Переутомление.

Он ручкой выводит последний иероглиф на листе бумаги, ставит точку и небрежным жестом откидывает ее рядом с стопкой бумаг. Последней стопкой бумаг, что аккуратно складывает, постучав по светлой поверхности дубового стола. На сегодня все. Он устал. Устал сильно и неимоверно.   Мори откидывается на спинку кресла, устало выдыхая. Поролон, обитый красным бархатом, приятно пружинит. Взгляд медленно ползет по обстановке кабинета, цепляется за большое панорамное окно. Там уже стемнело. Он любит это время. Время, когда только те, кто должны, видят только то, что нужно. Время, когда на улицы выползает всякая дрянь и мелкая сошка, а он, как прилежный врач, удаляет все злокачественные образования. Время, когда смотрят на звезды. На эти треклятые звезды. Он старается, смотрит, но не видит ни одной. Комнату освещают два больших, слишком тусклых для такого большого помещения, светильника. Но их света вполне достаточно, чтобы он больше не смог разглядеть происходящее за окном. Он больше и не пытается, лишь устало прикрывает глаза. Когда он их открывает, то смотрит прямо на настенные часы. Мори беззвучно отсчитывает оставшиеся секунды. Стрелки сровнялись, указывая на цифру десять и он скользит взглядом по стене, столу, стопке бумаг, рукам в перчатках. Он придирчиво продолжает осматривать их. Лицо его кривится. Пятнышко. Маленькое чернильное пятнышко. Затаилось между средним и указательным пальцами, пачкая и сильно размазываясь при каждом движении. Отвратительно. Он резким, доведенным до автоматизма за эти долгие годы, движением стягивает перчатки. Все также машинально он тянется к ящику в столе, чтобы достать новые. Мори завел отдельный ящик для своих перчаток. Для своих белых, безупречных, медицинских перчаток. Они настолько белые и чистые, что кажется –, они отталкивают грязь. Привлекают взгляды своей белизной, манят к себе внушая доверие, отвлекают от остального – неприглядного, ужасного и пугающего. Его тошнит от этого. Сколько лет у него в столе таиться этот ящик? Он и сам не знает. Когда он понял, что больше не может существоать без перчаток? Наверное… Когда он стал полагать, что порядок сперва должен был быть в руках, затем на столе, и только тогда он сможет установиться в голове человека. Он пронес это суждение через года. Он до сих пор помнит, как долго он мыл руки после очередной операции. Как судорожно втирал в кожу нарциссовое белое мыло, пытаясь им заменить въевшейся запах и даже, кажется, цвет крови и медицинского талька. Он настолько привык мыть руки, что делал это при первой удобной возможности. «Врач обязан быть педантом», - говорил он тогда Говорил и шёл в очередную операционную, усердно вытирая руки полотенцем до красноты и жжения. «Я обязан быть педантом» - повторяет он сейчас. Повторяет он, пока в его голове выстраиваются тысячи цепочек, возможные варианты развитий событий и их исходы. Повторяет пока пишет планы, читает отчеты, подписывает договоры и бумаги. Повторяет пока моет руки, снова, иссушая кожу мылом и струями жесткой воды. Ему не нравиться грязь, ему не нравиться пачкать руки. И это касается всех аспектов его жизни. Что прошлой, что нынешней. И потому он пронёс через года и свои перчатки, новую пару которых он сжимает в руках. Он поджимает губы, надевая перчатки. Мягкий силиконовый материал с ним уже настолько долго, что не ощущается чем-то чужеродным. Мори ненавидит этот гребанный ящик с перчатками.