух рассуждать. - Когда нет на земле единства, тогда и плоть земная непрочна… Распря земель Белой и Алой, что веками сдерживалась, ныне точно Дракон этот на свободу вырвалась. Но сдержать ее – силы у кого есть? - От рождения дано тебе, Ястреб, знать и понимать больше, чем прочие мои дети, - сказал тогда Хозяин. – Я так тебе отвечу. Дракон бед немало еще несёт. Только вместе противостоять ему вы можете. Возвращайтесь в город свой, да королю скажите о том, что ты видел здесь. Многие мои дети ныне в помощи нуждаются, многим еще вскоре она понадобится – кто окажет ее, моей милости удостоится. Кто воспротивится – накажу того безжалостно. - Я понял тебя, Лесной Хозяин, - учтиво Ястреб голову склонил, но в глаза духу великому по-прежнему смотрел. – Всё, что в силах моих, сделаю. Да только короля-Рысь не уговорить мне, к нему я не вхож, да и далёко больно. - А ты не к Рыси иди, а к тому, кто от Рыси пришел да известен тебе хорошо, - хитро леший улыбнулся. – У него и ответ уж готов к той поре будет. А дочка моя генералом боевым займётся, что Рысю ныне вместо клыков да когтей. Вздохнул Ястреб. Хотел было попросить Лесного Хозяина слова свои загадочные объяснить, да только сморгнуть успел – и вот уж вновь он в хижине, перед спутниками своими. Те с расспросами накинулись. Что, да как. Один Волчонок уже в облике человечьем тих сидел, в мысли свои погруженный. Лишь потом Ястреба спросил осторожно: - Умолкли духи, али кажется мне?... - Беда большая на земли наши пришла, - дозорный ему ответил. – Вот и молчат духи. Теперь не их время, теперь только люди что-то поделать с бедой могут. И рассказал он тогда спутникам своим о виденном да о задаче своей нелегкой. А затем повёл их Лесной Хозяин мимо врагов рыскающих, мимо ловушек опасных, мимо топей смертельных да прочих опасностей тропами тайными, лишь ему ведомыми. Да вывел их на берег реки, не на тот, где Светлин – на противоположный. Вывел, руками взмахнул – да вдруг обратились спутники Ястреба в идолов маленьких, из дерева высеченных – таких, как в детстве каждому в честь имени его дают. Ястреб даже за сердце схватился. - Не бойся, - леший ему отвечал. – Осадил город ваш враг. Не пустят вас просто в город. Потому и вышли мы на этом берегу. Ты идолов-то собери, да в тряпицу укрой. Ты птицей обернешься, через реку да через стену перелетишь, а им другого способа пробраться нет. А после помяни меня –да и вернётся к ним облик человечий. Сказал – и сгинул, точно не бывало его. Остался Ястреб один, с горсткой фигурок звериных в руках. И в тот же самый миг земля под ногами его дрогнула на мгновение и громыхнуло где-то. Но не звуки сражения то были, не донеслись бы они через реку. Это Дракон, что за спиной остался, уняться не хотел. Торопиться следовало, покуда не поглотила тварь подземная Землю Белую. *** Как темнеть начало, Оцелот своё войско отозвал. Не снимал он осады, лишь велел отойти на расстояние, от стрел да снарядов безопасное, отдохнуть, да и врагу время на размышление дать. Оцелот мысли те сам Беловолку подсказывал: как сражение поутихло, отправил он в Светлин гонца с посланием. А в послании том сказано было: «Государю Земли Белой Беловолку от генерала Оцелота, что слугой верным и послом государя Рыси ныне является. Объявлен бой сей не от жажды крови, но по неизбежности. Мира ждала Земля Алая, но войну получила. Ныне мира мечом добиваемся. Далека твоя армия, государь Беловолк, а моя ныне рядом, под стенами твоими. Падёт город Светлин, сил у нас нынче больше вашего, а ярости на три армии хватит. Испытал ты ныне это, в последующие дни хуже сделается. Но не желаем кровь мы понапрасну лить, и в твоих силах, государь Белой Земли, прекратить войну немедленно. Коли оружие сложишь ты добровольно да в плен сдашься, сберегу город твой и подданных твоих. Залогом тому слово и честь мои. Жду ответа твоего до часа предрассветного». А на случай, коли дурной ответ противник даст, был у Оцелота для него подарок припасен, секрет огня яростного, что никакой водой не затушишь. Смесью особой орудия зарядить следовало да поджечь. Тогда летели во врага струи огненные, точно из пастей драконов яростных, и от воды лишь сильнее гореть начинали. Легенды да сказки о таком огне говорили прежде, мол обладал его секретом народ древний, что в морях бескрайних после затерялся. Вот Оцелот-то и задумался – что, если не выдумка эта? Пробовать стал – получилось однажды. Только в битве настоящей испытать огонь до сих пор не довелось, а после отозвал Король Рысь Оцелота с Бурых Земель по делу нынешнему. Вот теперь и собирался генерал алоземельский придумку свою на Беловолке проверить, коли откажется тот в плен сдаться. Под покровом ночи приготовления велись. Серу и селитру в бочках с маслом мешали, затем бочки закрывали, промасленными тряпками обматывали и к орудиям относили. - Аккуратно несите! Опрокинете – беды не оберемся, - сотник, приготовлениями руководивший, приговаривал. Оцелот лично оценил, как работа ведется. Доволен остался. Уходя к себе, кинул взгляд на Светлин. Красив город вражеский, жаль красоту жечь. А людей еще жальче. От огня смерть страшная. Но зависело ныне от Беловолка всё, потому что лежала за Оцелотом Земля Алая, и её пуще всего прочего жаль было. Как к себе генерал вернулся – подробно ему доложили о потерях, о раненых да об умерших до сего момента. Невелики потери оказались. Вот только конница, сказали, в замешательстве. Пострадал её командир серьезно. В схватке с несколькими схватился, пробило ему бок копьем. Рана тяжёлая, выживет ли – неизвестно. У Оцелота даже губы с досады побелели. Ирбис лучшим командиром конницы считался, но несдержан был сверх всякой меры. Оцелот замучился с ним. Не было еще сражения, чтобы Ирбис героем не вернулся – или на носилках, с раной тяжёлой и «неизлечимой почти». Однако, хранили его духи – каждый раз спасти удавалось. Велел Оцелот помощнику за Ирбисом наблюдать. Если дурно тому совсем станет – доложить немедленно, а сам посетовал, что шамана в войске его для случая такого не имеется. Не любили служители лесные на войну самолично соваться. Один лишь Коршун правилом этим пренебречь мог, да Коршун при короле-Рыси состоял, лишь по его поручениям отлучался. Отдав распоряжения все, вернулся Оцелот к шатру своему. Прилечь ненадолго хотя бы, перед боем на час глаз сомкнуть. Быстро заснул, битвой и делами утомленный. И вот, снится ему, что песню он птичью слышит красоты безмерной, точно не птица, а сила колдовская её творит. И кажется Оцелоту, точно поднялся он с дорожной постели своей, полог шатра откинул – а там ни войска, ни поля сражения, вместо этого, насколько глаз хватает, сад дивной красоты тянется, лунным светом залитый. А в свете том птица, чьи перья из звёздного сияния сотканы. Она-то и песню поёт колдовскую. Протянул Оцелот руку – птица крыльями взмахнула, да перелетела к нему на руку. Да в глаза смотрит. А взгляд у нее человечий, и наполнен тот взгляд слезами. А рука-то у него, у Оцелота самого, в крови. Дрогнуло видение. Рассыпалось. Вздрогнул Оцелот – и проснулся. И видит – полог шатра и впрямь откинут, и торчит там голова помощника. - Генерал! Генерал! Дело срочное! - Что случилось еще? Белоземельцы затемно на нас напасть решили? – Оцелот уже готов вскочить был. - Нет, спят они, - помощник отозвался. - Тем для них хуже, - Оцелот бровь поднял. – Не спать им, а на письмо моё отвечать надлежит. Так что же за дело тогда? Да зайти ты, если и требовал я одной ногой на юге, другой на севере быть, так я не то имел ввиду, чтобы в шатёр целиком войти бояться. - Сделано будет! – спешно помощник кивнул, да наконец полностью в шатёр и запрыгнул. - Тут давеча разговор был, что шамана бы в войско наше надо. Нашёл я шамана. - Вот как? – Оцелот изумился. – Где же нашел ты его? Что за человек? - Сама она пришла к нам… да генерала спрашивает… - помощник смутился. – Я и подумал… Что доложить о ней можно. - А, так шаманка это, - Оцелот повторил задумчиво. – Ну что ж, требует – значит встречу ее. Веди ее сюда. - Сделано будет, - помощник исчез. Привели ее. Оцелот поднялся, ее встречая, поклонился учтиво. Взгляд его быстро по ней скользнул, облик изучая. А её дорожные тяготы и беды неведомые потрепали. Одежда изодралась и запачкалась, сажа да пепел в волосах запутались. Но рука тонкая посох тяжёлый уверенно сжимала, и взгляд лазурный, свет неба летнего затаивший, точно не человеческому существу, но духу мудрому, лесному принадлежал. Потряс этот взгляд Оцелота. Смотрел он в него – и слова все растерял перед колдуньей этой. Тогда, видя, что молчит он, сама она заговорила, и голос её недобро звучал. - Издалёка я пришла, да весть о беде несу. Там, за рекою, плоть земная раскололась, пламя из неё вырвалось, пожрало, выжгло все вокруг. Горе то принесло неисчислимое. Люди да звери погибли, иные ранены. Всё, что смогла я, для них сделала, но одной мне не справиться. Пришла я за подмогой, да с предупреждением: до сих пор земля стонет, содрогается, где в другой раз пламя вырвется – кто знает? Может на нашей земле снова, и тем осаде вашей поможет. А коли у вас, что делать станешь, генерал Земли Алой? Что же молчишь ты, или проглотил язык свой? Оцелот головой мотнул, наваждение прогнать пытаясь. Взгляд-то птицы из грёзы своей узнал. Только слёз ныне не было в нём, гнев лишь да требование. И тепло затаённое, за ними скрытое. - Не проглотил, - наконец сумел сказать он. – Прости меня, матушка, растерялся я, сам почему – не знаю… - Не матушка я, - прервала его девушка. – Не шаманка. Посох мне другая дала, та, что мир живых ныне покинула, да наследника не нашла себе. Силу её я использую, не свою, и титул ее носить права не имею. Коли обратиться ко мне хочешь – Соловушкой меня зови. - Соловушка?! – слышал Оцелот имя это. Как Беловолк королеву себе выбрал, весть о том и до Алой Земли дошла. - Не смотри на меня так, - вдруг взгляд лазурный потускнел. Боль потаённая сердце её сжала, как поняла она, о чем Оцелот думал. – Не колдунья я и не королева. Лишь вестница я, та, что о помощи и благоразумии взывает. - Прости, если обидел тебя невольно, - Оцелот нахмурился. – Беда, о которой говоришь ты, и правда безрадостна. Рад бы я помочь тебе, но бой наш с королём Беловолком не решён, не закончен. Жаль мне землю твою и людей твоих, но за моей спиной – мои земля и люди. Если отступлю ныне самовольно – поработит их Беловолк, если вовсе не уничтожит. Осада эта – наш шанс последний, и не могу упустить его я. - Нужно то сделать! – Соловушка воскликнула. – Хорошо ли ты, генерал Алой Земли, меня слышал? Беда та не только нам грозит. Победишь ты Беловолка – а возвращаться некуда станет. Этого хочешь ты? - Мира хочу я, и жизни без смерти безвременной, - Оцелот ей ответил, вновь взглядом с ней встретившись. – Для того и стою здесь. - Генерал, Беловолка ответ пришёл! – голос раздался, помощник в шатёр вбежал. Быстро к нему Оцелот повернулся: - Говори. - Да что говорить, - тот лишь руками развёл. – Голову гонцу он срубить велел, да к нам её вместе с ответом закинул. Каков ответ тот, догадаться не трудно. Ахнула Соловушка. Оцелот к ней скорее кинулся – думал дурно ей, но она лишь глаза прикрыла. - Видишь, - сказал ей тогда генерал, - рад бы я на помощь прийти, да Беловолк не пустит. - Слышу, - тихо она отозвалась. – Тогда, генерал, лишь о милости просить мне тебя остаётся. - О какой же? – переспросил Оцелот. - Задержи атаку новую хоть ненамного. Я за то время придумать что-нибудь постараюсь. «Только бы успел Ястреб,» - про себя она подумала. *** Двое нищих по дороге шли, на палки вместо посохов опираясь. Коли попадался на пути им кто, один из них сразу руку протягивал – снизойди до беды, человек добрый, на хлеб хоть немного подай. - Слушай, Медянка, - один из них произнес, когда вокруг путников не было. – Подыграл бы ты мне немного, что я один милостыню прошу? Сверкнул взгляд из-под капюшона. - Веселишься ты, Лунь, сверх меры всякой. Никак ответ на задачу нашу придумал? – ядовито наёмник спросил. - Не придумал, - бывший сотник вздохнул. – Да только что ж, плакать теперь. Усмехнулся лишь Медянка. …Встреча в землянке их тем окончилась, что союз прочный они заключили, да целью себе смерть Беловолка поставили. На себя Медянка задачу взял с Кречетом договориться, как проснётся тот. Да не тут-то было. Кречет-то по-прежнему от Беловолка рад избавиться, да только Лунь и Ястреб в личных врагах у него ныне числились. И так зол на них он был, что если бы не слабость от раны да не то, что посох его Медянка загодя подальше убрал, несдобровать бы наёмнику под гневом шаманским. Впрочем, затем Кречет присмирел. Помощника своего как следует выслушал, согласился, что Беловолк так или иначе помереть должен. Но сам с Медянкой и Лунем в Светлин не пошёл, на рану сослался. Лишь обличье им нищенское сотворил, чтобы не узнал их никто в городе. Шли так они, шли, не зная, что Оцелот под стенами Светлина стоит. Наконец людей встретили, беженцев, что подальше убраться из мест опасных спешили. Они им и рассказали про осаду. Медянка как про Оцелота услышал, аж присвистнул. - Чего свистишь? – Лунь не понял. – Это я свистеть должен, как быстро вы до нашей столицы добрались! - То ж Оцелот, - Медянка плечами пожал, - в Алой Земле даже ребёнок знает, что лучшего генерала не сыскать. А еще друг короля нашего он близкий, ну, вон как ты Ястребу. Король- Рысь войну сильно не любит, оружие в руках толком держать не умеет, да зато знает, кому поручить дело ответственное. - Зачем же вы тогда с Кречетом, - недоверчиво сотник спросил, - коли Оцелот такой воин прекрасный, да и другие не хуже? - Оцелот один такой, - головой Медянка покачал, - да известно тебе, наверное, сколь многие беды Бурые Земли своим соседям приносят. Так вот Оцелот их усмирить взялся. Да и застрял там наглухо, не перебросить его к Белой Земле-то было. Видимо, ныне совсем уж дурно стало, раз решился Рысь-король границу восточную ослабить… - Видимо, - задумчиво Лунь повторил. Тревожило его известие об осаде. Войско на войну скорее всего ушло - в Светлине гарнизон небольшой остался, да дозорные – около сотни. Из баб, стариков да детей малых воины дурные. «Кто же осаду держит, кто город защищает?! Стены-то прочные, но коли пробьют в них брешь – всё пропало, возьмёт Оцелот Светлин…» Медянка напротив веселее стал будто бы. - Что Оцелот у стен стоит, то нам на руку, - Луню он пояснил. – Лишний тогда маскарад нам. Алоземельцам я свой, в их лагерь пройдем. В Светлин сложнее. Но коли погибнет король Беловолк при осаде – так нам же лучше. И Лунь не мог не согласиться с этим. Так всё и случилось, как Медянка сказал. Как прошли они с Лунем дальше, достигли военного лагеря. Их дозорные алоземельские остановили. - Куда прёте?! Дальше нельзя, армия там! Вон отсюда, побираться вам тут всё равно не позволит никто! Медянка было голову вскинул гордо –да вспомнил, что без толку это, выглядит-то он под мороком всё одно убогим оборванцем. Руку он тогда протянул воину, да рукав оттянул, запястье обнажая. А там – клеймо клановое, змейка-медянка на запястье извивается. На клейме-то морока нет, смысла не было то, что и так скрыто, прятать. - Знаком тебе знак этот? – Медянка воина спросил. А у того страх в глазах промелькнул. - Знакомо. Ты, господин, к кому путь держишь? Кому о тебе доложить? - Слышал я, генерал Оцелот этим войском командует, - Медянка руку спокойно убрал. – Вот ему обо мне и доложи. Скажи, Медянка Сладкоуст прибыл, по поручению от государя нашего, короля-Рыси. - Сделано будет, господин, - солдат раскланялся. Лунь языком щёлкнул. - Ты часом не королевского ли роду, что так тебе кланяются? - Не королевского, - Медянка улыбнулся чуть хищно. – Боятся меня, вот и всё. Вернее клана моего, как огня – чего ждать от нас, не знают. Все нас боятся, а вот кланяются немногие. Наёмники мы, порой что разбойники в глазах людских. Повезло нам сегодня. - Вот тебе и «мальчишка», вот тебе и «нет выбора иного, как только земле своей помогать по мере сил», - Лунь головой покачал, слова Ястреба вспомнив. – Ты ж и тогда поди наёмником был. Чувствовал я, что не так прост ты, да Ястреб меня убедил. - Был, - не стал отрицать Медянка. – Но о том резону не было Ястребу говорить, сам понимаешь. Сотник пожал плечами, а потом высказал с досадой: - Он бы тебя всё равно отпустил. Другом успел ты ему стать. Правильно ты сказал – скорее Беловолк Беловолка предаст. Ты ли наёмник, Беловолк ли остатки разума растерял, Полоза опекаючи – ничего сложнее нет, чем Ястребу слово свое забыть. Тем временем воин вернулся, который докладывать Оцелоту ходил. Позвал он Луня с Медянкой в шатёр генеральский. Вошли те – а там Соловушка сидит, Оцелоту о чем-то строго выговаривает. - Откуда ты здесь? – Лунь воскликнул, про всё на свете от изумления позабыв. Она взгляд на него метнула лучистый. Видит – морок. Рукой повела – морок и спал, предстали Медянка и Лунь в своём обличии истинном. Вот тут-то и Соловушка Луня признала. - Жив ты! - Жив, куда же я денусь, - Лунь отозвался. – Но ты здесь откуда, Соловушка? Оцелот, что за этим всем наблюдал, навстречу гостям поднялся с места своего. - Пришла госпожа Соловушка ко мне с просьбой. Говорит, прекратить войну нужно, беда большая идёт, - сказал он без тени улыбки. – Значит, из Белой Земли вы. Про Медянок откуда узнали? - Я из клана, - Медянка отозвался. Взгляд Оцелота изумрудный и льдом сквозящий к нему оборотился. - Слышал я, примета у вашего клана имеется. Змея якобы виду особого. Есть она у тебя? Медянка клеймо показал. - Дозволишь, генерал, с глазу на глаз с тобой переговорить? Соловушка на Луня в свою очередь выразительный взгляд кинула – мол, нам бы тоже наедине парой слов перекинуться. Оцелот Медянку выслушать согласился, вышли они из шатра Соловушка к Луню обратилась. - Как с алоземельцами ты оказался? - Тот же вопрос и тебе задать могу, - сотник ответил. – Не ждал тебя здесь увидеть. - И то верно, - вздохнула Соловушка. А затем рассказала она Луню, что и правда пришла к генералу вражескому просить его осаду снять, так как беда и Алой, и Белой землям грозит, а Лесной Хозяин и духи единения людей желают. Видно, то уберечь людей способно. - Ночью там, где крепость Холмистая стояла, грохот невиданный раздался, - говорила Соловушка. – Земля трястись начала. А затем раскололась, разъехалась, из трещин огонь потёк, с неба пепел посыпался. Много людей погибло, не успев огня избежать. Никогда прежде страху я такого не видела. Тела обожжённые, на которые пепел с неба сыпется, с тех пор в сновидениях мне являются. Да что говорить там – никто бы, даже сама я, не спасся, коли б не сила посоха Куницыного. Только силу и волю матушки чувствуя, нашла я слова утешения, да магией помочь сумела. Призвала самого Хозяина Лесного на помощь. Он-то и провёл меня к Светлину тропами своими потаёнными…. Да только видишь, толку от меня мало. Генерал вражеский решительно настроен, не уговорить его осаду снять – ведь он земли горящей не видел, мне потому не сильна вера его. - Вера не сильна, заставить можно, - хищно Лунь осклабился. – Поди ж, коли войско-то обезглавить, само оно разбежится. - Да как же так, у него гостями будучи, в спину ударить? – воскликнула Соловушка. - А что с того? – сотник плечами пожал. – Небось, сохранить Светлин подороже жизни его стоит. - Подожди, Лунь, не торопись дело злое совершать, - Соловушка рукой своей его плеча коснулась, будто успокаивая. – Может до утра еще иное случится. Послушает государь наш слова верного… - Да кто ж слово ему то донесет? – сотник удивился. - Не только я к Светлину с Лесным Хозяином пришла, - ответила девушка.- Там, в городе, тоже человек есть, которому всё ведомо. Друг наш то, Ястреб. - Он жив?! – Лунь вскричал. - Жив, жив, - Соловушка улыбалась. – Сохранил его Лесной Хозяин от беды. Ныне его дело детей Хозяина уберечь… *** Когда Ястреб в Светлин перелетел да спутников своих заколдованных через стену перенёс, осада затихла временно. Сел Ястреб возле своего дома, вернул близнецам, Пустельге да Волчонку облик человечий, да и велел им немедленно к войску дозорному возвращаться. - Не к лицу нам, дозорным королевским, в стороне оставаться, когда городу такая беда грозит, - сказал. – Я один к государю пойду. Попытаюсь понять, что делается здесь. Сказал – и сделал. Как явился он ко двору – там переполох ещё больший, чем от осады начался. Все знали, что пропал Ястреб и что ищет Беловолк спасителя своего. Быстро дозорного к самому королю пустили. А Беловолк на троне своем сидит тучи мрачнее, растерянность свою гневом скрывает. Ястреба возвращения точно и не заметил. - Полоз мой верный вернулся лучше бы… Ладно, дозорный, ты-то что мне скажешь? Знаешь уже про беду мою? - Что осаждён город, знаю, - Ястреб перед королём голову почтительно склонил. – Что войско основное далёко отсюда. Больше ничего узнать не успел, да и не у кого было. - Прислал Оцелот поганый мне записку, - Беловолк сказал. – А в записке той силой своей кичится да сдаться предлагает. Обрадовался, что врасплох взял меня в осаду, думает, тем он мне ровней стал. - Государь, если позволено мне сказать будет… - начал Ястреб. - Говори, - Беловолк велел. Вздохнул Ястреб – была не была. - В плен сдаться – то позор великий, с этим никто спорить не возьмется. Но если бы мир с Землёй Алой заключить ныне удалось – хоть бы на время – в том обе бы стороны выиграли. И рассказал дозорный Беловолку всё, что узнал он от Лесного Хозяина, да что своими глазами увидел. Задумался Беловолк. - Складно говоришь. И нет повода мне тебе не верить, знаю, что духов ты слышишь, - сказал. – Только как же быть мне теперь? Мир предлагали мне только позорный, условий иных Оцелот поди принимать не захочет. - Захочет, государь, - Ястреб вновь поклонился. – Не только я к вам с известием отправился. Отправлен и Оцелоту вестник. - Лунь? – быстрый взгляд Беловолк кинул. - Не Лунь, а небезызвестная вам Соловушка, что ныне шаманкой стала, - Ястреб ответил и тут украдкой на короля взглянул. Переменился в лице тот. Побледнел. - К…как шаманкой? – только и смог из себя выдавить. - Не ведомо мне точно, государь, - Ястреб руками развёл. – Ты у неё спроси, когда здесь она будет. - Спрошу, пожалуй, - Беловолк наконец с собой справился. – Ну что ж, пусть расстарается шаманка. Коли убедит она Оцелота в плен мне сдаться, пощажу Землю Алую. - Разве не слышал меня ты, государь? – огорченно Ястреб воскликнул. – Союзник нам нужен, а не пленник. Не выстоять Белой Земле в одиночку перед напастью, ибо талант полководца любой перед бедой нынешней бессилен. С огнем великим воевать не оружием следует. - Ты, дозорный, никак учить меня вздумал? – строго брови Беловолк нахмурил. – Мальчишка ты, железа боевого в руках не державший, на поле боя не бывавший. Не тебе мне указывать, как войны вести! - Не посмел бы я указывать тебе, государь, на поле боя, - Ястреб, уязвленный сильно, на колено опустился и голову склонил. – Да ныне речь о войне иной идет. Коли мне не веришь, Лесному Хозяину поверь. Его волю тебе я ныне донес. Усмехнулся Беловолк. - Вот коли на твоем месте Лесной Хозяин стоять будет, колено преклонив, тогда вероятно и пойду на поклон к командиру вражескому. Хотя и то подумаю. В ужасе Ястреб на него воззрился. - Государь!... - Довольно, - Беловолк больше слушать не стал. – Вон пойди. Делать нечего. Поднялся Ястреб, да с тяжелым сердцем из покоев королевских вышел. Беловолк же, всё еще на наглость оцелотову гневаясь, только фыркнул, как дверь за дозорным затворилась. …а через мгновение сталь прохладную у горла ощутил. И так остра та сталь была, что одним лишь прикосновением кожу порезала до крови. - Ты, государь, глупостей не делай, - тихий голос произнес. – Стражу не зови – видишь, как нож мой остёр, прервётся жизнь твоя прежде, чем помочь тебе кто успеет. Лучше Ястреба назад позови, выслушай да сделай, как он говорит. А меня не выдавай. В моих руках ныне и жизнь, и смерть твои, ибо клинок отравлен, яд уже в кровь твою проник, а противоядие тебе никто, кроме меня, дать не может – шаманов-то при дворе твоем не осталось. Последняя от моей руки погибла. Пусть то назиданием тебе станет. Убралось острие. Оглянулся Беловолк – увидел Медянку. Впрочем, лицо у того закрыто было, даже если и помнил король мальчика, что некогда с посольством при дворе был, все равно ныне никак разглядеть его не мог. Как проник он сюда?! По правде сказать, был ход за троном прямо – на случай, коли королю беда в тронном зале грозить будет, чтобы уйти он мог тайно. Только про ход тот не знал никто, кроме короля да мастера, что ход по его приказу строил. - Зови Ястреба. И слушай меня во всем, коли жизнь тебе твоя дорога, - наёмник повторил. – Я за троном твоим стоять буду, слушать, чтобы обмануть меня ты не посмел. - Не верю я тебе! – Беловолк воспротивиться попробовал. – Чем ты докажешь, что клинок твой и впрямь отравлен?! - Ничем, - Медянка улыбнулся незаметно. – Можешь слова мои ложью счесть, да проверить, жив ты останешься или умрешь в мучениях, коли противоядие не примешь. - Будь по твоему, проклятый, - Беловолк сдался. – Позвать сюда Ястреба!