FUCK ME DADDY

Сакура стоит у стены и без интереса рассматривает веселящуюся толпу. Все разбились по парам, танцуют, общаются. Кто-то собирается небольшими группами, чтобы уединиться. Ей же общаться не с кем. Ино жестоко обманула, когда позвала с собой на вечеринку, уверяя, что там будет круто. От скуки и отчаяния остаётся напиваться в одиночестве и горько посматривать на обманщицу-подругу, которая весь вечер флиртует с парнем. Ради него она, кстати, и пришла. Сакуру можно было и не звать в таком случае. Она звенит опустошённым стаканом, где от коктейля остался только лёд. Разочарование и в алкоголе подкралось незаметно. Ещё один минус в копилку плохого настроения. Сакура вновь осматривает помещение, но взгляд ни за что не цепляется — тут нечего ловить, все скучные и безликие. Замечает у другого конца освободившийся диван и направляется туда. Она устала от бездействия больше, чем могла бы устать от танцев. Плюхается на выдохе в объятия мягкого дивана, боковым зрением замечая человека по соседству. Опьянение дурманит голову, расслабление льётся по телу. Но пристальный взгляд невозможно игнорировать, как бы ни хотелось забыться от этого недоразумения в виде отвратной вечеринки. — Плохой день? — бархатистый вкрадчивый голос раздаётся совсем близко — сосед явно не прочь пообщаться. Но с обладателем столь приятного голоса не против общения и сама Сакура. — Плохая вечеринка, — отвечает лениво, прокручивает в голове весь вечер, потом день, доходит до всей недели. — А вообще ощущение, что плохая совсем не вечеринка, а вся жизнь. Уныло и тускло. Собеседник поджимает губы и слегка хмурится — похоже, не ожидал в ответ услышать что-то помимо светской беседы о погоде. Выглядит он довольно отстранённым и не вписывается в рамки молодёжной вечеринки. Явно старше Сакуры, но не настолько олдовый, чтобы списывать его со счетов. Сакура наблюдает за ним незаметно, отмечает холодность и равнодушие во взгляде. В голове моментом пролетает мысль, что такому человеку можно вылить всю скопившуюся внутри боль. С незнакомцем легче откровенничать, когда знаешь, что никогда больше не встретишь его. А безразличие делает тебя для собеседника серым пятном, что не стоит внимания. — Как же осточертело быть везде лишним звеном, — говорит Сакура куда-то в пустоту, но с мыслью, что ее слушают. А если и не слушают — так еще лучше. — С подругой ощущаю себя порой мебелью. Что я есть, что меня нет — она может и не заметить, если голова забита очередным парнем. Для родителей я неправильная. Никогда не сравнюсь с их любимчиком — идеальным сыном. Шутка вся в том, что брат он отвратительный. Такой заносчивый, знает, что все самое лучшее только для него. Никогда не заступится, не поможет, будет с надменной улыбкой наблюдать. Сакуру заносит на бешеной скорости в поворот, в который она не вписывается. Поток слов уже невозможно остановить, а молчаливый слушатель располагает к откровению. Она замечает взгляд незнакомца — вроде бы с заинтересованностью и жалостью. А быть может, с отвращением и осуждением. Беседа получается своего рода исповедью, на душе у Сакуры однозначно становится легче. Даже со священником в церкви так не разоткровенничаешься — в эту церковь тебе ещё ходить с родителями по большим праздникам. — Кто бы мог подумать, что у такой милой девушки такая бурная жизнь, — с усмешкой подытоживает незнакомец. — О, это мы еще про тату не заговорили, вот уж где я на славу оторвалась, — смеется в ответ Сакура, хитро прищурившись. — Сказать, что я набила на заднице? — Она получает утвердительный ответ, наклоняется ближе и шепчет, обдавая горячим дыханием чужое ухо. Незнакомец одобрительно кивает головой, тень интереса четче проявляется на его лице. Сакура воодушевлена, алкоголь и приятный слушатель сделали свое дело. Вечеринка теперь не кажется ущербной, а подруга и вовсе поднимается на несколько уровней выше в личном списке Сакуры. Легкость в голове, легкость в душе — и настроение подскакивает с нулевой отметки. Сакура переключает внимание со своего внутреннего мира и переводит на внешний — хочет узнать собеседника ближе, но не успевает задать вопрос, как из толпы появляется Ино. Она хватает за руку и тащит на улицу, с восторгом что-то рассказывая. — Подожди меня здесь, я вернусь, — успевает кинуть Сакура напоследок, прежде чем ее уволокли в противоположном направлении. Она смиренно выслушивает подругу, выдерживает пересказ всего, что за вечер Ино узнала о новом парне, и даже успевает с тем познакомиться. Она делает все, чтобы её скорее отпустили обратно в душное помещение. Но когда она наконец-то прорывается в дом, на диване оказывается пусто. Ее верный слушатель ушел, и Сакура даже не узнала его имени. Небольшая горечь от упущенного знакомства завершает собой вечер, перетекший в пьяную ночь. Через неделю Сакура забывает напрочь о том вечере и об изливании души незнакомому человеку. Терапевтический сеанс прошел успешно, и она чувствовала облегчение, но обыденность вновь принимает ее в свои объятия. С большим трудом она заставляет себя ходить на работу и терпеть коллег, ко всему прочему прибавляется предстоящий семейный ужин, приуроченный, конечно же, к очередным достижениям Сасори. Его успех хуже горького яда, ведь от него не умирают, а лишь ощущают унижение перед родителями. Сакура всегда старалась. Из кожи вон лезла, все силы прикладывала, чтобы просто услышать немного похвалы. Но что бы она ни делала — родителям было недостаточно. Хоть тридцать медалей им принеси, а Сасори все равно будет лучше. В какой-то момент она просто перегорела. Закончились силы, чтобы притворяться идеальной версией себя, если для родных ты неидеален всегда. И Сакура сорвала тормоза. Бросила учебу, занялась творчеством, забилась татуировками и пирсингом. Проявила весь бунтарский дух, что подавляла хорошими оценками и прилежным поведением. Родители пребывали в ужасе от таких перемен и даже предлагали обратиться к психиатру, считая, что дочь умом тронулась. А Сакура лишь вздохнула полной грудью и стала собой. Нашла работу, чтобы не зависеть от родителей, а после переехала из дома на съемное жилье. И теперь ей предстоят выходные с семьей, и она не знает, как выжить в этом кошмаре. Одна мысль о напускной любезности и фальшивой улыбке вызывает рвотный рефлекс. — Сакура, — доносится снизу голос матери, — спускайся, все готово. Сакура закрывает глаза, делает пару глубоких вдохов и, собрав всю выдержку, выходит из своей безопасной комнаты. Из столовой доносится оживленный разговор вперемешку со смехом. Голос Сасори выделяется на общем фоне — этого зазнайку она узнает везде. Уже у самых дверей она улавливает еще один голос. Это не родители и не брат. Судя по всему, кто-то в гостях. Плюс еще один пунктик в копилку раздражения. Тихо открывает дверь и проскальзывает внутрь, чтобы не спугнуть случайно чужую беседу — пусть все смотрят и общаются с кем-то другим, нежели с ней. Стол накрыт, но все ждут Сакуру — общаются у камина, распивая напитки. Мама замечает ее и радостно приглашает за стол. Все рассаживаются по местам, пока Сакура залипает в телефоне. Листает бездумно ленту, не желая сталкиваться взглядом с кем-либо. Она готова весь вечер сидеть безмолвно, смотреть в тарелку, лишь бы побыстрее закончилась эта клоунада. Чувствует себя в цирке уродов. Вот наш золотой мальчик Сасори — он такой распрекрасный, скоро золотом срать начнет. А здесь у нас отброс общества, не подходите близко — она кусается. В семье не без урода, как говорится. Но у всех разное понятие уродства. Сакура откладывает телефон, чтобы мама не начала ее дергать. Приходится следовать общим правилам. Поднимает голову и видит напротив себя до боли знакомое лицо. Это лицо выглядит не менее удивленным, чем сама Сакура. — Знакомься, это Какаши, — представляет незнакомца Сасори, — мой университетский друг. Это Сакура — моя сестра. В момент осознания, кажется, раскололась Вселенная. Образ проявляется четче, и Сакура понимает — это тот самый парень с вечеринки, которому она нарассказывала всякой дичи про себя и свою семью. И как назло он сидит напротив, потому что Сакура всегда отсаживается от родителей подальше, показывая то же пренебрежение, которым они одаривали ее всю жизнь. — После универа он уехал работать в международную компанию, но недавно вернулся с отличными идеями, — расхваливает своего друга Сасори. Но Сакура не слушает. Она сверлит Какаши взглядом, осознавая плачевность положения. Сердце заходится в бешеном ритме от волнения, кровь приливает к лицу, благо тональник может частично скрыть красноту. А Какаши внезапно расплывается в улыбке, смотря на Сакуру в ответ. Это повергает в шок, и паника заходится в истерике. В мыслях горит ярким пламенем табличка SOS, сирена воет во всю глотку, но ответственные уже давно разбежались в разные стороны. — У тебя очаровательная сестра, Сасори. Я ее представлял совсем не так, — говорит Какаши, интонацией выделяя слова. Он стреляет острым взглядом в сторону Сакуры. Мурашки бегут по коже от столь пристального внимания. Ей становится еще неуютнее в своем доме, чем прежде. Вздох отчаяния она глушит в бокале вина, пока остальные ведут милые светские беседы. Рвотный позыв усиливается. — Извините, — недовольно говорит Сакура, обращаясь к родителям, — разве у нас не семейный ужин в лучших традициях? — Родители непонимающе смотрят на нее. — Тогда почему же с нами за столом сидит он? Она кивает в сторону Какаши, закипая от злости. Он словно усмехается, сидит с этой тупой улыбкой, весь такой святоша. Сасори его хвалит, рассказывает, какое дело они затеяли. Родители сияют от счастья, гордость распирает их. Только вот Сакура видела святошу на вечеринке. Не на простой тусе с алкоголем и танцами, а на вписке для своих, где балуются запретными веществами и устраивают групповухи. Да, она тоже была там — иногда ходит в такие места. Но Сакура никогда не выглядела святой в глазах родителей и в тот раз поплелась туда по большому счету из-за Ино. — Сакура! — осуждающе восклицает мама. — Как не стыдно, Какаши наш гость. У него есть компромат на нее. Много компромата, которым она сама же любезно с ним поделилась. И это должно останавливать Сакуру от импульсивных действий. Но она нехило так завелась от его присутствия. Желания подловить, выставить в неприглядном свете бешено зудит внутри. Такое поставило бы в неловкое положение и Сасори — слаще этого наслаждения только разочарование родителей при взгляде на него. Но она помалкивает. Понимает, что ее слова не имеют никакого веса и стоит Какаши при поддержке Сасори отрицать все, как она сама окажется скомпрометирована. Пока Сакура раскладывает в голове карты, обсуждение продолжается дальше. Все реки восторгов и успешного успеха разливаются вокруг неё противной липкой массой. Она ловит на себе заинтересованный взгляд Какаши, уголки его губ приподняты точно в насмешке. Выглядит так, словно он всем видом показывает, как его авторитет растет, а ее значимость — падает. — Серьезно, мы тут собрались ради деловой встречи или все же на семейный ужин? — Сакура не любитель всей этой семейности, но она куда лучше тошнотворных разговоров о Сасори и Какаши. — Сколько можно говорить об этом дерьме? — Да что с тобой сегодня?! — спрашивает мама. — Почему тебе нужно всегда все испортить? Вся в своего отца. Мама не блещет эмоциональностью, но каждый раз уж очень сильно реагирует на высказывания Сакуры. А аргумент про отца — проверенный инструмент давления, ведь на него Сакуре меньше всего хотелось быть похожей. Внутренне она почти достигает точки кипения и собирает всю свою злость, чтобы вылить ее на родителей, но не успевает раскрыть рот, как Какаши прерывает фразой: — Не знал, что ты так близка с отцом. Это конец. Точка. Последняя капля, что активирует ядерный взрыв. Какаши расплывается в приторной улыбке с многозначительным взглядом, его брови приподняты — всем своим видом говорит «и что ты мне сделаешь?». Его слова это отсылка, прямой намек на татуировку, о которой Сакура шепнула ему на вечеринке. «FUCK ME DADDY» — красуется на ее пятой точке. Сделанная на спор в пьяном угаре, но эта фраза ознаменовала конец света. Сакура подрывается с места, у нее только пар из ушей не валит от ярости. Она сверлит взглядом Какаши, пока остальные недоумевают. Кулаки сжимает до глубоких отметин от ногтей. Желание накричать на него при всех рвется наружу. — Ты, — указывает на Какаши, — идешь за мной. Сейчас же! Голос звучит так жестко, что всем ясно: неповиновение карается смертью. Какаши не сопротивляется, пожимает плечами и идет за Сакурой. Они выходят в сад на заднем дворе, заворачивают за угол, где их не будет слышно или видно. Идеальное место для убийства, на которое Сакура уже готова пойти, чтобы заткнуть этого напыщенного идиота. На вечеринке он казался классным, а теперь от него веет мерзким самодовольством. — Что ты делаешь, черт тебя дери! — шипит сквозь зубы Сакура. Она похожа сейчас на змею, готовую выпустить смертельную дозу яда в свою жертву. И даже не догадывается, что жертвой является сама. — Мечу на роль твоего отчима, — спокойно отвечает Какаши, пронзая хищным взглядом. — Будешь называть меня папочкой? Ловушка захлопывается. Сакуру словно душат стены вокруг, хотя она стоит среди кустов. Это тупик без возможности найти выход. — Ты все шутишь свои мерзкие шуточки? Не устал еще? — Судя по виду Какаши, устала здесь сама Сакура. — Я только начал. Что мне еще делать? Может, упасть тебе в ноги и молить о прощении? — Было бы неплохо. — Да уж, я тебя запомнил более общительной, — говорит Какаши с напускным разочарованием. Кривит губы, будто грустит, возомнил себя Пьеро из известной сказки, не хватает только нарисованной слезы. Но через секунду меняется в лице, наклоняется ближе и медленно тихо произносит: — Ты была такой раскрепощенной, откровенной… — Даже не смей ляпнуть что-нибудь родителям! — вскрикивает Сакура, топая ногой от возмущения. На секунду она представляет, как Какаши вываливает все, что услышал от нее в тот вечер. Мысленно она сгорает со стыда, видит разочарование на лице родителей, ухмылку Сасори из серии «как и ожидалось от неудачницы Сакуры» и победоносную улыбку Какаши. Как случилось, что именно этому заносчивому засранцу она дала в руки детонатор? Еще немного и все вокруг полыхнет. А пока полыхает Сакура. Больше внутренне, но огонь рвется наружу. — Да брось. Ты же сама не прочь им высказать все. Тебе полегчает. — О, ты у нас еще и психоаналитиком заделался? Раздражение разъедает изнутри. В первую встречу от Какаши веяло снобизмом, а сейчас веет высокомерием и зазнайством. Подстать ее братцу Сасори. — Был у нас как-то курс психологии. Один семестр. Кое в чем шарю. Можем поговорить о твоих проблемах с Сасори. — Его слова задевают за больное. — Не лезь не в свое дело! От возмущения у Сакуры вовсю пылают щеки. Она переволновалась за вечер, а злость сейчас добавляет масла в огонь. Жар проходится по лицу, уши невыносимо горят. — Не думал, что так тебе нравлюсь. Невозможно скрыть симпатию, да? — усмехается Какаши, заметив краску на лице Сакуры. Она чуть не давится от самодовольного заявления. — Я стариками-извращенцами не интересуюсь, — она пытается выкрутиться и делает выпад в его сторону. — Так Сасори тоже старик? — Как же ты бесишь! — Ее трясет от ярости. Любое сказанное слово он выворачивает в свою пользу. — Выглядел куда приятнее, когда молчал и просто слушал. — Так я все-таки нравлюсь тебе. Подловил! — Какаши показывает на нее пальцем, подтверждая жестом, что поймал ее в свой капкан, и широко улыбается. Сакуре в этот момент хочется хорошенько заехать кулаком по его лицу. И если бы не появившийся Сасори — она бы не сдержалась. — Что у вас происходит? — интересуется брат, пока Сакура борется с эмоциями. Она тяжело дышит, ее потряхивает, а к глазам уже подступают слезы. Только этого не хватало. Удушающее чувство беспомощности накрывает лавиной, Сакура не может дать отпор Какаши, не может сдвинуться с места. Огромным усилием она срывается с места, быстро проходит мимо Сасори, но тот внезапно тормозит ее, придерживая за руку. — Ты в порядке? — спрашивает вроде с участием и беспокойством в глазах, но Сакура не верит ему. — Не трогай меня, — сквозь зубы цедит в ответ, вырывая руку. — Никогда. — Я тебя чем-то обидел? — Своим рождением, — огрызается Сакура и уходит, не желая продолжать бессмысленный разговор. Эта стычка — кульминация дерьмового вечера. Что бы она себе не рисовала в голове — такое вообразить невозможно. Ей дико обидно. Всю жизнь она чувствовала себя изгоем в собственной семье, всегда была неправильной и шла наперекор. И сегодня ей аукнулась непокорность. Сакура не знает, что Какаши наговорит Сасори, расскажет ли что-нибудь родителям. Но с нее достаточно и того, что случилось уже. Она идет в комнату и запирается там ото всех.