Протеже

      До Фестиваля оставался один день, и Люк воспользовался возможностью одеться на утреннюю ярмарку не так формально, как обычно. Светло-коричневая туника поверх зелёной рубашки, брюки — он чувствовал себя лесным духом из легенд, который, тем не менее, легко смешался с толпой празднующих.       Пуджа вышла из дворца вместе с ним, нервничая гораздо сильнее. На ней тоже была туника, но поверх она надела короткий плащ с капюшоном, который могла за секунду натянуть поверх плотно затянутой косы, скрывая лицо. На мгновение, когда они прошли мимо дворцовой стражи и ступили на мраморные ступени, Пуджа застыла. Улица Палас Плаза раскинулась перед ними, полная красок, музыки и смеха. Сестра хотела было натянуть на лицо капюшон, но Люк поймал её затянутую в перчатку руку и потянул за собой.       — Пойдём! — позвал он. — Мы договорились встретиться за внутренним двором!       Внутренний двор располагался на противоположном конце улицы. На Плаза было не протолкнуться. Люди собрались вокруг прилавков, расставленных неровными рядами вдоль всего бульвара, но во всеобщей суматохе всё уже столько раз сдвинулось, что движение по улице больше напоминало сплав по речным порогам.       Пробиваться сквозь это празднество было нелегко, но, пусть Люк и не собирался покупать многочисленные безделушки, которыми трясли у него перед лицом, атмосфера вокруг царила воодушевлённая. Он держал Пуджу за руку, и она тоже крепко вцепилась в его ладонь, пока они вдвоём маневрировали меж остальными отдыхающими. Ему не нужно было оглядываться, чтобы знать, где сейчас сестра, и он был вынужден признать, что скучал по этой их прочной связи. У входа во внутренний двор тоже было не протолкнуться, поэтому Люку пришлось привстать на цыпочки, выискивая своё семейство. Ага! Рио, которая была выше матери, вскарабкалась на один из постаментов и тоже разглядывала толпу, разыскивая их. Люк помахал ей рукой.       Когда он подобрался ближе, то увидел и остальных. Дарред стоял пониже дочери, весело поглядывая на неё, а Сола обнимала себя руками. Стоило ей их заметить, как она немедленно распахнула объятия:       — Пуджа!       Люк ждал, что Пуджа отпустит его руку и побежит в объятия матери, памятуя, как она вела себя раньше. Но нет. Пуджа ещё крепче вцепилась в него, схватившись второй рукой за его плечо, пока они не оказались в метре от Солы. Тут уже Пудже пришлось сделать деревянный шаг вперёд. Сола обняла её, секундой позже Пуджа тоже заключила мать в объятия.       Рио спрыгнула с постамента, оставив в покое статую гунгана-воина, за которую держалась. Её платье взметнулось вокруг неё, когда она приземлилась, Люк разглядел несколько слоев белой нижней юбки под золотисто-жёлтой тканью. У платья был скромный воротник, спереди оно застёгивалось на пуговицы, а на корсете красной нитью были вышиты цветы и животные.       Рио поймала его взгляд.       — Ну, угадал эпоху? — поддела она.       — Ранняя Республика, — ответил Люк. — Стиль, перенятый у Чандриллы, самый разгар эпидемии натурализма.       Рио обняла его:       — Говорю же, только ты всегда слушаешь мою болтовню.       — Отличный выбор, — прошептал он ей на ухо, — напомнить всем о взаимосвязях внутри Республики на Фестивале Света при королеве-изоляционистке.       — Мне никто ничего не сделает.       — Да, и это делает всё ещё смешнее. Не хочешь поработать дизайнером у одного сенатора?       — Спрашиваешь, не хочу ли я своими руками вписать тебя в список людей, которых Империя подозревает в госизмене?       — Как ты смеешь намекать, что меня там до сих пор нет.       Рассмеявшись, Рио отодвинулась и посмотрела на его тунику.       — Скучно, — сказала она. — У Сабе забрал? Ей тоже нейтральные цвета нравятся.       Люк предпочитал носить нейтральные цвета исключительно по собственной прихоти. Здесь такая расцветка была дешевле, чем сложная вышивка или какие-то узоры, но на Татуине облить красителем одного цвета целую тунику считалось роскошью.       — У меня и личный гардероб есть.       — Даже если бы не было, ты бы никого не удивил. Я иногда думаю, что у Амидалы… — она понизила голос, вспомнив, что совсем рядом стояла Пуджа. — Её публичные наряды всегда выверены до последней нитки. Мне нравится иногда смотреть её выступления в Сенате и пытаться выяснить, что она хочет завуалированно сообщить. Люк нахмурился:       — Я не знал, что это настолько важно, — все политики знали, что их стиль влиял на их электорат. Но одно дело — влиять, а другое дело — делать какие-то завуалированные послания.       — Да это ещё важнее, чем ты думаешь! Например, она никогда не надевает чёрное. На публике, во всяком случае. Я весь голонет перерыла, но не нашла ни одного такого образа.       — Почему нет? — обычно у чёрного цвета на Набу не было никакого подтекста. Да, его ассоциировали с темнотой, но эта ассоциация не всегда считывалась как негативная. Ночь была чудесным временем года, особенно в Озёрном Краю, и многие вечерние платья выполнялись из чёрной или тёмно-синей ткани. Чёрный считался тёплым цветом.       Но…       — Вейдер, — сказал Люк. — Палпатин.       — Вот именно. И, между нами говоря, мне кажется, она уделяет своим нарядам слишком много внимания. Она боится, как её воспримут, случись ей надеть чёрное. Она разделяет вкусы Палпатина? Наступают тёмные времена? Она же вокруг этой темы на цыпочках ходит, — ухмыльнулась Рио. — Присмотрись повнимательнее, что она сегодня наденет. Мне вот очень интересно.       Она повернулась к сестре. Пуджа стояла перед отцом и неловко заправляла выбившуюся из косички прядь за ухо. Рио обняла её со спины, заставив подпрыгнуть.       — Я скучала! — заявила она. — Почему тебя так долго не было? И что это за огромный капюшон?       Фыркнув, Пуджа развернулась и сжала ладони сестры в своих.       — Я люблю капюшоны.       — Ещё и перчатки? Ты у нас сегодня служанка эпохи монархии?       Люк поморщился.       — Все служанки Императрицы Амидалы должны сегодня носить фиолетовые капюшоны и перчатки. Так нас легко узнают штурмовики и другие представители Империи.       — Ясно, — Рио отпустила её руки. — И тебе нравится работать на… Императрицу Амидалу? — спросила она, заметно выделив голосом этот титул.       Пуджа закатила глаза.       — Тётя Падме очень милая. Я тебя уверяю, дедушка в ней сильно ошибается. Люк ведь сказал тебе, что она хотела бы с нами встретиться?       — Дедушка, может, и ошибается, но ошибаюсь ли я? — вклинилась Сола. Судя по голосу, она не хотела её обвинять, а просто… тревожилась. — Она по-прежнему… следует неверным идеалам.       — Это вы следуете неверным идеалам, — резко ответила Пуджа. — А она идёт по правильному пути.       Люк хотел было надавить, но передумал. Сейчас было решительно неподходящее время начинать ссору, это они всегда успеют. К счастью, среди его ближайших родственников никто спорить не захотел: единственный, кто точно закатил бы скандал, был Руви, но Джобал запретила ему приходить.       Жаль, конечно. Руви очень любил фестивальную ярмарку.       Дарред сжал плечо Пуджи:       — Мне нужно идти к прилавку, — сказал он. — Увидимся позже.       — Где ваша палатка?       — Чуть-чуть за пределами Плазы.       — На Фруктовом рынке, где обычно?       — Точно, — улыбнулся Дарред.       — Я загляну попозже, — Пуджа быстро его обняла. — Я слышала, что вы запускаете игрушки штурмовиков — мы с другими служанками очень хотели бы их увидеть.       Люк увидел, как Дарред на мгновение застыл, будто в ужасе, но он отвернулся до того, как Пуджа это заметила.       Она взяла Люка и Рио под руки.       — Ну что, пошли?       Кивнув, Рио сразу потянула их вперёд. Поскольку Люк не горел желанием протискиваться сквозь маячившую впереди толпу, он выскользнул из хватки Пуджи и пошёл рядом с Солой в чуть более медленном темпе. Та благодарно взяла его под руку.       — Пошевеливайтесь! — позвала их Рио. — Я видела уличный театр по дороге сюда, хочу проверить, вдруг там что-то историческое показывают.       — Чтобы жаловаться нам, что костюмеры всё переврали? — крикнул ей вслед Люк.       — Естественно!

***

Падме бесцельно бродила по верхнему этажу Дворца. Они долго искали место, откуда она могла бы наблюдать за ярмаркой, но, в конце концов, их поиски увенчались успехом. Коридор, выходивший окнами на Палас Плаза, выгибался в этом месте дугой. Под широкими арочными окнами раскинулись роскошные цветастые клумбы. Падме опустилась на сидение в углублении окна и наблюдала за празднеством с печальной тяжестью где-то в груди.       — Эни? Помнишь, когда мы в последний раз прилетали на Фестиваль Света? — спросила она. В коридоре, кроме них, никого не было — ведь Императрица не нуждалась в иных защитниках кроме лорда Вейдера — и Падме наслаждалась их условно личным моментом уединения.       — Я помню, что Палпатина на нём пытались убить.       — Если бы эта попытка увенчалась успехом, — посетовала Падме. — Но речи у него были драматичные, не отнять. Ты попал под молнии, да? А Оби-Ван… его обман…       Стекло покрылось изморозью. Падме нахмурилась, пряча от мужа лицо в отражении. Значит, Оби-Ван по-прежнему был ему глубоко важен. Словно это была открытая рана. Учитывая, как резко он отказался от своей погони несколько недель назад, Падме посмела было понадеяться, что он, наконец, поменял своё отношение к этому человеку. Точнее, осознал, что преследует его с нездоровой одержимостью.       Видимо, зря.       — Но до этого, — она улыбнулась. — Мы были на ярмарке, помнишь? Мне пришлось уйти пораньше, чтобы успеть переодеться, с чем, как я полагаю, придётся столкнуться и Люку, но мы чудесно провели тот короткий час. Асока была такой милой девочкой.       — Асока мертва, — сказал Вейдер.       — Я знаю, — вздохнула Падме. — Они все мертвы.       — Кроме Кеноби.       — Лишь пока, — её взгляд зацепился за что-то в толпе — это оказался фиолетовый капюшон Пуджи. Сама Пуджа остановилась у одного из прилавков, пока другая девушка — скорее всего, её сестра — изучала ожерелья. Светловолосая голова за их спинами — это, должно быть, Люк, а женщина постарше…       Сола.       У неё болезненно дрогнуло сердце.       Она так внимательно следила за сестрой, что почти пропустила, как какой-то человек в коричневом капюшоне врезался в Люка — и заметила-то его только потому, что Люк из-за этого врезался в Солу. Сола сердито нахмурилась на такое хамство, повернулась было к Люку, но тот стряхнул с себя её руку, не отрывая взгляда от незнакомца.       Сола отвернулась к прилавку и разложенным на нём вещицам, а Люк, напротив, развернулся вслед за гулякой. Тот проскользнул между двумя палатками в направлении внутреннего двора и остановился за воротами, которые вели в сады. Люк не сводил с него взгляда — единственная неподвижная фигура в обтекающей его толпе — и изумлённо распахнул глаза, когда незнакомец на мгновение опустил капюшон.       Падме сдержала крик. Покосилась краем глаза на мужа, затем снова опустила голову. Человека нигде не было.       Вейдер заметил её тревогу, но, как всегда, не определил её причину.       — Если ты хочешь к ним присоединиться, я уверен, твои служанки успеют придумать тебе не привлекающую внимания маскировку.       Падме снова посмотрела на свою семью — на семью Пуджи и Люка. Люк куда-то делся из их женской компании, но Сола примеряла Рио новую пару серёжек, держа их у её ушей. Джобал часто делала так самой Падме.       — Нет, — сказала она. Она горевала далеко не по ярмарке. — Не сейчас.

***

      Они далеко не сразу нашли театр, про который рассказывала Рио. На ярмарке царил такой хаос, что они бесцельно слонялись туда-сюда, и то и дело кто-то из их группы восторгался очередным прилавком и тормозил и без того неторопливую процессию. Очередная лавка оказалась магазинчиком бижутерии — украшения переливались огнями под утренним солнцем.       — Ох, какие красивые, — Рио потянула за собой Пуджу, Люк и Сола пошли следом. — Мам, ты разве не хотела купить себе кулончик, у тебя же сломался твой серебряный?       — Хотела, — Сола подошла ближе. — Они просто чудесны.       Пуджа разглядывала кольца. Люку тоже кое-что приглянулось — он заметил неплохие серёжки, которые бы хорошо подошли к некоторым из его рабочих костюмов. Одна пара особенно привлекла его внимание.       Дело было даже не в самой бижутерии, а в алой ткани, которая прикрывала заднюю часть прилавка, и в шарфах, на которых были разложены ожерелья. Сложно было пропустить отпечатанный на ткани узор миллацветов.       В этом не было ничего необычного. Миллацвет — распространённый на Набу цветок, в живописи их использовали столетиями. Но в текущей политической обстановке с миллацветами было связано слишком многое, чтобы у этого цветка не появилось дополнительное значение.       Сглотнув, Люк постарался удержать лицо. Макияж скрыл яростный, перепуганный румянец, заливший его щёки. По дороге сюда он уже прошёл мимо кучи самых разных провокативных инсталляций: был и газетный киоск, и карикатуристы, и книги с сатирическими новеллами, и уличные музыканты, распевавшие протестные песни. Таков был дух Фестиваля Света. На нём чествовали Республику и демократию и свободу прессы. Но здесь торговцы практически в открытую критиковали Империю. Ради чего?       Миллацветы были и в самих украшениях. Хозяйка прилавка заметила его интерес.       — Хотите примерить? — она подняла две серёжки с миллацветами, правда очень красивые. — Они вам пойдут!       — Я… нет, спасибо, — выдавил Люк, — я…       Кто-то со всей силы в него врезался. Люк развернулся посмотреть, кто это, но лишь на мгновение увидел его лицо.       Он попятился, врезавшись в Солу, которая поймала его за локоть.       — Люк? Всё хорошо?       — Да.       — Что за нахал, — Сола сердито уставилась вслед незнакомцу. — Неужели не мог… Люк?       Люк никак не мог оторвать от него взгляда:       — А?       — Точно всё нормально?       — Я… да. — Человек в коричневом плаще проскользнул между двух палаток, но Люк пока не потерял его в толпе. Когда он посмотрел Люку в лицо, слегка опустил капюшон и улыбнулся… Люк его узнал. — Я сейчас вернусь. Хочу посмотреть там одну лавку.       — Хорошо, но будь поосторожнее…       Люк уже убежал.       Он протиснулся между прохожими, заглянул за ту же самую палатку, за которой скрылся мужчина, и поспешил к забору, который окружал весь дворец. Одна из дверей, которая, как Люк был уверен, должна была быть заперта, распахнулась от одного движения незнакомца, и Люк немедленно поспешил за ним, подальше от рыночного гама в прохладную сень деревьев. Он остановился у журчащего ручейка — на том же мостике, с которого на него вчера смотрел Вейдер.       Ассоциация получилась паршивая, но Люк всё равно подошёл ближе.       — Бен? — мужчина повернулся к нему и совсем снял капюшон. — Бен Кеноби?       Годы Старика Бена совсем не пощадили. Он всегда выглядел как чудаковатый отшельник из пустыни, но с тех пор постарел ещё сильнее. Тяжёлый загар, типичный для любого жителя Татуина, всё так же покрывал его кожу, вокруг глаз и рта залегли глубокие морщины. Обтянутый сухой кожей череп обрамляли белые волосы. Но улыбка осталась та же — такая же добрая, как и в тот день, когда он спас Люку жизнь.       — Здравствуй, Люк, — сказал он.       — Что ты здесь делаешь? — Люк осёкся. — Ты же отшельник. Я понимаю, почему ты улетел с Татуина, но почему ты здесь? Что тебе нужно? — он огляделся. Технически, сады были открыты для посещения, но…       — Я действительно был отшельником, когда жил на Татуине, тут ты прав, — признал Бен. Голос тоже не изменился: такой же низкий и тёплый, каким Люк его помнил, и его корускантский акцент был почти единственной причиной, по которой Люк мог спокойно слушать бесчисленных имперских снобов, говоривших точно так же, как он. — Но только лишь потому, что я присматривал за тобой.       — Зачем?       — Ты знаешь, что это, Люк? — спросил Бен. Он вытянул из складок своего плаща металлический цилиндр со странными выступами в случайных местах.       — Нет, я…       Бен нажал на какую-то кнопку, и яркий луч света вырвался из цилиндра. Люк невольно вздрогнул. Бен осторожно поводил светом перед собой, чтобы не задеть мост, а яростный гудящий звук, который издавало устройство, поглотили деревья и шелестящий ручей.       — Это световой меч? — Люк суматошно огляделся по сторонам, но Бен спрятал их от любопытных глаз из дворца, встав под низким деревом. Единственный человек, которому по сей день было дозволено владеть световым мечом, это…       Дарт Вейдер.       Люк сглотнул. Кивнув, Бен выключил меч.       — Он принадлежал твоему отцу.       Шум ручья, далёкий смех гостей ярмарки — всё это почернело и смолкло, словно его накрыло туманом. Люк схватился за поручни мостика, чтобы не упасть, не сводя с Бена взгляда.       — Ч-что?       Он уже очень давно не вспоминал своего отца.       В детстве он был всё равно что одержим. Его завораживали мысли о родителях, которых он никогда не знал, об отце, который был невообразимо далеко, но, одновременно, оставался самым ближайшим ориентиром — как звезда, которую Люк всегда видел, но даже не мечтал однажды посетить. Странно, как померкло это желание — да, мысль о родителях по-прежнему вызывала у него свирепое любопытство, в нём горело желание знать, но… Потом ему снова пришлось бросить дом.       На Татуине он чувствовал себя чужаком, даже когда жил с дядей и тётей. Что бы подумал тот двенадцатилетний мальчик, узнай он, что скоро он снова будет чувствовать себя чужаком — на сей раз на Набу, с новой тётей, новым дядей и бесчисленными прочими родственниками, а дядя Оуэн и тётя Беру станут новыми звёздами в созвездии его прошлого?       В какой момент он перестал вспоминать своих кровных родственников, потому что ему стало вполне хватать приёмных?       — Мой отец, — выдавил из себя Люк, — был навигатором на грузовом корабле.       — Оуэн специально тебе это сказал. Он переживал, что если ты слишком рано узнаешь о своём прошлом, то подвергнешь сам себя опасности. Станешь ещё более безрассудным.       Да, похоже на правду. Люк решил немедленно написать дяде этим же вечером — но тут же с тяжёлым сердцем вспомнил, что вряд ли получит ответ.       — Твой отец был джедаем, Люк, — мягко сказал Бен. Люк посмотрел на световой меч. Затем на Бена.       — И ты тоже джедай? — выдавил он из себя.       — Да. Я был близким другом твоего отца. Я жил на Татуине, чтобы защитить тебя. — Шагнув вперёд, Бен взял Люка за плечо. Очень вовремя. Люк еле держался на ногах. — Я ещё столько должен тебе рассказать, но здесь разговаривать опасно. Твоя семья будет переживать из-за твоего отсутствия. Ты сможешь встретиться со мной позже?       — Ты же джедай. Ты наверняка беглый преступник.       — Да. Но, насколько мне известно, ты повстанцев и противников Империи очень даже жалуешь.       — Сабе? — прошипел Люк сквозь зубы.       — Она защищала тебя, пока я не мог, — кивнул Бен. — Ты сможешь прийти? Сегодня вечером. В полночь. Я дам тебе адрес.       Сглотнув, Люк уставился на меч. Световой меч его отца. Старая тоска, старая связь с отцом, про которого не хотели рассказывать дядя с тётей, снова вспыхнула в его груди.       Люк всегда знал, что обойдёт хоть всю галактику на своих двоих ради семьи.       — Говори, — ответил он.

***

      Люк выскользнул из сада и купил небольшой сувенир, чтобы оправдать своё долгое отсутствие. К счастью, когда он изучал содержимое первой попавшейся книжной лавки, он наткнулся на изумительный трактат об ошибках судебной системы Набу, написанный незадолго до того, как к власти пришла королева Санандрасса. Он расплатился, ответил кивком и улыбкой на весёлую фразу «Это вам для лёгкого чтения, сенатор?» и вернулся к родным.       Пуджа лихорадочно высматривала его в толпе и первая заметила его возвращение.       — Люк! — пожурила она. — Ну куда ты делся? Поверить не могу, взял и бросил меня! — она взяла его под локоть.       — Я хотел кое-что купить.       — Что? — она с предвкушением уставилась на свёрток, который он хотел купить, и, похоже, не сразу поняла, что именно он держал. — Что…       — Это подарок Лее, — объяснил он. Пуджа посмотрела на название книги, потом снова на Люка и попыталась не то сочувствующе улыбнуться, не то посмотреть на него с осуждением. В итоге каким-то образом умудрилась сделать и то, и другое.       — Люк! — улыбнулась Рио. — Мы тебя ждали.       — Ты не ждала, — возмутилась Пуджа, — а закупалась.       — Я купила вот такие славные серёжки, — у Люка чуть сердце не оборвалось, когда он увидел серёжки в виде золотистых миллацветов. Пуджа тоже заметила скрытое послание — она крепче сжала его руку и бросила на сестру раздражённый взгляд.       — Очень красиво, — выдавил из себя Люк.       Сола положила руки ему и Пудже на плечи — и очень крепко сжала.       — Пойдёмте встанем поближе, — напряжённо сказала она. — Пьеса вот-вот начнётся.

***

      Лея не уставала восхищаться, как много на Набу было цвета. Она знала, что Люк любил одеваться поярче, когда прилетал в Сенат, но даже подумать не могла, что это было столь важной частью местной культуры. Ярмарка была чем-то похожа на празднества, которые она посещала, как принцесса Альдераана, но здесь всё было… свободнее. Она уже заметила несколько вульгарных, пусть и повеселивших её вещей. Набуанцы отличались крайне утончённой культурой, возможно, на Фестивале они могли ненадолго отступить от своих драгоценных социальных правил.       Сабе была чудесным проводником. Лея несколько раз чувствовала, словно что-то пошло не так, но каждый раз именно Сабе бегала за карманниками и возвращала Лее её деньги. Биггс и Эваан делали, что могли, но они были столь же сильно очарованы и сбиты с толку всеобщим хаосом, как и сама Лея.       Биггс вдруг вскинул голову.       — Слушайте, кажется, там Люк!       Лея повернулась и встала на цыпочки, чтобы разглядеть что-нибудь в толпе. Это и правда был он — в компании, судя по всему, сестры и остальных Наберрие. Сжав зубы, Лея дала себе обещание не лезть к Пудже и стала с трудом пробираться к ним сквозь беспрерывный поток празднующих. Сабе ушла далеко вперёд, уже проложив им дорогу.       Основная масса людей, напротив, старалась держаться подальше от прилавка, к которому они пробивались, и, стоило Лее подобраться достаточно близко, как она сразу поняла причину: это был кукольный театр. Она уже видела несколько подобных на Фестивале, но этот был самый основательный из всех. Элегантные куклы висели на нескольких ниточках каждая. Несколько крупных камней были выложены полукругом вокруг сцены — это были места для зрителей. Лея встала рядом с Люком и выдохнула с облегчением, ненадолго вырвавшись из толпы.       Они успели только улыбнуться и кивнуть друг другу. Затем началась пьеса. Четыре макета городов, сделанные из дерева, выросли на сцене на фоне нескольких ревущих водопадов. Лея узнала только Тид, но голос за сценой перечислил и остальные: Керен, Спиннейкер и Моэния. В ясной и приятной уху песне рассказывалось о великой гражданской войне между городами-государствами, пока кукольные воины верхом на кааду бились друг с другом с помощью заряженного плазмой оружия. После того, как рассказчик представил зрителям людей, он перешёл на города гунганов среди болот. Те тоже были охвачены войной. История была явно детская и напоминала сказку: одно событие сменяло другое, люди и гунганы то заключали, то расторгали союзы, а война всё продолжалась. Каждый солдат сражался за крохотные светлые огоньки, которые актёры разбросали по всей сцене, они горели подобно расплавленному золоту. Чем больше воинов появлялось на сцене, тем темнее становились водопады на заднем фоне, пока вода не окрасилась в хмурый, мутный коричневый цвет.       Для детского развлечения эта постановка, на взгляд не привыкшей к такому Леи, слишком много внимания уделяла политическим интригам, но даже в этой пантомиме всё же было что-то очаровательное. В передних рядах сидели и стояли дети, которые хлопали и подбадривали героев в нужные моменты и освистывали злодеев — одетых всегда в монотонные чёрно-белые одеяния, — когда те появлялись на сцене. В конце концов, один из людских генералов заключил союз с гунганами и объединил «хорошие» города-государства под общим знаменем, чтобы одолеть «злодеев».       После сцены встречи людей и гунганов, которая закончилась ссорой, генерал гунганов ушёл прочь со сцены, и занавес опустился. Зрители разразились аплодисментами, одна из сестёр Люка даже одобрительно засвистела. Лея нахмурилась:       — Это конец?       Люк вздрогнул, видимо, погрузившись в собственные мысли.       — А, да. Это конец. Тебе понравилось?       — Очень, — признала Лея. — Это всё и правда было?       — Да, во Времена Страданий. Это такой период, когда и люди, и гунганы страдали от гражданских войн на своих землях. У каждого народа были свои причины, хотя в пьесах их обычно сливают в одну, чтобы складнее читалось. Генерала, который одержал победу, звали Джафан, он стал первым королём Набу.       — По праву наследия или по праву выбора?       — Наследия. На тот момент мы ещё не придерживались идеалов демократии — только когда вступили в Республику, а до этого оставалось ещё лет двести.       — История получилась удивительно мрачной. Слишком много политики для, — она понизила голос, чтобы не обидеть никого из вскочивших со своих мест детей, проходивших мимо них, — восьмилетних малышей.       Люк ответил ей сухой улыбкой:       — В восемь лет набуанские дети возглавляют миротворческие миссии, — он кивнул на сцену. — А эту историю часто изучают в школах. Как её только не пересказывают.       Лея кивнула.       — И какую же версию мы посмотрели?       — Я бы сказал, критическую. Гунганы и люди не были союзниками к концу войны, хотя во многих версиях авторы делают вид, что были, и заканчивают всё праздничной церемонией, которая очевидно отсылает к союзу, который Амидала заключила с гунганами и ко временам, когда мы наладили с ними отношения. Это придаёт ей столь же легендарный статус, что и Джафану. Кроме того, здесь раскритиковали и другого короля, примерно пятидесятилетней давности — Веруну. Но в наше время этой критикой уже никого не удивишь.       — Почему?       Люк указал на занавес, тоже покрытый огоньками.       — Они боролись за право добывать плазму. Веруна преступил закон, ограничивающий допустимый период правления двумя сроками, чтобы остаться у власти на тринадцать лет, как автократ. Он снова открыл шахты и спутался с Торговой Федерацией, синдикатами… После того, как его убили, на планете царил страшный бардак, который пришлось разгребать следующим правителям. В таких постановках его всегда делают главным злодеем в этом старом конфликте и всячески высмеивают.       Лея подняла брови:       — Я не знала, что меньше, чем пятьдесят лет назад, Набу управлял диктатор. Вы очень яростно оберегаете свою демократию, — она помолчала. — За некоторыми исключениями.       — Набу не переживала бы за свои идеалы так рьяно, если бы демократия не подвергалась постоянным угрозам, — Люк задержал на ней взгляд. — Альдераан ведь тоже является известным на всю галактику сторонником демократии, но при этом формой правления у вас остаётся наследственная монархия.       Тут ей пришлось уступить.       — Понимаю. Это долгая и тяжёлая история.       — Да, особенно с гунганами. Люди в большинстве своём не хотят в этом разбираться, — Люк вдруг открыл сумку и достал из неё небольшую книгу. Вся галактика давно перешла на датапады, но книги из флимзипласта оставались в ходу за счёт приносимых ими физических ощущений. Он передал ей книгу. — Это тебе, приобрёл в одной из местных лавок. Может, поможет с нашими исследованиями. А ещё белая обложка сразу мне про тебя напомнила.       Повеселённая, Лея взяла подарок.       — Уверена, от моего белого платья к концу дня мало что останется. Мы уже приметили пару прилавков с напитками.       — Немного цвета тебе не повредит, — усмехнулся Люк.       — Белый — цвет демократии. На белом листе сложнее скрыть коррупцию.       Люк склонил к плечу голову:       — Если только сам белый лист не воплощает собой коррупцию, потому что на нём должен быть написан закон.       — Возможно, — Лея опустила взгляд. — Книга про недостатки судебной системы Набу?       — Говорю же. Исследование. И вся эта долгая история, которую мы обсуждали. Наши города по-прежнему судят граждан по кодексам, оставшихся со времён их самостоятельного существования, и они… далеки от идеала.       — Как нам это исправить? — спросила Лея, нахмурившись. — Амидала…       Занавес поднялся вновь.       — Какое совпадение, — заметил Люк.       Посреди сцены стояла кукла, изображавшая королеву Амидалу — в красном наряде, который она носила в самом начале Вторжения на Набу.       Люк оглянулся. Вокруг них скапливался народ. Если и существовало что-то, что могло собрать вокруг себя толпу набуанцев, то это была Падме Наберрие.       — Нужно отсюда выбираться, — пробормотал он. — Неважно, будут ли они её хвалить или ругать, без конфликтов не обойдётся.       Лея надеялась на второе и была готова это поддержать. Она и так потратила кучу лет на слепую веру в пропаганду Амидалы.       — И нам, двум сенаторам, не к лицу ввязываться в подобные скандалы? — резко спросила она. — Мы и так уже широко известны из-за своих оппозиционных взглядов.       — Ты не понимаешь. Здесь это очень деликатная тема. Вокруг нас толпа народу. Они устроят настоящую уличную потасовку, а служба безопасности примется их разнимать. Нужно идти. Скажи своим.       Скорее всего, Люк лучше неё знал, о чём говорит, поэтому ей пришлось послушаться. Одно дело — открыто выражать неоднозначные мнения, совсем другое — ввязываться в бессмысленный уличный протест чисто ради собственной совести.       Лея повернулась предупредить Биггса и Эваан, которые о чём-то негромко переговаривались друг с другом неподалёку от сцены, не особо интересуясь постановкой. Она передала им просьбу Люка и невольно порадовалась, как быстро они заняли свои места по бокам от неё. С телохранителями ей очень повезло.       Люк всё ещё спорил с сёстрами — но не с Пуджей. Пуджа заметила Амидалу, а также, вероятно, узнала какие-то особые черты в изображавшей её кукле и немедленно отвернулась от сцены. Вторая его сестра явно хотела задержаться, но Люк продолжал настаивать, пока не сдалась и она.       Лея сама не поняла, как так получилось, но она неожиданно оказалась рядом с Пуджей Наберрие, пока их объединённая группа пробиралась через толпу. Лея твёрдо решила её игнорировать. Пуджа решила сделать ровно наоборот.       — Как вам Набу, Ваше Высочество?       Воспитание победило её упорный настрой:       — Здесь очень красиво. И я понимаю, откуда Люк черпает многие свои идеи.       — Значительную часть из них он взял и с Татуина. В нём сочетаются сразу несколько культур.       — А что насчёт вас? — не выдержала Лея. — Как мне показалось, вы явно не разделяете ценности, которые диктует набуанская философия.       Пуджа стиснула челюсти.       — А вы не разделяете ценности, которые диктует наследуемая монархия, Ваше Высочество, — парировала она. — Никогда об этом не задумывались?       Обычно ей хватало опыта работы сенатором, чтобы скрывать своё раздражение, но Пуджа Наберрие мастерски умудрялась выводить её из равновесия. Лея почувствовала, как у неё покраснели щёки:       — Вам хватает наглости думать, что вы знаете, как она работает?       — Я этого не знаю, — признала Пуджа. — Думаете, она вообще работает?

***

      Утром пролетело незаметно, охваченное радостным возбуждением, — во всяком случае, пока Люку получалось держать Лею и Пуджу подальше друг от друга. Он уже чувствовал, что будет скучать по этой близости и суматохе из самых разных мнений, когда вернётся обратно на Корусант, так что он наслаждался каждым мгновением дня, даже когда стрелка часов начала неумолимо подползать к одиннадцати — времени, когда ему придётся уйти. Но слова Бена не давали ему покоя.       Он сумел отвлечься, пока рассказывал Лее про набуанские традиции, но сейчас ему стало от этого только хуже. Он рассказывал ей про Набу, не про Татуин. Он забыл про отца, о котором когда-то так мечтал.       В конце концов, терпение у него кончилось. Он хотел подождать до конца дня и потом поговорить с Сабе о случившемся, но они последние десять минут стояли у стенда Дарреда и нахваливали его новое изобретение, и Люк чувствовал, что сейчас взорвётся. А совсем рядом был абсолютно непримечательный переулок.       — Сабе? — он приобнял её за плечи, а Сабе в ответ положила руку ему на пояс, притянув его поближе. — Мне нужно с тобой поговорить.       Она встревожилась и ответила не мешкая:       — Конечно, пойдём, — он склонил голову в сторону переулка, и Сабе свернула туда, убедившись, что за ними никто не следит.       Пуджа и Лея опять о чём-то спорили. Это выматывало, но хотя бы они не заметят, что он куда-то делся.       Едва они отошли на пару шагов, как он выпалил:       — Я встретил Бена Кеноби.       Вопреки его ожиданиям, Сабе совершенно не удивилась, лишь устало закрыла глаза.       — Один из моих доверенных людей сообщал мне, что видел его на Набу.       — Он попросил встретиться с ним сегодня в полночь, чтобы рассказать мне… — он сглотнул. — Об отце. Он был джедаем?       Сабе поморщилась.       — Был. Когда-то.       — Так ты знала. И не сказала мне?       — Кем нужно быть, чтобы сказать такое двенадцатилетнему ребёнку.       — Мне уже давно не двенадцать! — его голос дрогнул. — Мы же только что пообещали друг другу не лгать, — он глубоко вздохнул. — Я не хочу лезть в твои дела, но сейчас они и меня тоже касаются.       — Я знаю. И я думаю, что у Бена лучше меня получится тебе обо всём рассказать, — она крепко сжала его ладонь. — Я не стану делать этого сейчас - у нас мало времени, а сказать нужно многое. И джедаи вне закона, это просто опасно. Рассказать тебе о нём, когда ты был ребёнком, было слишком рискованно, но мы не собирались держать это в тайне вечно.       — «Мы» это кто?       Сабе ответила не сразу.       — Помнишь Ашлу?       — И Ашла в этом замешана?       — Она тоже знала твоего отца. И твою мать.       — Маму?       — Люк, прошу тебя, не здесь, — взмолилась Сабе. — Я знаю, что это трудно сразу принять и что ты заслуживаешь знать всю правду. Я всё объясню, но позже.       Помолчав, Люк всё-таки кивнул.       — Значит, мне стоит пойти к нему? — спросил он дрогнувшим голосом. — Я же его совсем не знаю. Да, он спас мне жизнь, но я не видел его десять лет.       — Бен Кеноби — тот ещё хитрый ублюдок. Знать его интересно, работать с ним — невыносимо. Он искажает правду как пространство и время, и ему много всего удалось провернуть и остаться безнаказанным, — на её скулах заиграли желваки, и следующие слова она практически из себя вытолкнула: — Но он хороший человек. Конечно, ты можешь с ним поговорить. А когда он неизбежно опустит какую-то важную деталь, я её скрывать не стану.       — Ты уверена, что не можешь сама мне обо всём рассказать? — спросил Люк.       — Я бы хотела. Но не могу.       — Снова скрываемая боль и разбитое сердце, — заключил Люк. Сабе больно ткнула его локтем в бок. — Ладно, хорошо. Я не буду на тебя давить, тётя Сабе. Я просто хочу знать правду.       — Узнаешь, — поклялась Сабе. — Я обещаю.       Что-то завибрировало. Сабе покосилась на часы и нахмурилась.       — Я не хочу всё так обрывать — ни наш разговор, ни твою прогулку. Но время одиннадцать. Тебе пора возвращаться, чтобы успеть переодеться к полуденному обращению.       Кивнув, Люк поцеловал её в щёку.       — Извинись за меня перед Леей и всеми остальными.       — Сам извинишься, — она сжала его плечи. — А я, как всегда, буду с тобой рядом.

***

      Падме стояла в гардеробной своих покоев, то и дело морщась от беспрерывного шума водопадов снаружи. Веер на её головном уборе чуть-чуть уберегал её от шума, но голова у неё всё равно раскалывалась.       Она уже довольно хорошо представляла, что наденет. Ей нужно было напомнить Набу, что она для них значит, что она для них сделала. Этой же цели послужит и её речь.       Как оскорбительно было вернуться на родную планету и подвергнуться такому обращению. Словно она была чужаком для тех, кому служила. Королева, которая считала её примером для подражания, изгнала её из её же дворца, а её собственная семья…       Падме сглотнула.       У неё была Пуджа. Скоро у неё будет и Люк. И Набу она тоже завоюет обратно. Вторжение ничего не принесёт, потому что здесь важнее всего было общественное мнение. Общение с народом Падме всегда хорошо давалось, и она слишком долго позволяла Набу ускользать от её пристального внимания.       Дорме как раз заканчивала работу над её платьем, когда у Падме зазвенел комлинк. Она нахмурилась — система не определила номер звонившего, но про эту частоту знали очень и очень немногие.       — На этом пока всё, Дорме, — с улыбкой сказала она. — Минутку, я отвечу.       — Конечно, миледи.       Стоило Дорме закрыть за собой дверь, как Падме приняла вызов. Перед ней возникла голограмма Мотие.       Она была одета в яркие одежды, как большая часть посетителей фестиваля. Падме узнала мост за её спиной, и этого ей оказалось достаточно, чтобы понять, зачем Мотие ей позвонила.       — Что Кеноби делает на Набу? — потребовала она.       Мотие не стала спрашивать, откуда ей это известно.       — Я не знаю, миледи.       — Он пытается связаться с…       — Он не проявляет никакого интереса по отношению к лорду Вейдеру. Более того, он всеми силами старается избегать встречи с ним.       — Потому что Вейдер единственный, кто может распознать его присутствие. Что он тогда здесь делает?       — Я не знаю, — повторила Мотие. — Но я видела, что он установил контакт с сенатором Наберрие.       — Что? — Падме так надеялась, что их столкновение в толпе было просто случайностью.       — Он натолкнулся на него, и через несколько минут назад сенатор Наберрие скрылся в толпе — я не заметила, куда он ушёл, потому что пыталась выследить Кеноби — и пропал на некоторое время. У меня есть подозрения, что у них состоялась тайная встреча — для сенатора однозначно незапланированная.       — Что Оби-Вану Кеноби нужно от моего племянника?       — Возможно, он пытается через него подобраться к вам? Настроить его против вас?       — Люк недолго будет нам помехой, — Падме переплела пальцы. — Почему его, почему сейчас? Почему он не связался с Пуджей, когда она начала работать в Сенате? Что ему нужно?       — Люк в близких отношениях с лордом Вейдером?       Падме помолчала.       — И да, и нет. Люк его ненавидит, а мой муж… словно им одержим. — Возможно, она что-то пропустила. Нужно будет этим заняться. — Я прослежу за ними.       — Вы расскажете милорду, что Кеноби на Набу? Если вы хотите навсегда оборвать его одержимость, Кеноби умрёт быстро, у меня есть его точные координаты.       — Нет, — Падме сглотнула. — Нет. На этом празднике мы должны обойтись без насилия, а лорд Вейдер непредсказуем. — Она сама не знала, что он сделает, если снова увидит Оби-Вана, поэтому и не рассказывала ему о своих поисках. — Кроме того, за прошедшие недели его интерес значительно угас, — как раз с тех самых пор, как в Сенате появился Люк. Теперь, когда она обратила на это совпадение внимание, оно не давало ей покоя. — Нет. Пока что продолжай за ним следить. Предупреди меня, если он попытается покинуть планету, но не дай ему помешать мне на Фестивале.       — А если он попытается?       — Останови его. Если получится, захвати в плен. В конце концов, так я избавлю себя от очередной проблемы.       Мотие склонила голову:       — Да, миледи.       — И, Мотие, если сможешь, то надень сегодня фиолетовый капюшон и перчатки. Если начнутся беспорядки, служба безопасности поможет тебе добраться до дворца в целости.       — Думаете, я не стану для них мишенью?       — Даже если и станешь, полагаю, ты с этим справишься. Кроме того, это даст нам политический повод вновь установить контроль над Набу.       — Хорошо, миледи, — улыбнулась Мотие. — С нетерпением жду вашей речи.       — Благодарю тебя. Держи меня в курсе.       Голограмма исчезла.       Падме выдохнула.       Почему Кеноби? И почему сейчас?       Что, подумала она не столько с паникой, сколько с угрюмым предвкушением, они все затевают?