***
Во время прямой трансляции Джисон неожиданно обнаруживает, что, возможно, он слишком сильно влюблен в Минхо, и это, объективно говоря, наихудший способ понять, что ты влюблен. Минхо нравился ему столько, сколько он себя помнил – с того самого момента, как их представили друг другу и Минхо с гордостью заявил, что раньше был танцором у BTS. Тогда, когда Джисон был еще совсем юным и глупым, а Минхо – парнем на два года старше, который выглядел немного пугающе, но при этом имел самую милую улыбку в мире, это было чем-то вроде щенячьей влюбленности, однако по мере того, как эти двое становились ближе (спасибо, Чан), Джисон продолжал влюбляться, увязая все глубже и глубже, и это еще тогда должно было стать несколько тревожным показателем для него. (Ему нравится думать об этом так, словно он – Алиса, которая побежала за белым кроликом, а потом упала в бесконечную нору и теперь летит с такой скоростью, что, наверное, разобьется насмерть, когда наконец достигнет дна. За исключением, разве что, того, что белый кролик – это Минхо, нора полностью метафорична, а падение на дно означает любовь. Ох, и вместо того, чтобы умереть физически, Джисон просто, ну, знаешь, умрет внутренне. От разбитого сердца или чего-то подобного). Так что да, на самом-то деле, он всегда был влюблен в Минхо. А потом произошел Инцидент. Тогда, в конце прямой трансляции, Чан выбрал Джисона своей следующей жертвой, повалив его на землю своими объятиями, а потом, совершенно импульсивно, повалил и Минхо. И именно тогда, когда Минхо упал на Джисона, сразу же поворачиваясь, чтобы посмотреть ему в глаза, когда Джисон понял, что их лица находятся так невыносимо близко друг к другу… О боже, боже, боже, в тот момент Джисон и понял, что его щенячья влюбленность почти наверняка была Любовью. С большой такой буквы Л. Однако он совсем не думал, что кто-либо еще заметил это.***
– У меня дилемма, – объявляет Джисон, входя в кухню, где, как он знает, сейчас находятся Чан и Чанбин. Больше здесь никого нет. Джисон не может быть точно уверен, где остальные парни, однако он предполагает, что трое не так давно вышли за продуктами, а еще трое валяют дурака в комнате для практик, умело уклоняясь от своей обязанности ходить за продуктами. – Доброе утро, Чан-хён, как дела? Чан отвечает, и его голос звучит намного выше, чем обычно. (Сам Джисон звучит совсем не так). – Ох, я в порядке, Джисон, спасибо, что спросил! А как твои дела? Джисон невозмутимо смотрит на Чана целых пять секунд. – У меня дилемма, – повторяет он. – Это из-за Минхо? – спрашивает Чан, и Джисон давится воздухом. – Неужели все уже знают об этом? – О твоей полной и абсолютной бессмертной любви к Минхо-хёну? – Чанбин делает глоток из своей кружки кофе. – Да, мы все уже знаем. Честно говоря, ты немного жалок. – Знаешь, хён, действительно классно услышать это от человека, который однажды расплакался из-за того, что Феликс сменил прическу, – отвечает Джисон, открывая посудный шкафчик, чтобы налить себе стакан воды. – В то время я был в слишком уязвимом эмоциональном состоянии, ты не можешь обвинять меня, – скулит Чанбин. Джисон игнорирует его, отхлебывая воду из стакана. – Знаешь, тебе действительно стоит просто признаться ему, – говорит Чан, и Джисон резко выплевывает воду. – Эм, без обид, хён, но с какого хрена мне делать это? – Да ладно тебе, чего ты так боишься? – Э-э, отказа. Разочарования в его глазах. Минхо-хён до бесконечности возненавидит меня и больше никогда даже не заговорит со мной. – Прошу прощения, а мы сейчас точно об одном и том же человеке говорим? – бросает Чанбин, и Джисон пинает его. – Джисони, я почти уверен, что тебе не стоит беспокоиться ни о чем из того, что ты перечислил, – вставляет Чан. – Что ты имеешь в виду? Чанбин стонет и роняет голову на стол. – Боже, иногда ты такой тупой. На этот раз Чан тоже пинает Чанбина. – Я имею в виду, просто признайся ему. Когда будешь готов, – говорит Чан, взъерошивая волосы Джисона и старательно игнорируя приглушенное бормотание Чанбина. – Надеюсь, это произойдет скоро. – Спасибо, хён, – отвечает Джисон. – Я, пожалуй, пойду – хочу немного поразмыслить над твоими словами. – Просто для справки – я могу попробовать поменьше флиртовать с ним перед фанатами, – комментирует Чан, и Джисон резко замолкает на полуслове, оборачиваясь. – Что? Тебе вовсе не нужно… На самом деле, да, это было бы кстати, – признается Джисон, смущенно улыбаясь, когда Чанбин бросает на него понимающий взгляд.***
Так что, типа, да, Джисону всего-навсего нужно признаться Минхо. И он может сделать это! Возможно. Просто, ну, он никак не может найти подходящий момент. Они находятся в разгаре промоушена, а это означает, что они застряли в бесконечном цикле тренировок, выступлений и короткого сна, и поэтому они постоянно заняты, а если не заняты, то вымотаны настолько, что мгновенно засыпают везде, где есть свободная кровать – или хотя бы там, где есть более менее удобное место. Разумеется, некоторые «подходящие моменты» возникали в те дни, когда им не нужно было ехать на предзапись, или когда Чан решал, что сегодня они уже достаточно репетировали и отпускал всех пораньше – в те дни, когда всем выдавалась возможность немного позаниматься своими делами. За исключением того, что даже в такие дни Джисон почему-то постоянно оказывался вместе с Феликсом, Чонином, Хёнджином и Сынмином, или же Чан просил Джисона и Чанбина задержаться, потому что хотел поговорить с ними, как с 3рачей. А потом внезапно оказывалось, что уже почти полночь, и теперь им действительно нужно пойти поспать, потому что это будет единственная ночь за всю неделю, когда им удастся провести больше шести часов в своих постелях. И столь же внезапно обнаруживается, что у Джисона прошел уже целый день, на протяжение которого он так и не остался один на один с Минхо. Джисон не избегает Минхо. Он напряженно думает. Когда они все собираются вместе, он всегда оказывается рядом с Минхо. Это просто, ну. Он правда немного боится просто признаться ему, потому что, несмотря на то, что Чан сказал ему, что нет нужды беспокоиться (что, кстати говоря, было чересчур расплывчато и абсолютно бесполезно, спасибо, Чан), Джисон… беспокоится. – Хэй, бро, перестань так напряженно думать об этом, – бросает Феликс по-английски, прежде чем снова перейти на корейский. – Мы уже не раз бывали на предзаписях раньше. Ах, да. Предзапись. – Это совсем не то, о чем я думаю, – бормочет Джисон себе под нос. Хотя, может быть, именно так все и должно быть. Сегодня он вновь сидит рядом с Минхо. Феликс либо не слышит его, либо ему действительно все равно, потому что он просто тащит Джисона к фургону вместе с собой. Чонин, Хёнджин и Сынмин уже устроились на задних сидениях, поглощенные чем-то невероятно интересным в телефоне Хёнджина, так что они едва обращают внимание на Джисона и Феликса, забравшихся внутрь. Джисон обнаруживает, что во время поездки впадает в некое полусонное состояние – и окончательно не засыпает он только из-за того, что еще трое из занимающих задние сидения склонны слишком громко смеяться в самые неподходящие для этого моменты. Когда они прибывают на место, Джисон не уверен, что он взбодрился сильнее, чем устал, вяло выползая из фургона. По крайней мере, холодный воздух помогает ему немного освежиться. Они были айдолами совсем недолго, но, если честно, Джисон не думает, что он вообще когда-нибудь привыкнет к тому, как фанаты выкрикивают его имя, когда он проходит мимо. Один конкретный фанат даже заставляет Джисона подпрыгнуть от неожиданности из-за того, насколько громким был его голос, и Феликс от души смеется над шокированным видом Хана, начиная хохотать лишь сильнее, когда Джисон дуется на него. Когда они попадают внутрь, у них есть лишь несколько мгновений, чтобы насладиться одиночеством и отсутствием сотен наблюдателей, прежде чем двери распахиваются и фанаты начинают входить внутрь бесконечной вереницей, ожидая, когда их любимые айдолы займут свои места. Джисон разминает запястье, готовясь подписывать альбом за альбомом. Подарки, которые они получают от фанатов – это, по мнению Джисона, одна из лучших особенностей фансайнов. Есть только две вещи лучше. Первая: иметь возможность разговаривать с фанатами и взаимодействовать с ними, отвечая на их вопросы и воплощая в жизнь все их самые смелые мечты, переплетая их пальцы и игриво флиртуя с ними. Вторая: видеть Минхо в милых шапочках, с милыми плюшевыми игрушками в руках и его милой улыбкой на лице, которая заставляет сердце Джисона биться, вероятно, слишком быстро, чтобы и дальше оставаться здоровым. Минхо подносит объемную игрушку в форме сердца к лицу Джисона, не давая ему видеть фанатов (и не давая им смотреть на него), и поэтому Джисон игриво отталкивает ее в сторону. Когда Минхо продолжает закрывать Джисону обзор, он слегка ударяет его по руке, смеясь над притворным болезненным стоном Минхо. Боже, он так далеко зашел.***
Ровно в 00:32 Минхо впервые целует Джисона. Они возвращаются с предзаписи, и в фургоне темно, единственный свет исходит от часов на приборной панели, висящих достаточно высоко, чтобы Джисон мог видеть их с того места, где он сидит. Он и Минхо – единственные, кто сидит сзади, и единственные, кто не спит, поскольку Чонин вырубился почти сразу, как только забрался в фургон, а Уджин задремал немногим позже этого. Джисон находится на грани сна и яви. Его глаза непроизвольно закрываются, и держать их открытыми становится все тяжелее. Чтобы окончательно не провалиться в сон, Джисон опирается на Минхо, и их руки переплетаются вместе. Он никогда не мог нормально спать в едущем транспорте, но сочетание того, что ему начали становиться необходимыми хотя бы небольшие передышки при переезде с места на место, и тепла Минхо, приводит его в куда более сонное состояние, чем обычно. Сквозь полуприкрытые веки Джисон наблюдает, как Минхо берет его за руку, легко переплетая их пальцы. – Могу я поцеловать тебя, Джисони? Джисон слишком громко выдыхает, шокировано вскидывая голову. Он не уверен, правильно ли он расслышал Минхо, но его сердце все равно бешено колотится в груди, разгоняя по венам и артериям смесь надежды, страха и, возможно, безудержной любви. – Что? – Ты мне очень, очень сильно нравишься, – шепчет Минхо. Джисон не уверен, но ему кажется, что прямо сейчас он видит слишком прекрасный сон. – Подожди, хён, ты серьезно? Конечно, он серьезно. Минхо не стал бы лгать, только не о таких вещах, как его чувства, и Джисон это знает. Тем не менее, в его груди все еще таится страх того, что все это просто нереально, и только поэтому он спрашивает. – Конечно, я серьезно. Зачем мне лгать об этом? Брови Минхо хмурятся в замешательстве, его губы изгибаются вниз, и это настолько мило, что Джисон думает, что он вполне может умереть прямо здесь и сейчас. Он пожимает плечами и наклоняет голову вниз, внезапно чувствуя себя чересчур смущенным и вместо какого-либо ответа решая поиграть с пальцами Минхо. Его лицо полыхает от только что услышанного признания, и теплое ощущение счастья распространяется по всему его телу, подсознательно заставляя уголки его губ приподниматься. – Я просто… Хён, ты мне тоже очень, очень нравишься, – говорит Джисон. Его глаза прикованы к их переплетенным рукам, но, тем не менее, он не пропускает тихий смешок, который издает Минхо. Джисон краснеет, едва ли не скуля, когда Минхо протягивает руку под чужой подбородок, поднимая голову Хана обратно на один уровень с глазами Минхо. У Джисона дыхание перехватывает, когда он осознает, насколько они сейчас близко друг к другу. – Я знаю, глупый, – усмехается Минхо. – Чан-хён рассказал мне. В фургоне достаточно светло, чтобы Джисон мог разглядеть улыбку на лице Минхо и его прищуренные от радости глаза. Рука Минхо на челюсти Джисона обжигает его кожу, но он вдруг обнаруживает, что прижимается к ней почти инстинктивно, подсознательно наклоняясь ближе к Минхо. Именно Минхо сокращает расстояние между ними, с неистовой нежностью притягивая Джисона к себе и прижимая их губы друг к другу. Это ощущается мягко и сладко и заканчивается слишком быстро, Минхо действительно слишком быстро отстраняется. – Итак, – начинает Минхо, теребя ладонь Джисона. – Ты будешь моим парнем? Джисон счастливо улыбается. – Конечно, буду. В передней части фургона раздаются тихие возгласы одобрения, и Уджин с Чонином вместе оборачиваются, ухмыляясь и заставляя Джисона покраснеть. – Поздравляю, хёны! – говорит Чонин. – Наконец-то вы взяли себя в руки! – Мы рады за вас, – добавляет Уджин, протягивая руку, чтобы радостно сжать ладошку Джисона. – Спасибо, ребята, – отвечает Минхо, и Джисон просто улыбается, когда Минхо обнимает его и оставляет на его лбу теплый поцелуй. Уджин и Чонин поворачиваются обратно, возвращаясь к своим делам, и Джисон вновь поворачивает голову к Минхо. Теперь он с гордостью может сказать, что именно он инициировал их второй поцелуй.***
– Итак, теперь мы единственная парочка здесь, у которой все хорошо, – начинает Джисон, уложив голову на колени Минхо и играя с его пальцами, держа их над своим лицом и позволяя солнечному свету падать на его лицо сквозь них. Минхо вздыхает. – Ты не будешь играть в сваху. Джисон резко отпускает руку Минхо, позволяя ей упасть на его грудь, и надувает губы. – Почему нет? Мы были бы великолепны… Минхо порывисто наклоняется и целует Джисона, прежде чем тот успевает закончить предложение, обхватывая челюсть младшего той рукой, которая прямо сейчас не прижимается к его сердцу. Когда они наконец отрываются друг от друга, Сынмин смотрит на них со смутным выражением отвращения на лице. – Я рад за вас двоих и все такое, – говорит он, морща нос. – Но я действительно не хочу видеть, как вы целуетесь всюду, куда бы я ни пошел. Уже через минуту Сынмин ретировался, вероятно, направившись к Чонину, чтобы убедить его стать соучастником в реализации следующего коварного плана щеночка. – Вот видишь! – Джисон указывает куда-то вслед Сынмину. – Нам нужно заставить Сынмина и Хёнджина признать, что они нравятся друг другу, чтобы они могли просто целоваться вместо того, чтобы осуждать нас! Минхо закатывает глаза, но, тем не менее, ухмыляется, когда запечатлевает на губах Джисона еще один сладкий поцелуй. – Не волнуйся, Джисони. Я уверен, они справятся и без нашей помощи.