сколько в моей жизни было этих самолетов,
никогда не угадаешь, где же он не приземлится
я плачу за эти буковки и цифры,
улечу на этом кресле прямо в новости
♫ Земфира — Самолет
Она родилась у моря, и любила море так, как живого человека, искренне веря, что Бог живет в море, а не на небе или в сердце — ведь вся жизнь однажды произошла из воды, и без воды жизнь была бы невозможна. Без моря — тоже. Море дарило покой, баюкало шумом волн, радовало глаз красотой закатов и рассветов, укладывалось у ее ног и принадлежало ей навсегда, теплее и нежнее всех других морей. Море было первым слушателем песен Эсси Давен. Ей было всего пять, когда она играла на берегу, собирая диковинные ракушки, чтобы потом нанизать их на нить и сделать ожерелье, и вдруг, охваченная вдохновением, запела песню, услышанную по телевизору. Море слушало и словно аккомпанировало звонкому и чистому голосу девочки — и одобряло ее. И гордилось ею. Всегда гордилось. Эсси росла. Ее родители хотели, чтобы она занялась чем-то посерьезнее музыки, и у Эсси были таланты в иных областях — она в совершенстве знала три иностранных языка и превосходно разбиралась в математике, она могла построить карьеру в любой сфере, тем более, что отец имел возможность оплатить ее обучение в колледже, но ее тянуло к музыке и ни к чему больше. Песни, которые сочиняла Эсси, поначалу были наивными — но кто в пятнадцать лет не наивен? Она сама аккомпанировала себе на гитаре, писала не только стихи, но и музыку; кто научил ее играть, Эсси не знала. Гитару ей подарили родители на тринадцатый день рождения, поддавшись просьбам дочери об инструменте, к гитаре прилагался самоучитель, но самоучитель лежал на полке нетронутым, совсем не потрепанным, как многие другие ее книги, более любимые и востребованные. Когда Эсси закончила школу, ее песни стали намного глубже и интереснее. Она пела о любви, о жизни, о радости и светлой печали — у нее не было грустных песен. Эсси не любила грустные песни — и так их было много, и жизнь была чаще печальной, чем веселой — к сожалению. Поэтому все песни Эсси были полны надежды на лучшее, а если в них была печаль, то обязательно светлая. Она сочинила очень много песен. Поступать учиться Эсси не хотела ни на один предлагаемый родителями факультет. Ей не было интересно становиться финансистом или лингвистом — Эсси любила деньги, любила изучать языки, но посвящать жизнь была намерена только музыке. Учила языки она тоже в первую очередь для того, чтобы иметь возможность легко петь на них.***
— Я уезжаю, — сказала Эсси морю. Она стояла босиком, скинув туфли и зарывшись пальцами в теплый песок. С морем иначе не поговоришь — иначе оно не услышит. Сейчас оно слышало — летнее, вечернее, недавно поглотившее солнце и отражающее жемчужинки звезд. — Я буду певицей, — продолжила Эсси. — Обязательно буду. Я спою всем те песни, что пела тебе. Я стану знаменитой, а потом вернусь. Море вздохнуло, словно прощаясь с ней. Волна прибоя покатилась к ее ногам, и в песке что-то блеснуло. Наклонившись, Эсси подняла красивую фигурную ракушку — подарок от моря на память. — Спасибо, — сказала Эсси. Поднесла ракушку к уху — в ней слышался шум волн. — Я буду ее беречь. Свежий соленый бриз нежно коснулся ее лица. Эсси полной грудью вдохнула его и тихо замурлыкала себе под нос. Она чувствовала — это снова происходит, песня сама приходит к ней, песня, подаренная морем, как ракушка. — Я называю запретное слово, я шагаю в волны великого моря, и со звоном рвутся оковы былого, и бессонные чайки послушно вторят кратковременной муке заведомой смерти, бесконечному крику иного рожденья, я иду по волнам в догорающем свете, опасаясь поверить в свое отраженье, — прошептала Эсси, а потом запела, громко, звонко и свободно. Ее сильный голос разносился над волнами — наверное, так в легендах моряков пели сирены. Эту подсказанную морем песню Эсси Давен решила спеть на кастинге шоу талантов — ибо песня родилась не просто так. Она должна была стать знаковой.***
— Ты никуда не поедешь! — бескомпромиссно заявил отец. Эсси вздохнула — наверное, им было поздно с ней спорить. Она уже собрала вещи, оделась и ее ждал самолет, летящий в столицу. Наверное, Эсси была не совсем права, поставив родных в известность только сейчас, но подготавливать их заранее она не хотела — это значило жить в атмосфере скандалов и подвешенном состоянии, что пагубно влияло на ее творчество, да и родителям здоровья не прибавляло. — Я уже еду, — сказала Эсси. — Точнее, лечу. На шоу талантов. Отпустите меня. — Ты с ума сошла, — печально сказала мама. — Даже ничего с нами не обсудила. Ты хоть знаешь, что делаешь? Что это за шоу талантов? — Мы его постоянно по телику смотрим, — ответила Эсси. — Тебе оно нравилось. — Я не об этом, — рассердилась мать. — Я не такая дура, как ты думаешь! Я имею в виду — ты понимаешь, что это сложно? И что тебя могут не взять? И вообще — в шоу-бизнесе все делается через постель! Насчет постели Эсси не имела ничего против. Она выросла девушкой свободных нравов, хотя и не легкого поведения, и ее не смущали беспорядочные половые связи. Хотя не ради чего-то — если спать с кем-то ради чего-то, то это уже проституция. Проституткой Эсси быть не хотела. — Мам, я не буду через постель, — застонала Эсси. — У меня талант. И у меня самолет через час. Ну пожалуйста, отпустите меня! — В комнате бы тебя запереть, — раздраженно сказал отец. — И отлупить хорошенько, хотя мы тебя ни разу даже пальцем не тронули — наверное, зря! — А если вы держите дома звезду? — рассердилась Эсси. — Что, если через пару лет мои диски будут сметать с прилавков в первые часы их выхода? Что, если я стану известной? Действительно известной? — Да таких, как ты, знаешь, сколько? — нахмурился отец. — Вообразила себе черти-что! Сотни провинциальных девчонок едут делать карьеру в шоу-бизнесе, а потом у них наркозависимость, анорексия или они идут торговать собой! Максимум, в чем может тебе повезти — выйдешь замуж за какого-то богатого артиста, и то — он будет тебе изменять, и хорошо, если только изменять, а не поднимать руку! — Я никогда не выйду замуж и ты это знаешь! — вспылила Эсси. — Я не хочу замуж! Я не хочу в колледж! Я хочу петь! Это моя жизнь, как вы не понимаете? — Спой, — вдруг попросила мама, прерывая их с отцом ссору. — Спой, покажи, что у тебя в репертуаре. Ты нам почти ни разу не пела. — Потому что вы не хотели слушать, — буркнула Эсси. — Вы советовали мне не заниматься глупостями… Ладно, — она прикрыла глаза, думая, что может спеть для родителей. Все уже существующие ее песни не подходили, а в голову настойчиво лезла другая, новая… Эсси поймала мелодию и тихо запела, не открывая глаз, сначала больше говоря, чем выпевая, но постепенно переходя на пение. Музыка рождалась вместе со словами — неизвестно, что раньше, так же, как неизвестно, что было первым — курица или яйцо. — Сколько в моей жизни было этих самолетов, никогда не угадаешь, где же он не приземлится… Отец и мать слушали, и лица их менялись с раздраженных на озадаченные и восхищенные. Эсси открыла глаза и увидела, что им нравится. Она была счастлива, что им нравится. Когда Эсси закончила петь, родители переглянулись. Мать пожала плечами. Отец спросил: — Это ты сочинила? Сама? — Ага, — кивнула Эсси. — Только что, — похвасталась она. — Доченька… — выдохнула мама. — Ты правда чудесно поешь! Но можно посоветовать тебе кое-что? Не закрывай глаза. Помнишь, на шоу певцов за это ругали? Смотри в глаза залу. Эсси согласно кивнула, осознав свою ошибку. Отец отошел от двери, давая ей пройти. — Лети, отпущенная птица. На этом кресле, прямо в новости, давай, — повторил он слова из ее песни. — Только звони нам чаще! И пиши! — мама поцеловала Эсси в обе щеки. — На шоу будет нельзя, если ты пройдешь, но при первой же возможности пиши, ладно? — Ладно, — Эсси удобнее перехватила чемодан на колесиках. — Я обязательно спою вам из телика!***
Посредственности, посредственности, посредственности, всюду посредственности. Юлиан Леттенхоф, он же Лютик, в свои тридцать был успешным состоявшимся певцом, знаменитым, богатым и популярным. Он успел пережить два громких скандальных развода, после второго приняв решение, что больше в болото брака влезать не хочет — любить женщин можно и без официального подтверждения, и тогда нет причин возиться с судами и разделом имущества. Детей ему повезло не иметь — хотя Йеннифэр, подруга Лютика (только подруга и ни разу ничего больше, несмотря на ее красоту и сексуальность) считала иначе — на протяжении многих лет она старалась излечиться от бесплодия, но тщетно — не помогало даже ЭКО. Йен была той причиной, по которой Лютик согласился второй раз быть среди тренеров в шоу талантов, вначале отбирая юных певцов и певиц, а затем работая с ними и доводя до победы — или поражения, как повезет, ибо многое зависело от зрителей и их благосклонности — на самом деле после отбора все зависело от их голосов. Лютик не был учителем. Он не умел преподавать — для этого тоже нужен талант. В прошлый раз команда Лютика с треском проиграла — они делили группы на парней, девушек, группы и людей среднего возраста, и Лютику достались парни, которые вылетели из шоу первыми. Это была не только его вина, но он работал с постановкой их номеров и учил их петь — так что хреновым из Лютика вышел наставник. Опыт работы в музыкальном шоу ему не понравился, но Йен настаивала, чтобы Лютик попробовал еще раз, и просто так он бы не послушался, еще чего, но его угораздило проиграть Йеннифэр в казино, и та поставила условие: либо он платит ей всю сумму проигрыша (огромную, даже в разводах у него столько не отсуживали), либо он участвует в конкурсе снова. Зачем Йен среди коллег был нужен Лютик, можно было понять — из-за его популярности у женской аудитории, которая усилилась после развода, он приковывал внимание к шоу, к созданию которого Йеннифэр однажды приложила много усилий. На отборочных выступлениях Лютик отчаянно скучал — что в первый раз, что во второй. Сплошные посредственности: кто-то пел лучше, кто-то хуже, кто-то — совсем ужасно, но никто не был по-настоящему хорош, чтобы зацепить его. Все — не такие, серые, скучные, академически точные или фальшивящие. — Скука смертная, — пожаловался Лютик Геральту. — Да ладно тебе, — примирительно сказал его друг, звезда рок’н’ролла, любимец женщин и давний любовник (но не муж) Йеннифэр. — Нормальные ребята. Не все, конечно, но… — Вот именно — нормальные! — Лютик качнулся в кресле. — Мне не нужны нормальные! Мне нужен кто-то необычный! Особенный! Голубая жемчужина среди камней! — И именно девушка? — проницательно усмехнулась Трисс. — Нет, почему же… Было бы неплохо, если бы девушка, но красивый голос может быть и у парня, — серьезно сказал Лютик. — И важен не только голос. Манера! Поведение! Стиль! Все это создает певца! А они… выучили ноты, выучили песню, и все. Никакой души, никакой изюминки, никакого вдохновения… Механика. — На то мы и нужны, — напомнила Йен. — Мы будем учить их и тренировать. — Учить тоже можно разных, — парировал Лютик. — Талант — это талант, у тех, кого мы взяли за эти дни, он есть, но я хочу увидеть человека с даром… Нет, не так — с Даром! — он взмахнул рукой, демонстрируя значимость последнего слова. — Реклама заканчивается, — предупредил Геральт. — Приготовьтесь. На сцену вышла следующая девушка, и Лютик замер — она была удивительно прекрасной. Юная, хрупкая, миниатюрная, золотоволосая, с глазами такими ярко-голубыми, что сравнение «как звезды» подходило к ним идеально, не будучи заезженной банальной метафорой, столь часто встречающейся у поэтов. Челка падала на лицо девушки так, что полностью скрывала один ее глаз. Она держала в руках гитару. — Как вас зовут? — дрогнувшим голосом спросил Лютик. Была не его очередь приветствовать, но он об этом забыл. — Эсси Давен, — сказала девушка. — Вам ведь уже есть восемнадцать? — улыбнулся Лютик. — Ровно месяц назад исполнилось, — серьезно кивнула Эсси. — И что же вы хотите от нашего шоу? — Лютик с интересом ждал ее ответа. Обычно участники говорили, что хотят проверить себя, показать себя, получить ценный опыт… Банальность и фальшь. Хотели они не этого. Не только этого. — Победить и стать звездой, — сказала Эсси очень уверенно, будто это подразумевалось само собой. — Смелое заявление, — одобрил Лютик. — Что же вы нам споете? — Свою песню, — вновь удивила его Эсси. — Авторскую. Я менестрель. — Ух ты, — восхитился Лютик. — Как интересно! Пойте! Фонограмму для нее не включали — только усилители звука. Эсси коснулась гитарных струн так нежно, как девушки касаются лиц любимых мужчин, и заиграла. А потом — запела, и Лютик потерял дар речи, забыл обо всем, жадно вслушиваясь в каждую ноту. У песни был, кроме всего прочего, глубокий смысл — не просто набор слов, как часто бывает. Эсси пела, не опуская и не закрывая глаз, держала зрительный контакт с залом и выражение ее лица отражало эмоции, необходимые в песне. Вдобавок ко всему она получала удовольствие, и это тоже было прекрасно. Все в ней было прекрасно. Голубая жемчужина. Лютик ее нашел. Когда Эсси закончила петь, пару мгновений в зале висела тишина, а потом он взорвался овацией. Эсси раскланялась, весело улыбаясь. Ее улыбка была очаровательной. Подошло время оценок жюри. Четыре «да» — и человек проходит дальше. Три «да» — тоже проходит. Два «да» и два «нет» — голосование передают зрителям. Одно «да» и четыре «нет» — провал. Лютик напрягся, следя за Йен, которой принадлежало первое слово — она имела обыкновение придираться к таким молодым певцам, как Эсси. — О чем поется в вашей песне? — спросила она. — Я знаю, вы сочинили ее сами. Но что вы хотели сказать? — Это песня о возрождении к новой жизни. И о бессмертии, но не физическом, а бессмертии души. Героиня песни надеется обрести покой, вернуться домой, перестать бродить по пыльным дорогам и чужим городам, согреться у живого огня — и она возвращается к морю, но не помнит своего имени и не может поверить, что она — это она, та, которая ушла. Она почти потеряла себя, но не совсем… и она уйдет снова, когда наступит новый день, — рассказала Эсси, и ее рассказ был не менее завораживающим, чем музыка и пение. Йен кивнула, улыбаясь краешками губ. — Хорошо… Я говорю вам «да». Очередь перешла к Геральту. Обычно он был немногословен: да — да, нет — нет. Редко он говорил больше — не был склонен к красноречию. — Я думал, что «соловьиный» голос — это метафора, — произнес Геральт. — Я думал, что менестрели существуют лишь на страницах фентези-книг. Я думал, что меня уже ничем нельзя удивить. Я думал, что смогу восхищаться только старыми рок-балладами. Вы доказали мне, что я ошибался. Я говорю вам «да». Ого, подумал Лютик, ничего себе, как он разговорился. Следующей была Трисс. — Дорогая, вы, случайно, не эльф? — лукаво спросила она. — А то вы хорошенькая, как эльф, и поете так же прекрасно… Конечно же, я говорю «да». Теперь должен был высказаться Лютик… и понял, что не знает, что сказать. Совсем не знает. Потерянный дар речи еще не вернулся; все его восхищение было невозможно передать словами. Всегда самый болтливый из жюри, не сводя глаз с Эсси, он только и смог, что выдохнуть короткое: — Да! Сияя улыбкой, Эсси снова раскланялась под аплодисменты, и грациозной походкой ушла со сцены туда, куда полагалось идти прошедшим отбор. Хлопая, Лютик шепнул Геральту: — Вот она! Вот моя голубая жемчужина!