жертва апреля

Ненависть к апрелю может быть врождённой в том случае, если ты родился в этом холодном месяце, если из года в год именно в злополучном четвёртом месяце с тобой происходили плохие вещи. Да. Может. Пусть все вокруг и твердили, что подобная неприязнь глупа, но Банда так не думал. Помнится, в апреле его отец впервые попробовал алкоголь и больше не смог остановиться. Помнится, в апреле его мать залезла в петлю, а в ушах застыл стук табурета о пол. Помнится, в апреле были похороны его кота. Помнится, в апреле он влюбился, как на тот момент казалось. Помнится, в этом же апреле он открылся. Помнится, в этом же апреле, возвращаясь домой, он обнаружил свою девушку в объятиях другого. Воспоминания так ярки. Банда до сих пор часто вспоминал холодный апрельский день, с которого всё и началось. День его первого убийства. Девушка, Риса, с которой три дня назад они условились о начале отношений, сейчас стояла у входной подъездной двери, обнимая незнакомого для Сунато парня. Внутри начинал разгораться небольшой огонёк ненависти, позже переросший в настоящий пожар. Это неприятно. Чертовски неприятно было видеть своего человека, сейчас так беспечно находящегося в чужих руках, при том что… При том что к Банде Риса до сих пор относилась с осторожностью, забирая руку всякий раз, когда рука парня приближалась к ней. – Не помешаю? – нервная улыбка дрогнула на лице Сунато, когда он подошёл к тем, кого сравнил бы сейчас со спичкой, являясь при этом спичечным коробком. – О! Сунато, – её глаза забегали. Заметно забегали. – Сунато? Тот самый сосед? – по лицу мужчины мало что можно было прочесть, а вот по его словам… – Слушай, приятель, – его пальцы мгновенно сплелись вокруг воротника рубашки Банды, – отстань от неё, ясно тебе? Хватит приставать. – Приставать? Он опешил. Разрывающее чувство в грудной клетке смешалось с чувством тревоги от необоснованных обвинений незнакомца. – По-хорошему тебе говорю. Ещё раз увижу рядом с Макото – разговор будет другим. Сунато молча посмотрел на скрывающую свой взгляд Рису, кивнул мужчине и так же молча зашёл в подъезд. Приятного мало. Завтра, в день цветения сакуры, он хотел позвать свою девушку на свидание, которое бы завершилось поцелуем, а, может, и чем-то другим. Теперь же? Он брёл домой весьма раздосадованным. Он вышел из зоны собственного комфорта, перешагнул через себя, чтобы в итоге получить плевок в лицо от объекта симпатии и какого-то хмыря. Банка саке в холодильнике была весьма кстати. Сунато очень быстро опустошил её. Сунато был смешон. Решил забыть не успевший начаться роман в бутылке спиртного. Как отец. Он не помнил сколько времени прошло, но помнил стук в дверь, который не был чем-то привычным. Банда моментально подорвался с места и поспешил узнать, что ещё решил принести ему этот день. Точнее, кого?.. За дверью стояла всё та же Риса, что и внизу. Та же Риса, зажимавшаяся с каким-то мудаком минутами ранее. Он открыл дверь, не проронив ни слова, а вот она? Кажется, из её уст сыпались оправдания, вот только Сунато уже не слышал. Шёл на кухню заварить чай или опустошить очередную бутылку саке. – Мне правда жаль. То, что произошло внизу… Мы можем поговорить об этом? Могли бы. Не будь Сунато вусмерть пьян после пятой бутылки саке. Дальше в памяти пылали лишь обрывки. Обрывки того, как вместо чайника рука коснулась подставки для ножей. Обрывки того, как длинные пальцы скользили по ручки его любимого ножа, заточенного буквально на днях. Обрывки того, как остриё этого ножа дважды прошлось по линии горла, еле задев выбеленную кожу. А дальше пустота, провал до самого утра. Сунато проснулся с первыми лучами солнца и первое, что он увидел, – это умирающее тело. Нож торчал из чужого тела, по его ручке всё ещё стекала кровь. Банда ничего не чувствовал. Ничего. Хотя ещё вечером вчерашнего дня был готов поклясться всем, что имел [квартирой и небольшой заначкой], поставив на противоположную чашу весов свои чувства к надоевшей сейчас соседке, в обратном. Его эмоции так резко перескочили с безукоризненного обожания к восхищению её стонами. Предсмертными стонами, которые подобно тем же обрывкам воспоминаний начинали всплывать в заболевающей голове. Отчего-то зрелище загибающегося тела прельщало Сунато больше, чем вид губ Рисы или её оголённые участки тела, бросающиеся в глаза при их мимолётных встречах. Наслаждение. Именно это испытывал Банда, наблюдая за тем, как юное тело извивалось под ним, цеплялось за попытку выжить. Наблюдая за тем, как нож проникал всё глубже под рёбра. Наблюдая за тем, как Риса издала свой последний вздох, как только солнечный луч коснулся её лица. Наслаждение. Следующее за ним осознание. Нагнетающий страх за свою жизнь. Неизбежное принятие новой личности. Всё это привело Банду к местному порту, где он тогда и оставил тело. На этом он должен был остановиться. Остатки разума шептали ему это, просили прекратить. Но на вечер следующего дня, к обеду через день после первого убийства и к вечеру этого же дня руки Сунато вновь были в крови. В крови женщин. Лицемерных женщин, стирающих свою личность ради одобрения общества. Они никогда не обращали на него своё внимание, а вот он… Что же. Избавление от трёх тел он обдумывал дольше, нежели это было с телом Рисы. И это было ошибкой. На третий день после первого убийства в газетах затрубили о возможном серийном убийце женщин региона Канто. Что же. Банда помнил, как ноги вновь привели его в порт, где никому ненужное тело продолжало лежать и гнить. Прошло два дня, Сунато убил ещё трёх девушек, поддавшись мимолётному порыву и необоснованной жажде, а никто так и не заметил лишний объект среди контейнеров и прогнивших суден. Никто не заметил его первую жертву. В газетах уже успели обозвать его серийником, а никто так и не пришёл к нулевому телу. К его отправной точке. То, что сделало этот апрель худшим, произошло здесь, в порту. Внутри Банды поселилось сомнение и странное желание помочь Рисе Макото обрести покой в токийской земле. В руках оказался телефон, а номер экстренной службы был тут же набран. Скорее всего, стоило уйти. Да. Определённо стоило уйти, но он остался. Скрылся на ржавом судне и наблюдал. Наблюдал за тем, как команда криминалистов подоспела в очень короткий промежуток времени. Наблюдал за тем, как бесполезные блюстители порядка разводили руками и кричали проклятия, надеясь, что со временем серийный убийца успокоится и всё прекратится. Наблюдал за тем, как криминалистка, позже оказавшаяся судмедэкспертом, обернулась и заметила выглядывающего Сунато. Наблюдал за собственным арестом. В конечном итоге Анн Ризуна была той, кто вышел на еле заметный след серийного убийцы, Банды Сунато, на счету которого числились четыре зверски убитых девушки. Сидя в тюрьме и дожидаясь приговора [который был всем и без того понятен], он часто вспоминал её, ту девушку с рубленным каре, и думал, как же глупо. Как же глупо было попасться в руки той, кто решил сунуть нос не в своё дело. Как же глупо было выслушивать её речи в суде. Как же глупо было узнать, что Анн Ризуна будет наблюдать за исполнением его смертельного приговора.