Танец — вертикальное выражение горизонтального желания.
© Джордж Бернард Шоу
Несмотря на то, что Юра запомнил расположение туалета на плане здания, они искали его минут десять. Сделав все дела, Татищев бросил Костю одного, заранее выпросив заветные сигарету и зажигалку, и помчался на улицу. Поэтому сейчас, выжав максимум из бедной единственной сижки и отморозив пальцы и нос, он расслабленно сидел на стуле за освобождённым от еды столом и лениво наблюдал за кипишем, происходившем в центре зала, греясь в тепле. Было так же полутемно, как и за банкетом, только теперь врубили ещё и диско-шар, уже разогнавшийся и рассыпающий разноцветные мельтешащие блики по стенам. Диджей в леопардовом смокинге на быстро возведённых в центре зала подмостках энергично качал головой, стоя в окружении колонок и оборудования. Он переключал уже третий трек, а люди, бывшие знатно подшофе, толкались в центре, довольно неуклюже танцуя. Были некоторые «профессионалы», но и они, подкошенные алкоголем, делали что-то неловко-странное. Юра, справедливо решив, что позориться своими дрыганьями, которые он себе позволял иногда в дýше, не будет, тихонечко ждал возвращения Кости на их местах. Да и танцевать вообще не хотелось: настроение было довольно мрачное и угнетающее. Сейчас бы немного алкоголя — и жизнь сказкой бы показалась! Но нельзя… — Ты чё так долго? — перекрикивая музыку, громко спросил он, когда Костя приземлился на соседний стул. — Не дом, а лабиринт, я уже даже в котельной побывал! — так же громко объяснил Костя, недовольно осматривая танцующих людей и вытягивая ноги под скатерть. Юра весело хмыкнул и повторил его действие — вдруг очень заболели колени. Он украдкой следил за Костей, устраивающимся на стуле и поправляющим лямки комбинезона. Ему так шёл этот костюм, что Юра бы не был против, если бы Костя ходил так всё время, даже собрания вёл… Чёрный комбез смотрелся на нём странно и безумно красиво, и Юра завистливо вздохнул — на нём вряд ли он сидел так же потрясающе. А кофта! Костины запястья мелькали в широких рукавах, когда он двигал руками, и Юра постоянно залипал на них и на пальцы, сейчас осторожно сдвигающие лямки на плечи. Принт красных цветов так же круто смотрелся на нём, как… да просто круто. Глядя на Костю боковым зрением и изо всех сил делая вид, что ему безразлично происходящее, Юра думал о том, как было бы здорово сейчас придвинуться ближе и снова прилечь Косте на плечо. Его рука бы обняла Юру за спину, пальцы бы надёжно сжались на боку… У Татищева в груди засосало от желания сейчас же прикоснуться к Косте хоть мизинчиком, но он сжал пальцами края длинных рукавов и закусил щёки изнутри. — Хочешь потанцуем? — вдруг предложил Костя, и Юра еле расслышал его: биты какой-то попсовой музыки громоподобно разносились по помещению, оглушая, а ещё топот людей добавлял шума. — Что? — Рассечённая бровь Юры сама взметнулась вверх, и он, повторяя за Костей, нагнулся в проём между ними. Костя, оказавшийся теперь совсем рядом, с задорными нотками в голосе крикнул ему на ухо: — Хочешь вместе пойдём и потанцуем? Всё веселье пропускаем! Лицо Юры вытянулось в изумлении, а сердце сделало болезненный тыгыдык. Он испуганно присмотрелся к вечно спокойному лицу Кости, сейчас являвшему собой воплощение умиротворенности, и пришёл к выводу, что Екатеринбург не шутит. — А… Э… Вдвоём типа? — Юра выдавил это из себя, прочистив горло, потому что не очень понял, как Костя себе это представляет. Они и танцевать вместе… Это что же, прям вместе-вместе? Он помнил, как танцевать вальс или ту же мазурку, в этом он через долгое время тренировок преуспел, но как можно танцевать вместе под поп-музыку? Это вообще что надо делать? — Ну… — С Костей вдруг что-то случилось: его глаза загорелись смущением, он резко уронил взгляд на Юрино плечо, а его скулы покраснели. — Если хочешь, можно и вдвоём… Юра чуть не взорвался от стыда, резко отпрянул от румяного Кости и еле сдержался, чтобы не закрыть пылающее лицо руками. Вот он дурак! Катя явно не то предлагал! Он наверняка имел в виду пойти потанцевать «вместе» в значении «рядом», а не то, что Юра себе напридумывал. На секунду его обожгла страхом мысль, что он сразу подумал о «вместе» в смысле «друг с другом», но потом она, как и все остальные, утонула в пучине смятения, бушевавшего в его голове. Юра пялился в скатерть, схватившись руками за края стула, и не слышал музыки, не видел людей. Он пытался восстановить закоротивший мозг, все настройки которого внезапно были сброшены случившимся и не собирались восстанавливаться. Всё логическое, что жило раньше у него в голове, что полезно функционировало два с лишним века, благополучно вырубилось, и нечто совсем нелогичное визжало: «КОСТЯ!!!» — заполняя этим именем всё сознание. Кажется, Юра был в полной жо… — Раз уж ты предложил, — перебил его звеняще Костя, резко поднимаясь со стула и заставляя его крупно вздрогнуть. Челябинск упрямо смотрел в стол, внимательно следя за каждым движением Уралова и отчаянно призывая мозг наконец заработать, когда друг схватил его за предплечье и легонько потянул вверх. Юра сразу же вскочил, да ещё с такой скоростью, будто Костя вздёрнул его на ноги со всей силой. Не стоило этого делать так поспешно, потому что он чуть не столкнулся лбом с еле успевшим отскочить Костей и оказался к нему почти совсем вплотную. Катя держал его за предплечье, несильно сжимая руку, и быстро моргал, похоже, одинаково с ним зависнув. И если мозг Юры все ещё не подавал признаков жизни, то Костя уже должен был прийти в себя и что-нибудь предпринять, как настоящий разумный человек. Потому что в пустой голове, видимо, совсем не «разумного» Юры проносились абсолютно бестолковые мысли и некоторые картинки, содержание которых он предпочёл не обдумывать. Поняв, что не может даже двинуться, он внутренне взвыл, всё так же внутренне умоляя Екатеринбург сделать хоть что-то! Не в смысле с ним, а отойти назад! Хотя было бы очень и очень здорово, если бы он шагнул чуть вперёд и наклонился… «Нет-нет-нет, фу-фу-фу, хватит-хватит-хватит», — заорала внутри Юры сумасшедшая сирена, и он сам отшатнулся, налетев на стул и не грохнувшись только из-за Кости, сжавшего пальцы на предплечье и удержавшего его от падения. Юра неуклюже схватился руками за Костину грудь, пытаясь восстановить равновесие, и тут же отдёрнул ладони. Чёрт, как неловко-то, ещё и облапал! Что вообще происходит с ним?! А Костя?! Почему лучший друг, всегда понимающий его не только с полуслова, но и совсем без слов, был так же растерян? Юра чуть не уронил челюсть на пол, подняв на Костю перепуганный взгляд. Костя был таким красным и таким до невозможности смущённым, что Татищев не выкупил прикола. Может, у Екатеринбурга тоже был тактильный кризис?.. Впрочем, наверное, он просто смутился из-за Юриного дурацкого поведения, потому что, внезапно отвиснув, Костя вновь стал более-менее спокойным. Татищев и выдохнуть не успел, порадовавшись, что всё возвращается на круги своя, как Катя потянул его в обход стола, на танцплощадку.***
Юра не очень уследил, в какой именно момент к имени в мозгу прибавился мат, но теперь у него шарики за ролики закатывались от невероятно огромного «КОСТЯ, БЛЯТЬ!», бесконечно множащегося на задворках сознания. Потому что Костя был гребаным королём танца. Юра чувствовал себя так, будто не танцевал, а неистово трахался. У него дыхалка окончательно сдохла уже на первой песне, и чудом было то, как долго он держался, маленькими глотками вдыхая спасительный и душный воздух. На самом деле, это было даже не чудом, а отчаянным желанием продлить тактильный контакт с Костей, который мог закончиться в любую секунду, если он, замученный, упадёт на пол. Потому что это был даже не тактильный контакт, а просто тактильнейший контактище, и Юра захлёбывался в жарком пламени, которое бессовестно выжигало всё оставшееся правильное в нём и заставляло полностью единиться с Костей. Наверное, у них получалось очень хорошо. Во всяком случае, если Костя был королём танца, то Юра являлся его принцессой — ради Кости он готов был и на эту должность пробоваться. Никогда ещё Юра не отдавался так какому-либо делу, никогда ещё не чувствовал так много всего сразу, никогда ещё не был готов застрять в одном моменте, зациклить его… Никогда ещё Юра не знал, что можно так самозабвенно танцевать. Костя был везде: на талии, на бёдрах, на плечах и на руках. Его пальцы с нажимом мазали по Юриным ключицам, по спине, лопаткам, запястьям, локтям, по всему, закрытому тканью одежды. Юра, перед которым вдруг с грохотом схлопнулись все границы, ожесточённо восполнял, цепляясь за Костю истошно и тоже везде, запоминая рельефы его тела и их твёрдость. И если остальные люди что-то расслабленно делали, дёргаясь туда-сюда, то они просто летали и сияли. На самом деле, они танцевали почти на одном месте, но Юре казалось, что они уже тысячу километров намотали — Костя так быстро и умело крутил его в разные стороны, закручивал, переставлял. У Юры настолько кружилась голова, что он не видел ничего, кроме Кати. Всё происходящее вокруг слилось в какофонию цветов и звуков, и только Костя существовал в тот момент, когда в «КОСТЮ, БЛЯТЬ» начинало стучаться что-то ещё, очень страшное и серьёзное. Юра потрясающе чувствовал Костю, и тот был словно продолжением его тела. Или Юра был продолжением — не суть! Уралову стоило начать тянуть руку на себя, как Юра тут же сам вытягивал её вперёд, Костя сгибал ногу, и Юра чувствовал, куда он её поставит. Костя смотрел ему в глаза гипнотизирующе, и Юра не мог оторвать свой взгляд. Тактильный кризис получил столько касаний, что совершенно затерялся где-то в хаосе эмоций. Костя резко пробегался пальцами по рукавам, меняясь с Юрой местами, хватал его за бёдра, синхронизируя их со своими, брал его за голые пальцы, сжимал крепко и закидывал их руки вверх, резко и одновременно с ним приближаясь и сталкиваясь телами. Юра потерял счёт их столкновениям после седьмого раза, когда жар, циркулирующий по телу, отключил все органы чувств, кроме осязания. Они стукались плечами, грудью, ногами, бёдрами, но это было не ошибками — это были элементы странного танца, который выходил у них. Иногда они расцеплялись, делая что-то по отдельности, но тут же сцеплялись обратно. Было нечто магическое в том, чтобы настолько хорошо ощущать действия друг друга, сливаясь в одно целое и идеально чувствуя малейшие намёки на следующие движения. У Юры горели не только лёгкие и лицо, но и всё тело. Он настолько распарился, что ему казалось, будто он бегал кроссы где-нибудь в Африке в зимней шубе. Пот тёк по вискам, ладони стали совсем влажными, кофта прилипла к спине… Но это так подпитывало его желание не разъединяться с Костей, что он не слушал бьющее тревогу сердце, бешено гоняющее кровь по организму. Он героически продержался три песни — вообще не услышал, какие играли, просто переходы улавливал. Под конец четвёртой в глазах начало темнеть, дыхание отказывалось работать, и Юра на чистом автомате продолжал крутиться вместе с Костей, делая какие-то выпады и махи руками. Последние аккорды еле вынес, наверное, уже висел на Косте, двигающимся позади него и крепко держащим его за запястья. Катя управлял им полностью, и Юра, чувствуя, что сейчас потеряет сознание от перегрева и переизбытка касаний, послушно качнулся вперёд и потом назад, впечатываясь в тело Кости на завершающих секундах какого-то современного попа. Костина грудь ходила ходуном, его горячее сбитое дыхание жгло шею, пальцы судорожно сжимались на запястьях, сгруппированных у Юриной груди. Получалось, что Костя обнимал его сзади, и Юра еле держался, чтобы не обмякнуть. Он хрипло и резко дышал, упиваясь близостью Кости после такого единения тел и наслаждаясь пламенем, обуревавшим его всего. Огонь медленно отпускал тело, начиная с кончиков пальцев, и верно скапливался в животе и дрожащих от нагрузки ногах. Юра захлебнулся в своём возбуждении так же внезапно, как мысль, зревшая в его мозгу, наконец оформилась и звонко выскочила на передний план, вдруг круто изменив вообще всё. Юра прозрел. И ещё вспомнил, что кто-то умный сказал, что танец — вертикальное выражение горизонтального желания. Обе мысли настолько оглушили, что он не сразу понял, что Костя уже отпустил его и потянул за дрожащие пальцы куда-то. Юра не сопротивлялся, круглыми глазами смотря в пол и давая себя тащить. Во-первых, их танец — это было что-то с чем-то, завязанное на эмоциях и какой-то странной страсти. А во-вторых, у Юры, кажется, был не тактильный кризис. И не кризис вообще. Или не только он. Или не только тактильный. Кажется, Юра был влюблён. Кажется, это было потрясающе.***
На этот раз туалет нашли почти сразу. Точнее, нашёл Костя, приведший туда Юру за руку и поставивший его у стены. Татищев молчал, широкими глазами смотря в пустоту, и тупо моргал. Он, наверное, выглядел ошарашенным, так что Костя, вздохнув, подвёл его к раковине сам. Туалет представлял собой маленький коридорчик с панелью из искусственного серого камня, в которую были помещены две раковины, и две тёмные двери в пол, ведшие в помещения-кабинки. Краны были золотого цвета, зачем-то выделанные под старину, и Костя наверняка только благодаря своему огромному жизненному опыту быстро настроил тёплую воду, немного покрутив смесители. Во всяком случае, Юра, всё ещё пребывающий в шоке, оказался засунут под воду. Он резко дёрнулся, не ударившись о кран только из-за не давшей ему это сделать Костиной ладони, а потом его так же бесцеремонно вынули из-под струи. — Кха-кха! Кха! — зашёлся кашлем Юра, облокачиваясь на каменную панель и зажмуриваясь. Вода не попала ему ни в рот, ни в нос, но он подавился от неожиданности. Открыв глаза, он с ужасом посмотрел на себя в широкое зеркало над раковинами: — Это нахуя было?! — С залаченных волос, теперь свисавших мокрыми прядями в разные стороны, на плечи и на спину капала вода, влажное лицо было красным от активных танцев. — Ты выглядел так, словно собираешься в обморок падать, — пояснил Костя, улыбнувшись его отражению краешком губ, и нагнулся, тоже засунул голову под воду. Юра подавился ругательствами, даже не найдя, что возразить. Да и не мог он сейчас, сразу после Осознания. Поэтому Юра посмотрел на своё отражение, оставив Костю обливаться водой. Из зеркала на него глядел потерянный черноволосый человек с мокрыми волосами, красным лицом и странно сверкавшими глазами. Лямки чёрного комбинезона сползли в разные стороны, один рукав задрался до локтя. Юра дёрнул его вниз и, с неудовольствием морщась, зачесал мокрые волосы назад. Лак оставался на пальцах, и, когда Костя отошёл от раковины, Юра поспешил помыть руки. Ему на голову вдруг приземлилось маленькое полотенце, и он увидел, что Костя достал и себе такое же из корзинки в углу. — Вытри чуть-чуть, а дома помоемся нормально, — сказал Костя, пряча лицо в полотенце и вытирая им волосы. Юра, от его «своейности» вновь почувствовавший не ушедший полностью жар, с пьяными искорками в животе принялся с удвоенной силой тереть волосы. Он кусал губы и пытался успокоить тело, параллельно стараясь повернуться спиной к Косте и не вызвать подозрений. Потому что он вдруг понял, что у него стоит. И серьёзно так. Незаметно не получилось, потому что, загораживая себе всё жёсткой махровой тканью, он врезался костяшкой таза в панель и зашипел от боли. Костя тихо засмеялся над ухом, и Юру развернули за плечи, настойчиво убрали его закаменевшие руки с головы и самостоятельно потёрли полотенцем волосы. Сделав это, Костя сдвинул полотенце назад, открывая Юре лицо. Уралов выглядел таким счастливым даже несмотря на свой помятый вид и красные от жары щёки, и Юра весь горел — снова. Потому что невозможно было не. Костя с полуулыбкой стащил полотенце с его головы и отвернулся, чтобы кинуть вместе со своим в корзину под раковиной. А Юра стоял и просто смотрел на него. Не отвернулся даже, когда при наклоне комбинезон очертил Костин таз и всё прилагающееся. Потому что «КОСТЯ, БЛЯТЬ, ТРАХНИ МЕНЯ» слишком ярко светилось у него перед глазами. «Хочу, хочу, хочу, хочу, хочу, — думал Юра заторможенно, заворожённо смотря за тем, как Костя выпрямляется. Уралов застыл, наткнувшись на его взгляд, и Челябинск ещё громче продолжил, купаясь в собственном возбуждении и ощущении, что всё теперь возможно: — Хочу, хочу, хочу, хочу!» Наверное, Костя прочитал это в его глазах. Ну не мог не прочитать, он же так потрясающе чувствовал его! Скулы очертились сильнее, он сглотнул, разворачиваясь к Юре всем туловищем, и его взгляд стал намного глубже, темнее. Не наверное, а совершенно точно, что он тоже хотел. «Целуй», — приказал беззвучно Юра, прожигая его глазами, и весь подобрался, чувствуя зудящую пустоту на своём теле. Костя смёл его ураганом, впечатывая в стену и успевая подложить под взъерошенную голову свою ладонь. Его губы были сухими, напористыми, плотными и горячими. Юра разбивался вдребезги, отвечая на поцелуй и обхватывая Катю за спину, цепляясь за лямки. Костя прижимал его всем телом к стене, зарывшись рукой в волосы с полусмытым лаком, и шумно дышал в лицо, упоённо сминая губы, а свободной рукой хватаясь за бедро. Юра плавился и плавился, впуская его в свой рот, и горячие капли падали в низ живота, заставляя дрожать от возбуждения. Костя, зажмурившись, обводил его зубы языком, широко оглаживал дёсны и рукой ещё сильнее сжимал волосы. Юра не смел закрыть глаза: ему казалось, что всё пропадёт, окажется сном или очередной фантазией, если он это сделает. И всё же, дав Косте поизучать себя, он потянул его за лямки и настойчиво взял над ним главенство. Костя резко открыл глаза, когда Юра скользнул своим языком по кромке его зубов, и Татищев подумал на секунду, что сейчас его оттолкнут и всё прекратят, но взгляд Кости потемнел ещё сильнее, он переместил руку с его бедра на задницу, сжал пальцы, заставляя Юру изумлённо выгнуться, и убрал свой язык подальше, давая ему место для манёвра. Юра растворился в Косте окончательно и даже не заалел щеками.***
Костя втолкнул их в крайнюю кабинку быстро, но очень осторожно. Рукой прислонив Юру к стене, он отвернулся и закрыл дверь на замок. Юра тяжело дышал, глубоко вдыхая аромат — тут был какой-то древесный ароматизатор, палочки с ним стояли около унитаза. Запах дурманил голову, подсказывая, что это всё правда — и стояк, и Костя, любимый Костя, с горящими желанием глазами разворачивающийся к нему. Юра первый бросился в бой, уже совершенно не контролируя себя. Он схватил Костю за долбаные лямки и притянул к себе, чтобы как раньше, чтобы всем телом его чувствовать. Катя поддался, прижал крепко, держа взглядом и осторожно выдыхая в губы. Он невесомо скользнул пальцами по запястьям, обхватил их и широко огладил большими. — Как ты хочешь, Юр? — спросил тихо, касаясь его носа своим, и в этом было столько сдержанного возбуждения, что Юра чуть не прибил его за грёбаное целомудрие. Ему хотелось прямо сейчас и всего! — Я сделаю, как ты захочешь, просто скажи… — Он скользнул пальцами выше под рукава, к локтям по чувствительной коже. Юра задрожал от касаний ещё сильнее: тактильный голод уже не был насущной проблемой, но Костины прикосновения всё ещё ощущались слишком ярко. — Если позволишь… — продолжил после непродолжительной паузы Екатеринбург, поддерживая зрительный контакт, и быстро облизнул губы, — я сам выберу. Юра, пытаясь справиться с подрагивающими веками, резко кивнул. Хорошо, что он был абсолютно трезв.***
На полу валялись выпавшие из кармана номерки, сигареты и зажигалка. Застёгнутые лямки, просто сброшенные с Костиных плеч, звенели при каждом толчке, ударяясь о его ноги. С Юриными, перекрещенными за спиной, так просто справиться не удалось, и Костя расстегнул их, содрав комбинезон почти с трусами. Чёрная ткань лежала на полу, вокруг ног, пока Юра льнул к стене, жмурясь от удовольствия. Костины и вправду шершавые пальцы поглаживали его спину, играя у копчика и иногда залезая кончиками под резинку трусов. Подол кофты с голубыми цветами Юра зажимал в зубах, отчаянно стискиваемых, рукава задрались до локтей. Голые ноги немного холодило, но контраст с жаром в паховой области и животе был обалденным. Костя прижимался так близко, так желанно, так искренне, что Юру конкретно вело. Тело сводило от выламывающего возбуждения, и он держался изо всех сил, чтобы подольше продлить момент — прямо как с танцем. Костя, резко дыша ему на ухо, сталкивал тазы и с особой тщательностью прокатывал их члены друг по другу. Он нажимал пальцами на копчик Юры, каждый раз побуждая его прогибаться больше, и протяжно выдыхал. Для Юры снова не существовало больше ничего, кроме Кости. Их голые торсы постоянно прижимались друг к другу — Костя тоже кусал свою кофту, зафиксировав её поднятой. Он не стянул комбинезон с бёдер, и жёсткая джинса слишком хорошо ощущалась через ткань хлопковых трусов. Юра глубоко и неровно вдыхал с каждым толчком, купаясь в жгущем мареве, и скользил по голой Костиной спине руками. Костя особенно долго потёрся, особенно громко выдохнув, и Юру особенно сильно пробрало. Он резко опустил руки на Костину пятую точку, и Уралов сделал то же самое с ним. Юра замычал тихо, сжав пальцы, и Катя повторил его движение, бодая носом в шею и активнее двигая их бёдрами. Юре так хотелось дорваться до Кости ещё больше, что он поднял руки выше и, когда Екатеринбург придвинулся, залез ими в штаны, провёл с нажимом по ткани боксеров. Костя, очаровательно судорожно выдохнув, резко скользнул руками вверх и так же резко — под трусы. Юра забился, замычал — слишком уж приятно и необычно было, что Костя трогает его голый зад. Недолго думая, он сжал пальцы под Костиными штанами, потянул в стороны. Костя, конечно, сделал то же самое, и Юра от удовольствия в который раз стукнулся головой о стену. Костя, видимо, идя ва-банк, с нажимом огладил пальцами то место, где Юру никто и никогда раньше не трогал. Он слетел первым: Юра еще осознать не успел, что произошло, а Костя захрипел, пряча лицо в его шее, и затрясся. Челябинск из-за него, так доверчиво прижавшегося к нему и дрожащего от оргазма, сорвался тоже.***
Юра думал о том, как же сильно он втюрился, пока они в четыре руки одевали его и Костю, пока собирали высыпавшиеся из перевернувшегося кармана сигареты, пока умывались и искали выход из дома, держась за руки и с чистой совестью сбегая с вечеринки. И пока Костя забирал куртки, а потом пока они, накинув их на плечи, бежали из последних сил по холоду к машине. Юра думал об этом, пока Костя, напевая что-то весёлое себе под нос, выруливал с территории дома и разгонял машину на еле освещённой дороге, идущей среди леса. А после он всё вывалил поинтересовавшемуся Косте: и про тактильный кризис, и про свои мучения, и про сегодняшние приключения… Надо же было Кате знать, с кем он связывается. Костя почему-то рассмеялся: — Мне кажется, Юр, я тебе просто нравлюсь и это не голод по прикосновениям. — В неверном свете фар и навигатора его скулы потемнели. Юра, уже привыкший к постоянной щекотке во всём теле, зачесал назад лезшие в глаза волосы и пожал плечами. — Теперь всё равно, ты его так погасил, что он уже не вернётся. — Костя улыбнулся, заалев ещё больше, и он выглядел так уютно, расслабленным и спокойно ведущим машину, что Юра еле сдержал улыбку. В машине было полутемно и тепло, радио вещало в беззвучном режиме, в салоне пахло какими-то травами, ароматизатор с которыми мотался на зеркале заднего вида. Юра сидел незастёгнутый, чуть сползя на кресле, и наслаждался потрясающей расслабленностью в теле и успокоившимся мозгом. — То есть больше не надо тебя лечить? — переспросил Костя тепло, поворачивая к нему голову и сбавляя скорость — на дороге было удивительно мало машин, но они ещё не выехали на основное шоссе. — Эй, если не хочешь, можешь вообще идти лесом, я сам справлюсь, — буркнул Юра, по-настоящему не сердясь. У него вообще не было сил, очень хотелось спать… А ещё приехать домой и ополоснуться после всего произошедшего. Желательно, с Костей… — Не могу, я теперь должен понести ответственность за тебя, — хмыкнул Уралов, и Юра, сначала улыбнувшись, почувствовал, как сердце провалилось в пятки, а в голову ударил страх. Это что же, Костя ему нравится, но собирается быть рядом только из-за чувства ответственности?.. Юра, пытаясь сдержать панику, отвернулся к окну. Чем-то тоже вдруг обеспокоившийся Костя отвлёкся на навигатор и не видел его смятения. В груди неприятно тянуло всё то время, пока они ехали в тишине. Костя, вновь приободрившийся, набрал скорость на шоссе, а Юра бесцельно разглядывал мелькавшую в окне дорожную разметку, чувствуя огромный-преогромный груз, постепенно всё больше опускавшийся на плечи. Он думал и думал о Костиных словах, но ещё не успел продвинуться в своих размышлениях дальше, туда, где всё сводилось к концу их общения, как машина остановилась. Юра с непониманием оглядел место, куда они приехали, и сел ровно. Костя пружинистой походкой и широко улыбаясь обходил машину перед капотом. Здание, у которого они затормозили, находилось во дворе жилого дома и было не то столовой, не то ещё каким общепитом. В темноту дальше тянулся подъезд — на нём светились несколько вывесок, сообщающих, что здесь расположены аптека, оптика и салон красоты. Костя открыл ему дверь, и Юра затравленно посмотрел на него снизу вверх, не собираясь вылезать. Мимо бодро прошла какая-то девушка, где-то залаяла собака. — Идём? — энергично спросил Костя, запахивая расстёгнутое пальто посильнее, и Юра автоматически повторил за ним, а потом с раздражением снова распахнулся. — Куда идём? — грубо спросил он, ещё поудобнее устраиваясь на кресле. Лицо Кости со спадающими на него двухцветными прядями стало сначала удивлённым, а потом обеспокоенным. — Ебать меня в мотель ближайший? Ответственность брать за человека, у которого гормоны заиграли, да? — Он сердито скрестил руки на груди и зло зыркнул на почему-то опять удивлённого Костю. Помолчали. Юра, сверля взглядом одинокий фонарь перед вывеской аптеки, успел полностью вспомнить стихотворение Блока и замёрзнуть, прежде чем Костя напряжённо сказал: — Так, — и захлопнул дверь. Он быстро обошёл машину и сел на своё место. Юра, ещё больше насупившийся и очень обиженный, зарылся носом в ворот куртки, ощущая на себе тяжёлый взгляд. — Я не успеваю за твоей мыслью, поэтому разбираемся. Что я не так сказал, что ты понял меня таким образом? — Я должен понести за тебя ответственность, поэтому мы сейчас потрахаемся, чтобы ты наконец успокоился! — передразнил «его слова» рассерженным голосом Юра, смотря только на свои коленки и сжимая руки в карманах. Снова помолчали. — Ясно, — прервал тишину Костя, с протяжным вздохом откинувшись на кресло. — Буду тогда говорить прямо, без экивоков. Юра, я собираюсь сейчас отвезти тебя к себе домой, отогреть в ванной, накормить горячим борщом с белым свежим хлебом и уложить спать, возможно, обняв сзади. Завтра утром я собираюсь попросить тебя остаться на пару дней, приготовить тебе сытный завтрак и заняться с тобой любовью, если ты не будешь против. Понятно? Юра, чувствуя какое-то очень подозрительное свербение в носу, кивнул. Гора с плеч рухнула с таким грохотом, что он наконец смог спокойно выдохнуть. — Понятно. — Костя повернул к нему голову, и Юра виновато скосил на него взгляд. — Я действительно не понял, — проговорил, сглатывая тугой комок в горле. — Лучше и правда прямо говори, хотя бы пока я не привыкну, что ты мне нравишься. — Сказал, и стало легче. От признания. Костя это уже говорил за него, но чтобы он сам вот так прямо… Просто всё ещё было очень горько от несостоявшейся ссоры и хотелось сказать что-нибудь примирительное. — Хорошо, — кивнул Костя и аккуратно вытянул его руку из кармана, тихонько сжал пальцы. — Ты мне тоже нравишься, Юр, и давно. — Татищев, похолодев, повернул к нему голову, уставился изумлёнными глазами. Костя выглядел смущённым и радостным, развернувшись корпусом к нему и осторожно держа его за руку. — Я не думал, что ты когда-нибудь почувствуешь то же самое, и я собираюсь сделать всё, чтобы это чувство не угасло вместе с твоим кризисом. — Он улыбнулся тепло, и Юре очень захотелось либо его поцеловать, либо закурить. — Договорились? Челябинск перевёл свой взгляд на их соединённые руки. Надо же, и это они с Катей, с которым лучшие друзья два века и о котором он последние полгода мечтал, сейчас? Определённо хорошо. Юра кивнул. — Договорились. — Костя широко улыбнулся, сжимая пальцы чуть сильнее, и Юра поспешил перевести тему: — Так зачем мы здесь? Если не в мотель, то куда? — За хлебом, Юр, за хлебом, — счастливо и тихо хохотнул Костя, нарочно ударившись о руль лбом и не расцепляя их рук. — У меня дома закончился, а здесь за углом пекарня какая-то, я её и искал на навигаторе. — За хлебом… — задумчиво протянул Юра, отводя взгляд от лежащего на руле Кости в окно, и несмело улыбнулся: так вот оно что. — Ну, тогда погнали за хлебушком.