***
Flashback В какой-то момент ему казалось, что они начали встречаться очень не вовремя. Её четвёртый курс бакалавриата и его третий аспирантуры. Оба были так поглощены учёбой и финальными сдачами предметов, что на них самих не оставалось времени. Он был занят в вузе на кафедре, старался найти работу по специальности, так, чтобы удобный график, и зарплата тоже имела место. Наверное, его ухаживания стали более настойчивыми на ее третьем курсе. Он часто видел ее в вузе и оказалось, что расписание у них более ли менее совпадает. Когда у нее было «окно», пустой урок, он звал ее к себе в кабинет. Просто посидеть, просто поговорить, старался напоить ее чаем. Если у нее были пары с самого утра, он специально привозил подушку и покупал забавный плед с ленивцами, предлагал ей эту подушку, а сам в наушниках сидел за компьютером и что-то писал, что-то проверял, иногда поворачиваясь и наблюдая за студенткой, забавно хмурящей брови или что-то бормочущей. Когда пара подходила к концу, он будил её. Но все вот это было очень непросто. Потому что он числился ассистентом на кафедре, даже вел что-то у некоторых курсов. А она была студенткой — это было неприемлемо. Для себя он нашел оправдание — каким бы ассистентом он ни был, он все равно ещё студент этого вуза. Они, в целом, находились на равных. Переломным моментом стал скандал, который устроила его мать. Женщина пришла в деканат с заявлением, что Полина получила зачёт через ассистента кафедры. То есть воспользовалась положением и связями. Он помнил, как Полина хотела забрать документы в тот же день, как её вызвали в деканат для объяснений. Он тоже там был, как непосредственный участник. Стыдно ли ему было? За мать, да. За неё было обидно. Решилось все на удивление так же быстро, как и разгорелось — её друг, тот самый Никита, где-то откопал старое расписание с Его фамилией в сетке предметов. Положил на стол перед деканом и показал расписание того года, за который его мать хотела лишить её зачёта. Предложил сравнить обе таблицы. Все увидели, что года разные и декан, мужчина почтенных лет, сказал тогда что-то вроде «Елена Михайловна, если у вас были претензии, нужно было высказывать сразу. Девушка у нас получает красный диплом. Что же вы не озаботились раньше? И, кажется, в её зачетке стоит ваша подпись» — когда декан посмотрел Её зачётку, и указал пальцем на искомый предмет, женщина чуть ли не с криками собиралась что-то объяснять, на что он покачал головой, призывая остановиться. Тогда же, перед летней сессией её третьего курса он на каком-то из перерывов решил догнать её в коридоре. Он видел, что она была с Никитой, видел, что друг пытался её развеселить, все же девушку тот конфликт выбил из колеи. Спасло положение то, что они находились на этаже, где был его кабинет. Всего-то нужно было в потоке студентов выцепить ее у кабинета, быстро открыть дверь и, кивнув ее другу, дверь закрыть. Дальше пусть делает всё, что захочет. Он поймет. Так и получилось, только кивать не пришлось, Никита сам практически втолкнул их в кабинет, габаритами своими закрывая их от любопытных глаз. Он щёлкнул ключом и повернулся к ней как раз в тот момент, когда в спину должен был прилететь кулачок. Удар пришелся в плечо. Не то чтобы больно, но ощутимо. — Ты… — она откинула сумку на стул. Девушка была злая и грустная, странное сочетание. Он не видел этого раньше. — Ты… — казалось, что у нее было так много слов, что выбрать особенно подходящие она не могла. За полтора года знакомства с ней он понял, что ничего хорошего, если она замолчит, не будет. Сначала она, все еще приходя к нему в кабинет, начнет вести себя отчужденно, потом перестанет говорить или будет нехотя отвечать, позже у нее появятся дела или просто не будет возможности с ним увидеться. Потом она перестанет отвечать на его звонки и сообщения, закончится все тем, что однажды она его заблокирует во всех соц.сетях и когда-то просто пройдет мимо даже не улыбнувшись. — Я ступил. — он поднял руки так, чтобы поймать её запястья, но просто развел руки и дал ее кулачкам выплеснуть обиду и злость. Била она не сильно, чуть ощутимо, да, неприятно, но больнее было бы, если бы она не делала ничего. Когда она перестала и просто уткнулась лбом ему в плечо, он её обнял, — Эй, но всё же уладилось. — Нет. — она обняла его в ответ, — Только в эту сессию уже трое преподов сказали, что не хотят меня аттестовывать. У меня есть всё, что нужно для зачета и экзамена. Но они не хотят. — она видела, что он собирался что-то предложить, — Я уже ходила в деканат. Мне предложили с человеком из деканата сдавать. Чтобы был типа свидетель. — Это унизительно. — она дрожит. Надо бы закрыть окно, — На меня только все косятся. — Ты сам к этому себя приложил. — она смеется и начинает вертеться, когда он хмыкает и начинает ее щекотать. — Не приходи в эту сессию к кабинетам, где я сдаю, пожалуйста. — включая чайник на маленьком холодильнике, просит она и поворачивается назад к молодому преподавателю. — Я тебе сама напишу, сдала или нет. — Ты… — он сомневался в своем вопросе уже недели полторы, боялся, что она откажется. — Я этим летом пойду на байдарках в поход. — Здорово, а куда? — она ходила на байдарках, знала, что это такое. — Я сплавлялась во Владимирской области. Надолго? — О, в этот раз, как раз, хотел Владимир взять. На неделю, в июле. — Он разлил чай по чашкам и поставил на маленький столик конфеты, — если предложу, пойдешь со мной? — Можно, но у меня практика в июле. — она, казалось бы, еще злилась, но хитро сощурилась, — Устроишь меня в свою компанию на практику? Мне ведь теперь не впервой связями пользоваться.***
— Нам бы купить кольца. — она пыталась сдуть прядь челки, что настырно лезла в глаза. — А мы свадьбу будем играть? Или просто распишемся? — А как хочешь? Вообще, мы с тобой тогда записались с маленькой церемонией. — завёрнутый в простыню, словно в древнегреческую тогу, он принес графин и наполнил для неё стакан воды. Девушка, прижимая одеяло к груди, села на матрасе и протянула руку, — Спасибо. И все же, у тебя ведь есть обязательные гости? Друзья, родственники… — Мне на свадьбе нужна ты, жена же будущая, регистратор и фотограф. — откидывая простыню и забираясь к ней под одеяло, мужчина удобно подминает ее под себя. — Фотографом Насте можем предложить? Она же свидетельницей будет. Она нужна мне на свадьбе. — Точно, свидетель. Сашку позову. — он тянется к тумбе за презервативом. — Может, фотографом не Настю, а то чего Сашка просто свидетель, а Настю и подпиши, и ракурс поймай, и тебя поддержи. Она стукнула его по руке ровно в тот момент, как он поднес синий квадратик к губам, чтобы раскрыть тот зубами. Степень удивления в ее глазах было сложно передать, и он даже засмеялся от неожиданности. Немой вопрос так и остался неозвученным, когда взгляд ее изменился и она надавила на его плечи, что перевернуться. — Значит, предыдущие два раза без резинок. — перекидывая ногу через его бедра, шатенка наклонилась к него уху, и облизнув мочку, прошеплата, — А сейчас что? — А сейчас, — он поймал ее резкий выдох, когда сжал ягодицы, — почти жена, я хотел тебя. Себе. Без твоих берёзок после. Ее отпуск. Это что-то необычное для него и, кажется, несбыточное. Потому что независимо от отпуска она все равно встаёт также рано и начинает что-то делать по дому. Шуршит, что-то напевает, абсолютно не ориентируясь, что происходит вокруг, потому что ходит в его больших наушниках. Особенно любит бывать на кухне. Наденет свою дурацкую плюшевую пижаму в виде дракончика и ходит что-то смешивает, пересыпает. К моменту, когда он просыпается, по квартире уже витает какофония запахов и от горячего, и от десерта. Отпуск — это обязательно новый рецепт десерта. И вот, он стоит у двери кухни и смотрит, как она, в наушниках, в пижаме с хвостом, пытается достать курицу из духовки и перемешивает, видимо, крем. Она младше всего на пять лет, но порой складывается ощущение, что лет на десять. Этому способствует вот это вот всё. Косяк двери режет татуировку, пока он прислоняется и почти смеётся от вида. Отталкиваясь от косяка, он ловит ее за хвост дракона и тянет к себе. — Знаешь, я надеялся, что мне достанутся утренние объятия. — не на это он рассчитывал, на бо́льшее. Усаживая ее на колено, он выдыхает в плечо, легко касаясь того губами, переходя на шею и зарываясь в ее волосы. — Пусти, круассаны подгорят. — Полина хихикает, смущается, как тогда в вузе, в самом начале. — Да и пусть. — он противится наигранно, что не отпускает ее, хочет этих игрушечных баталий. — Закажем. — Ага. А платье, а костюм? — она поставила плошку с кремом, зачерпнула пальчиком немного и протянула ему на пробу. — Что скажешь? — Скажу, что ничего вкуснее не пробовал, — после этих слов он захватил крем с её пальчик губами, её щеки налились румянцем, — Скажу, что ты не поменялась ни на толику за эти пять лет. Все так же стесняешься, и мне непонятно почему. — Кот, пусти. — круассаны и правда вот-вот могли подгореть, он не отпускал хвост дракона, но это и не требовалось, кухня позволяла, — Знаешь, наверное, потому что я всё ещё вижу тебя аспирантом, когда сама была студенткой и мне это было так ново, так непонятно и удивительно. На меня обратил внимание такой красавчик. На меня. Ему хотелось подойти к ней, вжаться всем телом, хотелось несбыточной возможности показать ей её его глазами, чтобы она наконец поняла, какой он ее видит и что чувствует, когда понимает, что она позволила ему быть рядом с собой. Чувствовать какой-то медовый гель для душа на изгибе шеи и какие-то цветы на волосах. Почти терять голову от ревности, когда она смеётся с кем-то в компании, открыто, не стесняясь. Дать ей почувствовать, что он чувствует, когда она утром тихонько собирается, думая, что он спит. Ему хотелось сделать так, чтобы все видели и знали, что она его. А он ее. Эта женщина его. — Глупость. Я обычный был. — он помнил ее дерзких чёртиков и вызов в вопросе, что он сдает, — Я тот неудачник, единственный, кто сдавал философию. Все просто ходили и получили свои зачёты. А я… А я тогда понадеялся на фамилию. Думал, что получится. — Ты правда не верил, что твоя мать так всех извела в вузе? — Так дома она другая. Была. — и правда, по его рассказам Елена Михайловна была обычной мамой дома. Да, строгой с сыновьями, но не такой, как со студентами. Последнее было для молодого человека было неприятным удивлением, — Знаешь, на юбилее она говорила, что хотела с тобой встретиться и удивилась, что я один приехал. Она надеялась, ну… — Она не рассчитывала, что кто-то не пойдет тебе на поводу? Она отдернула руку от противня и приложила к мочке уха. Зажмурилась. Он видел на глазах проступившие слезинки. Посадил на стул, а сам закрыл духовку и пододвинул круассаны дальше по столу, чтобы больше не обжечься. Каждая ее готовка заканчивалась примерно одинаково — было вкусно, но готовить заканчивал он, потому что она то порежется, то обожжет палец. Один раз разбила что-то, его тогда не было дома, пришел, а на полу засохшая лужица крови, а на стуле сидит Она и плачет. По глазам он видел, что плакала она давно. Теперь в его галерее есть ещё одна фотка с ее нелепым протестом и делалось это все не для злорадства, а, скорее, чтобы развеселить. Кстати, тогда она готовила что-то в горшочках. А кровь была от осколка в пятке, который пришлось вытаскивать хирургу. Как она отказывалась ехать к специалистам отдельная история, а все потому, что она не успела сделать педикюр. Девчонка. — Я боюсь, что будет, когда ты будешь готовить ребенку. — Может, его и не будет. — буркнула она. Он замер, но не повернулся, продолжил все убирать и домывать посуду. — В клинике сказали, что после кок`ов может пройти год перед беременностью. — Но это же не значит, что его не будет вовсе. — он присел перед ней и приложил тряпку со льдом с пальцу, — Это всего-то год. Успеем с тобой съездить в путешествие свадебное, перевести тебя ко мне на работу, разобраться с отделом. Ты, кстати, заявление написала перед отпуском? Ответом послужил неуверенный кивок и взгляд со сдвинутыми бровями. — Вот и хорошо. — он щёлкнул ее по носу и подмигнул, замечая, что она снова краснеет, — а с ребенком получится все, мы же стараемся.