Все влюблённости — ерунда. Вот серьёзная дружба — да!
© Эдуард Асадов
— Костян, ты рехнулся на фиг? Это, блять, что? — чеканя каждое слово и сопровождая речь возмущёнными махами руками и активной мимикой, спросил Юра, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего для Кости. — Не понял, а что тебе не нравится? — Костя скрестил руки на груди и взглянул на бережно разложенную на диване одежду. — По-моему, тебе пойдёт. — Да я же!.. Да я это… Я буду как идиот выглядеть! — взорвался Юра, вцепившись в волосы с таким видом, будто только что случился конец света. — Юр, это вечеринка с ярким дресс-кодом, там все будут в таком, — терпеливо объяснил Костя, подойдя ближе к Татищеву, и тоже уставился на одежду. — Я перекопал кучу сайтов, чтобы отыскать что-нибудь интересное да ещё и по твоему размеру, а тебе не нравится? — Я буду как педик… — взвыл драматично Юра, плюхаясь коленями на ворсистый ковёр и закрывая лицо руками. Он выглядел по-настоящему расстроенным, и Костя, опустив на него взгляд, почесал затылок: м-да, и что прикажете с этим делать? — То как идиот, то как педик, ты определись уж, — вздохнул Екатеринбург и присел на диван, взял в руки чёрный джинсовый комбинезон. — Не понимаю, почему нет? — Он глянул на Юру, раскачивающегося из стороны в сторону и горестно стонущего. — Юр, ну если тебе будет легче от этого, я буду почти так же одет. — Челябинск никак не отреагировал, лишь завыл ещё громче: — Не пойду я в этом, не пойду-у-у… Уралов вздохнул с вселенской усталостью, бросил комбинезон обратно на диван, поднялся и подошёл вплотную к Юре. Тот тут же начал мерно постукиваться о Костины ноги, тихо матеря его. — Ну всё, хватит, что за театр одного актёра? — не выдержал Костя, когда Юра проехался по святому, то есть по его чувству стиля, нагнулся, схватил друга под мышки и резко вздёрнул на ноги, тряхнул для острастки. Татищев с ошарашенным лицом пялился на него, так грубо прерванный в своём выступлении, и, кажется, был уже готов внимать. Поэтому Костя максимально лаконично оповестил его, сжимая пальцами рёбра: — Если не наденешь — на вечеринку не попадёшь. Не попадёшь — проиграешь пари. — И добавил для закрепления эффекта, серьёзно смотря прямо в удивлённые чёрные глаза: — А ты уже три месяца держишься, будет обидно. — Ты такой жестокий, — закатил глаза Юра и вырвался из крепкой хватки. Уперев руки в бока, он скептически взглянул на одежду, чуть налившись румянцем. — Ладно, но только чтобы ты не победил. Костя удовлетворённо кивнул и вдруг потрепал его по и так взлохмаченным волосам. — Эй, ты чё? — возмутился Юра, поднимая возмущённо глаза, словно надеялся увидеть Костину ладонь, и его скулы стали ещё темнее. — Не забудь причесаться, я лак поставил на раковину. — О не-е-е-ет, ещё и лак? — снова заругался Юра, скорчиваясь. — Это вообще дикая смесь, Кать, ты как до этого додумался?! — В интернет-магазинах покопался, плюс Аня накидала пару фоток, — серьёзным тоном сказал Костя, убирая ладонь с Юриной макушки и засовывая руки в карманы брюк. — Ну ладно, переодевайся, я тоже пойду, а то опоздаем. — Ага, — уныло кивнул Юра и, когда Костя был уже в другой комнате, до него дошёл весь смысл сказанных слов. — Спасибо дорогой Анечке, что выставила нас полными придурками! Вот делать ей было нечего, как влезать в наше пари! Я её, конечно, люблю-уважаю, но что за подлянки! Он обречённо выдохнул и с силой потёр лоб, рассматривая свой костюм на этот вечер. Оставалось надеяться, что себе Костя, еле слышно угорающий над его причитаниями в соседней комнате, подобрал что-то такое же нелепое…***
К искреннему недоумению Юры, образ получился симпатичный. Непривычный, задорный, цветастый и лёгкий. А ещё одежда пришлась прям по размеру и оказалась качественной, комфортной. Челябинск с затаённым наслаждением рассматривал себя в зеркале в коридоре. Может, свет такой был, может, просто и вправду ему шло, Юра не знал, но себя он почти не узнавал. Нет, чёрные круги под глазами никуда не делись и нездоровая бледность не ушла, только вот белая тонкая кофта с длинными рукавами и непривычно узким высоким вырезом, чуть резавшим шею, оттеняла их узорами, привлекая взгляд именно к себе. На кофте были вышиты большие голубые цветы, открытые, с острыми лепестками и жёлтыми серединками, а по краю выреза и рукавов, расширявшихся от локтей до запястий, шёл весёлый голубой кант. Чёрный джинсовый комбез с немного расклешёнными штанинами сужался на талии, обтягивая зад и таз, и это было единственное, что Юре не нравилось. А вот лямки, перекрученные за спиной, были прикольными. И широкий карман на груди тоже. Юра ещё раз смерил себя оценивающим взглядом и остался удовлетворён: действительно не так плохо, как казалось сначала. Только немного странно видеть себя в таком наряде — всё-таки обычно он носит более тёмные тона и уж точно без дурацких принтов. — Ты уже залачил волосы? — Костя выглянул из своей спальни и чуть не выпал в коридор, едва удержавшись на ногах. — А… — Я сразил тебя наповал? — самодовольно улыбнулся ему через зеркало Юра, подавляя желание спрятаться куда подальше, и провёл ладонью по чёрным растрёпанным волосам. — Не успел ещё. — А… — ещё раз бестолково повторил Костя, неуверенно приближаясь и с изумлением разглядывая Юрин образ. — Это… тебе всё подошло? — Ну, более или менее, — уклончиво ответил Челябинск, чтобы не признаваться, что всё оказалось идеального размера. Ещё и неловко немного было стоять как истукан перед другом в такой шутовской одежде. Костя встал у него за спиной, и пару секунд они смотрели друг другу в глаза через зеркало — Юра с напряжённой улыбкой, Костя поражённо. Потом Екатеринбург, аккуратно и сохраняя зрительный контакт, взял подол Юриной кофты и ловкими руками заправил его под пояс по бокам. Юра и вякнуть не успел, как пальцы скользнули под комбинезон к животу, втянувшемуся от неожиданности, мазнули по голой коже, расправляя ткань и там, а после с такой же скоростью повторили действие на спине. Закончив дело, тёплые руки исчезли, а Юра, ошеломлённый до глубины души, всё смотрел в спокойные янтарные глаза в отражении. Костя вдруг улыбнулся и отошёл на шаг назад, раскинул руки. — Как тебе мой прикид? — спросил он весело и, когда Юра обернулся, покрутился в разные стороны. Татищев откашлялся, приходя в себя после внезапного контакта кожа к коже, и со скулами, приобретшими баклажановый оттенок, оглядел Костю. И чуть снова не подавился. Потому что Уралов, чёрт его подери, был одет почти точно так же, как и он! Кантик и цветы были красными, а нитки на комбезе серебряными, а не сливающимися чёрными. Костя повернулся спиной, и Юра увидел, что лямки он застегнул не перекрещивая. Ладно, стоило признать, что ему тоже подходила такая смешная одежда. Особенно сильно выделялась его обтянутая талия и то, что было ниже, но Юра, добравшись до этого места, поспешно поднял взгляд, вспыхнув ещё гуще. Что вообще творится?! Какого лешего Юра так себя ведёт и чувствует такое смущение?! Он не гей, не гей, не гей, чтобы возбуждаться вот прямо сейчас! Ух-х-х, блин, это всё Костя виноват, не надо же так внезапно трогать… Больше всего Юре сейчас хотелось прижать к горящим щекам холодные пальцы и провалиться сквозь землю, но он выдавил из себя скрипуче: — Я очень рад, что мы с тобой выглядим одинаково тупо. Костя усмехнулся, поворачиваясь передом, и поправил сползающую лямку. — А мне нравится, — признался он, сверкая глазами исподлобья. — Пойдём разберёмся с причёсками и будем выезжать. А то пробки ещё… Уралов, к счастью Юры, ничего не сказал про румянец на его щеках, развернулся и потопал в ванную, и Татищев, ругаясь про себя, поплёлся за ним. Так, надо сосредоточиться… Нельзя настолько теряться из-за какого-то касания! У него небольшой тактильный кризис, но неправильно же к лучшему другу липнуть и просить, чтобы он немного полапал его! Твёрдо решив так, он зашёл в ванную за Костей, выбрасывая из головы бессмысленные переживания.***
— Да стой смирно, — раздражённо рявкнул Костя, когда Юра в очередной раз повернул голову, рассматривая себя в зеркало. — Я ж тебе в глаза попаду, потом мне мозги вынесешь этим. Юра скрипнул зубами и сжал руки на бортике раковины. Костя выдохнул и аккуратно повернул его голову, примеряясь. — Просто постой не двигаясь, я тебя умоляю, — попросил он измученно и несколько раз пшикнул лаком на Юрины вихры на затылке, а после проворно уложил их расчёской. Юра зло пыхтел, но слушался, видимо, угроза сработала. Через десять минут он придирчиво разглядывал своё отражение, крутясь и так и этак. С зачёсанными назад волосами, залаченными, как у Кости в девяностых, он выглядел очень странно и прикольно разом. Сам Костя маячил сзади, пытаясь посмотреть в свободное от Челябинска пространство зеркала, и на ощупь лачил свои двухцветные волосы. Он Юре не мешал любоваться собой.***
За всю свою немаленькую жизнь Юра участвовал во множестве споров и отнюдь не всегда проигрывал в них, хотя удача частенько обходила его стороной. Но то пари, которое он заключил с Костей, было… абсурдным. Во-первых, Екатеринбург никогда и никого не брал на слабо и вообще не любил все эти споры. А несколько месяцев назад вдруг предложил Юре поспорить. И не на абы что — а на желание! Костя не стал утаивать, что он загадает в случае своего выигрыша, а Юре жутко не хотелось переделывать отчёты за прошлый год с той тщательностью, которую требовал от него Костя. Так что проигрывать он не собирался. Во-вторых, Юра прекрасно понимал, для чего Костя затеял спор: чтобы оградить его от алкоголя. Уралов отлично знал, как легко Юра ведётся на подначки, и Татищев ужасно сердился, что Костя прибёг к таким радикальным мерам. И угрожать отчётами посмел! Да ни в жизнь Юра не потратит своё драгоценнейшее время на какие-то скучные бумажки! В коридоре Юра, со злостью шнуруя чёрные кроссовки, сердился на себя за то, что согласился на весь этот цирк. Костя копошился рядом, перед зеркалом, пытаясь повыше поднять воротник пальто — на улице в самом разгаре была зима, а повязать шарф или надеть шапку не давал непросохший лак на волосах. Хорошо, что им только до машины, припаркованной во дворе и уже прогретой. — Дай я, — присев на колено, Костя отодвинул руки Юры, уже в третий раз пытавшиеся зашнуровать ботинок, и сам принялся умело затягивать шнурки. Юра, чувствующий себя крайне растерянным и слишком ярко ощущающий место мимолётного касания их пальцев, смотрел на Екатеринбург сверху вниз и думал о двух вещах: о том, что такое правильное пари могло прийти в голову только Косте, и о том, какой же он сам всё-таки дебил, что так волнуется от близости друга. Пари действительно было слишком невинным: проигрывает тот, кто первый не сдерживается и притрагивается к алкоголю. Они поспорили об этом, когда Юра, пьяный вдрызг, вернулся домой и застал там Костю. Целую ночь Уралов откачивал его, а потом предложил вот эту гадость. И так паршиво было, что Костя, блин, даже проиграть почти не может! Он ведь пьёт только по праздникам, и то чуть-чуть! Разве это честно? Ну ладно, Костя — дурак, потому что предложил, а Юра — потому что согласился, не подумав. А про волнение… ну, это была крайне печальная история. Потому что, кажется, Юрин тактильный голод, который он сам себе диагностировал три месяца назад, распространялся только на Костю. — Юр, отвисни уже, — Уралов, по-доброму посмеиваясь, щёлкнул у него перед лицом, и Юра отшатнулся, кинул взгляд на ботинки. Шнурки были завязаны идеально комфортно, а не как у него обычно — на одной ноге туже некуда, с другой вообще кроссовок слетает. Челябинск поднял глаза на ласково улыбающегося Костю, разглядывающего его лицо, и чуть не задымился. — Идём, — буркнул он, развернувшись, и почти бегом вылетел из квартиры в холодный подъезд, чувствуя в грудной клетке какое-то слишком даже приятное шевеление.***
Прошло три месяца с заключения пари, а они всё сидели тихо по домам и близко не подходили к алкоголю. Коллективно решив, что это скучно и никуда их не приведёт, стали искать какие-нибудь «провокации», то есть то, что могло бы подвести их спор к завершению. Спустя несколько дней Костя скинул ему приглашение на вечеринку, устраиваемую какой-то из популярных развлекательных фирм, чей владелец был другом Кости. Фирма праздновала свой юбилей и закатывала «грандиозный» праздник. Юра понятия не имел, что их там ждёт, но обещали развлекательную программу, банкет, танцы, фейерверки и, что главное, алкоголь. Конечно, Юра согласился. Он надеялся, что сможет уломать Костю выпить хоть капельку, а сам Уралов, наверное, собирался проверять его на стойкость. Судя по спокойному, даже расслабленному выражению лица, с каким он вёл сейчас машину, Костя был уверен, что Юра сломается и можно будет запрячь его в бумажную волокиту. Хах, пускай и дальше будет уверен, а Юра ему докажет, что фраза «Мужик сказал — мужик сделал» относится и к нему тоже. Челябинск пока не знал, что загадает Косте, но очень хотелось победить. Юра думал об этом, прижавшись лбом к холодному стеклу и пачкая его лаком, и со скучающим видом наблюдал за серыми однотипными пейзажами, проносившимися мимо. Они уже выехали из центра и мчались по какому-то шоссе. Тихо играло радио, но Юра его не слушал и всё думал, думал, думал… Он ещё никогда не был абсолютно трезвым на какой-либо вечеринке, а уж тем более среди незнакомцев, и немного стрёмно было понимать, что ему именно трезвое восприятие действительности предстоит совсем скоро. Впрочем, вот уже три месяца он был в абсолютно ясном уме, и мысли, которые он до этого пытался глушить хмелем, были тягостнее любого незнакомого места с незнакомыми людьми.***
Двухэтажный огромный дом и территорию, на которой он находился, Юра заценил. Костя припарковался на покрытой гравием и укрытой пушистым слоем снега большой площадке, где уже стоял разнообразный транспорт. Татищев вышел из машины первым и застыл, с удивлением рассматривая незамёрзшее озеро, волшебно сверкавшее в последних лучах заходящего солнца. Костя, долго копавшийся в бардачке и что-то искавший, наконец щёлкнул замком и убрал ключи от машины в карман куртки. — Пошли? — позвал он, и Юра, оторвавшись от заворожившего его зрелища, кивнул. Он обошёл машину и только тогда вспомнил, что забыл пачку сигарет на сиденье. Костя, снисходительно улыбнувшись, протянул её ему. Юра с кислой миной потянул пачку к себе за другой край, схватив кончиками пальцев. — Я заметил, что она там валяется, — объяснил Костя, сверкнув насмешливыми искорками в глазах, развернулся и пошёл к крыльцу дома, украшенному разноцветными шариками. Там уже стоял встречающий гостей человек, одетый в ярко-розовую одежду, и хмурый Юра, засунув сигареты в карман, догнал Костю.***
— Спасибо. — Костя, облокотившись на стойку, улыбнулся молоденькой гардеробщице и прокрутил на пальце пластиковые бордовые номерки, выданные девушкой. Юра, в этот момент отвлёкшийся от поправления сбившихся под курткой лямок, увидел это движение краем глаза и завис. Почувствовав, что в горле мгновенно пересохло, он наблюдал, как Костя, о чём-то вежливо расспрашивающий гардеробщицу, повторяет движение. Его красивые пальцы двигались так плавно, так умело… Юра с ужасом одёрнул себя, отвёл взгляд в пол и с утроенной силой начал елозить лямками по плечам, как будто бы пытаясь найти им удобное положение, хотя они и так неплохо лежали. Ему надо было немного остудиться. Внезапно на напряжённое плечо легла тёплая рука, и Юра вздрогнул от неожиданности и от этого самого касания, зная, что это Костя, — да сколько можно-то?! Сегодня за рёбра хватал, волосы потрогал просто так, а пока лачил, шеи и плечей тоже касался, не только головы. И эта грёбаная забота об опрятности его костюма, когда Костя коснулся бёдер, голого живота и спины пальцами… Юра такими темпами накинется на него — ну нельзя же так с человеком, мучающимся недостатком касаний, обращаться! Может, сказать ему? Мол, так и так, Кать, тактильный кризис у меня, только ты его немного гасишь, так что ты не против просто немного пообниматься? Даже в воображении Юры звучало слишком по-гейски, так что сказать такое было страшно… Но не продолжит же Костя его постоянно касаться? На вечеринке он будет занят, а потом Юра свалит поскорее к себе и спокойно переварит в голове очередную порцию желанных прикосновений, обнимая плед. Как-нибудь справится, не первый день же. — Юра! — обеспокоенно позвал Костя, и Татищев, снова ушедший в самокопания, резко пришёл в себя. — Юр, ты заболел? Если будешь витать в облаках, потеряешься ещё тут. — Голос у Кости был настолько обеспокоенным, а взгляд янтарных глаз настолько встревоженным, что Юра еле заставил себя сказать ровно, игнорируя горящее от Костиного прикосновения плечо: — Я в полном порядке, — и от греха подальше отступил назад, чтобы рука соскользнула с плеча. А нечего наслаждаться, надо быть начеку! — Ладно, — неуверенно согласился Костя, засовывая номерки в нагрудный карман комбеза, — Челябинск проследил за его руками — и вдруг обхватил Юрино запястье всей широкой ладонью. — Лучше так пойдём, а то я потом тебя не найду. Он потащил Юру за собой и не видел, каким обалдевшим выглядит Татищев и как странно он пялится на пальцы, сжавшиеся на его руке. Милая девушка в костюме тигра повела их вверх по лестнице, рассказывая что-то про вечеринку, а доведя до ресепшена на втором этаже, снова ускакала вниз. Юра ничего этого не заметил.***
Пока Костя разбирался с администратором, показывал пригласительные, диктовал их фамилии и вносил какие-то деньги на проект фирмы, Юра стоял у стены и изучал план здания, прикрепленный к ней. На самом деле он бездумно водил глазами по карте, медленно вдыхая и выдыхая. Он не верил в Бога, но сейчас просто молился, чтобы Костя прекратил его трогать. Неужели… и раньше они так много касались друг друга? И неужели Юра начал замечать это только теперь, когда ему не хватало прикосновений?.. Пожалуйста, Господи, дай ему пережить эту вечеринку без… отягчающих обстоятельств. И ещё желательно не пьяным в стельку. Услышав, как Костя благодарит администратора, Юра тотчас же вернулся в реальность. Походу, Катя уже собирался не отставать от него ни на шаг, так что надо было сгладить впечатление и собраться. Его глаза мазнули по плану дома, заметили, где располагаются такие стратегически важные объекты, как туалеты, а потом он повернулся к Косте, улыбнулся краешком губ. Сам поторопил: — Ну, мы идём? Костя кивнул и, осторожным прикосновением пальцев проверив свою причёску и осмотрев себя, первым зашёл в светлый коридор с открытой в конце дверью, за которой мельтешил в конференц-зале народ. Юра, вздохнув, тоже прошёлся взглядом по своему цветастому глупому наряду и пошагал за ним.***
Юра клевал носом, уютно устроившись на крайнем в ряду стуле, согнувшись в три погибели и скрестив руки на груди. Немолодой седоусый мужчина в ярком зелёном костюме с красным галстуком очень радостно вещал со сцены, какие же они — сотрудники фирмы — молодцы, что дожили до первой юбилейной десятки, обслужили тысячи мероприятий и нарастили огромнейшее количество опыта за это время, забрав множество наград и получив столько же дипломов. Юра понял, что у них всё заебись, после первого же «Дорогие друзья!», поэтому дальше не слушал. Говоривший — директор фирмы Эдуард Алексеевич — вещал хоть и бодренько, но так однотонно, что ужасно клонило в сон. Юра, пригревшись на мягком удобном стуле, засыпающим сознанием пытался удержаться в реальности, цепляясь взглядом за жёлтую завитушку на ковре — он весь был в таких диковатых узорах. Не заснуть было важно не потому, что это было бы невежливо, Юре было всё равно на каких-то незнакомцев, а потому что рядом сидел Костя и его плечо с красными лепестками цветка очень мозолило край зрения. Самым страшным и одновременно прекрасным было бы свалиться на него, как он делал это раньше, но… короче, Юра контролировал себя изо всех сил, чтобы не шелохнуться — последствия были крайне опасными. Не спать, не спать, не спать… За широким окном, возле которого он сидел и под которым был тоже вполне комфортный подоконник, уже совсем стемнело, тускло горели низкие фонарики внизу. Было только шесть вечера, но Юра уже в полной мере осознал, что сорок минут речи с подведением итогов могли усыпить даже страдающего хронической бессонницей. А у него и обычной бессонницы не было, так что не странно, что он засн… Юра вздрогнул, вылетая из дрёмы, оттого, что его толкали в коленку. Он осознал, что лежит на подоконнике, когда почувствовал холодный сквозняк, путающийся в залаченных волосах, и затёкшую шею — спасибо, что в эту сторону его качнуло! Иначе не жить ему больше… Юра с режущей болью в шее поднял голову, повернул её в сторону «будильника» и наткнулся на Костин тёплый взгляд. Екатеринбург, разбудивший его, с улыбкой нависал над ним, и на таком расстоянии, на каком находились их лица, Юра вдруг увидел, какие же у него красивые глаза. Его сердце провалилось в пятки абсолютно так же, как он в эти… ну, эти ясные жёлтые шедевры. Да и вообще, лицо Уралова тоже было ничего так… Ладно, не «ничего», а очень «чего», Юра даже сглотнул, когда его взгляд непроизвольно метнулся к губам, наверняка твёрдым и горячим… «Нельзя, нельзя, нельзя! У тебя тактильный кризис, помни об этом! Никаких пидорских мыслей, слышишь?! Не смей даже думать так о Кате», — убеждал он себя, совершенно очухиваясь ото сна и в панике отворачиваясь к окну, в котором теперь отражался конференц-зал со всеми его разношёрстными гостями. — Как поспал? — осведомился тихо Костя, и его рука скользнула по спинке Юриного стула — Татищев резко выпрямился, съезжая на краешек. — Прости, я не знал, что сначала будет конференция для сотрудников, а то мы бы приехали попозже… Сейчас Эдуард Алексеевич попрощается и будет банкет, а потом ещё танцы. Юра насуплено обернулся к нему и опасливо покосился на расслабленную руку на спинке. Костя уже отодвинулся и смотрел вперёд, на сцену, где рассыпался в пожеланиях счастья, денег и вообще всех благ человеческих болтливый директор. — Может, домой? — Татищев еле подавил зевок и искренне понадеялся, что Костя согласится — он как-то уже сомневался, что на этой «вечеринке» можно повеселиться. А вот в прогретой Костиной машине, на мягком раскладывающемся кресле можно было бы прекрасно поспать под шум дороги и тихий голос радио… — А сейчас, дорогие друзья, слово нашей глубокоуважаемой Жанне Антоновне, которая расскажет Вам о наших планах на следующий год! — заголосил в микрофон директор, когда Костя уже хотел что-то ответить, и Юра страдальчески откинулся на спинку, от которой через секунду отлетел, почувствовав Костину руку. — Можешь поспать ещё, — устало улыбнулся Екатеринбург, увидев Юрину расстроенную физиономию, и пододвинулся чуть ближе. Он оглянулся назад, на последний ряд стульев, где никого не было, а потом подставил Юре плечо. — Не ломай себе шею только. Юра опять не успел даже рот открыть — Костя преспокойно обнял его со спины и второй рукой твёрдо опустил его голову к себе на плечо. — Испачкается же! — зашипел Татищев, наверное, вспыхивая, но Костя только дёрнул подбородком. — Всё уже высохло, не парься. Расслабься и спи, я разбужу, когда всё закончится. — Костина рука ещё сильнее сжала его бок, и Юра ну очень хорошо почувствовал её за своей спиной. Ухо, которым он лежал на плече друга, горело, а сердце, гулко бившееся в груди, казалось, стучало на весь зал. Юра не слышал, как некая Жанна Антоновна в ярком платье что-то говорила со сцены, не видел костюмы сидящих перед ними людей, которые он рассматривал в начале. Он чувствовал только своё и Костино тело, и внутри что-то орало от шока и удовольствия вперемешку со страхом. Посидев застывшей статуей пару минут, он неловко съехал скулой на плечо, находя позу поудобнее; в этот момент Костя обеспокоенно опустил взгляд — Юра это почувствовал — и поближе подтащил его, впиваясь пальцами в рёбра. Было вовсе не больно, и Юра еле сдержал мысль о том, что если бы Костя с таким же нажимом повёл ниже… Он раздражённо сморщился. Этот кризис когда-нибудь его доконает: он или сойдёт с ума, или потеряет лучшего друга! И Юра знал, что если бы ему пришлось выбирать между этими двумя вариантами, то он выбрал бы первый. А ещё прекраснее было бы просто избавиться от настойчивого голода по касаниям, тогда уже вообще идеально будет! Костины пальцы на боку и рука сзади, его плечо, запах лака для волос и новой одежды… Юрины волосы цеплялись за лямку комбинезона, но несильно, и это было даже романти… Кхм, неудобно, вообще-то! Юра чуть волком не завыл, снова направляя свои мысли в другое русло. Надо было не терять время и чуть-чуть погасить голод, но не заходить слишком далеко в своём воображении. Оно у Юры, по его собственным оценкам, было не очень-то креативным, так что он справится. Точно справится! Он уже так задолбался страдать.***
Когда он, трясясь от переполняющих его эмоций, вывалил их на Эрику во время чаепития в своей кухне полгода назад, то услышал в ответ категоричное, сказанное с чуть поднятой бровью и усмешкой на ярко накрашенных губах: «Юр, так ты гей». Это было настолько невозможно, что Юра, конечно, не поверил. Рассмеялся задорно, всё ещё потряхиваемый от пережитых за день волнений, и хохотал так, что у него слёзы из глаз потекли, а лёгкие вывозили на последнем издыхании. А потом, когда Зина ушла, он почувствовал, какой огромный в горле стоит ком, как болезненно он распирает изнутри, как больно в груди что-то щемит и как ноги подкашиваются. Потому что слова подруги были слишком похожи на правду. Кто в здравом уме увидит в лучшем друге что-то настолько привлекательное, что обзаведётся стояком только от его обжигающего дыхания в шею и крепко сжимающихся на талии рук?! А с Юрой в тот роковой день произошло именно это несчастье. Костя просто пытался отодвинуть его от своего электрического щитка, отлетевшую крышку которого Юра упорно пытался сам привинтить на место и не хотел сдаваться. На состоявшейся через три месяца пьянке, после которой он столкнулся дома с поджидающим его Костей, у него были все основания напиться — он глушил страх перед полной неизвестностью, тёмной беспросветной пропастью, разверзнувшейся и перед ним, и за ним, и вообще бесконечной дырою под ногами, которая потенциально могла называться «Пидорство», а если неимоверно фортанёт, то «Шиза». И чёрт его дёрнул согласиться на пари Екатеринбурга. Потому что пережить эти неясные симптомы в виде постоянного желания быть рядом с Костей, трогать его, быть единственным, кого хочет касаться он — это всё было в тысячи раз тяжелее принять на трезвую голову. Так что Юра, поискав в интернете наблюдаемые в себе симптомы, почитав статьи, пообщавшись на форумах и отметя все дурацкие варианты с влюблённостью, поставил утешительный диагноз: тактильный голод. Это было похоже на наваждение, подпитываемое частыми зависаниями с другом. Юра не мог не думать о его теле, о руках, о пальцах, о плечах, о ногах, о волосах, о том, как Костя обнимается… Они обнимались несколько раз, но это было настолько давно и настолько незначимо для прошлого Юры, что нынешний не помнил, каково это — обнимать Костю Уралова. Дальше объятий Юра заходил в своих размышлениях, только когда было совсем тяжко, и он просто валялся в кровати, зарывшись в плед и скрывшись от всего белого света, который, как ему казалось, смотрит на него осуждающе. Но самым страшным для Юры было бы увидеть это осуждение в глазах друга. Ему ведь будет неприятно, если Челябинск начнёт активнее трогать его, а уж о большем и говорить нечего — Костя ведь точно не из «этих». Но и Юра тоже! Эрика-Зина абсолютно не права! У Юры просто… болезнь. Это как весеннее обострение у кошек! Поэтому ему иногда жизненно необходимо представить что-нибудь этакое, чтобы успокоиться. Например, как Костя, когда они лежат на диване после насыщенного рабочего дня, оплетает его руками, прижимает трепетно к себе и невесомо целует в висок. Или как Костя, закончив собрание УФО и подождав, пока все остальные уйдут, садится на него сверху, прижимая своими бёдрами к стулу, и залезает шершавыми пальцами под рубашку. Или как Костя, когда они смотрят телек, вдруг поворачивается к нему, хватает за подбородок и горячо целует, зарываясь в волосы большой рукой. Или как Костя, прижавшись к нему сзади в кабинке туалета, одной рукой зажимает ему, дрожащему от возбуждения, рот, а второй медленно гладит внизу. Или как Костя ласковыми сильными ладонями массирует его плечи, пока он поздно ночью сидит за столом и чертит карандашные линии на листах. Или как Костя размашисто трахает его на заднем сиденье своей машины, пожирает горящими похотью жёлтыми глазами и потом кончает, в оргазме шепча его имя. Юра много о чём думает, когда ему становится совсем плохо, когда так хочется, чтобы кто-нибудь просто обнял, погладил, был рядом. Чтобы, когда он спит, уткнувшись носом в стену, за спиной кто-то тихо дышал, закинув тяжёлую руку поверх него, и пасмурным утром он просыпался не один в холодной постели и в пустой квартире. И он, спрятавшись под пледом, обнимает свои коленки и тяжело дышит в них, чувствуя на себе эфемерные прикосновения Кости и подрагивая от томного жара, растекающегося по телу. Сцепляет пальцы в замок и сжимает зубы, чтобы не перейти черту фантазий. Он знает, что, заглянув за неё раз, остановиться не сможет. Как и взглянуть в глаза Екатеринбургу. Но Юра не гей. У него просто кризис. Тактильный.***
— Почему мы вообще тут, если это мероприятие для главных сотрудников и спонсоров?! — сердился Юра, уплетая за обе щеки вкуснейший цезарь и хрумкая чесночными сухариками, заранее выловленными из салата. Костя покосился на него и слабо улыбнулся, подкладывая себе ещё овощей. — О нет, не говори, что бюджет Урала идёт на эту хуйню? — Юра, вскинув брови и засунув в рот очередную порцию, окинул взглядом полутёмный зал. Гости на застолье были просто разнообразнейшие, молодые и не очень; не было только детей, но какие-то подростки ошивались за крайними столами — видимо, отпрыски подтянувшихся к застолью спонсоров и руководящей верхушки. Все одеты в какие-то аляповатые яркие костюмы, причёски — от рыбьих кос до двойного каре и от андерката до дредов. Юра довольно быстро понял, что Костя выбрал им самые безобидные прикиды, потому что уже видел и костюм огурца, и почти прозрачное платье, и даже нескольких великовозрастных Человеков-пауков. Настоящий цирк — смотреть, как вся эта компашка ест, присоседившись друг к другу за круглыми столиками, под развлекаловку от ходящей по залу ведущей, но всё же было ещё смешнее, когда эти серьёзные люди сидели так на конференции. Юра правда был рад своему чёрному комбинезону и кофте с голубыми цветами. — Не весь же, — еле заметно улыбнулся Костя, пододвигая поближе к нему шашлык. Юра замотал головой и покрепче схватился за тарелку с салатиком — ему вот вообще не хотелось наедаться, особенно когда запить можно было только водичкой без всяких подозрительных примесей. — Правильно, не налегай особо, скоро ещё танцы, — кивнул друг и залпом вылил в себя воду из бокала для шампанского. Они вдвоём, как дураки, сидели и пили уже по третьему стакану — Юре настолько осточертело запивать курицу и листья водой, что он серьёзно задумывался о налёте на стол подростков — кажется, у них там были соки. — Блять, ты правда? Зачем нам эти танцы? Мы сюда для алкоголя пришли, — Юра угрюмо мотнул головой, указывая на бутылки, поставленные посередине их стола. Именно в этот момент сидящая напротив девушка в ярком фиолетовом платье взяла одну, и жидкость аппетитно полилась на дно её бокала. Юра завистливо вздохнул и перевёл взгляд на Уралова. — Мы не можем просто уйти, Юр, мы только и сделали, что поели. — Костя наблюдал за ним, расслабленно откинувшись на спинку стула и зацепившись пальцами за пояс комбинезона. Он выглядел таким уютным и своим, что Юра решил смотреть в пол — надёжнее. — Тогда я курить! — Нет уж, — засмеялся вдруг Костя и схватил его, собиравшегося встать, за запястье, потянул обратно. Юра тут же сел, пылая раздражением. — Сам сказал, мы пришли испытывать твоё честное слово алкоголем, вот закончится банкет — я сам тебе дам сигареты. — Юра даже зашипел от возмущения: одежду могли не отдать раньше срока, так что они, как запасливые и готовые ко всему суровые уральские парни, засунули несколько сигарет и зажигалку в Костин нагрудный карман и сдали куртку с пачкой в кармане гардеробщице. Юра жалел только, что он не настоял на том, чтобы положить их к себе — так бы Костя не имел на него рычагов давления. — Доедать будешь? — Костя, отпустив его, указал на оставшийся на дне тарелки салат и подлил ещё минералки в бокал из бутылки, принесённой специально для них. — Или тебе шампанского плеснуть? — улыбнулся краешком губ он, увидев скривившееся лицо Юры. — Себе плесни, если хочешь, я за ЗОЖ, — прошипел разъярённо Юра и схватил бокал, от резкого движения вода из которого расплескалась на рукав и скатерть. — Ёба… Костя только хмыкнул, вздохнул и протянул ему салфетку.