18:50
— Горо? — Хэйдзо следует за парнем, который крепко держит его за руку, уверенным и быстрым шагом направляясь на выход, полностью игнорируя недовольство других посетителей бара, которых приходилось слегка расталкивать, чтобы как можно скорее выбраться из шумного и душного помещения. Горо с силой толкает входную дверь, чтобы выволочь Хэйдзо прямо на улицу, протащив его за собой ещё несколько метров, пока… — Ты ведь знал, что он здесь?! — Горо наконец останавливается и, резко выпустив чужую руку, оборачивается, весь трясясь от негодования и злости, — ты знал, и всё равно позволил мне сюда прийти?! — парень срывается на гневный возглас в попытке обвинить именно Хэйдзо в дурацком стечении обстоятельств, в котором он оказался. Горо был откровенно поражён новостью о том, что в баре, куда его пригласил Итто с друзьями — прямо сейчас находится человек, о котором даже малейшее воспоминание отзывалось болью в груди… — Знал, — сдержанно отвечает Сиканоин, в отличие от Горо оставаясь совершенно спокойным, — но давай честно: если бы я попытался тебя остановить, ты бы меня не послушал. Это было чистейшей правдой, и Горо это прекрасно знал. Даже если бы он заранее выяснил, что Кадзуха сегодня будет здесь — он бы не смог удержаться на месте и всё равно бы пришёл. Возможно, ради мимолётной встречи — потому что несмотря на усложнившиеся отношения с Кадзухой, Горо скучал по нему, или в надежде на какой-нибудь откровенный разговор за бутылкой вина или бокалом чего-нибудь, что помогло бы обоим немного развязать язык и растопить неловкость. Но… — Кадзуха… здесь из-за него, да? Горо не хотел называть этого человека по имени. Он не хотел давать ему даже такой маленькой чести — потому что в глазах Горо он оставался никем. Пустым местом, пробелом в жизни Кадзухи, глухим звуком и размытым пятном. Абсолютным ничтожеством, недостойным внимания ни Горо, ни тем более самого Кадзухи. — Ты не знал, что «FATUI» здесь репетируют? Это их студия, — поясняет Хэйдзо, встречаясь с Горо взглядом, который в момент выражает обеспокоенность и удивление. — Нет… — слегка качнув головой, отвечает Горо, — я здесь был всего раз, и я… Он находился здесь с компанией Итто в субботу, в тот самый странный вечер, когда Аратаки пришёл к Горо в кофейню, и потом, после смены, на коленях просил у него прощения. На самом деле, он мало что помнил о событиях того дня: головная боль и похмелье в понедельник утром — это единственное более-менее сохранившееся воспоминание, оставшееся после двух насыщенных выходных, в которых не было ничего, кроме бесконечного кутежа и пьяного веселья. Горо прекрасно провёл время с друзьями Итто, с которыми ему оказалось на удивление просто общаться. Возможно, потому что Аратаки знакомил своих друзей с Горо фразой: «Этот парень милашка, но хороших пиздюлей он вам отвесит, если вы его обидите…». Наверное, это и закрепило некий статус за Горо в их компании: они все были старше него, большинство из них — татуированные, брутальные байкеры, которые на самом деле были весьма милыми и приятными в общении людьми, любителями травить забавные истории и делиться фотографиями своих питомцев. В общем и целом, компания была под стать Итто: шумная и весёлая, а самое главное — c ними Горо было проще справляться с грузом плохих мыслей, которые преследовали его на протяжении последних нескольких недель. — Горо, — Хэйдзо подходит к парню чуть ближе, заглядывая в его слегка задумчивое лицо, — если хочешь, мы прямо сейчас можем поехать домой, — предлагает Сиканоин, на что Горо слегка кривит губы в лёгкой неуверенности. Хочет ли он уехать, оставив компанию друзей, или всё же ему остаться… — Горо? Вновь услышав своё имя и оглянувшись в сторону знакомого голоса, парень вдруг замечает появившегося на крыльце Итто, спешно выходящего из бара со слегка взволнованным видом: — Ты так быстро убежал… Всё в порядке? Горо поднимает на приятеля слегка растерянный взгляд, вот-вот собираясь заверить его, что всё нормально, но он вдруг смолкает, на мгновение замечая изменившееся лицо Хэйдзо, до этого казавшееся совершенно спокойным. Сиканоин бросается в Аратаки мимолётным холодным взглядом, не произнося ни слова и наблюдая за тем, как Итто подходит ближе. — Всё хорошо, Итто, — всё-таки отвечает Горо, замечая обеспокоенность, исходящую от приятеля, — не волнуйся, — он очевидно не собирался вдаваться в подробности происходящего и рассказывать Аратаки о ситуации с Кадзухой. Ему хватает того, что о его «проблеме» знает Хэйдзо. — Точно? — но, кажется, Итто озвученный ответ совершенно не устраивал, потому что он, подобравшись к Горо, вдруг хватает его за плечи и разворачивает к себе, чтобы наклониться к его лицу и внимательно всмотреться: — Хэйдзо не обижает тебя? — он кивает на рядом стоящего барабанщика, который слегка выгибает бровь в недоумении от подобного весьма наглого предположения. — Нет-нет, успокойся, пожалуйста, — вздыхает Горо, начиная чувствовать неловкость ситуации, в которой прямо сейчас оказался. Знал ведь, что эти двое недолюбливают друг друга… — Горо, мы едем домой или нет? — вновь прозвучавший от Хэйдзо вопрос заставляет парня вспомнить, что он так и не решил: стоит ли ему остаться? — Что? Почему? Мы ведь только приехали, — возникает Итто, переведя взгляд сначала на Хэйдзо, который на это лишь устало вздыхает, чуть закатив глаза, а затем и на Горо, который так и не мог решиться, что же ему делать… С одной стороны, он понимал, что ему стоит вернуться с Хэйдзо домой. Как минимум, потому что видеть Кадзуху в компании с этим… чёрт бы его побрал — у Горо не было никакого желания, но с другой стороны, домой он возвращаться тоже не хотел, потому что там ничего кроме очередного самобичевания и мокрой подушки его не ждало. — Горо, что случилось? Почему ты хочешь уехать? — Итто продолжал настаивать на своём, — кто-то обидел тебя? Только скажи, я разберусь… — Нет, не нужно, — юноша резко замотал головой, пытаясь убедить Аратаки, в том, что и в самом деле всё в порядке, потому что его «я разберусь» обычно заканчивалась дракой, полицией и ещё умой всего, чего Горо как-то совсем не хотелось допускать в отношении Кадзухи… Наверное. — Ладно, я останусь, — вздохнув, наконец заявляет парень, решившись всё-таки дать шанс этому вечеру пройти спокойно и беззаботно — именно так, каким он и планировался изначально: в компании друзей, за бессмысленной, но весёлой беседой, которая не даст сомнениям и плохим мыслям вновь заполнить голову. Всё лучше, чем одиночество и жалкие попытки пережить очередную истерику, рыдая в подушку и ненавидя весь белый свет. — Хм, — хмыкает Хэйдзо, слегка кривя губы в безмолвном недовольстве. Он очевидно был совершенно не рад решению Горо остаться, но… и возразить против, как обычно, не мог. А вот Итто очень даже воодушевился и, широко улыбнувшись, быстро взял Горо за руку, чтобы повести его за собой, прямиком обратно в бар: — Пойдём, я угощу тебя самой вкусной текилой, которая здесь есть!19:00
Заливая в себя долгожданную порцию виски со льдом, Скарамучча чувствует растекающуюся в груди горечь, которая теплом разливалась по озябшему после прохладной улицы телу. Скара мог бы сколько угодно выказывать своё недовольство или же для вида ругаться на Кадзуху, но ему совершенно точно стоило признать, что Каэдэхара очень вовремя подоспел со своим презентом в виде бутылки хорошего виски, которую солисту хотелось опрокинуть в себя залпом, чтобы хоть как-то спасти этот дурацкий вечер… После нескольких жадных глотков Скара проводит холодными пальцами по влажным губам и, с наслаждением прикрыв глаза, слегка откидывает голову назад, упираясь ею в окно, у которого сидел. — Так ты не расскажешь, из-за чего вам пришлось отменить выступление? Раздавшийся вопрос от рядом сидящего Кадзухи, который всё это время внимательно наблюдал за Скарой, заставляет юношу тихо хмыкнуть, и открыв глаза, в задумчивости опустить их на красиво поблёскивающий в стакане лёд. Обычно Скара не распространялся о делах группы и проблемах их небольшого коллектива, который последние несколько дней то и дело переживал конфликт за конфликтом. Он не любил выносить всю эту грязь на обозрение кому-либо, но сейчас, сидя с Кадзухой на подоконнике рядом с большим окном, и наслаждаясь любимой терпкой горечью виски, так заботливо купленным Каэдэхарой, Скарамучче очень хотелось просто поныть и посердиться на дурацкие обстоятельства, которые уже не просто трепали нервы коллектива «FATUI», а изрядно доканывали их. — Это из-за работы, — начинает пояснять Скара, слегка покручивая шестигранный стакан с виски в руке, — мы очень устали за последние дни из-за… — он замолкает, в лёгком сомнении раздумывая, а стоит ли называть причину? Кадзуха, конечно, выслушает, но жаловаться ему на ужасный график и плохие условия для работы в рамках подготовки к фестивалю было как-то… — Это из-за репетиций для фестиваля? — Каэдэхара делает предположение, которое на удивление Скарамуччи оказывается весьма точным, — я ещё вчера в универе заметил, как вы ругались, — гитарист зажимает в губах сигарету и спешит подпалить её зажигалкой, замечая, как Скара украдкой следит за его руками, словно подыскивая момент, чтобы нагло выхватить сигарету и забрать её себе. — Это всё из-за Кудзё, — нервно усмехается юноша, — мало того, мы должны работать на неё бесплатно, так ещё эта сука вечно всем недовольна. Это ещё было очень (!) мягко сказано: Сара не давала «FATUI» прохода, постоянно появляясь на их репетициях и без конца и края критикуя вообще всё, что попадётся на глаза. То ей снова не нравился текст песни, то Тарталья лажает (ей-то конечно виднее, ага), то Синьора выглядит слишком вызывающе. А сегодня так вообще: придя в очередной раз на репетицию, Кудзё начала подначивать Скару к конфликту, вспоминая какие-то старые обиды, на которые самому Скарамучче было откровенно наплевать, а вот Саре, видимо, наоборот очень хотелось вывести солиста из себя. Что у неё почти и получилось, только по итогу взбесился не Скара, а Синьора, которую буквально пришлось оттаскивать от Кудзё. Их потасовка закончилась очередным скандалом и громким заявлением Розалины, что она не намерена больше терпеть подобное отношение к себе. Скарамучча её прекрасно мог понять: мало того, что Сара их постоянно дёргала, им приходилось из-за очень плохо сформированного графика подготовки к фестивалю репетировать по пять-шесть часов без нормального перерыва на отдых и обед. Так что совершенно не удивительно, что Синьора психанула, а по итогу ещё и Скару обвинила во всей этой истории. Он, конечно же, не признавал своей вины, хотя именно из-за него и просьбы Кадзухи, он так серьёзно подставлял своих коллег. — Сара вас сильно гоняет? — уточняет Кадзуха, медленно затянувшись, и выдохнув едкий дым, аккуратно протягивает сигарету Скарамучче, самолично отдавая её. Скара остаётся в лёгком недоумении, как именно Каэдэхара угадал его намерения в краже сигареты, но противиться не стал. — Она приходит по сотне раз за репетицию, — раздражённо выдыхает солист, — потому что, видимо, хочет выбесить меня. — У неё получается, — усмехается Кадзуха, на что получает от сердитого Скары лёгкий пинок прямо в бок, — прости-прости, — улыбается парень, придвигаясь к Скарамучче поближе, — хочешь я поговорю с ней? Что она вообще делает? Приходит и мешает вам? — Ага, доёбывается постоянно и ещё… — Скара резко смолкает, начиная вдруг с опозданием, но всё же осознавать, что именно он сейчас делает… Он, блять, жалуется?! Нет, серьёзно, когда в последний раз Скарамучча вообще с кем-либо обсуждал что-нибудь подобное? Когда он позволял себе вот так, как сейчас, рассказывать о своих проблемах, не заботясь о последствиях? Вряд ли сейчас за него говорил выпитый виски — Скара сделал-то всего несколько глотков, да и тянет его на глубокие, откровенные беседы только спустя определённое время. Но что тогда… — Скара…? — Кадзуха, доставая ещё одну сигарету из пачки, не сводит внимательного взгляда с юноши, как бы в ожидании пока тот продолжит говорить. — Забей, — отмахивается Скара, со звоном кубиков льда опрокидывая в себя остатки виски из стакана. Ему не хотелось портить и без того откровенно хуёвый вечер разговорами о Саре Кудзё. — Тебе точно не нужна моя помощь? — спрашивает Кадзуха, наблюдая за тем, как солист увлечённо глушит крепкий алкоголь, даже не морщась, будто воду простую пил, — всё-таки это из-за меня тебе пришлось… — Всё нормально, — отставляя пустой стакан в сторону, перебивает парня Скарамучча. Ему не очень-то нравилась мысль, что Кадзуха будет чувствовать вину из-за сложившейся ситуации (зная, как Каэдэхара любит возлагать на себя подобную ответственность), потому что по факту всё произошедшее сегодня — это следствие уже очень давно назревавшего в «FATUI» конфликта… Синьоре с самого начала не нравился статус Скары в их группе, потому что, по её мнению, Дотторе был слишком благосклонен к капризам солиста и позволял ему гораздо больше из-за контракта на «особых условиях». Только никаких «особых» условий там не было, кроме того, что в случае если Скарамучча вдруг захочет уйти из группы, он обязан будет заплатить огромную сумму денег, которую ему невозможно было заработать даже за пару-тройку лет. Во многом именно это останавливало Скару: у него банально не было возможности выкупить себя самого и освободиться от шефства Дотторе. А сбежать… он пытался. И каждый раз попытки заканчивались больничной койкой, в лучшем случае на пару дней. Но Синьоре с Аяксом думалось, что Скаре, будучи когда-то в отношениях с продюсером, весьма неплохо жилось. Может быть, с самого начала, когда только Дотторе предложил Скарамучче контракт, который молодой и совсем неопытный тогда ещё Куникудзуши подписал не глядя, потому что хотел не просто выбраться из нищеты, а распрощаться со своим прошлым — может быть тогда, он, глупый и юный ощущал мнимую свободу и силу огромных денег, которые Дотторе тратил на него, преображая в то, кем он является сейчас — востребованным певцом, который и в соло неплохо может справляться со своей задачей. Скара очень много работал над собой, чтобы добиться того, что имел сейчас, да не без помощи Дотторе, но… Но Синьора, Аякс, да и вообще все вокруг — уверены в обратном: будто Скара заработал свой статус и место солиста в группе, потому что трахался с Дотторе. Это заблуждение уже давно больше не приводило Скарамуччу в бешенство, он перестал что-либо доказывать и смирился со своей участью, наплевав на чужое мнение. Его никогда особо не волновало, что думают другие, до тех пор, пока… к нему не подобралось осознание, что эту его «сторону» может узнать Кадзуха. Перед кем угодно Скара мог предстать в образе «продажной потаскухи», «шлюхи» и тому подобного… Перед кем угодно, только не перед Кадзухой. Перед ним солисту этого совершенно не хотелось. Поэтому он пришёл в откровенный ужас, осознав, что Кадзуха мог услышать что-нибудь из того диалога с Синьорой. Скарамучче было нестерпимо стыдно и больно от мысли, что Кадзуха узнаёт о чём-нибудь подобном, он не мог этого допустить и очень надеялся, что Каэдэхара и в самом деле ничего не слышал. Наверное… если бы услышал, он бы задавал вопросы, так ведь? Он бы не оставил это без внимания. Никто бы не оставил этого без внимания. — Скара…? Парень вновь слышит своё имя, произнесённое Кадзухой с лёгким волнением в голосе, что заставляет Скарамуччу обернуться к нему, замечая в его взгляде проскальзывающую обеспокоенность с оттенком нежности. Такой же приятной и трепетной, как и касание его тёплой ладони, которую он кладёт на колено солисту, начиная медленно, осторожно поглаживать. — Всё хорошо? — снова спрашивает Каэдэхара, приближаясь к юноше ещё поближе, заглядывая в лицо Скарамучче, который в ответ лишь слегка вздрагивает от неожиданной близости и чуть отводит взгляд в сторону окна, попутно пытаясь занять собственные руки тем, чтобы налить себе очередную порцию виски. — Давай я, — предлагает Кадзуха, зажимая тлеющую сигарету в губах, пока открывает бутылку и наливает Скарамучче ещё один стакан, напоследок заботливо протягивая его парню, который уже не знал, куда ему деваться от столь пристального (но такого, чёрт возьми, приятного!) внимания Кадзухи. Он всегда такой осторожный и обходительный, всегда такой внимательный и аккуратный, всегда такой… Блять. Скара одёргивает себя от этих мыслей, молча принимая шестигранный стакан в руки, и не теряя ни секунды, прикладывается к нему, чтобы вновь влить в себя его содержимое. Юноше хотелось, как можно скорее если не опьянеть, то хотя бы немного притупить чувства и всякие беспокойные мысли, которые без конца роились в голове. Кадзуха ничего не слышал. Он ничего не слышал… — Скара, осторожнее, — предупреждает его Кадзуха, наблюдая за тем, как Скарамучча чуть не давится алкоголем, — если ты так быстро будешь пить, тебе этой бутылки хватит на двадцать минут… — Плевать, — пожимает плечами солист, — сходим в бар за ещё одной, — он вдруг усмехается, — или ты думал, что одной маленькой бутылки хватит, чтобы разговорить меня?19:40
— Нет, Венти, эта идея полная хрень, — машет рукой Тарталья, бросаясь в барда, сидящего рядом, чутка лукавым, рассеянным взглядом, — я тебе говорю, что это так не сработает… — Аякс, ты меньше меня разбираешься в людях! — будучи уже нормально так пьяным, заявляет Венти, — давай хотя бы попробуем, он точно не будет против… — Да нет, говорю тебе, херня какая-то… Венти с Тартальей, сидя за барной стойкой так активно и бурно что-то обсуждали сквозь грохот музыки, что не замечали рядом сидящего Хэйдзо, который всё это время молча наблюдал за друзьями, в пол слова разбирая их увлечённую беседу. Впрочем, Хэйдзо не горел особым желанием вникать в суть их разговора, потому что мыслями Сиканоин был совершенно не здесь. В зале бара был совершенный ажиотаж: Дилюк с Розарией едва поспевали за гостями, которых сегодня должны были развлекать открытой репетицией «FATUI», однако же выступление сорвалось, и дабы оставить клиентов довольными, Тарталья предложил бармену подавать некоторые напитки со скидками, разницу которых Аякс обещался потом покрыть. И это стало достаточно серьёзной проблемой, потому что одной из позиций Дилюк выбрал текилу — именно то, чем Итто хотел, как он выразился: «угостить щеночка». У Хэйдзо чуть стеклянный стакан в руке не треснул, когда он услышал это обращение, которое очевидно кому было присвоено. Именно из-за того, что Итто без конца угощал Горо текилой, Хэйдзо весь вечер сидел в лёгком напряжении, осторожной украдкой поглядывая через плечо, на столик за которым сидела банда Аратаки, состоявшая из нескольких крепких парней, парочку из которых Хэйдзо даже знал, Куки, с которой он тоже частенько пересекался, и, наконец, Горо, который на удивление смотрелся очень органично в этой развесёлой и шумной компании. Он казался весьма беззаботным и радостным, пока ребята веселили его историями, Куки угощала его закусками и сладостями, а Итто постоянно о чём-то с ним переговаривался, что вызывало на лице Горо смущённую или радостную улыбку. Хэйдзо было всё равно, чем именно они там занимаются. Его не волновал ни очевидный мимолётный флирт или комплименты, которыми уже достаточно пьяный Итто осыпал рядом сидящего и краснеющего Горо, ни подходящие без конца к их столику молодые девицы, которые хотели знакомства с Аратаки и его компанией друзей. Хэйдзо забавлял факт того, что девушки находили Итто симпатичным, хоть он и не разделял этого мнения до конца. Объективно: Итто был привлекателен, а рядом с Горо так вообще расцветал в своей харизме и был звездой вечера, но чёрт его возьми… Нет, Хэйдзо не ревновал. Он всё ещё был уверен, что Итто никак не сможет завлечь Горо в подобном плане. Он ведь не глупая девица, которая клюнет на красивое телосложение и обаятельную улыбку. Хотя в отношении Горо нельзя было быть уверенным в чём-то полноценно. Всевозможные догадки и предположения, которые его касались, бывали совершенно противоположны действительности. Впрочем, как и с любым другим человеком, имеющим достаточно высокий эмоциональный порог. Который у Горо превышал, порой, все допустимые значения. Поэтому сейчас Хэйдзо потягивал лишь второй стакан бурбона за весь вечер, медленно и плавно растягивая удовольствие, чтобы самому не захмелеть, потому что его задача была следить за Горо, чтобы в нужный момент вызволить его из пьяной компании и увезти домой. И пока юноша громко смеялся с тупых шуток Итто, пока он мило беседовал с Куки, пробуя новые коктейли и хвастался своими достижениями в спорте (а там было что рассказать), Горо выглядел расслабленным и, самое главное, счастливым. А большего Хэйдзо и не просил. И порой на его губах невольно появлялась мягкая улыбка, когда он замечал в полюбившихся бирюзовых глазах оживлённый блеск, которого Сиканоин не замечал в чужом взгляде уже очень давно. Так бы Хэйдзо и просидел остаток вечера за распитием бурбона в почти одиночестве (не считая рядом сидящего Венти, который был очень увлечён беседой с Аяксом), иногда поглядывая в сторону лестницы или дверей — на всякий случай, чтобы предупредить появление Кадзухи или Скары, встречи с которыми не хотелось бы допустить. Однако… — Так и будешь тупо сидеть? В какой-то момент Хэйдзо услышал знакомый женский голос, и благодаря лёгкому, почти едва различимому звону мелких цепочек на одежде, Сиканоин, даже не оборачиваясь, догадался, кто именно решил потревожить его одиночество. Куки стояла совсем рядом с барной стойкой, подняв на Хэйдзо слегка вопросительный, даже в некотором роде требующий ответа взгляд. Сиканоин первым же делом обратил внимание на глаза девушки, чтобы понять, насколько она пьяна, однако, судя по её виду, она была вполне себе… трезвой. А если так, то Хэйдзо переставал понимать её мотивов… — Так, выключи эту свою херню, — грубо обрывает его Синобу, чуть сощурив глаза, намекая парню на то, чтобы он перестал высматривать в ней что-то, — пойдём покурим, разговор есть. Хэйдзо остаётся чуть удивлённым озвученным предложением, хоть и не показывает вида. Не то, чтобы они с Куки не общались, вовсе нет: Синобу была его приятельницей, и, пожалуй, одной из немногих в окружении Горо, кому Сиканоин мог доверять. Он даже Томе так не доверял, как этой девушке, потому что у неё были очень завышенные идеалы о чести и справедливости. Но особо тесного общения с Куки у Хэйдзо никогда не было, может, потому что она — близкая подруга Аратаки, с которым у барабанщика всегда были какие-то недомолвки. Хэйдзо на мгновение оглядывается на столик, за которым сидел Горо, продолжая вести оживлённую беседу с Итто, на что Куки шумно вздыхает и закатывает глаза: — Ничего с ним не случится за десять минут, пошли говорю, — она кивает в сторону двери, и не дожидаясь Хэйдзо, направляется прямиком на выход. Сиканоин ещё с пару секунд следит за Горо, а затем, оборачиваясь к Венти, слегка бьёт его по плечу: — Бард, присмотри за Горо. — Ага!19:55
Сидя за столиком, Горо бездумным взглядом пялится вперёд, на пустующее место у барной стойки, где ещё минутами ранее сидел Хэйдзо. — Ммм, — недовольно протягивает парень, подпирая щёку рукой и не сводя слегка размытого взгляда с барной стойки, в надежде, что Хэйдзо вот-вот вернётся… На этот вечер Сиканоин был для него, как оплот трезвости, за который Горо держался взглядом, чтобы окончательно не свалиться в пьяное безумие, к которому его то и дело толкал Итто. Но Горо не мог сказать, что ему это не нравилось, совсем наоборот: сидя сейчас в компании друзей и опрокидывая в себя уже неизвестно, какой по счёту шот текилы, он чувствовал себя замечательно… — Эй, щеночек… Горо переводит взгляд на позвавшего его Аратаки, который, красиво и радостно улыбаясь, чуть приблизившись к Горо, протягивает к его губам маленький кусочек лайма, про который юноша вечно забывал… Он жмурится, неохотно раскрывая губы, в момент чувствуя едкий кислый вкус, к которому Горо никак не мог привыкнуть. Сегодня он впервые пробовал текилу, и на удивление ему очень понравилось, он находил забавным все эти маленькие обычаи распития данного напитка: слизывать соль перед тем, как влить в себя очередную порцию, а в конце закусывать её лаймом. Но из-за того, что Горо уже был достаточно пьян, он постоянно забывал об этом. Впрочем, волноваться не стоило: рядом сидел Итто, который пускай тоже был не совсем трезв, но он очень заботливо… Горо вдруг отвлекается от лайма, взглядом проходясь по Аратаки, который уже о чём-то увлечённо болтал со своим другом. Юноша, немного не в состоянии нормально соображать, всё же оказывается вполне способен рассмотреть профиль Итто и найти его… очень красивым. Вообще Горо никогда до этого не обращал внимание на его лицо. Разве что только на алые глаза, потому что они были очень схожи с оттенком… Чёрт. Горо прикусывает губу и резко отворачивается, чтобы не позволить дурацким размышлениям вновь испортить настроение. Несмотря на то, что мысли путались, как верёвки, которые, как бы парень не старался, никак не получалось привести в порядок, иногда в голове проступали слишком отчётливые картинки из воспоминаний, которые отдавались где-то внутри колющей болью. Не такой сильной, как обычно, очевидно из-за алкоголя, но… — Горо, что с тобой сегодня? Юноша снова оборачивается к Итто, который внезапно вновь оказывается слишком близко. Брусничного цвета глаза очень внимательно и выжидающе рассматривали его лицо, будто таким образом пытаясь найти ответ на свой вопрос. Но сейчас в лице Горо не отображалось ничего, кроме пьяного наваждения, вызванного слишком большим количеством текилы. — Всё… нормально, — слегка запнувшись, отвечает Горо, пытаясь ещё и себя убедить в этих словах. Всё и в самом деле неплохо, по крайней мере вечер проходит куда более спокойнее, чем Горо предполагал. — Точно? — Итто позволяет себе поднести ладонь к волосам юноши, кажется, испытывая какое-то нестерпимое желание погладить его по голове. Это движение вызывает подступ удивления у парня, который аж замирает от чужого ласкового прикосновения. В любом другом случае, Горо бы воспротивился подобному вниманию и потребовал бы у Итто убрать руку, но сейчас… — Не знаю, что там у тебя… такое случилось, — с запинкой произносит Аратаки, потому что тоже был не очень трезв, — но знаешь, — он вдруг убирает руку от волос Горо, касаясь пальцами светлых прядок, слегка спадающих на лицо юноши, — ты сильный малый, ты справишься… — Чего… — слегка хмурится Горо, не понимая, к чему и зачем Итто всё это говорит вообще. Со стороны этот диалог казался абсолютно несвязным и глупым — это и понятно, потому что они оба были пьяны, и оба могли воспроизводить лишь очевидные умозаключения, не вдаваясь в детали и эмоциональный окрас сказанного. — Ты знаешь, если у тебя будут проблемы… ты только…только скажи мне, — за сегодняшний вечер Итто уже не раз предлагал Горо подобного рода помощь, постоянно напоминая ему о том, что Аратаки готов сделать для него всё, что угодно, — хотя я думаю, что ты и сам справишься, — повторяет свою мысль парень, — ты только главное, запомни, — Итто вдруг подносит свою ладонь к лицу Горо, касаясь подушечкой указательного пальца прямо до кончика его носа: — Если не знаешь, что делать, делай так, как велит тебе твоё сердце, — он говорил это с таким выражением, словно выдал самую неочевидную мысль, но пускай даже так: он всё ещё оставался очень искренним в своих словах, и пока на лице Аратаки появляется пьяная, как и его разговоры, но всё ещё обаятельная улыбка, у Горо возникает в голове отдалённая, но какая-то очень тревожная мысль, касаемо «делай так, как велит тебе твоё сердце…» — оно у тебя очень доброе, щеночек. Горо остаётся очень смущённым и от слов, которые Аратаки говорил и от действий, которые совершал. Не мог сейчас юноша полноценно оценить происходящее и найти ответ хоть на один из роящихся в голове вопросов. Что он такое говорит? О чём он? И к чему все эти… «Слушай своё сердце»? Похоже, Итто очень здраво перебрал сегодня, и, очевидно, гораздо больше, чем Горо, потому что иначе как объяснить его действия — юноша не знал. Он и сам плохо соображал, но уж получше, чем Аратаки, который теперь, убрав руки от парня, начинает негромко смеяться. Раскатисто и красиво, совсем слегка перебивая музыку… Чуть мотнув головой, Горо пытается вытрясти из головы весь этот беспорядок, невольно бросаясь взглядом в сторону барной стойки, чтобы найти там Хэйдзо. Его присутствие и внимательный взгляд всегда слегка приводили Горо в чувство, словно перед лицом кто-то щелкал пальцами, чтобы немного вывести парня из состояния… Что… Но вместо Хэйдзо за барной стойкой Горо вдруг замечает подозрительно знакомый силуэт. Светлые с рассекающей алой прядью волосы, слегка неаккуратно спадающие на красивое лицо: ярко и оживлённо улыбающееся прямо сейчас, пока взгляд рубиновых глаз, в слегка приглушенном свете бара, кажущихся темнее обычного, был направлен куда-то вперёд, куда Горо ещё несколько секунд не решался посмотреть, словно в самых своих страшных догадках опасался увидеть там… его. Горо поджимает губы, стараясь не уводить взгляда от Кадзухи в сторону, словно изучая его портрет, за рамками которого больше ничего не было. Но он вдруг нарушает личное пространство Каэдэхары, потому что тянется к нему за лёгким поцелуем, в который Кадзуха довольно улыбается, кажется, приходя в какой-то восторг от происходящей близости. Горо мотает головой вновь, в попытках развеять эту картинку в своей голове, с лёгким уколом ужаса предполагая, что окончательно сошёл с ума и что это его воображение рисует сцены, которых он боялся увидеть больше всего, потому что реальность… Она не может быть настолько с ним жестока. Но спустя несколько секунд после того, как Горо зажмуривает глаза и глубоко выдыхает, не замечая того, как рядом с ним начинает слегка беспокоиться Итто, парень поднимает голову, и с горьким болезненным осознанием понимает, что всё, что он сейчас видит — к сожалению, никакая не иллюзия. Нет… Они оба сидели за барной стойкой рядом с Венти и Аяксом, которые, пропустив пару комментариев в сторону Кадзухи и второго парня, вернулись к своему увлечённому обсуждению. И помимо ласковых поглаживаний, которыми Каэдэхара одаривал того самого рядом с ним сидящего, Кадзуха, казалось, вообще не мог оторваться от любования за ним, и не замечал больше никого другого. Нет… нет… нет… В отличии от самого парня, который сидя чуть больше лицом к залу, вдруг встречается с Горо взглядами. Мимолётным, почти неуловимым, но Горо чувствует его — отчётливо и слишком хорошо. Как пара синих глаз въедливо проходится по нему, словно острыми ножами, почему-то причиняя какую-то фантомную боль, которая спустя мгновение становится… почти невыносимой. Не надо… Потому что этот самый демонстративно тянется к Кадзухе вновь, прижимаясь к нему, чтобы жарко, совершенно не стесняясь, поцеловать его в губы. Так требовательно и показательно, в попытках кому-то что-то доказать. Пожалуйста, не надо… не делай этого, не надо… Горо сильно вздрагивает, пока в груди начинает спирать от горячей, разливающейся горечи, которая смазанными ударами разносится по всему телу. Невыносимая тяжесть от подступающего неизбежного: реальности, в которой он наблюдает, как человека, ставшего его миром, его ориентиром — всем, что когда-то Горо внимал и перенимал — очерняет, портит, нагло врывается и рушит его жизнь этот… этот… Он продолжает целовать Кадзуху, кажется испытывая какое-то особенное удовольствие, пока наблюдает за ошарашенным Горо, готовым вот-вот сорваться на слёзный крик. Пожалуйста, хватит… Зачем…? За что…? Горо весь цепенеет, не в состоянии почему-то отвести взгляда, перестать видеть, как Кадзуха любовно и ласково обнимает его, как руками он тянется к чужой талии, как губами касается его щеки, проводя по коже слегка смазанным поцелуем, опускаясь ниже к шее, которую парень слегка выгибает, подставляясь под жаркие ласки, которыми Кадзуха, кажется, потеряв всякий стыд, продолжает осыпать его. Пожалуйста, перестань… Не надо, не надо… Горо сжимает собственные ладони в кулаки, по какому-то совершенно непонятному ему наитию вставая из-за стола, стараясь увести взгляд от целующихся парней, абсолютно не обращая внимание на вопросительные взгляды своих друзей и не различая реакции других людей на происходящее. Потому что всем было наплевать: из-за громкой музыки, приглушенного света и целой толпы весёлых гостей никто не особо не обращал внимание на двух уединившихся парней почти в углу бара. Никто, кроме Горо, который будто по злой иронии судьбы только этого и боялся весь вечер. Хэйдзо. Найдя в себе силы, чтобы бросить Итто, что он сейчас вернётся, Горо начинает рваными шагами переступать по полу, не различая направления и не понимая, куда он идёт: куда-нибудь подальше отсюда, куда-нибудь, где может найти Хэйдзо. Он был прав. Им стоило уехать. Никакого разговора с Кадзухой не получится. Ни сейчас, ни потом, никогда. Потому что боль, которую сейчас переживает Горо, он был просто уверен в этом, ничто, ни одно слово, ни один поступок, не сможет залечить. Хэйдзо… Горо чувствует, как предательские слёзы всё-таки скатываются по разгорячённым щекам, как они — знамения жалости, прямо сейчас начинают душить юношу, выбивая из груди сбитые, тщетные попытки вдохнуть воздух и успокоиться, взять себя в руки. Он ведь уже видел подобное, он справится, он справится. Он обязательно справится. Хэйдзо… Горо пытается дозваться до друга, словно достучаться до разума, словно в попытке отрезвить собственную голову и вернуться в реальность, отрезав от неё последние несколько минут, в которых Горо видел и внимательно внимал каждое действие, совершаемое Кадзухой. Горо направлялся куда-то в сторону узкого коридора, ведущего к уборным. Плохо освещённое, совершенно пустое пространство, в котором ничего, кроме холодно-голубого неонового света не было. Горо кое-как пытается, сквозь пелену горячих, затмевающих глаза слёз, разобрать дорогу, наощупь пройти по стене, к которой в момент он прижимается плечом, кажется, ломаясь под тяжестью собственных чувств окончательно. За что… Горькие, обжигающие слёзы рассекали его лицо, спадая на сжатые от мучительной боли губы, которыми парень пытался сдержать громкий всхлип, готовый вот-вот вырываться из груди громким воем — от пытки, от страшнейшей горечи, которую сейчас пытался вытерпеть. Кадзуха… Горо прикладывает ладонь к своим губам, стараясь хотя бы так остановить себя от истерики, хотя бы так немного удержаться, чтобы не свалиться в омут мучений, которые сейчас просто истязали его, рвали на части, словно в отместку за что-то плохое. За что… За что… Горо никак не мог внять, за что судьба так жестоко обходится с ним. За что она подсылает ему с каждым разом все более и более изощрённые испытания. За что это наказание? Неужели за чувства к человеку, которого Горо считал своим другом, своим миром, своим всем…? Потому что не имел права? Или была хоть какая-то вразумительная причина…? Кадзуха… Горо вдруг слышит чьи-то шаги: отчётливые, вполне уверенные, и такие громкие, что юношу в момент это пугает. Он поднимает голову и находит взглядом дверь в уборную, и резко отшатнувшись от стены, подступает к двери, которую открыв, сразу же закрывает за собой. Оборачиваясь, Горо бездумно подходит к раковине, чтобы включить воду и умыться, чтобы хотя бы так перебить неприятное осознание того, что кто-то мог увидеть его слёзы. Он всегда старался их прятать, порой, конечно, безуспешно, и людям всё равно было очевидно, но… Сейчас он не хотел видеть никого, кроме… Кроме Хэйдзо. Он поймёт, он возьмёт за руку и уведёт Горо подальше отсюда, как он того с самого начала и хотел. Надо было его послушаться. Надо было… Горо ещё с пару минут остаётся стоять перед зеркалом, не в состоянии поднять взгляда на себя, чтобы не видеть насколько жалко и подавленно он выглядит сейчас — это просто добьёт его и окончательно вынесет едва сдерживаемую истерику наружу. Горо держится, потому что ему не хочется… не хочется даже в глазах кого-то незнакомого показаться слабым. Хэйдзо… Горо бьёт себя по лицу и, быстро умывшись ещё раз, наконец, решается покинуть помещение с твёрдым намерением как можно скорее найти Хэйдзо и уехать домой. Больше ничего. Но стоит только парню выйти обратно в коридор, как взглядом он… Нет… — Какая встреча. Голос, раздавшийся словно лезвием по сознанию, в миг заставляет Горо вновь задрожать. То ли от испуга, то ли от неожиданности встречи с тем самым… Скарамучча стоит, сложив руки на груди и приложившись спиной к стене, с насмешкой во взгляде осматривая испуганного перед собой парня, который ничего не отвечает на его приветствие, стараясь только лишь увести взгляд в сторону, не желая ни мгновения смотреть на Скару, потому что… Он никто. Совершенное пустое, размытое… ничто. Горо делает шаг в сторону в намерении сбежать от этой неприятной встречи, но вдруг замечает, как Скарамучча в несколько шагов поспевает к парню, грубо толкая его обратно к стене, вынуждая Горо больно удариться лопатками о кирпичную кладку. — Ты меня раздражаешь, — отчётливо выпаливает Скара, в синих потемневших глазах которого Горо видел столько отвращения и надменности, сколько не видел в свою сторону никогда. Юноша начинает вновь дрожать от тяжелеющего чувства страха перед этим парнем, тихий гнев которого ощущался настолько громко, что заглушал Горо всякие мысли. — Сделай так, чтобы я тебя больше никогда не видел: ни здесь, ни тем более рядом с ним, — добавляет Скарамучча со скользящей в голосе угрозой, которую Горо внимает, но… — или я сделаю это сам. Горо распахивает в пугливом изумлении глаза, слыша это вполне ему понятное предостережение, но он чувствовал себя так странно: словно кто-то в размыленную картинку в голове начинает капать чернилами, такими же едкими и густыми, как цвет глаз, которые прямо сейчас смотрят на него с распаляющейся яростью. Этот парень будто из последних сил держался, чтобы не сказать что-нибудь ещё, в желании задеть или унизить — по крайней мере именно так он сейчас и выглядел. Опасный и жестокий, такой… Неправильный. Скара делает шаг назад, напоследок лишь коротко хмыкнув в пренебрежительном тоне, видимо, совладав с собой, чтобы всё-таки не отпустить какую-нибудь едкую грубость, и разворачивается, вероятно, надеясь, что парочки незатейливых угроз хватит, чтобы спугнуть паренька. И Горо, наверное, готов был бы смириться со своей ролью персонажа второго плана, чувства и переживания которого — лишь декорация на фоне Скарамуччи — человека, который, не имея ни чести, ни совести, за спиной Кадзухи, вытворяет нечто подобное.«Ты сильный малый, ты справишься…»
Горо замирает, в момент вспоминая недавно сказанную Итто в его адрес фразу. Ту, которая взывала в парне горячность и желание справедливости, ту, которая прямо сейчас достигала очень глубоких, но таких ярых и искренних чувств. То, чему Горо никогда не позволял выбраться наружу… — Ты… — парень обращается к уже уходящему Скарамучче, который слыша чужой голос, слегка замедляется, — не смей просить меня о таком… Я никогда не отступлюсь от него. Скара даже чуть оборачивается, явно не ожидая подобного заявления, но ответить ему солист не успевает, потому что… — Это тебе не место рядом с ним, — срывается вдруг с губ Горо, который от каждого сказанного слова, начинает ощущать нарастающую уверенность, вызванную то ли алкоголем, то ли вырывающимся из него желанием обидеть и задеть в ответ.
«Действуй так, как велит тебе сердце…»
— Потому что ты… недостоин его, — продолжает юноша, замечая в темно-синих глазах вдруг проблеск… сомнения? Словно одно сказанное слово заставляет Скарамуччу прочувствовать что-то такое, что было едва различимо, и Горо даже не был уверен, что именно он заметил, но… — Ты просто… — Горо собирается сорваться окончательно, позволив себе грубость, позволив себе сказать нечто такое, что… — ты просто вовремя оказался с ним в постели… вот и всё! Скара ещё с пару секунд молчит, кажется, приходя в откровенное удивление с этого заявления, которое, ещё мгновение и заставляет солиста вдруг негромко, но раскатисто рассмеяться. Горо было ужасно неприятно, что он не мог более уверенно и красноречиво обозначить статус этого парня, даже несмотря на своё не очень трезвое состояние. — Так меня шлюхой ещё никто не называл, — сквозь смех произносит Скара, делая шаг к Горо, чтобы вновь приблизиться к нему, изображая на своём лице ядовитую, довольную усмешку, от вида которой юноша начинает постепенно злиться, ощущая, что любое, даже самое безобидное слово, сказанное этим парнем, может сейчас стать толчком в чему-нибудь необратимому. — Но лучше быть шлюхой, чем таким ничтожеством, как ты, — голос Скарамуччи становится ниже и тише, словно он пытается одним лишь своим тоном довести Горо, — на которое он никогда не посмотрит. Горо застывает на месте, пока в его голове глухим отзвуком разносятся эти слова, пока глазами он видит довольное, насмешливое выражение лица того, кто прямо сейчас являл собой корень всех проблем, эпицентр всего того плохого, что происходило с Горо в последние несколько недель. И ведь не только с ним… — Ненавижу… Горо старался изо всех сил противостоять опаляющей его сознание ярости, тому, что заставляло его ненавидеть себя ещё больше, тому, что он сейчас пытался обуздать, но с каждой новой секундой пробегающего довольства в смеющихся глазах Скарамуччи, контроль над собственными чувствами рассеивался. Он распадался на осколки, вытесняя всякую рациональность и ощущение последствий.«Действуй так, как велит тебе сердце…»
Ярое чувство справедливости и желание высвободить мечущуюся боль, которая разрывала его на части, которая на протяжении вот уже нескольких лет царапала его душу в ожидании заветного момента. Который теперь никогда не настанет из-за… него. Поддаваясь нахлынувшей волне гнева, который пеленой затмевает остатки рассудка, Горо с силой, совершенно не в состоянии разобрать собственных намерений, поддаётся резкому желанию замахнуться рукой, чтобы ударить Скарамуччу, который вот-вот собирался снова отвернуться, чтобы уйти… — Ненавижу тебя! Горо проходится тяжёлой рукой прямо по лицу Скары, моментально выбивая из него приглушенный болезненный стон, возникший скорее больше из-за неожиданности… Но с лёгким подступом удивления Горо видит, как весьма сильный удар не сталкивает Скару с ног: солист продолжает стоять на месте, хоть и пошатывается, начиная истерично посмеиваться, пока прикладывает ладонь к хлестнувшей из носа крови. Скарамучча поднимает на Горо почти обезумевший взгляд, который парень успевает заметить перед тем, как Скара делает резкий выпад вперёд, чтобы ударить юношу по лицу в ответ. Удар приходится по щеке — весомый, но несильный, потому что Горо вовремя успевает чуть отстраниться назад. Даже в почти-пьяном состоянии он мог совладать с собственными руками (но не чувствами), которые до фантомной боли в костяшках знали и помнили движения, разученные на тренировках. Горо не просто имел тяжёлую руку, он профессионально занимался борьбой, и прекрасно был осведомлён об алгоритмах ударов и падений, о том, как именно ему увернуться, как безболезненно самобороняться, чтобы не нанести случайную травму своему обидчику. Потому что любое, не особо осторожное действие спортсмена могло закончиться для его оппонента летальным исходом. Но сейчас Горо… совершенно не думал об этом. Он не думал, пока заносил ногу, чтобы уверенным, очень чётким движением колена ударить прямо в живот Скарамучче, тем самым застав парня врасплох, вынуждая его рефлекторно согнуться пополам. Горо не думал, пока очередным ударом по лицу, вкладывая в движения ещё больше силы, свалил солиста на пол, и ловко оказавшись сверху, взялся пальцами за его волосы, крепкой хваткой оттянув его голову назад, чтобы вновь занести руку над его лицом, изображающим какое-то абсолютное, пьяное, безумное сумасшествие, словно Скара только этого и ждал, словно он только этого и хотел — ощутить на себе гнев другого парня, безответно влюблённого в Кадзуху. — Ненавижу тебя…! Горо не думал: он не видел ничего кроме довольства на всё ещё красивом лице Скарамуччи, которое хотелось испортить, сломать, уничтожить чётко поставленными и крепкими ударами, стирая с его губ, некогда целованными Кадзухой, эту высокомерную, мерзкую усмешку. — Ты — ничтожество! Скара пытается столкнуть с себя разъярённого парня, который прижав его к полу, продолжает нещадо бить по лицу, так сильно, так яростно, что кровь, разлетающаяся от резких движений, окропляет руки и лицо Горо, искажённое в гневе, изображающее столько омерзения и ненависти, что он готов был сойти с ума от того, насколько тяжёлой казалась распирающая его сейчас злоба. — Мерзкий, отвратительный… — в припадке продолжал кричать Горо, теряя всякое самообладания, вкладывая в каждый последующий удар всё больше силы: отводя плечо всё дальше и резче, чтобы не просто причинить боль, смешанную с всхлипами, которыми Скара задыхался, потому начинал захлёбываться от собственной крови, а чтобы не оставить на его лице ни одного живого места.«Размытое, пустое пятно…»
— Ненавижу тебя! Ненавижу! Горо срывается на громкий, истошный вопль, вынося из груди всю свою боль, свою обиду, горечь, ненависть и зависть, свой гнев и желание если не отмстить, то хотя бы остановить… Чтобы он больше никогда не смел называть Горо ничтожеством. Чтобы больше никогда он не смел портить жизнь Кадзухе, чтобы больше никогда он смел улыбаться и выглядеть таким завидно-счастливым рядом с ним, чтобы больше никогда… — Горо! Горо не думал: он не слышал, как кто-то зовёт его, не слышал, как чей-то крик оглушает громкую музыку, не замечает, как кто-то бежит к нему, пока он без конца продолжает избивать уже кажется теряющего сознание Скарамуччу… — Господи, он ведь убьёт его! Парень делает очередной замах рукой, готовый, кажется, выбить из Скары последние силы, чтобы тот, наконец, отрубился, окончательно, чтобы… — Горо, остановись! Прекрати! Он слышит чей-то знакомый голос, который пытается воззвать его к разуму. — Скара?! Горо не успевает сделать последний удар, потому что, спустя мгновение, его руку вдруг резкой останавливают: — Горо! Прекрати, прошу тебя! Его с силой удерживают и пытаются оттащить от задыхающегося Скарамуччи, к которому поспевает какой-то парень, начиная трясти солиста за плечи в попытках привести того в чувство. — Эй-эй-эй, не вырубайся, Скара! Горо совершенно не чувствует себя в происходящей реальности, он всё ещё находится под гнетом собственной ярости, которую теперь кто-то пытается удержать из вне. Горо слышит чей-то голос, снова зовущий его по имени, чей-то голос… Хэйдзо…? — Горо… Но парень вдруг видит Хэйдзо прямо перед собой, спешно расталкивающим толпу людей, сбежавшихся в узкий коридор на истошные крики вышедшего из себя Горо, которые оглушали, наверное, даже громкую музыку. — Дилюк, принеси льда, быстрее! Горо цепенеет от холода и ужаса, начиная ощущать под ногами землю, а в руках, испачканные чужой кровью, саднящую боль после ударов вместе с неприятным ощущением чей-то цепкой хватки на своём плече, за которое его удерживал тот, кому удалось оттащить Горо от Скарамуччи. — Блять, Скара, какого хера?! Солист сквозь болезненный кашель, продолжает делать попытки отдышаться вместе с раздающимися смешками — хриплыми, но такими же довольными, как и до этого… И даже сквозь его избитое лицо, Горо всё ещё видел эту жестокую, но победную усмешку, и когда почти не видящим взглядом из-за залитой крови, Скара смотрит куда-то за спину Горо… Нет… До него вдруг начинает добираться осознание произошедшего, и с холодеющей головой, он вдруг беглым взглядом пытается высмотреть в толпе… Аякс, Венти, Хэйдзо, Куки и Итто… — Горо… Нет… Парень вновь слышит голос за спиной, с колким страхом догадываясь, кто именно удерживает его прямо сейчас, стоя позади. Горо очень медленно, робко оборачивается, приходя в мгновенный ужас, встречаясь лицом к лицу с отображающимся в знакомых алых глазах потрясением — глубоким, настолько отчётливо различимым, настолько ярко изображённом в чужом побледневшем лице, на котором постепенно потерянность сходит на нет, демонстрируя огорчение, разочарование, сменяющееся… отвращением. Кадзуха выпускает Горо из своих рук, словно в нежелании больше касаться его, словно боясь или… — Эй, вызовите кто-нибудь скорую! — раздаётся чей-то знакомый голос со стороны, который сейчас казался настолько далеко, словно человек стоял в нескольких десятков метров. — Аякс, кха, блять, я же сказал, не надо! — доносится хриплый, но достаточно уверенный ответ, который принадлежал побитому Скарамучче. И как только у него хватило сил вынести всё то, что случилось… Горо не мог сейчас думать об этом. Он вообще ни о чём другом, кроме как о Кадзухе, который всё ещё безмолвно стоял напротив, взглядом наблюдая за тем, как друзья помогают Скаре, как Дилюк приносит ему лёд, как Аякс тащит его к бару, помогая добраться до дивана, чтобы усадить, и всё это под внимательные взгляды других гостей. — Так, всё, ну-ка, разошлись все быстро, — командует бармен, — а то вы драк тут не видели. Горо следит за тем, как Кадзуха отворачивается от него, осторожно обходя, держась чуть поодаль, словно на вытянутой руке, словно… ему было неприятно стоять рядом с парнем. — Дилюк, опять у вас опять кто-то подрался? Пиздец, в этом баре проходит хоть день без драки? Горо смотрит в спину уходящему Кадзухе, вдруг почему-то ощущая нестерпимое желание остановить его, взять за руку и… объясниться. Словно сейчас был последний шанс сказать ему хоть что-то… — Кадзуха, постой… — дрожащим голосом зовёт его юноша, не замечая, как со стороны за ним и Каэдэхарой наблюдает Хэйдзо. Внимательно и очень сосредоточенно. Кадзуха оборачивается, краем холодного взгляда задевая юношу. В его алых, бархатных глазах, обычно дарящих нежное тепло закатного солнца, Горо впервые за все долгие года дружбы видит нечто совершенное… непривычное. Такое колкое и одновременно с этим неосязаемое, словно это был и не Кадзуха вовсе, а другой, абсолютно незнакомый Горо человек. — Кадзуха…? Горо зовёт его по имени, будто в попытке дозваться до него «настоящего», словно желая вызволить Кадзуху из глубины презрения, которым сквозил его взгляд… Взгляд любимых рубиновых глаз… …который теперь заставлял Горо дрожать от ощущения подступающих душащих в горле слёз, заглушающих последние слова, брошенные уходящим Кадзухой через плечо: — Больше не смей подходить ко мне.