«а вы слышали, что у Тенмы появился тайный поклонник?»

Цукаса не мог нарадоваться своей жизни, честно. Он был прямо-таки горд собой. Как только Химари совсем-совсем перестала маячить перед глазами, после того как он отверг её чувства, можно было спокойно выдохнуть и наконец зажить счастливо. Подарки и письма же тем временем стали просто-напросто повседневностью. Иногда признания были длинными, долгими, что юноша даже зачитывался ими. А иногда это было что-то короткое, но, тем не менее, плохим от этого не становилось. Правда, блондин был признателен за все эти проявления чувств. Вот только насущная проблема всё ещё стояла в воздухе уже которую неделю подряд (Тенма давно сбился со счёта): мозг никак не хотел даже пытаться придумать, от кого могли поступать все эти письма. Почерк... ну, что ж, юноша давно потерял всякую надежду о том, что сможет определить человека по такому признаку. Сначала парень был только «за» поддерживать эту авантюру, мол, «да, конечно, поклонник тайный, его личность лучше не раскрывать». Однако чем больше дней (а затем недель) проходило, тем чаще Айри, Саки, Мизуки и иногда Эму с Руи доставали его вопросами о том, кем же может его воздыхатель. В какой-то момент подобных разговоров стало так много, они стали так надоедать, что блондину самому захотелось узнать, кто скрывался за всеми этими подарками. Ведь это уже было не смешно. Почему ему всё ещё не признавались лично? Нене тоже как назло молчала. Сколько бы Цукаса не умолял её дать хотя бы маленькую подсказку, девушка наотрез отказывалась. Это было как-то несправедливо, наверное. Почему его подруга была в курсе, а он — тот, у кого и имелся тайный поклонник — не заслуживал даже жалкого намёка? — Слушай... может, ты хотя бы назовёшь цвет волос? — с нервной улыбкой практически уже прошептал парень. — «Нет» значит «нет», Цукаса. — Угх, ладно! Значит так и не узнаю личность поклонника до конца своей жизни!! Актриса лишь закатила глаза, прошептав себе под нос: «ещё как узнаешь, только подожди». Кусанаги явно над ним насмехалась. Хотя, впрочем, ничего нового. Цукаса нёс домой письма и подарки, пока сам каждое утро и вечер с нервозностью смотрел на календарь. Четырнадцатое февраля было уже не за горами, поэтому парень долго думал, какой шоколад ему следовало дарить одному своему кохаю и... следовало ли признаваться. Что если Тенма протянет рыжеволосому домашний шоколад и тем самым разрушит их дружбу? Это будет настоящий кошмар, даже представить себе такое страшно. Вновь и вновь блондин практиковал признание у зеркала, но, в итоге, получалось пока что не очень. Будущая звезда должна была стараться лучше. Цукаса пытался расписывать свои чувства в красках, но из-за этого совершенно уходил от темы и... всё становилось ещё хуже. Хотя, притворяться, что всё это — лишь часть шоу, вроде помогало. — ...кого я обманываю, — тяжело выдохнув, пробормотал подросток, после чего чуть расстроенно взглянул в зеркало. — Акито скажет «мы просто друзья» быстрее, чем я успею сказать «ты мне нравишься». Он наверняка считает меня просто другом... или не «просто другом»? Цукаса сам не понимал, откуда у него такие мысли, которые даже не особо-то укладывались в голове. Парень уже давно привык к этому особому мышлению: он видел мир по-своему. Поэтому, наверное, именно так этот мир видели и все остальные. Он считал всех друзьями и кохаями, пока для остальных сам был другом и сэнпаем. Не могло быть иначе. Да, Тенма стал проводить с Шинономе вместе почти всё время, даже переписываться в свободные минуты, но... возможно, это просто такая дружба. И всё-таки, так хотелось подарить Акито отдельную коробку с конфетами, которые он сделал бы дома сам (точнее, с помощью сестры и Айри). Иногда, вчитываясь в письма, Цукаса лишь на миг притворялся, что это всё писал ему кохай. Глупые мысли, он и сам это понимал. Тем не менее, иногда помечтать — не так уж и плохо. К тому же, некоторые фразы и выражения, которые поклонник использовал, совсем немного напоминали то, как привык в реальной жизни общаться рыжеволосый. Быть может, это и вправду был он... было бы неплохо. Тенма бы очень обрадовался. Представляя, что письма и вправду могли быть от Шинономе, он практически бил ногами собственную кровать, пока лежал лицом в подушку. Вести себя так было, наверное, странно. Впрочем, сестра была куда хуже, правда. Она могла пищать и не затыкаться вовсе, когда говорила о людях, что были ей дороги. Всё-таки яблоко от яблони недалеко падает, верно? Хотя нет... Саки, наверное, была всё же куда хуже. — Что ты делаешь?.. — спросил блондин, спускаясь на второй этаж, чтобы наконец позавтракать. Сестра сидела среди бумаг, склеенных меж собой прозрачным скотчем. Честно, выглядело это чуть-чуть глупо. Было бы лучше, если б она просто купила невероятно длинный свиток. Старший Тенма подошёл к кухонному столу поближе и, пока девушка агрессивно помечала что-то розовым выделителем, аккуратно взял самый ближний к нему лист в руки. Однако, даже прочитав содержимое, ничего не понял. Вопрос пришлось повторить. Благо, в этот раз до сестры дошёл его голос. — Это мой лист тех поступков, который поклонник должен совершить для тебя, иначе свадьбу я не одобряю, — абсолютно спокойным, монотонным голосом объяснила блондинка, на что брат смог лишь тяжко выдохнуть. — Ты всё-таки решила взяться за это всерьёз? — Братик, я с самого начала взялась за это всерьёз!! — Мгм-м... Это странное стремление показать себя «защитницей», будто бы старший ребёнок тут именно Саки, постепенно начинало казаться Цукасе по-своему милым. Поэтому ни ругать, ни высказывать претензии он не стал. — И всё же, — продолжил блондин, чья улыбка стала не такой уж и широкой. — Пусть я признателен тайному поклоннику, мне больше хочется быть с Акито– — Ну так, братик, к Акито-куну все эти требования тоже относятся. И первое из них, которое я только что пометила, имеет дело с четырнадцатым февраля. Ладно, это немного привлекло внимание юноши. Он обошёл стол и уже через мгновения оказался за спиной у сестры, чтобы получше разглядеть лист бумаги в её руках. Девушка же, строго нахмурившись, вовсю принялась пояснять: — Я всё просчитала, братик, я знаю слишком много тропов. Видела это в каждой манге, в каждом фильме!! Если признания с домашним шоколадом не будет, то ни тайный поклонник, ни Акито-кун тебе просто не заслуживают! — Э-э-э... — всё ещё чуть сонно протянул парень. — Но если признаться хочу я? — Всё равно у них должен быть для тебя домашний шоколад! Только так признания и работают!! Теперь подростку даже стало интересно, где Саки всего этого начиталась и насмотрелась... впрочем, с этим можно разобраться чуть позже. К примеру, хотя бы после завтрака. *** — Везёт же тебе, Цукаса-сэнпай, — хихикнул Мизуки, наблюдая за радостным блеском в глазах юноши. — Письма, подарки... такая романтика~! Звезде будущего не страшно ли получать такое внимание? — Ха-ха, не особо! Ведь как ты и сказал, я — звезда будущего. И я понимаю, что всё это внимание абсолютно естественно!! Даже то, что появился человек, влюбившийся в меня — нормально... наверное, думаю, так и есть! — после этого последовала очередная порция смеха. — Вай-вай, всё верно, ведь Цукаса-сэнпай — самая наша яркая звёздочка~ Как в такого не влюбиться? — Акияма, мой дорогой кохай, ты слишком меня расхваливаешь! Ещё немного и подумаю, что тайный поклонник — ты. Оба подростка, поняв, что данная идея просто-напросто смешна, радостно захохотали. Не может Мизуки быть поклонником, когда уже состоял в отношениях. Цукаса это хорошо понимал, но иногда пошутить о таком так и хотелось. — И всё равно я даже понимаю, почему многие девчонки в школе тебе завидуют, — продолжил кохай, протягивая гласные. — Им так не признаются... а-ах, да что там говорить? Даже Эна мне так не признавалась. — Э? Правда?.. Тогда как это было? — Слишком... неромантично. Я люблю Эну, но, знаешь, она могла бы и побыть супер-пупер романтичной хотя бы разок! Как твой поклонник, — а вот теперь Мизуки уже, кажется, жаловался на свою печальную жизнь. Цукаса поддержал кохая и, погладив по голове, сказал: «ну-ну, будет тебе, может, она всё ещё стесняется или боится». Тайный поклонник блондина, на самом деле, ничем не отличался от Эны в этом плане. Также всё ещё смущался и почему-то не признавался. Наверное, тоже боялся. Тяжело выдохнув, задумавшийся Акияма покрутил прядь волос на пальце. И вдруг странная идея словно ударила его в голову. — Ой, сэнпай, а что если я как-то намекну Эне? — Тенма тут же поддержал энтузиазм кохая. — Вот только, э-э... м-м... как намекать-то? Я итак сам стараюсь быть максимально романтичным. Дарю цветы, иногда приношу ей сладости... — юноша получше всмотрелся в лицо актёра, после чего что-то щёлкнуло в его голове. И тут же он расплылся в улыбке. — Цукаса-сэнпа-ай~ а можно я прочитаю одно из писем твоего тайного поклонника?!.. — Э? Что?! — Это для примера, клянусь, это будет просто как шаблон! Понимаешь, чаще всего в аниме и манге содержимое писем персонажей не показывают. Я совсем не знаю, что там нужно писать!! А так хотя бы появится вдохновение, — быстро-быстро попытался оправдываться Мизуки, но Цукаса всё ещё смотрел на его в шоке. Тогда, кохай сложил руки вместе и практически взмолился: — Ну пожалуйста-пожалуйста! И может... если я прочитаю, то помогу тебе уже наконец узнать, кто твой тайный поклонник, — что ж, это звучало заманчиво. Особенно учитывая, что в последнее время блондину прямо-таки не терпелось узнать. И всё же... — Даже если не помогу, это всё равно только для личных целей! Потом сразу же удалю из галереи. — Ты собрался фотографировать?!.. — ещё больше изумился парень. — Пожалуйста-а! Завтра же день святого Валентина. Я просто подумал... если напишу письмо, то Эна поймёт, что и ей нужно для меня сделать что-то романтичное! — Хм-м-м... Цукаса с сомнением покосился на своего кохая. Всё это звучало как крайне сомнительное мероприятие, и всё же... розовые глаза Мизуки сверкали так жалобно и умоляюще, что укол вины просто не мог не кольнуть душу подростка. Ему следовало отказать. Правда, следовало. Но люди вокруг прекрасно знали, как получать от него то, что им нужно... так что, к сожалению, это сработало и в этот раз. Быстро пробежавшись глазами по тексту в письме, чтобы убедиться, что там нет ничего слишком личного, блондин ещё раз проанализировал лицо юноши перед собой. Казалось, отступать он не собирался, потому что вновь затараторил про то, что после сразу же всё удалит. Тенма, морально метаясь, кусал губы, но наконец мольбы кохая сломали его. Вымученно выдохнув, парень протянул только один лист вперёд. Акияма в момент радостно заулыбался и поскорее вытащил телефон из своего кармана. Один быстрый щелчок — и письмо было возвращено хозяину. — Доволен?.. — уточнил актёр, наблюдая со стороны за сияющей ухмылкой подростка. — Ещё как!! Спасибо огромное, сэнпа... а? Мизуки получше всмотрелся в то, что он только что сфотографировал. Как только он заметил эти иероглифы, это положение запятых, улыбка упала. Да что там — казалось, всё выражение лица вмиг изменилось. — Акияма? Что-то не так? — уточнил сэнпай, но его уже не слышали. Не смея отрывать взгляд от телефона, подросток с открытым от шока ртом мог лишь моргать. Нет. Наверняка это всё было ошибкой. Или каким-то глупым розыгрышем. Однако сколько бы Мизуки ни пытался себя в этом уверить, доказательства были у него прямо перед глазами. «Нет, не может этого быть!.. Она бы не смогла, не смогла бы... ведь так?! — беспомощно он увеличивал фотографию пальцами и всматривался в каждый слог, но толку было мало. Это всё равно не изменит очевидного. — Почерк Эны... я хорошо его знаю. Это точно её почерк, — когда Акияма это понял и принял, что-то внутри него еле сумело сдержаться, дабы не сломаться. Блондин сидел рядом и совсем не понимал, что творилось с его кохаем. Все его крики, какими бы громкими ни были, проходили мимо ушей. — Но... почему? Я ничего не понимаю. Зачем Эне всё это надо?» Телефон начал дрожать в руках Мизуки. Нельзя было плакать перед сэнпаем. Просто нельзя. И злиться на него тоже запрещено. Не он же виноват в том, что в него, оказывается, влюблена девушка его кохая– «Господи, это даже звучит ужасно, — мысленно продолжил юноша, чувствуя, как ему отчего-то становится очень-очень холодно. И мерзко. Так не было даже когда одноклассники осуждающе шептались за его спиной. — Может, я где-то провинился перед Эной? Это всё... из-за моего секрета, да? Она так и не простила меня? — чем больше Акияма рассуждал об этом, тем хуже ему становилось. — А-а, точно... я много чего держал от неё в тайне. И вот внезапно она решила стать тайным поклонником Цукасы-сэнпая? Но почему Цукаса-сэнпай?!..» Мизуки чувствовал себя преданным. Нет, скорее всего, он и был преданным. Это ведь можно было считать за измену? Или нет? Он уже ничего не понимал, кроме того, что ещё немного — и он потеряет над собой контроль. Особенно учитывая, что у него уже всё сильнее и сильнее учащалось дыхание. — Ой, Акияма, ты вообще меня слышишь? Ты в порядке? О-ой, что-то не так в письме? — взволнованный блондин продолжал говорить без остановки. Кохай взглянул на него и вдруг... грустно улыбнулся. «Точно... Цукаса-сэнпай хороший и заботливый человек. Как в него можно не влюбиться? — подумал он, после почувствовав, что улыбка предательски дрожит. — Кто может винить Эну, да? Наверняка Цукаса-сэнпай будет ей более подходящей парой, нежели я... я много врал в своё время, и теперь Эна решила мне отомстить?». Зато теперь Мизуки больше понимал, почему его девушка была такой неромантичной. На самом деле, она была. Только с другим парнем. — ...прости, Цукаса-сэнпай, мне уже пора идти, — кое-как выдавил из себя юноша. Голос звучал так тихо, что некоторые слоги было тяжело разобрать. Волнение в глазах актёра лишь удвоилось. — Э? Чт... с-стой, Акияма! Что с тобой? Да что случилось-то?! Розоволосый не желал быть настолько грубым со столь добрым человеком — Тенма не заслуживал такого отношения, но... также он не заслуживал видеть своего кохая в таком состоянии. Мизуки еле шёл, потому что ему всё, чего ему хотелось — упасть прямо посреди коридора и размышлять над тем, что он сделал не так. Или, может быть, его не любили с самого начала отношений? Взгляд непроизвольно потянулся взглянуть на письмо ещё раз. К сожалению, юноша был так шокирован знакомым почерком, что даже не прочёл содержимое. И, когда наконец это сделал, вдвойне пожалел. Эна, конечно, не была ужасной девушкой, но она не говорила и половину всех этих накрученных, милых и искренних слов. Мизуки всегда шутил и смеялся, что это просто от смущения и застенчивости, а также природной «цундере-натуры», но сейчас крайне хорошо понимал: его не любили. Старшая Шинономе изначально не была в него влюблена. Эна любила Цукасу. Она любила его. Художница любила актёра. Не важно, сколько ещё таких перифразов придумывал Мизуки, это всё просто не хотелось укладываться в его голове. Сердце просило задуматься, попытаться выяснить, не было ли это всё просто каким-то совпадением или глупой шуткой. Мозг же чётко дал понять: «ты сам в этом виноват, это всё — твоя карма». Прежде чем совсем сдаться, Акияма всё же решил отправить фотографию своей девушке... вот только бывшей или всё ещё нынешней? Он уже не понимал. С одной стороны юноша мечтал об объяснениях, а с другой — ему было страшно услышать, что Шинономе подтвердит его сомнения. «Эна, если ты хотела расстаться, то тебе необязательно было придумывать всё это.» «Ты могла бы просто сознаться, что любишь Цукасу-сэнпая, а не меня.» На удивление, юная художница ответила ему сравнительно быстро. Никаких объяснений не последовало. Вместо этого Эна звучала так, словно была шокирована ещё сильнее собственного парня. Возможно, испугалась того, что её поймали с поличным? Девушка пыталась убедить, что она понятия не имеет, как это письмо оказалось у Цукасы, ведь его писала не она. Мизуки ей не верил. Он понимал, что ему следовало хотя бы выслушать, ведь Эна (и Мафую с Канаде) была той, кто принял его, кто не отвернулся ни в один трудный момент. Однако было так тяжело довериться ей после всех этих банальных фраз: «ты не так всё понял!», «я клянусь, что не писала этого!», «тот, кого я люблю — ты, я бы не стала тебе так врать» и «я даже толком не знаю Тенму, с чего он должен мне нравиться?!». «А-а... наверное, я это всё заслужил. За свой проклятый секрет, — отключая телефон, чтобы больше не видеть оправдания девушки (и не слушать её панику во время звонка), Акияма вымученно выдохнул. — Я ведь тоже всех обманывал и водил вокруг пальца всё то время. Это просто такая месть мне, да? Эна... наверное, даже никогда и не думала меня прощать». Парень упал лицом в парту в надежде, что сольётся с ней и, возможно, исчезнет из этого мира навсегда прямо сейчас. — Мизуки? Что с тобой? — лучший друг, который до этого шёл мимо, вдруг остановился у окна. — Руи, уйди пожалуйста, — слабый шепот всё же дошёл до ушей подростка. — Я... не хочу сейчас ни с кем говорить. Прости... Удивлённо моргнув, режиссёр тут же почувствовал что-то неладное. Тем не менее, его друг был прав: сейчас явно не самое лучшее время для разговоров. Акияма выглядел хуже непохороненного трупа — даже не мог что-либо сказать нормальным, весёлым и жизнерадостным голосом. Подросток ещё какое-то время постоял у класса первогодок, но после, скрепя сердце, всё же решил послушаться. — Хорошо, я оставлю тебя в покое, — выдохнул он, слабо улыбнувшись. — Но, если что, ты всегда можешь поговорить со мной. — ...мгм. Когда Камиширо ушёл, розоволосому уже не хотелось ничего, кроме как спрятаться в сэкае. Но там, скорее всего, в это время сейчас была Канаде. Да и обсуждать такую проблему с совсем не эмпатичными вокалоидами будет слегка проблематично. Ну и совсем немного... Акияма надеялся, что это всё было лишь обычным недопониманием, которое вскоре разрешится. Именно поэтому пока что он совсем-совсем не горел желанием жаловаться на свою девушку остальным людям. Может быть, он просто сделал какие-то ложные и крайне поспешные выводы. *** На пути домой Акито еле сдерживал свою улыбку. Губы дрожали, но он не позволял себе ударить в грязь лицом, поэтому стойко сохранял абсолютно равнодушное выражение лица. Его можно было вычислить лишь по взгляду, которым он одаривал своё запястье — для окружающих это, наверное, покажется признаком сумасшествия. Но, на деле, парень просто видел, как из-под рукава школьного пиджака выглядывала цепочка браслета. И, глядя даже на такую мелкую деталь, он не мог не вспоминать Цукасу. А стоило вспомнить, как сразу подкашивались ноги, а мозг шестнадцатилетнего юноши становился мозгом двенадцатилетней девочки. Любовь — крайне страшно, но ничего против неё поделать он не мог. Шинономе был, возможно, слишком сильно увлечён разглядыванием золотой цепочки, что даже не обратил внимание, когда прошёл мимо самой надоедливой девушки в его жизни. Громкое «кхм-кхм» кое-как вытащило его из транса. Боязливо дрогнув, подросток тут же сунул обе руки в карман, где нащупал телефон. После оглянулся и... поняв, кого увидел, вмиг скривил лицо. Ну, в его оправдание, эта особа тоже была не особо рада его видеть. — Я вроде уже говорил с тобой несколько раз, — практически рыкнул рыжеволосый, даже не желая использовать никаких вежливых обращений. Ибо ни капли уважения к девушке он не имел. Всё потому что этой девушкой была Химари. — Да, но я хотела поговорить с тобой ещё раз. Наедине, если не возражаешь, — формулировка и уж тем более сама просьба сразу ему не понравились. Тем не менее, причин бояться её не было. Всё-таки её жертвой был совсем не он. Да и к тому же, что вообще сделает эта девчонка против достаточно сильного парня? Шинономе скривился ещё сильнее, но возражать не стал. Не хотелось бы, чтобы кто-то из уходящих из школы учеников увидел их вместе, так что пришлось согласиться. Пожав плечами, рыжеволосый указал вперёд. Словно тем намекал: «ладно уж, пошли, хоть послушаю, что тебе от меня надо». — ...в общем, Шинономе-кун, — неудобную паузу, которая затянулась между ними, когда они отходили от школы на приличное расстояние, всё-таки нужно было как-то приостановить. — Я хотела бы узнать, что с тобой не так. — Х... ха-а? Он уставился на неё так, словно она сказала: «я уезжаю в Бразилию прямо через час» или что-то вроде того. Поняв, что фраза прозвучала максимально странно, старшая ученица извинилась и поспешила добавить: — Просто, ну, ты так стремишься отгородить меня от Цукасы-куна... в чём твоя проблема? Что с тобой не так? — ...это со мной-то что не так? — хмыкнул в ответ юноша, уже чувствуя, как начинают скрипеть его зубы. — По-моему со мной всё вполне в порядке. В отличие от тебя и того, что ты сделала. — «Того, что я сделала»? Не говори так, словно я делала что-то плохое. Акито закатил глаза — ну конечно, чего ещё он ожидал. Эта девчонка не признаёт себя виноватой, даже если ей ткнуть доказательствами в лицо. И всё же... как бы противно и тяжело ни было с ней разговаривать, парень всё равно продолжал вести с ней этот диалог. Потому что уже прекрасно знал, что сделает дальше. Хмыкнув, подросток продолжил с ней спорить до тех пор, пока буквально не вывел на признание: — Я всего-то лишь хотела поцеловать Цукасу-куну! Знаешь, чтобы доказать свою огромную любовь к нему!! — Но ты делала это против его согласия, не так ли? — рыжеволосый сощурил глаза, чтобы проследить за реакцией. Однако ничего не получил — ни единого изменения. — Хмпф! Не знаю, может, он просто был не в настроении в тот день, — Химари обиженно нахмурилась практически в тот же миг. Кажется, она совсем — даже на минуту — не задумывалась о том, что поступила неправильно. — И в другие тоже. Что бы я ни делала, Цукаса-кун всегда пытается сбежать от меня... — и вдруг её осенило. Взгляд от просто раздражённого постепенно стал становиться злым. — Ты в этом виноват, не так ли? Ты настраиваешь Цукасу-куна против меня? — Настраиваю, хах... а мне кажется, что ты прекрасно справляешься с этим сама. Ты что-то там сказала про «другие дни». Козакура заметно замялась. Однако же, на удивление юноши, ей хватило смелости (и глупости) продолжать сознаваться во всех своих поступках: — Ну, я люблю Цукасу-куна, поэтому просто обязана была как-то ему это доказать! Поцелуи его не брали, сам понимаешь, — она принялась объяснять это так беззаботно, что лицо рыжеволосого только и успевало, что вытягиваться и от раздражения, и одновременно от настоящего гнева. Честно, он был против насилия. Да и мама всегда учила не причинять боль девочкам. Тем не менее, именно в этот момент ему хотелось со всей силы ударить сэнпая по голове, чтобы хоть немного поставить её мозги на место... хотя, вряд ли такой, как она, это поможет. — Я пробовала всё: прикосновения, объятия, кабедон как в романтических аниме, даже расписывала ему как– — ...я понял. Остановись, пожалуйста, — в конце концов, Акито просто не смог удержать своё отвращение. — Но он всё равно вечно отворачивал свой нос от меня! Даже когда его одноклассницы дали мне его номер телефона, он просто заблокировал меня!! Хотя я отправила ему всего-то три сообщения. «Ты сделала что? — ещё немного и, кажется, у Шинономе просто-напросто закружится голова. Чем больше он узнавал, тем хуже ситуация становилась. — Да почему Цукаса-сэнпай вообще о таком молчал? И что, если бы я не спрашивал, не наседал, это всё бы продолжалось? — внезапный прилив гнева оказался настолько сильным, что он прокусил губу до крови. Парень заметно дрогнул, но Козакура внимания не обратила. Её больше беспокоили её личные переживания. — Держи себя в руках, Акито, сдерживай себя... ты не ударишь девочку, ты не ударишь девочку, ты не ударишь–». Кое-как подросток всё же смог выдохнуть. И на этом решил, что с него достаточно. Наконец, когда Химари закончила свою речь, он решил, что пришло уже время раскрыть все карты. — И снято, — протянул он, вдруг зло ухмыльнувшись. Девушка, ничего не поняв, повернула голову, однако тут же пожалела. — Теперь твой маленький секретик больше не такой уж и секретик, да? Шок Козакуры нельзя было передать. Пару секунд она просто глупо смотрела на телефон в руках кохая, пытаясь понять, не спит ли она. Но всё казалось реальным — особенно запись, которую парень остановил прямо на её глазах. Как только до девушки стал доходить весь ужас ситуации, злорадная ухмылка на лице рыжеволосого стала лишь шире. — Ты... т-ты... — Записал всё, что ты говорила? Ага, именно это и сделал, — покивав, хихикнул он. — Скажи спасибо, что не в прямом эфире, как это любят делать многие люди. — Ты... ты сделал это специально! Заставил меня говорить! — Химари, явно ещё не отойдя от шока, повысила на него голос сильнее обычного. — Я? «Заставил»? Нет, ты что-то путаешь. Ты всё говорила сама. Оскалившись от ярости, девушка попыталась вырвать чужой телефон из рук, однако Акито предвидел это. Он ловко отскочил в сторону и, быстро что-то нажав в телефоне, ухмыльнулся ещё сильнее. Чтобы сэнпай не посмела напасть вновь, подросток быстро решил остудить её пыл одним крайне действенным способом: — Даже если сломаешь мой телефон, самой себе же сделаешь хуже. Запись я уже отправил Цукасе-сэнпаю, — шока в глазах Козакуры лишь прибавилось. — Что? Э?! Зачем ты...?! Но ведь он– — Цукаса-сэнпай сейчас всё равно в комитете, так что смотреть сообщение не будет. Однако в случае чего запись будет у него, — это заставило девушку не то, чтобы остыть, а сразу потерять любое желание сражаться с собственным же кохаем. Пожав плечами вновь, Акито беззаботно убрал телефон обратно в карман. — Теперь у меня есть то, что точно докажет твою виновность. Были и другие вещи для шантажа, но сегодня я, видимо, словил джекпот — ты сама решила во всём признаться. Внезапно её шок сменился недоумением. Подняв взгляд с асфальта, она прямо-таки уставилась на Шинономе, ведь совсем не поняла фразу о «других вещах для шантажа». Рыжеволосый молчал, пока не понял: «твою же, проболтался... ну и ладно, ей невредно это знать, чтобы жизнь мёдом не казалась». — Имею в виду твои письма и подарки, что ты оставляла у Цукасы-сэнпая в шкафчике. Они все у меня. — Но как ты... а что тебе нужно было в шкафчике Цукасы-куна? — и вновь она пыталась выставить виноватым кохая, но никак не себя. Поистине удивительная особа. Акито решил проигнорировать её. У него не было сил и желания объясниться перед человеком, который совсем его не слушал и не слышал. Закатив глаза, он как ни в чём не бывало продолжил: — Я просто был поражён, как тебе хватило нервов писать некоторые вещи в тех письмах. Ты словно просишь меня рассказать об этой ситуации, — последнее заставило Химари испуганно дрогнуть. Очевидно, она не понимала, что это ложь. На самом деле у рыжеволосого не было никакого желания ставить своего любимого сэнпая в столь неловкое положение. Конечно, стесняться тут было нечего, ведь жертва никогда не виновата. Однако Шинономе слишком хорошо знал этого блондина. И потому догадывался, что тот будет испытывать немалый дискомфорт, если вся ситуация станет известна всем. Тенму пожалеют — в этом не было сомнений. Но он не нуждался в жалости, поэтому кохай делал всё в своих силах, чтобы его нынешние угрозы не стали реальностью. Нельзя было дать этому всему выйти из-под контроля. — Знаешь, в нашей стране ненавидят домогательства. Это очень порицается, но ты всё равно решилась на такое... — не найдя никакого ответа, девушка снова опустила взгляд вниз. — Кстати, не по теме, но... я слышал, тебя многие считают примером для подражания. Мне даже интересно, как они потом станут относиться к этому «примеру», когда обо всём узнают. Как бы ни было страшно этого признавать, Козакура прекрасно осознавала, о чём подросток сейчас пытался ей намекнуть. Если об этом узнают все, то над ней просто-напросто начнут издеваться. — Ты бы не хотела, чтобы и кохаи, и одноклассники, и сэнпаи узнали, какой ты на самом деле человек, да? Ты ведь не отстала от Цукасы-сэнпая даже после чёткого отказа, — и вновь, Шинономе был бесповоротно прав. Даже не получалось как-то запротестовать. Правда горчила до такой степени, что девушка еле сдерживала себя от слёз. — Слушай, а что если я расскажу обо всём учителям?.. Да уж, ты больше не будешь примерной и милой девочкой для них. — Я... я... Репутация, к сожалению, была крайне важна Химари. Она жила за счёт неё: могла находиться в хорошем расположении как учеников, так и учителей. Более того, родители гордились ею, хвалили и иногда дарили подарки за такое прилежное и хорошее поведение. У Акито же... в данный момент у него на руках имелось всё необходимое, чтобы за секунды разрушить этот маленький рай. Осознание кружило голову и одновременно лишало способности дышать. — ...чего ты... от меня хочешь? — словно сдаваясь, кое-как прошептала она. — Я уже говорил об этом несколько раз, но, если ты такая тупая, Козакура-сэнпай, могу повторить, — голос кохая был подобен злобному рыку, что заставляло девушка продолжать вздрагивать всё чаще. Как же было неприятно впервые попасться на чём-то плохом и быть отчитанной, когда всю жизнь её только и делали, что хвалили... — Оставь Цукасу-сэнпая в покое. В твоих же собственных интересах лучше уже понять, что «твоим» он не будет. — Гх... Несомненно, Химари было грустно. Или, скорее, обидно. До такой степени, что по щекам всё же побежали злые слёзы. Акито, правда, им значения не придал. Даже не стал жалеть девушку, ибо его терпение давно было на пределе — он еле сдерживал себя от того, чтобы не стукнуть её учебником по лбу, о каком сочувствии вообще могла идти речь? Козакура была в тяжёлом положении. Словно мышь, загнанная котом в угол. Единственный способ выйти из воды сухой — согласиться на любые условия, которые ей предлагали. — Ну-у? — протянул юноша, вытаскивая сэнпая из долгих размышлений. — Что решила? Рискнёшь своей репутацией хорошего человека перед всей школой? Или, может, даже семьёй? Внезапно девушка дёрнулась так, словно её ударили электрошокером. «Если мама и папа узнают... о нет-нет-нет, они будут так злы! — в ужасе подумала она, уже во всех красках представляя возможные нотации, поучения и, естественно, слова о том, как их прилежная и хорошая доченька вот так испортилась. — А в школе... в школе будет лишь хуже! — пусть и сквозь пелену злых слёз, Химари всё-таки взглянула в глаза кохаю. — Это всё он виноват! Так и знала, что с ним что-то просто... не так! Он делает это специально. Я не знаю зачем, но никто не зайдёт так далеко без какой-то причины... да что с ним не так, в самом-то деле?!». — Козакура-сэнпай, я не слышу ответа. — Хорошо-хорошо-хорошо, поняла! — наконец выкрикнула Козакура. — Только не говори никому! П-пожалуйста... Наконец, за весь этот долгий разговор, Акито мог спокойно выдохнуть. Он справился. было тяжело, но игра стоила свеч — возможно, хотя бы после этого эта девчонка навсегда оставит Цукасу. Далее спорить она не планировала. Поэтому, уже собираясь разворачиваться и уходить, рыжеволосый всё же удалил сообщения в переписке с сэнпаем. Сама запись на телефоне пусть похранится ещё какое-то время, но вот Тенме этого очевидно слышать не нужно было. Последовал громкий всхлип, а после уже притихший девичий голос: — Зачем ты делаешь это всё для Цукасы-куна? Он попросил тебя?.. — ...не-а. Сэнпай бы в жизни не посмел, — хмыкнул рыжеволосый. Отчего-то он не мог не наслаждаться тем, что справедливость восторжествовала. Причём так секретно, что блондину даже не пришлось в лишний раз волноваться и переживать. — Я всё это делаю, чтобы поставить тебя на твоё место. Надеюсь, ты сможешь понять. — Н-но... почему? Какой у тебя вообще мотив? — ах, до неё и вправду очень тяжело доходило. Пару секунд Акито думал, что бы ей такого ответить, чтобы она не кинулась на него подобно злой кошке. Он хорошо обдумал свой ответ и, как только решил его произнести, сделал свой голос максимально серьёзным. До такой степени, что казалось, словно ещё чуть-чуть — и он начнёт шипеть: — Давай просто скажем, что я ненавижу, когда кто-то причиняет боль людям, которых я люблю. — Э? Чт... Химари была удивлена так сильно, что даже не смогла начать спрашивать что-либо ещё. Да даже если и бы смогла, кохай не хотел больше её выслушивать. Он добился своего, значит смысла оставаться здесь не было. И пока он уходил, девушка всё думала и думала: «Люди, которых он... любит? И что это вообще должно значить? — с губ вдруг сорвался рваный выдох, а по щекам скатилась вниз ещё одна слеза. — Но это значит, что... Цукаса-кун никогда не будет со мной». Со всей злости Козакура ударила ногой по асфальту, но толку от этого было мало — это не поможет ей добиться желаемого, как бы сильного она того ни хотела. Она продолжила плакать, ведь с одной стороны понимала, что сейчас ей было это необходимо. Возможно, это поможет выпустить наружу все негативные эмоции и отпустить Тенму хотя бы чуть-чуть... иначе один рыжеволосый кохай обязательно создаст ей целую гору проблем на голову. *** Всё никак не в состоянии успокоиться, Эна наворачивала по гостиной то назад, то вперёд. Не так она хотела провести этот вечер, но, видимо, жизнь не на её стороне. Сколько бы они ни пыталась объясниться или вообще уточнить, что случилось, девушка не получала никакого ответа вплоть до вечера. Наконец, когда Канаде уточнила, готовы ли все сегодня собраться за обсуждением новой песни, Мизуки подал какие-то признаки жизни. И извинился, что, скорее всего, общаться по видеозвонку сегодня не будет. Что касалось старшей Шинономе... ну, ей тоже было явно не до этого. Когда Акияма прислал — без каких-либо объяснений или вопросов — ей то самое письмо, то художница на миг отключилась от реальности. Почерк был почти как две капли воды схож с её собственным. Однако же она не могла такого написать, даже если бы была лунатиком. Она уже хотела вновь начать извиняться и говорить, что понятия не имеет, откуда это письмо взялось, как вдруг перечитала вновь и заметила одну небольшую деталь. «Со» Эна так не писала. Брат часто жаловался, что она выводила именно этот иероглиф как-то странно и– И тут её осенило. — Акито... — прошептала она, прямо-таки ощущая, как её глаза распахнулись от шока. — А-ки-то. Наверное, это хорошо, что младшего брата ещё не было дома. Ведь иначе девушка бы просто уничтожила его на месте. И отца заодно, если бы он посмел попасться на глаза. Говоря о Шинее, его привычка вламываться в чужие комнаты без разрешения и стука крайне порицалась практически всеми, даже его женой. Тем не менее, сейчас Эна без зазрения совести поступила так же, как её папа: с грохотом открыла дверь в комнату Акито и прошла внутрь. Рыться в чужих вещах было не в её стиле, но сейчас всё являлось нужным для её собственного расследования. Спустя минуту хаотичных поисков, девушке всё-таки удалось среди полок обнаружить какие-то короткие записки, больше схожие с черновиками. И вновь её почерк. Только с небольшой особенностью: писала это всё не она. Признания, комплименты, просто бред о том и другом, в который она старалась особо не вчитываться. Всё, что её волновало — это один-единственный иероглиф. Тот самый, который брат всегда писал не так, как она. Почему-то просто не мог повторить за ней. Бегая карими глазами по бумажкам и запискам, Шинономе вскоре убедилась, что её догадка оказалась чистой правдой. А когда среди учебников нашла свои же собственные тетради, которые ещё давным-давно одолжила и благополучно забыла, ведь завела новые... не выдержала и со злостью ударила кулаком по столу. — Так и поняла, что Акито во всём виноват!! Аргх, пусть хоть ещё раз у меня что-то попросит! — гневно говорила она в повышенном тоне, пока сама быстро убирала все черновики обратно. Когда с этим было покончено, Эна вышла из комнаты, но закрыть её не удосужилась. — Уму непостижимо! А я-то думала, зачем ему мои тетради были нужны... а он меня подставить решил?! Или– Вдруг возмущение сменилось негодованием. На краткий миг девушка зависла, словно компьютерная программа. «Стоп, а ведь правда... зачем ему это надо? — продолжая уже мысленно, изумилась она. — Мизуки что-то говорил про Цукасу... Цукасу Тенму, скорее всего, — выдохнув, художница плюхнулась на диван в гостиной и принялась лучше думать над этим. — Насколько я помню, это тот самый блондин... да-да, точно! Тот самый Тенма, лидер Wonderlands × Showtime и сэнпай моего брата, — хорошо, что ж, это она прояснила. Однако в голове всё ещё оставался огромный ворох вопросов. — Акито писал ему любовные признания... значит, влюбился. Ладно. Ладно, не осуждаю. Но зачем... зачем надо было использовать мой почерк?! У этого идиота совсем мозг не работает, что ли? А если бы Айри увидела? Или ещё кто-то... — и тут же Шинономе опустила взгляд вниз. — А-а, точно. Мизуки увидел... гх-х, и всё совсем-совсем не так понял! Боже, ну за что мне достался такой брат?». Пытаясь словно втереть руки в собственное усталое лицо, девушка старалась скорее опомниться от шока и гнева. Это, наверное, худшая ситуация из всех возможных, потому что ей теперь даже никто не поверит. Почерк-то было практически не отличить от её собственного. Один лишь иероглиф вряд ли что-то докажет Мизуки — может, он и вовсе внимания не обратит. Думая о том, как же она расстроила своего парня, так ещё и в канун дня святого Валентина, Шинономе еле сдерживалась от раздражённого рыка. Причём, она даже не была виновата во всём этом. Это младший брат конкретно так её подставил... «А я-то думала, что буду весь вечер спокойно делать конфеты для Мизуки, — с досадой подумала она. — Ещё вчера закупилась всем, что нужно, а тут... аргх, когда-нибудь я точно убью Акито». Нога Эны непроизвольно дёргалась, а вот лицо было пугающе спокойным. Хотя, наверное, больше серьёзным. Девушка сидела и всё никак не могла придумать, как ей теперь выкручиваться из ситуации. Естественно, только при помощи брата, но как... более того, хотелось бы узнать полную картину произошедшего. И почему этому индивидууму вообще пришло в голову писать любовные признания, используя почерк сестры, а не свой собственный. Раздумья художницы прервал поворот ключей в замочной скважине, скрип двери и чуть вялое: — Я дома... Вместо того, чтобы сказать «с возвращением» или «где ты шлялся опять?», девушка мигом соскочила с дивана. Топот её ног, быстро идущих к порогу, был настолько оглушительным, что рыжеволосый сразу понял: сейчас ему явно достанется... вот только, за что именно, он ещё пока не знал. Шестое чувство словно уже подсказало ему развернуться и бежать, но сестра — и когда она научилась так быстро ходить? — успела перехватить его за ворот свитера. — Или ты сейчас же мне объясняешь что ты творил всё это время, или я за себя не отвечаю, Акито!! — крик был настолько громким, что его явно услышали на всей улице. — ...х-ха? «Вот и пришёл домой называется...» — подумал юноша, выдыхая.