***
Все покидали храм Нака глубокой ночью, а он с отцом уходил самым последним. Так случалось каждый раз после общих собраний, которые сильно участились в последнее время. На улице ни души. Фонари в их районе почти никогда не работали. Руководство деревни объясняло это тем, что старые линии электроснабжения не рассчитаны на такие расстояния. Учихам оставалось довольствоваться лишь лунным светом и редкими огоньками, мелькающими из окон жилых домов. Клану пришлось собственноручно строить новый квартал после нападения Девятихвостого на Коноху. Поэтому каждый Учиха знал все здешние уголки и мог добраться до нужного места вслепую. Да и за детей опасаться им не приходилось. Самый безопасный район деревни, нулевая преступность. Полиция строго следила за порядком, а чужаки сюда не захаживали и вовсе. Но даже при таких условиях Учихи оглядывались лишний раз, а также любили шутить про глаза на затылке. «Кому проще всего затеять восстание?» Ответ на шутливую загадку был прост: «Хьюгам!» «А почему?» — мог допытаться один из местных. «А для них нет шпионов!» — весело бы прозвучало в ответ. Как говорится, если шпион обнаружен, то он плохой шпион или не шпион вовсе. А за обладателями шарингана пристально наблюдали из-за каждого куста, пусть доказательств у них и не было, а это и ни к чему, ведь они и так все чувствовали. Учиха Фугаку спустился с крыльца, остановился на секунду, по традиции грустно глянул на фонарный столб и направился в сторону дома. Итачи не торопился нагнать своего отца, потому что поздний ужин не входил в его планы. — У меня еще есть работа, — холодно отрапортовал юноша, глядя на удаляющийся затылок Фугаку. — АНБУ? — несколько безразлично и будто бы ради приличия поинтересовался отец. — Да, впереди сложная миссия, — Итачи был немногословен. — Не забывай об отдыхе, — глава клана поставил галочку в графе «забота», после чего его сын тут же исчез. Итачи бежал по крышам домов, стараясь ступать мягче, чтобы старая черепица не раскрошилась еще сильнее. Ему и впрямь хотелось завернуться в мягкую перину с ароматом жасмина, которым так приятно пахло дома, стащить из кухонного шкафчика данго и разделить их с Саске. Подобные шалости доступны лишь детям, он повзрослел еще тогда, когда появился на свет. Ему в свои тринадцать с небольшим приходилось разрываться между обязанностями в клане, тренировками и работой. А еще каждый день прятать за блеском черных глаз тонкости своей настоящей службы. «Настроения все более воинственные», — думал про себя Итачи. С высоты четвертого этажа его взору открывался вид на покосившиеся дома с торчащими кривыми антеннами, закрытые торговые лавочки, густые лиственные макушки и величественные каменные портреты. «Если все продолжится в том же духе, то вскоре всего этого может не стать», — скорбно заключил про себя юноша. Ему и впрямь было страшно осознавать, что пока Коноха спит, под покровом ночи разрабатываются амбициозные сепаратистские планы. Уж лучше худой мир, чем добрая ссора. Резиденция хокаге внешне казалась спокойной, но и за ее толстыми стенами сейчас зрели заговоры. Итачи проник в совещательную через широкую веранду, там его уже ждал уставший от жизни Хирузен. Старик вальяжно сидел в мягком кресле в углу комнаты и курил трубку. Едкие клубы дыма щипали глаза до слез, но хокаге это мало беспокоило. Ведь крепкий табак часто выступал единственным утешением от бед реальности. Каждый раз, когда ему требовалось над чем-то поразмыслить, он хорошенько забивал трубку табаком и курил его до неприятных резей в горле. Свита хокаге неустанно беспокоилась о его вредной привычке, пагубно влияющей на здоровье, но старик все время отмахивался. Он понимал, что забота адресована не конкретно его персоне, а отсутствию других мало-мальски достойных кандидатур на руководящий пост. Ученики Хирузена разбежались по свету, брезгливо отмахиваясь от ответственности. А героически погибший Минато был самородком среди своего поколения. «Помру, и черт с ним!» — сетовал про себя хокаге, затягиваясь в очередной раз. Ему искренне опостылели вечные заботы о селении. Он уже давно заслужил размеренный отдых на пенсии. Итачи преклонил колено и начал свой доклад: — Обстановка накаляется, решительность отдельных людей растет, но конкретных планов еще нет. Цель прежняя — захват власти с помощью военного переворота. Хирузен, устало выдохнув едкое облачко, сухо спросил: — Аргументы в пользу восстания? — Проживание в самом отдаленном районе с плохой инфраструктурой, сокращение полномочий полиции, отсутствие влияния клана на реализуемую политику деревни, подозрение остальных жителей в том, что Учихи организовали нападение Девятихвостого на Коноху, — торопливо отчитался юноша. Ему хотелось поскорее покончить с этим, чтобы не успеть вникнуть в весь ужас происходящего. — Уже семь лет прошло с тех событий, а им все кажется, что их подозревают, — будто бы издевательски усмехнулся хокаге. В глазах Итачи на секунду мелькнуло искреннее недоумение. Он хоть и был белой вороной среди своего клана и не разделял многие настроения, но даже ему не удавалось игнорировать опасливое и местами злобное отношение жителей Конохи к Учихам. Поэтому юноша не смог смолчать: — Но нас правда обвиняют, хокаге-сама. Старик ухмыльнулся, наигранно не веря в домыслы обиженного клана, а сам про себя предположил: «Может мне и впрямь невдомек что именно происходит в деревне? Давно пора на пенсию». Хирузен прикрыл лысину треугольной шляпой, что лежала на кофейном столике, и устало прошептал: — Можешь идти. Юноша выпрямился, поклонился и уже собирался покинуть резиденцию, как услышал удрученное напутствие: — Итачи, будь аккуратен с Данзо. Иначе случится большая беда. — Есть, — отчеканил Учиха и скрылся из совещательной.***
Совет старейшин регулярно созывался рано утром, за несколько часов до начала рабочего дня в резиденции хокаге. Но так было не всегда. Учихи, сами того не зная, лишили спокойного сна не только себя, но и всю остальную деревню. «Они совещаются поздно ночью, а мы — рано утром», — шутливо подметил про себя Данзо, сидя за круглым столом вместе с Хомурой и Утатане. Возраст явно не пощадил их. Первая сотня морщин была преодолена еще несколько лет назад. Данзо недолюбливал Хирузена, но все же признавал, что с ним было работать куда приятнее, чем с этими двумя мумиями. Он их прям так про себя и называл — «дряхлые мумии». Сарутоби и в молодости не отличался пунктуальностью, а сейчас так и подавно. Вечные ожидания тоже раздражали педантичного Данзо. Дверь в совещательную распахнулась. В помещение сначала вошел горький запах табака, а затем и сам господин хокаге. Хирузен молча занял свое место, даже не здороваясь и не извиняясь за задержку. «Что ж такого ему напела ночная пташка, что аж лицо зеленое?» — мысленно недоумевал глава Корня. Сарутоби сцепил в замок ладони, тем самым продемонстрировав всем пожелтевшие от табака пальцы, и хрипло начал: — Круг лиц на тайных собраниях расширился по сравнению с прошлым месяцем. Больше нет оснований предполагать, что недовольство утихнет само собой, — хокаге закашлялся. — Прошу прощения, — прошептал старик. — Продолжим. Обвинения в сторону руководства деревни только множатся. Поэтому предлагаю сесть с Учихами за стол переговоров. Данзо чуть не подавился собственной слюной от реплики своего давнего товарища. Став большим начальником, он старался вести себя достойно, даже высокомерно, но здесь ему не удалось сохранить мнимые рамки приличия. — Своди их еще за свой счет в Ичираку, хрен ты старый, — зло сквозь зубы процедил Шимура. Шок от подобной дерзости исказил лица Хомуры и Утатане. Кохару прикрылась веером от стыда за поведение коллеги, а Митокадо шикнул: — Не выражайся. Но Хирузен уже настолько от всего устал, что и ухом не повел на выпад старейшины. Он монотонно продолжил: — Переговоры необходимо назначить в ближайшее время… Но возмущенный напускным пацифизмом Данзо не собирался дальше слушать хокаге и, вскочив с места, выпалил: — Тобирама-сенсей, должно быть, сейчас переворачивается в гробу! Задабривание Учих равносильно харакири! С ними можно разговаривать исключительно на их же языке, а они уважают только силу! Сарутоби лишь обреченно выдохнул и сильнее опустил голову вниз так, что треугольная шляпа закрыла от всех его лицо. — А вы чего молчите? Языки проглотили? Или тоже решили попытаться льва воспитать как домашнего кота? — глава Корня уже и вовсе не подбирал выражения. Утатане недовольно хмыкнула и, вздернув нос как можно выше, отвернулась от Шимуры. Хомура заметно напрягся, потупил взгляд в стол и строго заключил: — Не время для ругани. Предложение Хирузена можно рассмотреть, но видимо не сегодня. Нам всем нужно все как следует все обдумать. — Позорище, — весьма пылко и с открытым разочарованием бросил Данзо и подобно пуле вылетел из совещательной. «Деревней должна управлять сильная рука, железная воля! А не кучка сентиментальных пенсионеров!» — сокрушался глава Не. «Тобирама-сенсей, как хорошо, что вы пали на поле боя, а не в стенах резиденции от стыда, выслушивая подобные реплики. Как же вы ошиблись тогда с преемником! Только я один все эти годы оставался и остаюсь верным вашему учению». Шимура мчался со всех ног в Корень, чтобы приказать подчиненным разыскать того, в чьей исполнительности он не сомневался. «Юнец — всегда идеалист, но именно эта закономерность делает его наиболее податливым и уязвимым», — рассуждал про себя старейшина.