Мужчины, которые плачут

      Северус всегда испытывал физическую потребность быть лучшим, но все старания, при хорошем раскладе, делали его чуть выше посредственности. По мнению самого Северуса, конечно же. Лили всегда говорила, что он самый организованный и самый способный из всех, кого она знает. Мама восхищалась тем, как быстро он научился писать и читать, как славно помогал ей по дому и как лихо справлялся со всеми экзаменами. Но чувство, что он обычный, никогда не оставляло.       — Это самый вкусный кофе в моей жизни, — Уилл сидел с ногами на невысоком стуле, неловко поджав пальцы. Нет, у них не было секса, у них было что-то лучше. — Он просто экстраординарен, Северус!       — Ты мне льстишь, — отчего-то это простецкое восхищение не им самим даже, а приготовленным им кофе, теплом разлилось внутри. Уилл был приятным, и его хаотичная квартира, лишённая какого-либо порядка, должна была по логике вещей выводить Снейпа из себя, но вместо этого он чувствовал странное спокойствие. Сев приземлился на стул — явно из другого комплекта, чем тот, на котором сидел Уилл, — и парень без зазрения совести закинул свои голые ступни на его колени. Это всё ощущалось необычно, особенно после того, как в три часа ночи они завалились в квартиру Уилла, держась за руки, и после разошлись спать по разным комнатам не сговариваясь, потому что так казалось верным.       — Интересно, ты во всём так прекрасен? — говорит он совершенно без подтекста, но Северусу всё равно неловко. Ему одновременно отчаянно хочется, чтобы Уилл смотрел на него с невероятным обожанием, но и страшно, что он просто разочарует его. Ведь Снейп никогда не был идеальным, даже приближённым к этому. — Знаешь, я когда заговорил с тобой вчера, думал, мы потрахаемся и разбежимся, — грубое слово из уст парня звучит дико неправильно и инородно, ему бы своим звонким голосом декларировать Байрона, а не описывать похабности, сидя в пижаме на закопчённой то ли временем, то ли безразличием хозяина кухне.       — А мы не «потрахались», — тихо заключил Северус. Он не сожалел ни о чём, и даже если его выставят сейчас на улицу, он будет счастлив, что этой ночью выиграл бой с унынием.       — И не разбежались, — штанина парня задирается, когда он двигает голенью на чужом бедре. Северус аккуратно поправляет её кончиками пальцев и чувствует, как горит кожа под его прикосновениями. Или, быть может, это его руки слишком холодны. Он, поддаваясь невесть откуда взявшемуся желанию, забирается пальцами под штанину, обхватывая ногу, пытаясь согреться. — У тебя всегда такие холодные пальцы?       — Я просто хладнокровный, как змея, — Северус знает, что такую шутку оценил бы Джеймс, его всегда веселило дурное чувство юмора Снейпа. Он осёкся: не всегда, а в последнее время. Они не были настолько уж близки, по крайней мере, он не мог погреть свои руки о лодыжки Джеймса. Стало вновь смешно от того, что с человеком, которого он вообще не знает, он позволяет себе куда больше.       — Это хорошо, змеям нужно находиться в тепле, чтобы выжить, а это значит, пока у меня тёплые ноги, да и всё остальное, ты никуда не денешься.       Снейп удивлённо посмотрел в улыбчивое лицо Уилла. Он, как всегда, был готов похоронить ночное знакомство на кладбище из чувств, успевших вспыхнуть стихийно к незнакомцам и знакомым, но не ставших реальностью. Северус не тешил себя надеждами на большую и чистую любовь, ему не нужна была романтика, просто короткая иллюзия, восполняющая пустоту в сердце. Он, наверное, не был готов давать шанс их знакомству на продолжение.       — Мне сладких обманов романа не надо, прочь вымысел, тщетно души не волнуй, — проговорил он едва слышно. Странное утро. Проклятый Байрон всё не выходил из головы, он рвался наружу с упорством потаённых желаний, спрятанных где-то глубоко внутри.       — О, дайте мне луч упоённого взгляда и первый стыдливый любви поцелуй! — так же тихо продолжил Уилл. Да, Северус не знал, что за строчки шли дальше, лишь помнил чувство отчаянного одиночества, которое ему подарило его начало настолько, что запомнил их наизусть. — Хорошее стихотворение, только тебе поцелуй просить как-то поздно, сам забрал вчера, — улыбнулся он, откидываясь на спинку стула. — Ну ты, конечно, решил мне сердечко покорить!       — Как говорила моя древняя учительница английской литературы, Байрон — наше всё, — рука Северуса скользнула выше, оглаживая сустав колена. Откуда-то появился необъяснимый азарт. — Есть подозрения, что лорда Байрона она знала лично. — Тот небольшой пласт знаний, почерпнутый в начальной школе, оставил неизгладимый след на личности Снейпа, и он продолжил своё немагическое образования самостоятельно. Особенно хотелось порадовать маму, которая страсть как любила, когда Северус декларировал стихотворения, она восхищалась им, будто тот был ничем не хуже профессионального чтеца. Он обожал вглядываться в крупные черты её бледного, уставшего лица, в губы, расплывающиеся в тёплой улыбке, в длинные ресницы и чёрные, точно воды глубокого озера, глаза. Она смотрела на него так, будто понимала мир лучше, чем кто-либо ещё. Без этого взгляда стало пусто и в мире, как если бы совсем исчезла мудрость. Лили слушала его, словно подставляя своё веснушчатое лицо лучам солнца, она грелась его любовью, а быть может, и грела его сама. Её глаза лучились светом и теплом. Когда исчез и её взгляд, мир потемнел и стал неживым, холодным. Наверное, это всё зима, и ему кажется, что весна никогда не настанет, а непрекращающиеся морозы устойчиво убеждали, что в мире никогда не будет жизни. Отец смотрел на него в основном с презрением, дразнил за любовь к поэзии, рвал книги в приступах ярости, но странно, после его смерти этот взгляд никуда не делся, постоянно преследуя его в реальной жизни.       Шутка не сработала, и меланхоличное настроение возвращалось, уступая позиции его контролю. Веснушки Уилла напоминали о Лили, Байрон — о маме, а неуверенность в себе — об отце. А так хотелось сконцентрироваться на том, что происходит вокруг здесь и сейчас, а не возвращаться к призракам прошлого.       Мерное постукивание за окном вторило его невесёлым мыслям, отбивая набатом ритм унынию.       — Дождь начался, — Уилл двинул головой, оборачиваясь к окну одним лишь туловищем, ему явно неудобно было продолжать сидеть в такой позе, но он даже не шелохнулся. — Весна, — говорит совсем тихо, будто боится её спугнуть. И Северус отмирает, и правда ведь, уже почти весна. Возможно, она придёт и в его мир.       — Весна, — эхом повторил он. Сев вспомнил, как мама рассказывала ему про год, когда лето так и не настало. В тысяча восемьсот шестнадцатом, когда тепло так и не пришло, а в книгах появились чудовища. Иногда ему и самому представлялось, что он тот самый монстр, созданный Виктором Франкенштейном, состоящий из частей разных людей: сердце от мамы, глаза от отца, улыбка Лили, голос Байрона, а руки, хорошо бы Фламеля, но, по-видимому, его деда. Он, точно монстр, осознавший свою истинную природу и сущность в одиночестве, шёл во льдах, не зная направления, в ожидании желанной смерти. И чем дальше он был от людей, тем меньше в нём было человеческого, но весна всё вернёт на места. Растопит лёд, смоет кровь с ран, зальёт дождём глаза всем вокруг, и они поверят, что Северус не монстр, а такой же, как они. — Хочу спать, — слишком много мыслей, слишком мало сна, быть может, будь он хоть немного менее уставший, жизнь бы сразу и наладилась.       — Тогда пойдём, — Уилл всё же убирает ноги, и его руки режет неприятный прохладный воздух, его кости сводит от нужды согреться. — Только в этот раз ты ведь не предпочтёшь мне диван?       — Я на нём не помещаюсь, — потягивая ноющую шею, отвечает Северус. Он выжидающе смотрит на парня снизу вверх, пока тот не касается его руки и не тянет за собой. Вот бы проснуться уже весной.              Встретиться с Нарциссой в обход Люциуса и невыразимцев было весьма непростой задачей, но Регулус справился, он выжидал её рядом с «Магазином мадам Малкин» с самого раннего утра, потому что любимая из его сестёр назначила встречу «на утро», а уж что она считала утром, оставалось загадкой. Регулуса, успевшего прикорнуть в одной из частных примерочных, разбудил скрип закрывающейся двери. Он не сразу понял, что попросту вырубился после бессонной ночи, на протяжении которой он пытался сопоставить частицы паззла, решить, чем займется завтра, ведь на кровати его ждало письмо от леди Малфой. Нервное напряжение, желание рассчитать свои шаги на десять вперёд не позволяло его уставшему мозгу успокоиться. Он мог бы выпить зелье сна без сновидений или, что более эффективно, алкоголь, после которого его вырубало почти моментально, но это грозило тем, что утром он проспит, а лучше и вовсе не спать, чем спать совсем мало, и вот результат, уснул прямо на месте встречи.       — Малыш Рег, — Нарцисса выглядела, как всегда, великолепно. Беременность, казалось, совсем не отразилась ни на её лице, ни на фигуре, или же она постаралась, чтобы через год никто даже и предположить не мог, что у неё может быть маленький сын. Она была умнейшей из всех, кого он знал, даже Северусу было далеко до разума, скрытого за этим прекрасным кукольным лицом. — Так повзрослел! Дай мне на тебя посмотреть, — он вскочил, как будто она застала его за чем-то неприличным, и встал по стойке смирно, позволяя ей подойти ближе. Нарцисса ладонью коснулась его щеки и большим пальцем очертила по ней идеальный полукруг. Она всегда улыбалась только губами, но при виде Регулуса позволяла своей улыбке тронуть даже глаза, то ли показывая свою расположенность и искренность, то ли указывая на его истинное место в иерархии.       — Рад тебя видеть, Нарцисса, — он всегда испытывал суеверный трепет перед ней, такой, что даже мать не могла поспорить с авторитетом леди Малфой. — Выглядишь безукоризненно, — Регулус знал, что кузина и так осознавала свою привлекательность, а вот комплимент тому, что она идеально постаралась над образом, и правда имел ценность.       — И я рада видеть тебя, — она слегка похлопала его по щеке и убрала руку. — Дружеский совет, сбрей усы, выглядит… — она остановилась, подбирая идеально подходящую метафору. — Как будто ты боггарт после ридикулуса.       — Так плохо? — щёки парня поалели.       — Не плохо, смешно. Если это тот эффект, который тебе нужен, оставляй, — пожала плечами она, как обычно попадая в точку. — Так зачем тебе нужен мой отказ от притязаний на наследство Беллы?       — В двух словах или подробно? — вот уж кому он готов был выложить все свои предположения, но всё зависело от того, хочет ли она принимать в этом участие или нет.       — Это дело жизни и смерти? — Нарцисса села на обтянутый шёлком стул посередине комнаты, жестом приглашая брата последовать её примеру. Регулус почувствовал себя ребёнком, который нашкодил, и теперь его отчитывают родители.       — Именно, — согласно кивнул он и всё же сел, как бы неловко ему не было.       — Тогда можешь не говорить ничего, я согласна, — она достала уже готовые заверенные бумаги из маленького бисерного клатча и положила их себе на колени, немного сминая бархатную юбку, кончиками пальцев перебирая краешки страниц. — Сейчас чем меньше я знаю, тем лучше.       — К вам тоже прицепились невыразимцы? — Она молча кивнула в ответ. От того, что он не может защитить сестру, стало мерзко и неприятно, Люциус должен был лучше заботиться о жене и сыне. Мерзкий тип, недостойный и ногтя Нарциссы. — Я надеюсь, скоро всё закончится.       — Я тоже, — согласилась она. — Скажи, пожалуйста, что именно ты ищешь? — Регулус было решил, что любопытство таки победило её, но Нарцисса выглядела не заинтересованной, а озабоченной.       — Скорее всего, некий тёмный артефакт, — это тот минимум, который он может сказать, не принеся вреда. Нарцисса кивнула своим мыслям и повернула голову, рассматривая себя в трёхстворчатом зеркале. Палец ещё раз скользнул по страницам пергамента в её руках.       — Я также сделала тебе доступ в семейную ячейку Малфоев, посмотри ещё там, — говорит она и немедленно встаёт. Нарцисса не подходит к нему, а оставляет доверенности на стуле и стремительно идёт к двери. Видно, как сильно она волнуется из-за того, что только что сделала. — Будь осторожен, Рег, я не хочу потерять ещё и тебя, — она говорит это, не поворачивая головы, но теплота накрывает его волной. Не важно, что у них разные родители и фамилии, они всё равно были семьёй. Нарцисса любит его и беспокоится о нём. Он, наверное, хотел бы иметь подобные отношения с родным братом, но этому не суждено сбыться.       — И ты будь осторожна, Цисси, — ему хочется добавить «я люблю тебя», но в их семье такое не принято, в их семье любовь — беспрекословное доверие и забота. И Сириус не вписывался по обоим критериям.       — Я совсем забыла, — она вдруг оборачивается, уже коснувшись деревянной ручки. — Я хочу, чтобы ты был крёстным отцом моего сына, — Блэк чуть в ладоши не хлопнул, позабыв, что в обществе сестры всегда соблюдал этикет и пытался казаться лучше, чем есть. — Ты не против?       — Я почтён, — он склоняет голову, и Нарцисса выходит из примерочной, оставляя брата там ещё на час наедине со своими мыслями, ведь им точно нельзя показываться друг с другом на людях. Ему радостно и тревожно, адреналин в крови не позволяет уснуть, и шагом он добирается домой, прекрасно осознавая опасность аппарации.       Регулус может думать только об одном: он будет крёстным, самым лучшим на свете, Драко не повезло с отцом, так он компенсирует это своей любовью и заботой, ради него уж, пожалуй, можно поступиться семейными традициями. Блэк твёрдо решил, что будет постоянно напоминать мальчику, что любит его, ведь ему самому так сильно не хватало подобного в детстве. Он не допустит, чтобы этот круг ненависти пошёл дальше, порождая дисфункциональных личностей, принося боль всем окружающим. Если уж у него самого никогда не будет ребёнка, так пусть хоть Драко вырастет счастливым.       Регулус отрыл дверь, окрылённый своими мыслями, уже представляя, как скупо улыбнётся мама, когда он расскажет ей хорошие новости. Но дом встретил его холодом и еле ощутимой враждебностью.       — Матушка ждёт тебя в отцовском кабинете, — свешиваясь с перил лестницы, сообщил ему Сириус и, звонко откусив большой кусок яблока, исчез в неизвестном направлении. Тревожное чувство только нарастало в груди, ноги совсем не хотели его слушаться, в доме стояла противная тишина, прерываемая только скрипом половиц под ногами, совсем как когда в детстве отец вызывал его в кабинет, чтобы наказать за детские проказы, а после ставил на горох. По спине прошёлся мерзкий холодок, ну уж нет, он не даст старым страхам себя контролировать. Регулус три раза стукнул в дверь и, не дождавшись ответа, открыл её.       — Матушка, — поприветствовал он её, замершую с каким-то письмом в руках. — Я вернулся.       — Очень вовремя, — она кивнула на стул перед собой. — Хотя разговор не долгий, можешь и постоять.       — Я слушаю вас, — Вальбурга очень редко заходила в кабинет Ориона и чаще всего не просто так, она не любила находиться там, где всё было буквально пропитано магией её мужа, и коли уж сейчас она здесь, значит, ей нужна поддержка.       — Ты женишься. Этим летом. О помолвке объявим в воскресном «Пророке», — сказал она беспристрастно, даже не смотря на него. Мать не давала ему выбора, даже и не подумав хотя бы назвать имя суженой Регулуса, и, быть может, он бы принял свою участь с достоинством, но сейчас, когда Римус внезапно оказался так близко, он даже позволить мысли об этом не мог.       — Почему я, а не Сириус? — спрашивает он, пытаясь понять, куда мать всё же смотрит.       — Потому что я так решила, — всё так, она никогда не позволяла им обсуждать её решения, и аргумента «я так решила» для Регулуса, как минимум, должно было хватить. Но не сейчас, когда он наконец начал чувствовать жизнь в каждом вздохе, каждом глотке воды.       — Тогда я не согласен, — он удивлён тому, как лихо перечит матери, а та, по-видимому, не ожидала подобной реакции. — Это по меньшей мере неприлично, если наследник женится после младшего брата. Я отказываюсь.       Он апеллирует к этикету, языку, который его мать понимает лучше всего, надеясь воззвать к её разуму. Ну разве он не заслужил хотя бы уж свободы выбора за всю его покорность?       — Тебя никто не спрашивает, — голос Вальбурги дрожит, как будто она сама колеблется. Она выбрала Регулуса, потому что он был более удобен, он не должен был сопротивляться, ведь он такой хороший мальчик. — Ты подчинишься.       — Ну так попробуй заставь, — Регулус исчезает прямо на глазах у матери, и ему остаётся лишь надеяться, что его разум достаточно ясен, чтобы его не разорвало на части, иначе Северусу придётся делать ремонт в гостиной, а это слишком много проблем. А он не привык доставлять проблемы.